Онлайн чтение книги Затворник с Примроуз-лейн
Глава 4. Шерлок из подворотни

Самой Элизабет и в страшном сне не приснилось бы выйти замуж, но, когда Дэвид втянул ее в эту авантюру, она с увлечением предалась урегулированию предсвадебного организационного хаоса. Задачу устроить пышный прием с их более чем скромным бюджетом она восприняла как достойный вызов. В Акроне не осталось ни одного кондитера и ресторатора, которых она не попыталась обработать, и ни одного священника, с которым она не вступила в яростный торг. Один диджей – встречу с ним Элизабет организовала в кафе «Венди», чтобы у того не было преимущества «своего поля», – ознакомившись с суммой гонорара и не допускавшим отклонений списком музыки, оскорбился настолько, что молча встал и ушел, не доев чизбургер и даже не приступив к мороженому. Но то, что Элизабет смогла сотворить при помощи пяти тысяч долларов и силы воли, превзошло самые смелые ожидания.

Венчание состоялось в церкви Унитарианской универсалистской ассоциации в Норт-Хилле 20 ноября 2004 года. Дэвид приехал туда пораньше, один, уже в парадном смокинге, чтобы спокойно отрепетировать свою роль. Расположившись в укромном уголке, он начал было повторять брачные обеты, но тут увидел, что из-за кафедры валит дым. Пахло «травкой». Но это была не «травка», по крайней мере, не та самая.

– Мама?

Из-за кафедры высунулась голова его матери. Красавица. Волосы цвета воронова крыла. Высокие скулы. Черные как смоль глаза. Увидев его, она быстро встала – в руке зажат пучок дымящихся листьев, свернутых наподобие толстой сигары.

– Привет, Дэйви.

– Шалфей? – спросил он.

– Я окуриваю церковь.

Он кивнул. То же самое она делала и на его выпускном в школе.

Линн Чэмберс, урожденная Фримантл, была перевоспитавшейся хиппи. В сумочке она носила значок за десятилетнее воздержание от спиртного, а под пяткой – закатанную в ламинат молитву о даровании спокойствия, мужества и мудрости. Дымить шалфеем ее научили несколько лет назад, на ежегодном акронском праздновании в честь отцов-основателей «Анонимных алкоголиков».

– Иди сюда, – сказала она.

– Спасибо, я не хочу, чтоб от меня пахло травой.

– Это не пахнет травой. Что ты как маленький. Иди сюда.

Дэвид подошел к ней. Она положила руку ему на плечо, а другой, с тлеющим шалфеем, провела вокруг его головы.

– Да расточится все, что не служит наивысшему и наилучшему, – провозгласила она. – Изыди, сгинь!

И правда, что-то случилось, словно ветерок подул. Но скорее всего, это было просто его воображение.

С матерью все было сложно. Алкоголь и наркотики полностью завладели ею, когда Дэвид был еще несмышленышем, и взрослеть ему пришлось с отцом и недоброй мачехой. Но редкие периоды ее трезвости были для него счастьем! Они совершали увлекательные вылазки в музеи, на концерты классической музыки и на третьесортные ужастики. Она даже пыталась за него бороться. Однажды в отчаянной и нелепой попытке вернуть себе сына она похитила его прямо со двора у бабушки. Дэвид любил ее без памяти, не задаваясь вопросом почему.

– Спасибо, мам.

Она коснулась губами его щеки и пошла по проходу, помахивая горящим шалфеем и оставляя за собой дымный шлейф.

К двум часам церковь заполнилась – пришло человек сто, почти все друзья и родные Дэвида. Со стороны Элизабет присутствовали тетя и несколько одноклассников. И кое-кто из «Красных шляпок». Родителей она не пригласила.

