Онлайн чтение книги Тревожные галсы
13

Он вошел в каюту тихо, Грачев даже не слышал, как скрипнула дверь.

— Ну, здравствуй, Петр! — как-то торжественно сказал Савчук.

Грачев мигом вскочил с места, зачем-то схватил со стола фуражку. Лицо его расплылось в широкой и доброй улыбке.

— Вот так встреча! — воскликнул он и тут же засуетился, не зная, куда лучше посадить дорогого гостя, то ли к столу, ближе к себе, то ли в кресло, стоявшее в углу каюты. — Евгений Антонович, какими судьбами?

Савчук уселся, снял фуражку; в каюте сына своего боевого друга он чувствовал себя как дома.

— А ты, Петр, возмужал, — Евгений Антонович широкой мясистой ладонью провел по подбородку. — Зарос я, да! А что, если я у тебя побреюсь?

— Пожалуйста, у меня все под рукой...

Савчук брился и рассказывал Грачеву о том, что был у него дома в гостях, мать встретила его тепло; и картина ей понравилась и то, что ветеран приехал к ней в гости.

— Поседела твоя мать, Петр, а все думы у нее про тебя, — Савчук стал умываться. — Не радует ее то, что ты холостяк.

— Рано мне семьей обзаводиться, — сказал он с горькой усмешкой.

Однако Савчук возразил ему — моряку надо иметь семью, тогда и служить легче.

— Полюбил девушку — вот и женись, — Евгений Антонович не то сердито, не то с усмешкой скосил глаза. — Ты что думаешь, любовь можно планировать? Нет, брат, эта штука приходит к тебе без приглашения. Ты не затягивай...

— К осени женюсь, — улыбнулся Петр. — Это уж точно. Я вам, как отцу, открылся.

— Ира, да?

— Она... Вы же видели ее?

— Так, мельком, когда был у Серебрякова. — Он положил полотенце, взглянул на часы. — Извини, я пойду, в штабе меня ждет комбриг. Да, — спохватился Савчук, — кто такой Сергей Кесарев, мне его дали в помощники?

— Минер что надо...

— Ну, ну... — И Савчук толкнул дверь.

«Бодрый» резал кипящие пласты воды. Он то спускался в пучину так, что оголялись винты, то задирал нос кверху, и казалось, хотел встать на дыбы. Временами эта продольная килевая качка дополнялась бортовой, когда корабль бросало с борта на борт. Студеный ветер пронизывал до костей, и Савчук продрог. Стоявший рядом с ним Кесарев посоветовал ему спуститься в каюту, но Савчук возразил:

— Нет, я должен быть здесь. Мина новая, надо самому все проверить.

Корабль левым бортом черпнул воду, и брызги накрыли Кесарева. Тонкими змейками стекала с его капюшона вода.

— Ну и погодка! — воскликнул он. — Мне эта музыка по душе. А вам?

Савчук выпрямился. Его лицо было все в каплях воды, они падали с очков, бусинками повисали на бровях.

— Может, перекурим? — предложил он.

Они встали с подветренной стороны кормового мостика и закурили.

— А что у вас произошло? — прервал молчание Савчук.

— У кого и где?

— На корабле. И у вас лично. На учениях.

Кесарев сказал, что по вине его подчиненного корабль не выставил минное заграждение.

— Да, было дело. Хотел уйти с корабля. — Сергей вздохнул.

— Уйти с корабля легко, но от себя не убежишь, — задумчиво заметил Савчук. — Мне бы давно следовало уйти на отдых. Но не могу. А вы так легко все решаете.

— Чем же вас так притягивает море?

Савчук удивленно вскинул голову. Капли сорвались с бровей и горошинами покатились по щекам. Не знал Кесарев, что за плечами этого щуплого на вид человека, так не похожего на моряка, тридцать лет флотской службы.

— Многим удерживает, многим... — Савчук помолчал. — Корни мои тут глубоко ушли.

«А мои корни Скляров рубит», — грустно подумал Кесарев. Вслух сказал:

— Курсы у нас с командиром разошлись.

— Что не поделили? — усмехнулся Савчук.

— Тесно нам с ним на корабле...

На своем веку Савчук немало повидал людей и привык судить о них не по внешним признакам, что так ярко бросаются в глаза, а стремился понять суть человека. Кесарев ему сразу понравился своей деловитостью, вдумчивым отношением к делу. Савчук немало удивился, узнав о стремлении Склярова списать минера на берег.. Он чувствовал в этом какую-то неестественность: ведь Кесарев не первый год плавает, и не может он так просто расстаться с кораблем. Ему было очень важно разобраться во всем этом, лучше узнать людей, с которыми предстояло проводить испытания нового оружия. Капитан второго ранга, выслушав его, сказал:

— Порохом горит этот Кесарев. Я не удивлюсь, если он и с вами кипятиться будет. — И, глядя ему в глаза, доверительно добавил: — Капризный. На корабле с такими тяжело бывает. Потому-то и строг с ним. За это он зол на меня. А дело свое знает, не с первой миной встречается.

