Онлайн чтение книги Все прекрасное началось потом
Глава восьмая

Когда Ребекка открыла глаза, было все еще темно. Генри уже не спал – он стоял у закрытого жалюзи окна. В спальню струился прохладный воздух. Она сбросила с себя простыню.

– Чудесно! – проговорила она.

Он обернулся.

– Ты удивишься – еще такая рань.

Сквозь открытые жалюзи Ребекка видела ярко освещенную квартиру напротив через улицу. Какой-то мужчина, без рубахи, стоял там, склонившись над кипящей кастрюлей. Генри пошел на кухню, принес пару стаканов апельсинового сока и поставил их на ночной столик.

– Видишь его? – спросил он.

Мужчина погрузил кучу белых полотенец в клубы пара.

– Чего это он? – полюбопытствовала Ребекка.

– Кипятит полотенца.

– Он, кажется, такой несчастный, – заметила она.

Ребекка оторвала голову от подушки и широко распахнула глаза.

– Этот тот самый малый, который оставил рыбу у меня под дверью.

– А почему он такой несчастный?

– Пять лет назад такси, выскочившее из-за поворота, сбило его жену с ребенком.

Ребекка тяжело вздохнула.

– Малыш погиб, а жена, когда выписалась из больницы, бросила его – уехала к предкам в деревню. Соседка снизу рассказала, – объяснил Генри.

– А ты как с ним познакомился?

– Еще не успел… но, кажется, уже все соседи знают, что здесь живет иностранец.

– Значит, он знает, что ты живешь один?

– Ну да, как и все остальные.

– Тогда почему он оставил тебе две рыбины?

– Не знаю – может, думает, я тут голодаю.

– А может, ему хотелось отужинать вместе с тобой?

– Ты правда так думаешь?

– Просто, думаю, ему очень одиноко, – сказала Ребекка.

– Но на улице, у него под балконом, всегда полно народу…

– Это еще ни о чем не говорит, – прервала его Ребекка. – Одиночество – это словно бы тебя, совсем одного, бросили в космосе, а рядом нет ни души.

– Красиво, – заметил Генри. – Красиво сказано, правда.

Затем Генри поделился с нею грустными воспоминаниями из своего детства.

Ребекка неотрывно наблюдала за мужчиной с голой грудью. Тот стоял, сгорбленный, словно под тяжестью непосильной ноши – бремени прошлого, которое определило его горькую участь, перечеркнув жизнь.