Дэвид стоял впереди, на покрытом ковром возвышении, рядом с шафером Уолли – они вместе ходили в школу, но теперь почти не виделись – и пухлой женщиной-пастором в мантии с цветочным узором. По какому-то сигналу, которого Дэвид не заметил, все встали, и лохматый Чип, парень, с которым Дэвид десять лет назад познакомился в летнем лагере, внезапно заиграл на синтезаторе «Имперский марш» из «Звездных войн». В двери появилась Элизабет, и тут Чипу пришлось перейти на Вагнера. Шутка уже не была смешной, потому что вошедшая в церковь женщина в свадебном платье не просто светилась и поражала красотой, как потом о ней говорили гости, она была не просто прекрасна и восхитительна, как признался Дэвиду на похоронах его отец. Она словно явилась из иного мира, и это в одно мгновение ощутили все собравшиеся, кое-кто – с суеверным ужасом.

Элизабет купила платье в магазине подержанных свадебных нарядов. Простое, прямое, без шлейфа. Даже не белое, а цвета яичной скорлупы. Но оно сидело на ней так, будто потомственный кутюрье с мировым именем шил его для Элизабет лично. Муаровая ткань, как живая, обтекала ее силуэт, облегала худые мальчишеские бедра, струилась по длинным тонким ногам, обнимала нежную упругую грудь и плечи в веснушках. Ее волосы, ее невесомые рыжие волосы, которые он так любил ощущать между пальцами, теперь были закручены в узел на затылке, обнажая молочно-белую шею и маленькие уши. Никакой косметики, щеки румянятся от волнения, а глаза искрятся при вспышках десятка фотокамер, мимо которых она без всякого сопровождения шла к Дэвиду.

Он взял ее за руку, она прильнула к нему, и он почувствовал, как она дрожит. Он будто прикоснулся к молнии.

Когда настало время брачных обетов, он трясущейся рукой вытащил из кармана измятую бумажку.

– Я не знаю, почему я люблю тебя, но люблю, – сказал он, глядя ей в глаза. – Когда я увидел тебя в первый раз, я понял, что всю жизнь ждал этой встречи. Как будто мне наконец открылся смысл моего существования. Элизабет, я всего себя посвящу тому, чтобы охранять тебя от случайностей этого мира. Я клянусь, что вопреки любой вероятности никогда не позволю, чтобы, пока я жив, с тобой что-нибудь случилось.

– Дэвид, – сказала она, – я очень сомневалась, люблю ли я тебя, потому что никогда не думала, что могу кого-то по-настоящему полюбить. Но любовь – это вера, а вера – вещь непредсказуемая. У нее свои законы, мне непонятные. Я люблю тебя, Дэвид, знаю, что люблю. Я люблю тебя потому, что, хотя в этом мире и мало шансов на счастье, я верю, что мы будем счастливы. Ты заставил меня поверить в это. Потому что ты сделал меня счастливой.

Если не считать съезда меховщиков, не ко времени проходившего в том же отеле «Холлидей Инн», где они праздновали свадьбу, все прошло замечательно. Было много мяса на ребрышках и цыплят кордон блю, был бисквитный торт и открытый бар со всевозможными горячительными напитками вполне пристойного качества. К вечеру голова у Дэвида гудела от выпитого. Он разглядывал молодых людей, которые, перекидываясь шутками, в волнении ожидали своей очереди танцевать с невестой, когда за спиной у него кто-то сказал:

– Рад за тебя.

Дэвид повернулся и увидел своего седовласого дядю Айру.

– Спасибо.

– У меня для тебя кое-что есть, парень, – сказал он, вручая Дэвиду тонкий блокнот безо всякой обертки. Внутри он был весь исписан аккуратным мелким почерком. – В молодости я увлекался поэзией. Сюда записывал самое любимое, – сказал Айра, обдавая Дэвида ароматом виски. – Здесь много Уильямса. Он раскрывает ритм и гармонию жизни. То, как метафора помогает понять реальность. Истинную суть вещей. Свет и тьму. Если собираешься стать писателем, тебе надо его знать.

Дэвид улыбнулся, хотя и не совсем понимал, о чем говорит его дядя.