Сейчас Савчук как бы невзначай обронил:

— А командир у вас строгий...

— У нас без строгости нельзя, — отозвался Кесарев.

«А я думал, станет жаловаться на Склярова», — отметил про себя Савчук.

...В то утро не ладилось с прибором кратности, и Савчук никак не мог понять, в чем дело. А на соседнем корабле его ждали работники научно-исследовательского института.

— Проверяйте электросхему, — сказал он Кесареву, — я скоро вернусь.

Весь день он был с группой испытателей на корабле у капитана 2 ранга Ромашова, где устанавливалась аппаратура, вернулся к себе в каюту под вечер. Не успел снять пальто — пришел Кесарев. Он как-то неуклюже помялся, но когда услышал приглашение конструктора присесть в кресло, осмелел.

— Я на минутку, Евгений Антонович, — негромко сказал он. — Прибор кратности сработал.

— Да? — Савчук присел к столу. — В чем же была загвоздка?

— Один проводок отключился. Хотите, я вам покажу?..

После этого Савчук окончательно убедился, что Кесарев как раз и есть тот человек, который ему необходим.

— Пусть Кесарев будет при мне, — сказал он комбригу Серебрякову.

Тот согласился.

...Море по-прежнему пенилось, шумело, волны с грохотом набрасывались на корабль, заливая палубу и надстройки.

— В такую вот погоду в войну мы не раз ставили мины, — сказал Савчук. — Знаешь, сколько вражеских кораблей на них подорвалось? Семь. Да, семь...

Савчук нагнулся, проверил натяжение троса. Кесарев заметил, что на левой руке у конструктора нет указательного пальца. Савчук перехватил его взгляд, поднял руку:

— Это еще в войну. Мину крепили. Тросом отхватило... Тогда всем нам было до слез тяжело. Вот послушай...

...Подводная лодка капитан-лейтенанта Василия Грачева вышла на постановку мин. Район усиленно охранялся немецкими сторожевыми кораблями. Неожиданно по курсу вспыхнул белый огонь. Что это? Враг? Уйти на глубину? Белый огонь не гас, он перемещался вправо. Штурман доложил, что в нескольких милях — вражеский берег. Стало ясно, почему патрульный корабль так смело несет огонь на мачте. Огонь долго еще мерцал в кромешной тьме. Наконец исчез. Кажется, их заметили... Лодка вошла в узкий, как рукав, фиорд, и в эту минуту, в балластной цистерне сорвало с креплений мину. Надо было вскрывать лаз, иначе взрыв неминуем. Лодка, замедлив ход, подошла к скале, на ее фоне корабля не было видно, и Савчук забрался в цистерну, напоминающую собой продолговатую железную бочку. Мины удерживались тонкими стальными тросами, один из них лопнул, и надо было его срастить. Савчук лег на спину и обеими руками начал плести тонкие стальные нити. Он уже кончил работу, когда лодку сильно качнуло, мина сорвалась с места, и в то же мгновение он ощутил в руке резкую боль. Тонкий стальной канатик, как бритвой, отсек ему палец. Брызнула кровь, у Савчука от боли помутилось в голове. Он понял, что теперь ему не срастить трос, надо разоружить мину, Тяжелой больной рукой он зажал ее, а другой стал вынимать запал. Спустился в отсек весь в крови и совсем ослабевший. К исходу ночи лодка выставила мины, блокировав выход из фиорда.

— Да, такое не забывается, — выслушав его, сказал Кесарев.

...Корабль наконец вышел в район полигона. У островка, что рваным клочком земли чернел над водой, покачивалось на волнах вспомогательное судно «Витязь». На нем находился старший инженер группы. Скляров, разглядывая судно в бинокль, сказал:

— А я боялся, что оно спрячется где-то в шхерах.

На мачте «Витязя» замигал белый огонек. Капитан судна сообщал, что заболел радист, и просил командира «Бодрого» прислать замену.

— Кого пошлете?

— Гончара нет, придется мичману идти.

— Поторапливайтесь...

Крылов на катере отправился на судно.

Грачев все еще не мог успокоиться, он не переставал думать о Гончаре. К нему подошел Савчук.

— Что зажурился?

Петр сказал с горькой усмешкой:

— Гончар, мой радист, где-то на берегу остался. Опоздал из увольнения...

