Онлайн чтение книги Возмездие Payback
Эпилог 2

Перед премьерой второго эпизода драмы со мной внезапно связались. Часть материала с моим участием была уже отснята, но у меня осталось ещё много сцен, поэтому пришлось провести всю эту неделю на съёмочной площадке. Возможно, дело в том, что процесс подготовки занял так много времени, но когда драма вышла в эфир, я не почувствовал ничего особенного. 

Все радовались высоким зрительским оценкам, однако и в этом я ничего не смыслил. Мне просто было важно иметь что-то, на чём я мог сосредоточиться и занять себя. И теперь это стало рутиной. Так что, возможно, именно поэтому я не смог проигнорировать новость, которую внезапно сообщил менеджер.

— Тэмин-а, у тебя случайно нет знакомых из тюрьмы? — обеспокоенным голосом спросил он.

— Нет, — отозвался я, но мой ответ, кажется, не принёс ему облегчения.

Он нерешительно передал мне письмо. Оно было отправлено из тюрьмы, а в графе с именем получателя было написано «Ли Тэмин (Ли Юхан)». 

— Судя по тому, что он также написал твоё настоящее имя, кажется, это кто-то, кого ты знал в прошлом. И имя отправителя… — он наклонил голову и осторожно спросил. — Разве оно не такое же, как у человека, которому ты просил перевести деньги?

Я молча принял письмо, думая об одном человеке, и вскрыл бумажный конверт. Оттуда выпал небольшой листок, на котором мелким кривым почерком были написаны всего два предложения.

[Мне очень жаль. Я хотел бы встретиться с вами.]

Отправитель – убийца моего брата.

***

Когда за моей спиной закрылась массивная железная дверь, я понял, что впервые посещаю тюрьму. В прошлом некоторые мои знакомые оказывались за решёткой, но тогда не было необходимости их навещать. Сроки у них были в пару месяцев, самый максимум – один или два года. 

Как правило, их сажали за хулиганство, кражу денег или избиения. Но даже среди таких отмороженных ублюдков, коими их считали, никто не получал больше трёх лет. Таким образом, если человеку дали больше десяти лет, это значит, что его преступление хуже, чем можно себе представить. Убийство. Я прошёл ещё несколько охраняемых дверей, чтобы встретиться с тем, кому предстояло отсидеть в тюрьме ещё как минимум пять лет за кражу чужого будущего.

Проведя личный досмотр, меня направили в комнату для свиданий. Моё лицо успело мелькнуть по телевизору всего раз или два, поэтому никто не узнал меня. Шагающий впереди охранник остановился перед дверью и прежде чем открыть её произнёс:

— Он образцовый заключённый. Я уже давно здесь, но впервые вижу, чтобы кто-то раскаивался и страдал так сильно, как он.

Я пропустил его слова мимо ушей и вошёл в открытую дверь. Первое, что бросилось в глаза, – стеклянная перегородка в центре и стул, на который я мог сесть. Обычная серая глухая комната, а за перегородкой сидел мужчина, который поднял своё маленькое тело, как только увидел меня.

Стоя в мешковатом тюремном комбинезоне, который был ему велик, и дрожа, он с трудом поднял на меня глаза. Но как только наши взгляды встретились, мужчина тут же склонил голову. Я не двигался, какое-то время просто смотря на него. Он разительно отличался от сохранившегося в моей памяти образа. 

Человек с искажённым от гнева лицом, держащий в руках нож и кричащий, что меня настигнет божья кара, теперь предстал передо мной маленьким, ссутулившимся и до пугающего исхудавшим. Я бы не сдвинулся с места, если бы стоящий позади охранник не сказал мне садиться, напомнив о времени посещения. Хотелось просто развернуться и уйти отсюда.

Тем не менее я медленно шагнул вперёд и сел на стул. Только после этого он тоже опустился на своё место напротив меня. В голове на секунду пронеслась мысль: «А что, если бы между нами не было перегородок?». Уставившись на склонившего голову мужчину, я обнаружил, что сжимаю кулаки. Гнев переполнял меня. Настолько сильно, что я до боли впился в ладони ногтями. Да. Если бы не решётка и перегородка между нами, я бы убил его.

— … аль.