Айра отошел. Дэвид полистал блокнот: что-то о сливах и красных тачках… Он благодарственно помахал старику, но дядя Айра уже вел оживленный разговор с матерью Дэвида в дальнем конце зала. Засунув блокнот во внутренний карман, он стал ждать очереди, чтобы снова потанцевать с женой. Интересно, думал он, будут ли у них дети? И если будут, на кого они будут похожи? Еще он думал о том, что им с Элизабет предстоит вместе состариться – это ведь будет настоящее приключение! Он думал обо всех выходных и каникулах, которые им предстоит провести вместе, и чувствовал, как его обволакивает тепло – от вина, присутствия друзей, от этого незабываемого дня и всех надежд на будущее.

* * *

Дэвид не общался с Джейсоном Паркером уже несколько месяцев, хотя и платил ему жалованье. Про себя он называл Джейсона «мой Шерлок из подворотни». Джейсон был для Дэвида тем же, кем для Холмса были уличные мальчишки: надежным источником информации, верным помощником, а при необходимости и доверенным лицом. Писателю, даже в простое, нужны компаньоны. Когда Дэвиду требовалось пополнить запас психотропных лекарств, он посылал в аптеку Джейсона, зная, что тот не будет его осуждать, а главное – никому не протреплется. Понадобилась «травка» – обращался опять-таки к Джейсону, у того имелись приятели, которые ее выращивали. Джейсон отвечал на письма, приходившие на веб-сайт Дэвида, и вежливо отклонял просьбы об интервью с писателем. Дважды в неделю он забирал из почтового отделения корреспонденцию и сортировал ее, выбрасывая все, что Дэвиду было знать без надобности. Иногда приходили письма с угрозами, и Дэвид просил Джейсона поручить своим людям разобраться с этим. Иногда «разобраться» означало навести справки – это Джейсон умел хорошо. В исключительных случаях «разобраться» означало наведаться к автору письма поздним вечером – это Джейсон умел просто великолепно.

Шерлоки из подворотни на дороге не валяются. Дэвид познакомился с Джейсоном на концерте Black Keys в Кливленде, когда в первый раз после аварии решился выйти в свет. Ему хотелось прочистить себе мозги, наполнить их музыкой. В середине выступления какой-то обдолбанный хипстер полез с ним драться, и тогда откуда ни возьмись появился белокурый Геркулес и вывел Дэвида через черный ход. «Плохая реклама, чувак, если вмажешь такому мудиле на публике. Не хотел бы, чтоб моя сестра увидела это в новостях. Она твой большой фан». Он проводил Дэвида до машины и вручил ему свою карточку. На ней значилось: «Джейсон Паркер. Ковбой. Астронавт» . На следующий день Дэвид послал ему свою книгу с автографом для сестры. В ответном письме она рассказала, что брат переехал к ней, когда у нее начал прогрессировать рассеянный склероз. И вскользь упомянула, что Джейсон ищет работу. Дэвид незамедлительно нанял его и время от времени давал пустяковые поручения, которые иногда придумывал лишь для того, чтобы чем-нибудь его занять. А когда год спустя сестра Джейсона умерла, Дэвид оплатил ее похороны.

Наутро после встречи с Кэти Дэвид позвонил Джейсону.

– Здорово, начальник! Какие проблемы?

– Я вчера вечером познакомился с девушкой. Она говорит, что мы френды в Фейсбуке.

– Эге.

– Ты пользуешься моим Фейсбуком, чтобы снимать девчонок?

– Блин, чувак… Я ничего плохого не хотел. Слушай, я, когда к ним подкатываю, всегда объясняю, что я – это твой помощник, а не ты. И я делаю это не каждый день. На самом деле очень, очень редко. Всего, может, раз десять такое было или типа того.

– Ладно, я не злюсь, – сказал Дэвид, хотя, по правде говоря, немного злился.