— Я в своей службе ни разу не опоздал на лодку, — задумчиво сказал Савчук.

Корабль бежал к острову. Тучи низко нависли над водой, и она потеряла свою голубизну, была черной, как разбавленная тушь. Ветер срывал с волн белые пенистые гребешки и швырял их на палубу. Савчук заглянул в рубку штурмана, спросил, какой грунт в заданном районе.

Лысенков оторвался от карты.

— Густой и вязкий.

— Плохо, — сказал Савчук. Он еще не забыл случая, когда несколько лет назад на Черном море мина не всплыла на заданную глубину, ее засосал ил. — А где тут поблизости песок?

Лысенков, бросив беглый взгляд на карту, сказал, что примерно в десяти милях от точки постановки мины.

Савчук попросил Склярова изменить курс. Тот в раздумье прошелся по мостику. У новой мины большой радиус действия, и это небезопасно. А вдруг южнее острова на глубинах находятся подводные лодки? К тому же в районе рыбачат два сейнера.

— Не могу, Евгений Антонович, — развел Скляров руками. — По инструкции я обязан доложить.

— Павел Сергеевич, ведь инструкция не заменит нам собственных мыслей? — усмехнулся Савчук.

Скляров решил все же запросить штаб. Включил радиомикрофон и уже через минуту докладывал командующему просьбу Савчука. Адмирал одобрил его действия. «План испытания утвержден главкомом, и я не имею права его менять, — послышалось в трубке. — Но если конструктор настаивает, можно дать запрос».

Савчук сердито свел брови, на которых серебрились крохотные бусинки воды.

— Нет уж, времени терять не будем. Поставим мину с устройством против ила...

 

— Штурман, наше место?

Скляров напряг слух, потому что на мостике в сигнальных снастях завывал ветер. Корабль шел полным ходом, по обоим бортам белой пеной закипала вода.

В дверях рубки мелькнула белобрысая голова Лысенкова.

— Корабль в пятистах метрах от точки постановки! — выкрикнул он.

Савчук подумал о том, что пора запросить «Гордый», готова ли к работе система телезаписи с регистрирующими приборами. Он попросил Грачева дать ему связь — неподалеку от рулевого был оборудован переносный радиопост. Петр подал конструктору микрофон, включил рацию. Зажглась красная сигнальная лампочка, и Савчук начал передачу. В ответ в трубке заклокотало:

— «Дельфин», я «Кальмар», слышу вас хорошо. Прием.

— «Кальмар», я «Дельфин», где там «Второй», пригласите его на связь. Да, жду. Что? — У Савчука под глазами появились паутинки морщин, и весь он напрягся. — Ах, это вы, Гриша! Слышу прекрасно. Как там у вас? Все хорошо? Ну-ну... Во время эксперимента проследите за приборами. Делать ли записи? А как же, обязательно! Снимать показания с каждого прибора, слышите — с каждого! Нет, нет, я уверен, что мина сработает, но так надо...

Скляров с неподдельным интересом наблюдал за Савчуком и не мог не заметить, с какой строгостью относился конструктор к себе, проявлял завидное упрямство, жестоко требовал в точности делать все так, как предписывалось; и всякое, даже малейшее отклонение от заданной программы заставляло его волноваться. Но он умел держать себя, не терялся, и даже голос оставался прежним — спокойным и решительным; он верил в свое детище — мину, и эту уверенность старался передать другим. И сейчас, во время разговора со «Вторым», в душе Склярова шевельнулось чувство зависти, но скоро на смену ему пришло страстное желание помочь этому человеку, который, как говорил на днях морякам замполит Леденев, дважды был на волосок от смерти...

«Чур, Пашка, ты начинаешь завидовать Савчуку, — сказал себе Скляров. — А это грешно. Ты, Пашка, своей славы добейся, вот как добился Ромашов. Пусть она хоть и не будет громкой, но своя!»

— Что вы сказали, Гриша? — все еще говорил по микрофону конструктор. — Так, так, понимаю. Шумит, да? Нет, он, видно, шумит. Я всех приглашаю на «Бодрый», да, да и Ромашова. Ах не пойдет. Ну, это он зря. — Савчук, прикрыв ладонью микрофон, обернулся к Склярову: — Павел Сергеевич, Ромашов не хочет ближе к нам подходить, дескать, волна крутая, ветер и прочее. Я ведь не начну испытания, пока не соберу здесь людей, не поговорю с ними.

«Волна-то крутая, но корабли друг от друга находятся далеко, — подумал Скляров. — Хотя риск тут, разумеется, есть». Он взял из рук конструктора микрофон и пригласил на связь Ромашова. Пользуясь правом старшего на испытаниях, Скляров велел «Гордому» изменить курс.

