– Боюсь, что нет. – Барретт вынул ногу из воды. – Возможно, завтра утром будет потеплее. – Он вытер ногу и, снова надев шлепанец, с виноватой улыбкой посмотрел на Эдит. – Я мог бы дать тебе выспаться.
– Ничего.
Барретт огляделся:
– Интересно, работает ли парилка.
Эдит толкнула тяжелую металлическую дверь и придержала для него. Барретт проковылял внутрь и обернулся посмотреть, идет ли жена за ним. Дверь с шумом захлопнулась. Барретт поднял выше свечу и осмотрелся, а потом, скосив глаза, наклонился:
– А!
Положив трость и поставив свечу, он опустился на колени, чтобы открутить вентиль пара.
Эдит села напротив и прислонилась к кафельной стене, но отпрянула, когда холод от стены проник сквозь халат. Она сонно наблюдала за Лайонелом. Колеблющееся пламя двух свечей и колышущиеся тени на стенах и потолке словно пульсировали у нее перед глазами. Она ненадолго закрыла их, а открыв, снова заметила, что начинает оценивать размеры нависшей над Лайонелом тени на потолке. Тень словно каким-то образом расширялась. Как это возможно? Воздух в помещении был недвижим, и свечи теперь горели ровно. На стенах и потолке виднелась лишь тень Барретта, возящегося с вентилем.
Эдит снова зажмурилась и покачала головой. Она могла поклясться, что края тени расползаются, как клякса. Она подвинулась на скамье. В помещении было тихо, слышалось лишь дыхание Барретта. «Ладно», – подумала Эдит и попыталась сказать это громко, но что-то удержало ее.
Она всмотрелась в тень. Ведь раньше она не доходила до угла? Надо убираться отсюда. Может быть, ничего страшного, но лучше уйти.
Эдит ощутила, как цепенеет. Она увидела, точно увидела, как участок освещенной стены темнеет.
– Лайонел!
Ее возглас был еле слышен, горло словно ослабло. Она с трудом глотнула.
– Лайонел!
Голос наконец прорвался, и Барретт, вздрогнув, резко обернулся:
– В чем дело?
Эдит захлопала глазами. Тень на потолке снова выглядела нормально.
– Эдит?
Она набрала в легкие воздуха:
– Пойдем отсюда!
– Нервы?
– Да, мне… видится что-то.
Она слабо улыбнулась. Ей не хотелось говорить ему. И все же надо было. Если это что-то значит, он должен знать.
– Мне показалось, что тень растет.
Барретт встал, взял трость и подсвечник и подошел к жене.
– Это возможно, но после бессонной ночи в этом необычном доме я склонен думать, что у тебя разыгралось воображение.
Они вышли из парилки и пошли вдоль бассейна. «Это воображение», – уверяла себя Эдит. Она даже улыбнулась. Слыханное ли дело – привидение в парилке?
Флоренс тихонько постучала в дверь комнаты Фишера. Не услышав ответа, она постучала снова:
– Бен!
Он сидел на кровати с закрытыми глазами, прислонившись головой к стене. На столе справа от него оплыла свеча. Флоренс двинулась через комнату, загородив ладонью пламя своей свечи. «Бедняга», – подумала она, остановившись у кровати. Лицо его осунулось и побледнело. Флоренс подумала, что он, наверное, почти не спал в эту ночь. Бенджамин Франклин Фишер – величайший американский медиум столетия. Его пребывание в доме профессора Гэлбрета в Марксовском колледже явилось самым невероятным проявлением парапсихических способностей со времен расцвета Хоума и Палладино[5] Даниэль Дуглас Хоум и Юзэпия Палладино – знаменитые медиумы XIX века.. Она с жалостью покачала головой. Теперь это эмоциональный калека, бывший Самсон, сам лишивший себя силы.
Флоренс вернулась в коридор и, как можно тише закрыв за собой дверь, посмотрела на дверь комнаты Беласко. Вчера они с Фишером ходили туда, но атмосфера там была на удивление спокойной, совсем не такой, как она ожидала.
Она пересекла коридор и снова вошла туда. Это были единственные двухкомнатные апартаменты в доме, гостиная и ванная располагались внизу, а к спальне на антресолях вела изогнутая лестница. Флоренс направилась туда и стала подниматься по ступеням.