Его сотрудник использует его страницу, главным образом чтобы продвигать свой член, а не его книгу. Хотя почему бы и нет? А много ли сам Дэвид занимается своим членом? А своей книгой?

– Я бы разозлился. Западло, конечно, так поступать, – сказал Джейсон.

– И ты сразу даешь им понять, что ты – это ты?

– Ну конечно. Сразу. Сразу после… Ну, в общем, после. Слушай, после первого же сообщения они понимают. Ну, иногда они про тебя начинают расспрашивать – думают, раз мы с тобой знакомы, я про тебя все знаю, вот беседа и завязывается. Я, конечно, ничего серьезного им не говорю, а потом после парочки сообщений пишу такой: приезжай, попьем пивка. Некоторые приезжают.

– Помнишь девушку по имени Кэти?

– Еще бы. Рыжая. На гота похожа. Или что-то типа новой волны. Страшно тащится по твоей писанине. У меня с ней, правда, не выгорело.

– Она не говорила ничего странного? О том, что она попала в новости или еще что-нибудь?

– Гм… Разве что о том, как полицейские хотели побеседовать с ее отцом, а он их послал. Он подрядчик. Полная деревня. А тебе зачем? Хочешь, чтобы я с ней связался и организовал что-нибудь?

– Нет, не надо, – сказал Дэвид. – Но я, пожалуй, сам поработаю с сайтом. А то какой-нибудь шустрый блогер – или вообще Gawker , не к ночи будь помянут – пронюхает про твои шалости и раздует дело до небес.

– Крутяк! – сказал Джейсон, но Дэвид чувствовал, что обидел парня. – Только хочу тебя предупредить.

– О чем?

– Там не все сообщения сплошной позитив.

– Ничего, я привык к плохим отзывам.

– Не, чувак, там реально чернуха. Особенно в последнее время. Одна тетка, ведьма или шаманка, хрен ее разберет, типа наложила на тебя заклятие. Написала, что насылает на тебя демона. Да, и гомосятина тебе тоже приходит. Куча английских профессоров мечтает пополировать твой набалдашник. Я стер это говно. Кнопка «удалить» – наше все.

– Спасибо, Джейсон.

– Будь спок. Что еще я могу для тебя сделать?

– Не сейчас. Но, думаю, скоро сможешь.

* * *

Отдел расследований департамента полиции Акрона ютился в муниципальном здании на Хайстрит – коричневой офисной коробке, один взгляд на которую уже вызывал приступ клаустрофобии. Детективы сидели на шестом этаже в конце коридора, стены которого были выкрашены в тошнотворный оранжево-бежевый цвет, почему-то заставивший Дэвида подумать о бутерброде с солониной.

– Я к детективу Сэкетту, – сказал Дэвид женщине за истошно-оранжевой стойкой.

– Присядьте, – ответила та, не глядя на него.

Том Сэккет, как выяснил Дэвид, был единственным детективом, занимавшимся убийством Джозефа Говарда Кинга. Новичок и самый молодой офицер отдела – на такого можно смело свалить глухаря и делать вид, что полиция работает. Общаться с прессой по поводу этого дела также входило в обязанности Сэкетта. Директор по связям с общественностью и шеф полиции, которым Дэвид звонил утром, оба дружно перевели стрелку на Сэкетта. «Свяжитесь с Сэкеттом, – сказал свежеиспеченный шеф Гаро, – его повысили в должности, как только в прессе появились первые публикации об этом деле. Он именно тот, кто вам нужен. Он ведет дело и в курсе всех подробностей».

«Сомневаюсь» , – подумал Дэвид. Но он дозвонился до Сэкетта, и тот оказался весьма общительным малым. Уже хорошо. Из начальства не удалось выжать ничего, так, может, подчиненный что расскажет. Даже если он окажется полным дуболомом, ничего страшного – выйдет яркий образ для статьи.