— Вам и «Второму» надлежит быть здесь, — заключил капитан 2 ранта.

Сухо щелкнул переключатель, и в трубке прозвучал голос Ромашова. Командир «Гордого» спрашивал, нельзя ли вместо него послать старпома. Погода портится, и он боится, как бы не снесло корабль на мель. Тут места для плавания опасные...

— Как вы? — Скляров взглянул на Савчука.

Тот вновь повторил, что личное присутствие Ромашова необходимо. Ведь «Гордый» будет выполнять большой объем работ, и весьма важно, чтобы командир корабля знал в деталях, как и что ему надлежит делать.

Скляров включил микрофон и коротко изрек:

— Вам надо быть, это просьба конструктора. Как поняли? Прием.

— Вас понял, буду, — отозвался Ромашов.

Потом связь с «Витязем». Капитан судна четко ответил:

— Есть, буду!

Савчук поинтересовался, кто на «Витязе» капитаном. Раньше там был Игорь Васильевич Камышев, с которым конструктор познакомился лет пять назад. Познакомился в океане, когда там проходили маневры кораблей.

— Опытный мореход, — добавил Савчук.

Скляров сказал, что Камышева еще в январе перевели на новейшее вспомогательное судно, а «Витязя» он сдал Егору Ермакову.

— Погодите, так это же сын героя-подводника! — воскликнул Савчук. — Я знал его отца, штурмана, он служил в дивизионе Магомеда Гаджиева, не так ли?

— Он, — ответил Скляров. — И весь в отца — и характером, и хваткой. Я был у него на свадьбе. С Дона у него жена. Близнецов родила...

— Дети — это хорошо. Это большое счастье, — задумчиво сказал Савчук.

У него самого не было детей. Впрочем, не так... У него же есть Катя. Милая его Катя, как звездочка на небе... Он души в ней не чаял, и не было дня, чтобы не вспомнил о ней; чем объяснить, он не знал — то ли отцовским чувством, которое не так легко ему скрыть, то ли жалостью (Катя два года назад сломала себе ногу, перенесла сложную операцию), то ли боязнью, что скоро выйдет она замуж. Всю душевную щедрость, не колеблясь, отдавал ей...

— От борта «Гордого» отошел командирский катер! — раздался зычный голос вахтенного сигнальщика, и Савчук оторвался от воспоминаний.

Теперь он стал размышлять о том, как проведет инструктаж командиров кораблей. С испытаниями надо спешить. С утра он надеялся, что к началу эксперимента море поутихнет, но как сообщили синоптики, ветер набирает силу и к ночи достигнет двадцати метров в секунду.

— И мне быть на инструктаже? — спросил его Скляров, когда катер с «Гордого», попутно взяв на «Витязе» капитана, устремился к «Бодрому».

— Разумеется, Павел Сергеевич. — Савчук вынул из кармана платок и вытер брызги. — Вы тут флагман, моя правая рука, так что командуйте...

На борт «Бодрого» наконец поднялись участники испытаний нового оружия. Капитан судна Ермаков, полный, с очень выразительными глазами и добродушно-смешливым лицом, с бакенбардами, одернув куртку, на которой блестели капли воды, бодро поприветствовал Савчука и Склярова.

— «Витязь» готов к работе, — сказал он и тут же, достав из кармана трубку, начал набивать ее табаком. — А за радиста вам, Павел Сергеевич, благодарствую. Парень, видать, орел, не зря и фамилия у него под характер — Крылов. Мигом все сделал в рубке, и теперь у меня с вами прямая связь. — Он вдруг засмеялся: — Мои сыновья-то сегодня именинники. По пять лет им. Только сейчас передал в базу поздравления...

Капитан 2 ранга Ромашов стоял рядом и нетерпеливо ожидал, когда Скляров закончит разговор с капитаном судна и поглядит в его сторону. Но тот, казалось, не замечал командира «Гордого», и лишь когда Ромашов шагнул к нему ближе, обернулся.

— Рад видеть тебя, Борис! — Ромашов протянул Склярову руку и, сдерживая улыбку, совсем некстати добавил, что погода вконец испортилась, а у старпома опыта еще маловато.

Скляров тепло пожал ему руку.

— Борис, мы ведь не на прогулку сюда пришли, и уж коль я назначен старшим, прошу мои распоряжения выполнять.

— Ого, да ты как тот комбриг, а? — улыбнулся Ромашов. — Гляди, еще и арест мне объявишь!

В кают-компании Савчук разложил на столе бумаги и, поднявшись, заговорил:

— Товарищи, позвольте мне кое-что сказать вам перед началом испытаний...