Послышался тихий шёпот, после чего снова наступила тишина. Но то, что ему не удалось произнести сразу, вскоре полилось из него потоком:

— Мне жаль… Мне очень жаль… Мне так жаль… Мне…

Одни и те же слова снова и снова срывались с его губ, словно всхлипы. Я холодно посмотрел на него и наконец открыл рот:

— Заткнись, ублюдок.

Его маленькие плечи затряслись ещё сильнее, но я знал: это было не из-за страха. Он действительно рыдал. Однако, будто понимая, что его слёзы только больше разозлят меня, изо всех сил пытался сдержать их.

— Мн… е… жаль… Мне… жаль…

— Сукин сын, закрой рот, — тихо выплюнул я и на мгновение прикусил дрожащие губы. — Зачем ты позвал меня? 

— Жена сказала… большая сумма поступила на мой банковский счёт… Но она не знает имени отправителя… 

Голос мужчины звучал слишком тихо, чтобы нормально разобрать его слова, однако я понял, что он пытался сказать. Ведь мне было известно, кто послал эти деньги. 

— Но… по телевизору… показали… то же имя… что и у отправителя…

Чёрт возьми, менеджер. 

Деньги, которые я отправил, были долгом, который принёс Мёншин. Естественно, я не мог хранить такой мусор. Тогда мне вспомнился сын убийцы. Сам не знаю, почему вспомнил о ребёнке, который плакал и кричал когда я схватил его. 

Как ни странно, номер банковского счёта сохранился в моей памяти. Во времена моей работы в кредитной конторе у некоторых людей, которые больше не могли выплачивать свои долги, отбирали счета. Время от времени часть из них обращалась в полицию из-за слишком высоких процентов, поэтому лучшим способом избавиться от записей о денежных переводах было просто снять все деньги. 

Я использовал несколько чужих счетов, как резерв, и в нужное время мог взять оттуда нужную сумму, чтобы потратить её на развлечения. Банковским счётом этого мужчины я пользовался настолько часто, что даже запомнил его номер наизусть. 

Во время госпитализации мне бы не удалось покинуть больницу, поэтому я попросил господина Чоя отправить деньги, но только не от моего настоящего имени. А он просто взял и использовал мой псевдоним. Чёрт. Пока я мысленно ругался на менеджера, мужчина передо мной затаил дыхание и поднял голову. Его красные, налитые кровью влажные глаза дрожали, но на этот раз он не стал опускать взгляд.

— Ли… Тэмин… Имя… такое же… поэтому… 

— И что?

Он снова склонил голову. 

— Спа... сибо... Спасибо... Спасибо... Спасибо вам...

— Ублюдок, закрой рот, — выдохнул я сквозь стиснутые зубы.

Мужчина затряс плечами, едва сдерживая всхлипы. Смотря на тощее тело, которое дрожало так, словно было готово в любой момент сломаться, мне с трудом удавалось сдерживать свой гнев. Я подумал, что глупо притворяться, будто это не так, поэтому решил сказать правду:

— Послушай, ты, кусок дерьма. Те деньги были для меня мусором. Грязным, отвратительным мусором, точно таким же, как ты, поэтому я выбросил их тебе. Не думай, что я простил тебя, сукин сын. Я никогда не смогу тебя простить. 

Переулок, залитый красной кровью, возник в моей голове и тяжестью навалился на сердце. Ярость была так велика, что я едва не начал задыхаться. 

— Мне сказали, ты образцовый заключённый. Думаю, ты пытаешься притвориться хорошим человеком, чтобы сократить свой срок. Но даже не думай об этом. Чёрт, я не позволю тебе выйти раньше времени. Ты должен отсидеть здесь до конца срока. Понимаешь меня, ублюдок?

Всё это время он слушал меня, тихо плача. Вскоре к его всхлипам примешались короткие слова:

— Хы-ык… Спасибо… Угх… Мне жаль… Хы-ы…

— Твою мать, ты не заткнёшься?

— Ху-у… Мне жаль... Мне жаль... Мне очень жаль…

Мужчина плакал так сильно, что его лицо полностью исказилось, но он продолжал повторять одни и те же слова, как робот. Он не прекращал до тех пор, пока я не сдался и, грубо отодвинув стул, вышел из комнаты. 

— … Мне так... Угх... Мне так жаль... Мне...

***

Покидая здание тюрьмы, я пытался стереть последние пять минут из памяти. Вместо злости меня заполнило разочарование, но оно никак не могло вырваться наружу. Слова «мне жаль», которые он без конца повторял, не предназначались для того, чтобы попросить прощения. Казалось, он знал, что его нельзя простить. 