Сэкетт сказал, что в принципе готов поговорить хоть сейчас. Дэвид позвонил Мишель, и та с радостью приняла «горящий вызов»; она копила на какой-то новый суперкрутой смартфон, и пара лишних дежурств пришлась ей очень кстати. Но когда она пришла, Таннер – такое с ним случалось – устроил истерику: завыл как пожарная сирена, лицо посинело, и казалось, еще чуть-чуть, и ребенок задохнется. Дэвид понимал, что сам виноват: так много времени проводил с сыном, что Таннер не терпел даже коротких его отлучек. В конце концов они помирились: Дэвид пообещал мальчику, что построит для него крепость из подушек и одеял, если тот прекратит визжать. Он даже сказал Мишель, что, если Таннер хочет, он может поужинать прямо в этой крепости. Еще бы Таннер не хотел!

Железная дверь напротив Дэвида открылась, и в комнату вошел детектив Сэкетт. Синяя рубашка поло заправлена в джинсы. Слева на поясе – полицейская бляха и пистолет, не вяжущийся с мальчишеским обликом детектива. Справа – полицейская рация и мобильник. Если он и был старше Дэвида, то не намного. Сэкетт не улыбнулся Дэвиду, но тот догадался, что это не со зла. Похоже, в представлении детектива бесстрастное выражение лица являлось неотъемлемым атрибутом его новой должности.

– Мистер Нефф? – спросил он.

– Можно просто Дэвид.

Дэвид протянул руку, Сэкетт пожал ее и назвал свое имя.

– Хорошая у вас сумка, – сказал Сэкетт, показывая на потертую изношенную кожаную и кое-где заляпанную сумку на плече у Дэвида. – Сразу видно, побывала в переделках.

Сумка и правда однажды спасла Дэвиду жизнь, но он не собирался посвящать детектива в подробности этой истории. Ему нравилось чувствовать на плече ее внушительную тяжесть, как когда-то отцовскую руку.

– Идемте. – Сэкетт жестом предложил Дэвиду следовать за ним. Они прошли длинным бежевым коридором без окон и остановились возле замызганной двери. Отдел расследований располагался в квадратной комнатушке с буро-рыжими крашеными стенами; на четырех столах громоздились кипы бумаг и стояли фотографии родных в рамочках. В пустом сейчас кабинете пахло ружейной смазкой и хот-догами. Окон здесь не было.

Сэкетт сел к столу, заваленному чуть меньше остальных. С висевшей над столом пробковой доски на Дэвида смотрели две фотографии. На одной – стройная темноволосая женщина и девочка с косичками на качелях в городском парке. Жена и дочь Сэкетта, подумал Дэвид. На другой фотографии – старом школьном снимке – была рыжая красавица с пухлыми щечками и россыпью веснушек на носу. Кэти. Ей здесь лет одиннадцать, но по резким очертаниям подбородка и загадочной улыбке в девочке легко было разглядеть взрослую Кэти. Никаких сомнений – Сэкетт думал, что она поможет разгадать тайну Старика с Примроуз-лейн.

– Итак… – сказал Дэвид, доставая из сумки репортерский блокнот и синюю ручку.

– Секундочку, – сказал Сэкетт. – Я только хочу вас предупредить. Я никогда раньше не разговаривал с журналистами и тем более с писателями. Нам это запрещено. Но я готов поделиться с вами информацией, потому что следствие зашло в тупик. И мы надеемся с помощью прессы нащупать новую версию. Хотя о некоторых вещах я, понятно, говорить не имею права.

– Разумеется.

– Книгу вашу я не читал, вы уж не обижайтесь. Я не очень-то люблю читать. Но жена читала, и ей понравилось, так что я согласился встретиться с вами вроде как ради нее. Вопреки здравому смыслу.

– О’кей.

– К тому же я навел о вас кое-какие справки. Говорил с департаментом шерифа в округе Медина. Они отзываются о вас не лучшим образом.

– Еще бы, – сказал Дэвид. – Они казнили Ронила Брюна, а он оказался невиновен.