Ромашов слушал его с каким-то внутренним протестом, его все еще сердило, что «Гордому» в связи с испытаниями был отменен поход в Атлантику, где он бывал уже не раз и где, по его выражению, «романтика слезу выжимает, а циклон холодит душу». Когда Савчук умолк, он спросил о мине: стоит ли она того, чтобы дать ей жизнь?

— Кратко можно...

И Савчук рассказал, что в новой мине заложено мощное взрывчатое вещество, она способна поражать крупные корабли. Характерно, что мина имеет те же параметры, что и обычная торпеда, поэтому ее могут выставлять и подводные лодки. Чувствительность неконтактного взрывателя можно увеличить в несколько раз. Точную цифру он не назовет, ибо в каждом конкретном случае она может быть различной.

Савчук спросил, все ли ясно, и, не услышав вопросов, коротко заключил:

— Тогда — за дело!..

Корабли заняли свои места.

...«Бодрый» подходил к заданной точке. Откуда-то появились чайки, они парили над кораблем и неугомонно кричали.

— Курс? — запросил командир вахтенного офицера.

— Сто пять градусов!

— Так держать!..

В следующую минуту прозвучала боевая тревога. А за ней — команда: корабль к постановке мин изготовить...

 

«Бодрый» лег на боевой курс.

С этой поры Склярова было не узнать. Лицо у него стало какое-то холодное и неприступное. Он то и дело подходил к штурману, смотрел на карту. Лысенков вопросов ему не задавал, он знал привычку командира: в самые ответственные моменты тот лично следил за курсом корабля.

— Возьмите семь градусов влево, а то с зюйда у острова — банки, — сказал он штурману. — Глубины там большие, но камни...

Вахта донесла, что «Гордый» застопорил ход у островка. Скляров чертыхнулся: мудрит что-то Ромашов. Он включил микрофон, переносной радиостанции и сердито запросил:

— Борис, ты что выжидаешь? Не отставай от судна...

— Выдерживаю дистанцию, — отозвался Ромашов.

«Все осторожничает, а где так идет напролом», — усмехнулся Скляров. Он сказал Ромашову, чтобы подтянулся ближе, а то ведь «Бодрый» изменил курс.

— Понял тебя, Паша...

«Ишь ты, теперь я для него Паша. Нет уж, меня этим не возьмешь. Будешь все делать так, как велю. Я тут старший».

— Товарищ командир, — крикнул штурман, — мы в заданной точке!

Скляров коротко бросил в микрофон:

— Начать постановку!..

Кесарев и Черняк подкатили тележку по узким рельсам к самой корме и столкнули мину за борт. Вода за кормой вспенилась. Мина встала на заданной глубине.

«Для начала недурно», — отметил про себя Савчук и вместе с другими специалистами поднялся на ходовой мостик. Он ждал, когда всплывет сигнальный буй.

— Долго ждать? — спросил его Скляров.

— Скоро появится, — весело ответил конструктор.

Корабль скатился немного в сторону, и капитан 2 ранга приказал рулевому взять правее на три градуса.

Ветер дул с прежней силой. Желто-бурые волны лизали корабль, гулко били в его борта. Небо, казалось, опустилось к самой воде, оно дышало ледяным холодом. Но вот сквозь тучи проклюнулось белое солнце, и все вокруг посветлело. Море заискрилось, заголубело. Но ничего этого Савчук не замечал. Он будто врос в палубу, перед глазами плясал, переливался янтарными бусинками клочок воды, где вот-вот должен был появиться буек. Лохматая волна вдруг с шипящим треском ударила в надстройку, хвостом задела Савчука, и брызги попали на очки. Он снял их, протер платком и снова устремил свой взгляд на воду. Но буйка не было.

«Может, зацепился за лапу якоря?» — мелькнула мысль, но тут же исчезла.

Скляров, уже давно заметивший, как волнуется конструктор, будто невзначай обронил:

— Куда он денется? Всплывет!..

— Да, конечно, куда он денется... — машинально отозвался Савчук. Чего он боялся, так это неточности в конструкции какого-то узла оружия.

Помощник конструктора инженер-капитан 2 ранга, кандидат наук, то и дело поглядывал на Савчука, порываясь что-то сказать, но не решался. Наконец он промолвил:

— Может, не сработало реле?

— Сомневаюсь, Альберт Гаврилович, — сказал ему Савчук.

— Тогда пусть «Гордый» еще пройдет над миной.

— Нет, ни в коем случае, Альберт Гаврилович. И вообще, давайте помолчим...

Савчук пристально вглядывался в пенистую воду. Во время испытаний у него случались неувязки, но он всегда верил в сделанное им оружие. Эта вера не покидала его и сейчас. Ну, а если буек не всплывет, что тогда? Тогда водолазы спустятся на глубину, подрежут минреп, и мина всплывет. Они умеют это делать, водолазы. На эту операцию у них уйдет не больше часа.