Но теперь я испытывал раздражение. Я не жалею, что отправил деньги, но мне не стоило приходить сюда и встречаться с ним. Возможно, потому, что наши образы накладывались друг на друга. У меня никогда не получится простить его, потому что часть меня считает собственные грехи непростительными. Я попросту этого не заслуживаю.

Неприятное чувство тяжести давило на сердце даже после выхода за пределы тюрьмы. Хотелось как можно быстрее убраться подальше отсюда, однако прямо возле ворот стояла женщина, держащая за руку мальчика примерно шести-семи лет. 

Чёрт возьми. Теперь его жена? 

Когда я узнал её и остановился, она резко побледнела и склонила голову. Мне больше не хотелось выслушивать чужие извинения, поэтому я попытался развернуться, но женщина открыла рот и произнесла тихим дрожащим голосом:

— Пр… Простите…

Её слова ещё сильнее давили на моё сердце. Когда я оглянулся, она, колеблясь, отшагнула на пару метров назад. Казалось, ей хотелось сказать что-то ещё, но мой взгляд обратился на ребёнка, который прильнул к матери. Чувствуя, как его мама дрожит, он инстинктивно испугался меня и спрятался за её ногами.

— Де… Деньги… Я должна отдать их вам… — сдавленным голосом проговорила она. В её руке была старая банковская книжка и печать. 

Я равнодушно посмотрел вниз и спросил:

— Как его зовут?

— А? — женщина впервые удивлённо подняла глаза, и я указал на ребёнка, спрятавшегося за ней. Она тяжело сглотнула и тихо пробормотала его имя. Слушая её, я не мог оторвать глаз от шеи мальчика. Когда он был намного меньше, я схватил его и приставил к нему нож. 

— Отдай их ребёнку, — бросил я и развернулся. Но стоило сделать несколько шагов, как она вновь позвала меня. 

Думая, что мне снова попытаются всучить банковскую книжку, я раздражённо повернул голову, однако вещь, которую держала женщина, оказалась чем-то другим. В дрожащей руке лежало что-то маленькое, завёрнутое в чёрный полиэтиленовый пакет. В тот же момент из её горла вырвался всхлип:

— Мне жаль… И-ик… После того инцидента… я пошла т-туда… и это… Я подобрала это… Мне так жаль… 

Склонившись, она подняла дрожащие руки вверх. Казалось, они вот-вот должны были упасть, но женщина не опускала их до тех пор, пока я не забрал пакет.

***

Похоже, я потерял счёт времени, шагая по улицам. И осознав, что нахожусь в незнакомом месте, остановился, поднимая свёрток, который нёс в руке. Под чёрным полиэтиленом оказалось что-то плоское, завёрнутое в жёлтый носовой платок. Рассмотрев аккуратно сложенный лоскут ткани, я небрежно размотал его. Спустя миг из него выпала пластиковая карточка размером меньше ладони.

«Студенческий билет средней школы XX.»

Первым, что бросилось в глаза, было имя моего младшего брата. Вероятно, эта карточка выпала из сумки, когда его ударили ножом. 

Я выкинул пакет и носовой платок в ближайшую мусорную корзину и уже собрался положить студенческий билет своего младшего брата в карман, как вдруг почувствовал что-то странное.

Шершавую бумагу на обратной стороне, которая также должна была быть пластиковой. Я снова остановился и перевернул карточку. К ней действительно оказался приклеен маленький листок. Это было поддельное удостоверение, написанное от руки и вырезанное по размеру студенческого билета.

«Удостоверение студента юридического факультета Сеульского национального университета.»

Имя моего брата было написано жирным шрифтом, а чуть ниже следовала дополнительная информация. Мои глаза пробежались по тексту и в какой-то момент остановились. Я не мог двинуться и просто смотрел вниз. Кажется, моё дыхание остановилось на некоторое время.

«Вышеупомянутый студент сдал экзамен на отлично и стал прокурором. Поэтому он больше не позволит хёну совершать плохие поступки, и тот станет хорошим человеком, чтобы сделать нашу маму счастливой.»

Я распахнул глаза и взглянул вверх. Когда мы снимали сцену самоубийства, мне казалось, что нет необходимости смотреть на небо. Тогда я даже не знал. Оно так прекрасно.