– А теперь в штате Огайо нет высшей меры, и даже самым последним подонкам не выносят смертных приговоров. Все из-за вашей книги.

«Протеже серийного убийцы» вызвала в обществе бурное обсуждение, которое в итоге привело к отмене высшей меры наказания в штате. И Дэвид очень этим гордился.

– Вы все-таки называете его Джозефом Говардом Кингом? – спросил он, возвращая Сэкетта к главной теме.

– А как еще его называть? Мы не знаем его настоящего имени.

– Некоторые говорят про него: Старик с Прим-роуз-лейн.

– А я всегда называл его Стариком с тысячей перчаток, – ответил Сэкетт. – Но я что хотел вам сказать: люди шерифа вас терпеть не могут, но при этом очень уважают, по крайней мере его помощник. Он считает, вам надо было идти в детективы, а не в журналисты. Сказал, что из вас получился бы хороший сыщик. Потому я с вами и разговариваю.

Дэвид удивился. После выхода в свет «Протеже» он старался не ездить через округ Медина, опасаясь, что его остановят за какую-нибудь неработающую заднюю фару и пожизненно упекут в тюрягу. Бывший заместитель шерифа, который в свое время из кожи вон лез, лишь бы добиться смертного приговора для Брюна, прислал ему письмо, где называл Дэвида продажной газетной шлюхой и обещал «подправить» ему кое-что в лице, если он только сунется в город.

– Так что вас интересует? – спросил Сэкетт.

– Ну, прежде всего – почему вы зовете его Стариком с тысячей перчаток. И как вы обнаружили тело.

Сэкетт вытряхнул из пачки «Кэмела» сигарету, прикурил, глубоко затянулся, выпустил в потолок облако ядовитого дыма и кивнул на пачку «Мальборо», выглядывавшую из кармана рубашки Дэвида.

– Можете курить, если хотите, – сказал он. – Штраф выписывать не буду, обещаю.

Дэвид отрицательно помотал головой – объяснять про «ментальные сигареты» пришлось бы слишком долго.

– Дело ваше, – сказал Сэкетт. – Ну ладно, поехали.

Следующие полчаса он рассказывал, как нашел в доме на Примроуз-лейн труп и сотни перчаток в шкафу, как кровавый след привел его к блендеру, с каким звуком шлепались на пол личинки, выползавшие из дырки в груди, и как вывернуло Билли Бичема. Все это время он смолил сигарету за сигаретой, и к концу рассказа вся комната утопала в клубах дыма, а одежда Дэвида насквозь пропиталась запахом дешевого курева. Сэкетт нажал кнопку на стене, и где-то в недрах здания включилась вентиляция, понемногу очищая воздух от табачных миазмов, на смену которым явился запах вареных сосисок. Дэвид уже до половины исписал блокнот смесью букв, стенографических значков, схем и стрелок. Разумеется, это было только начало, и он не без оснований подозревал, что сегодня эта информация уже не так важна для дела, как казалось Сэкетту в 2008-м.

– У меня к вам миллион вопросов, – сказал Дэвид.

– Валяйте.

– Что в тот день доставил Бичем?

– Всякие мелочи, – сказал Сэкетт. – И счетчик Гейгера.

– Счетчик Гейгера?

– Да.

– Для чего? Там что, была радиация?

Сэкетт покачал головой.

– Мы вызывали специалистов из Университета Акрона. Они ничего не нашли.

– Странный заказ, вам не кажется?

– Кажется, – согласился Сэкетт. – Но старик заказывал много чего странного. Может, все это и вправду было ему для чего-то нужно, а может, просто свихнулся от одиночества. Теперь уже не узнаешь – никто про этого старика ничего не знал.

– Кроме парня, который его убил.

– Может, это было неудавшееся ограбление? – предположил Сэкетт.

Дэвид усмехнулся:

– А пальцы? Отрезать у человека пальцы и перемолоть их блендером? Для этого должны быть причины личного характера.