Новую мину Савчук вынашивал долго и мучительно. И когда она была готова в чертежах и он представил ее главному конструктору, тот не сразу, а спустя неделю-две вызвал его и сказал: «Вы знаете, идея этой вашей мины просто захватывающа. Но какой она будет на деле? Тут много вопросов возникает. Наверно, и для вас тоже. Что ж, дерзайте...»

Сколько времени прошло с тех пор? Не так уж много, потому что Савчук только и жил своей миной. И вот теперь начались ее испытания. Перед отъездом на Север, главком Военно-Морского Флота беседовал с Савчуком, интересовался, как идут дела и не нужна ли его помощь. Заканчивая разговор, сказал:

— Флот ждет ваше оружие, Евгений Антонович!

Флот ждет, а у него вот заминка...

Савчук положил руку на леер мостика и почувствовал, как знобко дрожит корабль под ударами волн. Небо снова налилось чернотой, и только на западе, куда в бездну сваливалось солнце, оно было чистым, светло-голубым, словно только-только нарисованное кистью художника. Но Савчук будто забыл о море, забыл о ветре, который обжигал лицо. Его мучила одна мысль: что с миной, где буек и почему он не всплывет?

Скляров предложил развернуть корабль, тщательно осмотреть место: может, трос запутался? Но Савчук потер озябшие ладони, сердито отозвался:

— Спасибо за сочувствие, Павел Сергеевич, но пойми, оно сейчас действует мне на нервы. Подождем еще. Мало ли что. — «Буек не мог потеряться, он должен всплыть! — думал Савчук. — Должен...»

Но буек не всплывал. И это был первый признак, что в мине что-то не сработало. Противный холодок добрался до сердца и сжал его болезненный комок.

— Что ж, придется менять курс...

А про себя с ожесточением подумал: «Только не раскиснуть, не поддаться растерянности, как сейчас. И Скляров это хорошо видит, но молчит. Бережет мое самолюбие. Сам-то он молодцом, знает, что мина не пустяк. Она сложный электронный механизм, где все взаимосвязано. Затерялся буек — ну и черт с ним. Не затерялась бы мина. А она там, на глубине, висит на стальном тросике и просит слова. Нужно заставить ее заговорить...»

Корабль между тем развернулся, взрыхлив носом пласты иссиня-темной воды. Они с уханьем ударили о борт, и брызги окатили стоявших на палубе людей ледяным душем.

С борта «Гордого» засигналили: «Сколько мне стоять еще? Прошу сообщить: где мина?»

— Что ответить Ромашову? — спросил Скляров.

— А ничего, молчать... Уметь ждать — это важная командирская черта.

Едва на «Гордый» отстучали семафор, как вдруг в грохоте моря раздался тревожно-радостный голос матроса Белого:

— Справа, курсовой пятьдесят, вижу буек!

Савчук так и впился глазами в воду.

— Где, где буек? А-а-а, вижу, вижу, вот он, миленький! Ишь, скиталец, выскочил все-таки наверх!

— Ух, — радостно выдохнул Скляров. — Прямо гора с плеч. По-моему, самый раз побаловаться чайком. А то, вижу, озябли...

— Я-то? — Савчук неловко потрогал себя за посиневший нос. — И вправду озяб. Только даже не заметил. Видать, терпеливый я. А скажи, Павел, веришь в мое оружие?

— А то как же? — удивился Скляров. — Оно, ваше оружие, уже стало нашим. — Капитан второго ранга окликнул вахтенного рулевого: — Право руля! Еще, еще... Так держать!..

Корабль прошел неподалеку от красного буйка. Тот качался на воде, всем своим видом кричал: «Подо мной мина!» Савчука, однако, все еще мучило, почему буек застрял на глубине. Если раньше винил лапу якоря или реле времени, то теперь понял одно: при подготовке мины что-то упущено. Савчук взял журнал и, усевшись на стул-вертушку рядом со штурманом, стал читать записи.

«Ах вот в чем дело! — едва не воскликнул он вслух. — Время...»

Савчук подозвал к себе инженер-капитана второго ранга и не без раздражения спросил:

— Альберт Гаврилович, какое время вы установили на приборе в мине?

Тот настороженно пояснил:

— Сорок минут.

— Сорок, да? — Савчук уставился на своего помощника. — Там сорок, а здесь тридцать, а?

Альберт Гаврилович схватил журнал. У него дернулись губы, и весь он порозовел.

— Вот дьявол, как же это я, а? Десять минут... Вы уж извините... Десять минут...

— Да, десять, — вздохнул Савчук. — Этого времени хватит, чтобы поседеть, поломать себе жизнь, даже погибнуть... — сухо добавил он.

По сигналу Склярова капитан 2 ранга Ромашов поставил свой корабль на якорь. С борта спустили шлюпку, и она подошла к буйку. Помощник Савчука из конструкторского бюро, руководивший работами на «Гордом», взял в руки концы провода от буйка, подключенных к мине. Там была установлена телеметрическая система записи. Предполагалось, что, когда «Бодрый» появится в зоне действия мины, прибор выдаст импульс на аппаратуру, и произойдет взрыв. Конечно, совсем слабый, для корабля безопасный.

— Мне важно знать, как сработает схема, — пояснил Савчук Склярову. — У мины ведь сверхчуткий прибор...

Скляров слушал конструктора, ничуть не удивляясь тому, как близко принимал он все к сердцу. За эти дни капитан второго ранга ближе узнал Савчука и видел, что малейшая заминка заставляла его переживать, волноваться, и тогда Скляров сочувствовал ему, старался хоть чем-то помочь. «Мой отец всю жизнь прожил в селе и до глубокой старости трудился в колхозе, — говорил он как-то Склярову. — Хлебное поле он называл полем жизни, не раз повторял, что от человека идет добро по земле. Вот от нас, например, от старпома Комарова, от меня... У меня тоже есть свое хлебное поле, только синее оно по утрам да зыбкое».

И сейчас, глядя на Савчука, Скляров думал: «В нем, видно, глубоко проросло отцовское зерно. У всех нас есть что-то отцовское...»

— Товарищ командир, — послышался голос Власа Котапова, который находился в посту радиометристов, — в тридцати милях отсюда, севернее мыса Светлячок, — появилось судно.

— Какое?

— Сейнер. Видно, в базу идет.

Услышав этот разговор, Савчук зевнул:

— Пусть идет себе, оно от нас далеко в стороне. К тому же сегодня взрывать мину не будем.

Скляров, однако, возразил ему, мол, судно появилось в закрытом для плавания районе, и он обязан поднять соответствующий сигнал.

— Может быть, — буркнул Савчук, все чаще посматривая в сторону шлюпки.

Помощник очень долго возился у мины, и Савчук озабоченно спросил:

— Неувязка?

— Да, ваш коллега замешкался, — заметил Скляров.

Наконец шлюпка отошла от буйка. А вскоре с «Гордого» сообщили, что аппаратура подключена, настройка сделана.

— Ну, Павел Сергеевич, начинается самое главное, — сказал Савчук.

Корабль лег на новый курс. Мина находилась где-то в пучине, и над ней колыхался буек. «Бодрый» пройдет неподалеку от мины, и этого достаточно, чтобы сработал запал.

— Павел Сергеевич, увеличьте ход до среднего, — попросил Савчук Склярова.

Все ближе буек. Савчук застыл, глядя в одну точку. От ветра стали слезиться глаза. Сработает или не сработает? Должна сработать! Должна!.. Савчук передал на обеспечивающий корабль, чтобы наблюдали за приборами. «Мне нужна вся запись! Через пять минут мы будем в зоне действия неконтактного взрывателя...»

Штурман доложил, что зона рядом. Скляров взял в руки черную кругляшку микрофона.

— Товсь!

Корабль вошел в зону, и командир резко скомандовал:

— Ноль!..

Савчук мысленно представил себе, как по мере приближения корабля к мине в ней происходит нарастание сигнала до максимума, когда должны замкнуться контакты и произойдет локальный взрыв. Только бы не заело. На мостике все притихли. Савчук, казалось, не дышал, он вытянул шею и напряженно ждал. А зона все ближе. Сто... пятьдесят... тридцать метров... И вдруг на поверхности моря взметнулся белый пузырь. Корабль слегка закачало.

Савчук снял очки и, хитровато сощурив глаза на Склярова, довольно сказал:

— Ну, вот и все, Павел Сергеевич. Теперь возьмемся за другие узлы мины. Дайте-ка закурить...

Скляров протянул ему сигареты. Савчук взял одну, прикурил. На мостике было свежо — дул норд, море приняло черную окраску, но Савчук был весел.

— У меня душа поет, — признался Савчук. — И вовсе не потому, что наконец после долгих дней похода возвращаемся в базу. Я могу месяцами скитаться в море, во мне выработалась привычка. Душа поет оттого, что сделано начало, хотя, конечно, с миной еще придется повозиться. А что вы скажете?

По обветренным губам Склярова скользнула усмешка, Савчук даже насторожился, боясь, что командир «Бодрого» станет возражать.