Детектив откинулся назад и пристально посмотрел на писателя.

– Надеюсь, я могу вам доверять, – произнес он. – Мы с вами только знакомимся. Как я уже говорил, я делюсь с вами информацией потому, что зашел в тупик. Но я хочу быть уверен, что вы меня не подведете.

– Хотите сказать что-то не для печати?

Сэкетт кивнул.

Дэвид отложил блокнот:

– О’кей.

Сэкетт наклонился вперед. Когда он заговорил, его голос звучал совсем тихо.

– Есть причина, по которой я все еще занимаюсь этим делом, – правда, я один. Коронер собирается переписать свое заключение.

– И что изменилось? – спросил Дэвид.

– Будет заявлено, что причина смерти неизвестна. Хотя мы считаем, что это самоубийство. Смерть наступила не в результате выстрела – пуля не задела ни одной крупной артерии, ни одной кости, вообще ни одного жизненно важного органа. Если бы он вызвал скорую или добрался до соседей, то его спасли бы. Он умер от кровопотери из отрубленных пальцев. Просто истек кровью. По заключению судмедэкспертов, убитый не сопротивлялся, когда ему рубили пальцы. Края у ран ровные, а нанесены они определенно perimortem , то есть при жизни жертвы. Он сам отрезал себе пальцы. Сначала действовал ножом, потом, когда пальцев осталось слишком мало, чтобы держать нож, гильотинкой для сигар. Зажимал гильотинку между коленей, вставлял в отверстие палец и сдавливал ее – тоже коленями. Затем положил пальцы в блендер – возможно, после того, как ушел стрелявший. Это, конечно, только гипотеза. Но нож и окровавленную гильотинку мы нашли, а другого оружия – нет.

– Черт возьми, – сказал Дэвид, задумчиво потирая подбородок. – Он скрывал, кто он такой. Не хотел обращаться в больницу – боялся, что установят его личность. И постарался избавиться от отпечатков пальцев. А что насчет ладоней?

– Искромсаны ножом. Частичный отпечаток одной у нас есть, но слишком неполный, чтобы прогнать через базу данных.

– А это правда, что в доме не нашли вообще ничьих отпечатков?

– Насколько нам известно, Джозеф Говард Кинг не снимал перчаток ни днем ни ночью. Фэбээровцы работали целую неделю, но весь их улов – два смазанных отпечатка: один – на спинке кровати, второй – на бачке унитаза. Отпечатки принадлежат двум разным людям. Но, поскольку сравнить не с чем, мы не знаем, оставил ли их убитый или это грузчик с водопроводчиком.

– Странная история.

– Этот человек от кого-то скрывался, – сказал Сэкетт. – Кого он боялся? Боялся так, что предпочел смерть риску быть опознанным? Вот что не дает мне покоя. А зацепок для продолжения расследования слишком мало. Но главное, раз появились сомнения в том, что это было убийство, начальство не желает тратить время и силы сотрудников на это дело. ФБР тоже потеряло к нему интерес. Впрочем, не совсем, если быть точным. Есть один агент на пенсии, по фамилии Ларки. Перед тем как уйти из Бюро, он вел дела о без вести пропавших. Сейчас консультирует нас по этому делу.

– Какие у вас отношения с ФБР?

– Неровные, мягко говоря. Я не исключаю, что они поделились с нами далеко не всей информацией о Старике, которой располагают. Кучка чиновников, играющих в копов, – причем за нехилую зарплату. Есть там пара неплохих ребят, но их держат на коротком поводке… Напоминаю, это все не для печати. А для печати скажу так: департамент полиции Акрона приветствует помощь ФБР и готов к любому сотрудничеству.

– А что насчет фотографии Старика? Я имею в виду, приличной? – спросил Дэвид. – На тех, что были напечатаны в газете, вообще ничего не разберешь.