— Ваше оружие, Евгений Антонович, безусловно, заинтересовало меня, как бывшего минера, — капитан 2 ранга взялся за околыш фуражки, боясь, что порывом ветра ее сорвет с головы. — Но ваш приезд в разгар учений... — Скляров вздохнул. — Скажу вам честно, ваш приезд выбил меня из колеи. Тут, если хотите знать, не амбиция, нет, по натуре я человек исполнительный. Но «Бодрый» корабль боевой, и решать ему задачи куда посложнее, чем то, что мы сейчас делаем.

— А вы человек прямой, мне это нравится, — засмеялся Савчук. Он глотнул дым, но поперхнулся и закашлял, лицо покраснело. — Кажется, я много сегодня курю. Так вот насчет прямоты... Мне это нравится. И уж коль зашел разговор, скажу вам честно — не я просил выделить ваш корабль для проведения испытаний. Нет, не я, голубчик. Ваш комфлота предложил.

У Склярова лицо напряглось.

— Комфлота? — настороженно спросил он.

— Ага, — Савчук загасил сигарету. — А я имел в виду другого командира...

— Кого? — Скляров смотрел на конструктора не мигая, словно боялся, что тот не скажет. Все эти дни, как только Савчук прибыл на корабль, Скляров ходил удрученный; в душе он завидовал Ромашову, его «Гордый» уже трижды побывал в Атлантике; в прошлом году на корабле был главком, тогда артиллеристы поразили воздушную цель первой ракетой. А когда в штабе флота в беседе с командирами кораблей главком отметил слаженность экипажа в море, Скляров тогда не без зависти подумал: «Эх и повезло Ромашову!»

Савчук все еще молчал, видимо, размышлял о том, как ему быть, что ответить.

— Так какого командира вы имели в виду? — вновь спросил Скляров.

— Ромашова... — На лице Склярова застыла улыбка. — Точнее, не я, а он просил меня об этом...

— Что-что? — Скляров качнул головой. — Наверное, вы напутали. Ромашов все время рвется в океан, а вы хотите, чтоб его «Гордый» ходил где-то у своих берегов. Я, конечно, люблю шутки, но в данной ситуации... — Он замялся, неловко пожал плечами. — Нет, я в это не верю.

— Павел Сергеевич, я что, красна девица, чтобы всякими загадками тебя развлекать? — В голосе Савчука прозвучала обида. — Давай доверять друг другу. А если нет, то я на «Бодром» человек лишний.

«Еще пожалуется адмиралу Журавлеву и мне будет фитиль», — подумал Скляров, а вслух он заговорил о том, что верит каждому слову Савчука; ему только неясно, почему Ромашов просил за свой корабль.

— Не догадываетесь? — Савчук наклонил набок голову, пряча лицо от ветра.

— Почему же?

— Эх вы, Павел Сергеевич! — Савчук положил свою руку ему на плечо. — Акт об испытаниях нового оружия будет подписывать также и командир корабля, на котором проводились работы. Разве ему не почетно поставить в документе свою подпись? Вот оно что, голубчик. Ромашов соображает, что к чему, хочет нажить себе своего рода капитал...

«На него это похоже», — подумал Скляров. А конструктору сказал:

— Я, кажется, наговорил вам лишнего, извините, Евгений Антонович.

— Не беда, — махнул тот рукой. — Я все понимаю и хочу одного, чтобы работа у нас проходила дружно. Мы ведь с вами служим одному флоту, не так ли?

На мостик поднялся Кесарев. Увидев командира, он смутился, шагнул было назад к трапу, но его остановил Савчук.

— Вы ко мне?

— Да. — В голосе Кесарева почувствовалась сдержанность.

— Что, электросхему проверили?

— Проверил.

— Ну и как?

— Я бы хотел пригласить вас в свою каюту. Есть одно предложение...

«Тоже мне — конструктор», — с неприязнью подумал Скляров о минере. Он все еще не мог забыть случай с постановкой мин. — Минут через пять я спущусь к вам, — сказал Савчук; а когда Кесарев загромыхал сапогами по железному трапу, он взглянул на Склярова.

— Толковый у вас командир минно-торпедной боевой части, — Савчук застегнул пуговицы на плаще. — С полуслова меня понимает. Кажется, мне повезло. Вы не находите?

— У меня все люди толковые, — уклончиво ответил Скляров. — О Кесареве могу добавить еще то, что человек он рисковый. И очень смелый...

Оставшись на ходовом мостике, Скляров повеселел: командующий флотом рекомендовал его корабль главкому. Что ж, это большая честь, и надо ее оправдать.

«Соберу офицеров и еще раз все обговорим, — решил он. — Тут важно каждому действовать как в настоящем бою... Ну, а Кесарев — с ним будет особый разговор. Ему бы с Наташей помириться».