Сэкетт поднял палец и крутанулся в кресле. Пошарив на соседнем столе, передал писателю глянцевый снимок. Дэвид с ходу определил, что фотографию оцифровали, обрезали и увеличили – пиксели стали такими огромными, что снимок приобрел сходство с картиной Мане. Первый план занимало чье-то бордовое плечо, а за ним виднелся профиль старика. Вытянутое лицо в глубоких морщинах, мохнатые гусеницы бровей – ослепительно-белые, почти светятся. Старик сердито смотрел перед собой. И он напомнил Дэвиду дядю Айру.

– Это мой младший брат, – сказал Сэкетт. – Мужчина позади него – Старик с тысячей перчаток, Джозеф Говард Кинг, или как вы там его назовете в вашей книге.

– Это вы снимали?

Сэкетт кивнул.

– Единственная его фотография.

– Ничего себе совпадение, – сказал Дэвид.

Сэкетт забрал снимок.

– Хорошие детективы не верят в совпадения, – сказал он. – Думаю, писатели тоже.

Тут Дэвид заметил, что Сэкетт как-то нехорошо на него смотрит – словно рентгеном просвечивает.

– Что случилось?

– Ничего.

– Что-то не так?

– Не то чтобы, – сказал Сэкетт. – Значит, вы не были с ним знакомы?

– Что вы имеете в виду?

– Похоже, вы узнали его на снимке.

– А вы профи! – сказал Дэвид. Ему стало неуютно. Только-только установившийся контакт начал ослабевать – как радиосвязь на первом же горном повороте в Аппалачах. Сэкетту не понравилась реакция Дэвида на снимок. Совсем не понравилась.

– Просто он очень похож на моего дядю Айру – так мне показалось. Хотя на самом деле, конечно, не больше, чем я на Джима Керри.

Сэкетт засмеялся, но немного натужно. Дэвид решил, что пора сменить тему.

– Расскажите мне о Кэти Кинан, – попросил он. – И о записной книжке, которую вы нашли в доме.

Но детектив красноречиво посмотрел на стоящие в углу часы – стрелки показывали четверть пятого. От времени никуда не денешься.

– Оставим эту тему на следующий раз, – сказал Сэкетт. – Мне надо до пяти сдать пару отчетов. Позвоните на неделе, договоримся.

– Спасибо за то, что потратили на меня время.

– Не стоит.

Дэвид уже поднялся, когда детектив неожиданно спросил:

– Дэвид, как насчет другого снимка? Того, что на моей доске? Вы узнали девочку на нем?

– Конечно, – ответил Дэвид. – Это Кэти Кинан.

– Нет, – сказал Сэкетт. – Это Элейн О’Доннелл.

Дэвида будто ударило током. Поскольку Элизабет не общалась с родителями, он никогда не видел ее детских фотографий. Кроме одной – той, на которой она, свернувшись комочком, лежала на диване. Потом он снимал ее сам, уже в колледже. Но никаких сомнений тут быть не могло: его жена – и ее сестра-близняшка – в возрасте десяти лет примерно так и выглядели бы. Дэвид не знал, что и сказать.

– Вы правы, – наконец выдавил он.

– Я давно уже бьюсь над ее делом. Классический висяк. По работе я к этому похищению никакого отношения не имею – занимаюсь им в свободное время. Громкое было дело. Помните? Я тогда был мальчишкой… Но уже заинтересовался. Странное у меня хобби – верно? Но они действительно похожи, разве нет? Элейн и Кэти.

– В этом возрасте – несомненно. – Столкнувшись с их удивительным сходством во второй раз, Дэвид не мог не задуматься – что он все-таки ищет в Кэти? Выводы, к которым он пришел, его не успокоили.

– Вы уж смотрите, не подставьте меня, – сказал Сэкетт.

Вместо ответа Дэвид помахал на прощание рукой. Он не настолько глуп, чтобы с самого начала давать обещания. Кроме того, ему надо подготовиться к свиданию – первому за много лет.