Кровать была сделана еще в шестнадцатом веке, во французском стиле, с замысловатыми резными колоннами, толстыми, как телеграфные столбы, и вырезанными на спинке в изголовье инициалами «Э. Б.». Сев на нее, Флоренс закрыла глаза и отдалась впечатлениям, желая убедиться, что это не Беласко был ночью у нее в комнате. Она открыла свое сознание насколько возможно, не позволяя себе, однако, войти в транс.
И в голове начали тесниться образы. Ночь, комната, горят лампы. Кто-то лежит на кровати. Какая-то фигура усмехается. Календарь за 1921 год. Человек в черном. Чувствуется резкий запах ладана. На кровати мужчина и женщина. Картина. Слышны ругательства. У стены валяется бутылка из-под вина. Женщина с рыданиями бросается через перила балкона. В тиковый паркет впитывается кровь. Фотография. Детская кроватка. Нью-Йорк. Календарь за 1903 год. Беременная женщина.
Рождение ребенка. Мальчик.
Флоренс открыла глаза. «Да, – кивнула она. – Да ».
Она спустилась по лестнице и вышла из комнаты, а через минуту уже входила в обеденный зал, где завтракали Барретт с женой.
– Вы уже встали? Хорошо, – сказал Барретт. – Завтрак только что принесли.
Флоренс села за стол и взяла себе маленькую порцию омлета и кусочек тоста; днем ей не удастся устроить сеанс, так как надо дождаться, пока установят кабинет. Она обменялась несколькими ремарками с миссис Барретт, ответила на вопросы самого Барретта, сказав, что, по ее ощущению, лучше дать Фишеру поспать и не будить его, а потом наконец проговорила:
– Кажется, я отчасти получила ответ, кто вселился в этот дом.
– Да ну?
Барретт посмотрел на нее с интересом, явно скорее вежливым, чем искренним.
– Тот голос, что предостерегал нас. Тот стук по столу. Личность, что ночью явилась мне в комнате. Молодой человек.
– И кто же это? – спросил Барретт.
– Сын Беласко.
Они молча посмотрели на нее.
– Помните, мистер Фишер говорил о нем.
– Но разве он не сказал, что сам не уверен, был у Беласко сын или нет?
Флоренс кивнула:
– Но он был. И теперь он здесь, мучается и страдает. Должно быть, он стал духом в ранние годы – мне ощущается, чуть за двадцать. Он очень молод и очень напуган – а поскольку напуган, то очень зол и враждебен. Я верю, что, если мы убедим его войти с нами в контакт, часть темных сил исчезнет.
Барретт кивнул. «Не верю ни слову», – подумал он и сказал:
– Это очень интересно.
«Я знаю, что он мне не верит, – подумала Флоренс, – но все равно лучше сказать ему, что я думаю».
Она уже хотела сменить тему, когда послышался громкий стук в дверь. Пившая кофе Эдит вздрогнула и облилась. Барретт улыбнулся ей:
– Наверное, привезли генератор. И надеюсь, плотника тоже.
Он встал, взял трость и подсвечник и двинулся к большому залу, потом остановился и оглянулся на Эдит.
– Полагаю, нет никакой опасности в том, чтобы оставить вас на время одних, пока я открою дверь, – помолчав, проговорил он.
Проковыляв через большой зал и вестибюль, Барретт открыл входную дверь и увидел на крыльце представителя Дойча с поднятым воротником и зонтиком в руке. Оказалось, что на улице дождь.
– Я доставил вам генератор и плотника, – сказал пришедший.
Барретт кивнул:
– А кошку?
– И кошку.
Барретт удовлетворенно улыбнулся. Теперь можно начинать.
Зажегся свет, и все четверо в унисон издали радостный возглас.
– Будь я проклят, – сказал Фишер, и все не удержались от улыбки.
– Никогда не думала, что электрические лампы могут быть такими красивыми, – призналась Эдит.
Залитый светом, большой зал совершенно преобразился. Теперь его размеры казались не зловещими, а царственными. Больше не маячили черные тени, и он представлялся огромным музейным залом, а не населенной призраками пещерой. Эдит взглянула на Фишера. Он был очевидно обрадован: его осанка изменилась, настороженность в глазах исчезла. Она посмотрела на Флоренс, сидевшую с кошкой на коленях, и с улыбкой подумала: «Горит свет. Мирно сидит кошка. Теперь это совсем не похоже на дом с привидениями».
Вдруг лампы замерцали и погасли, и, хотя они тут же зажглись вновь, Эдит обмерла. «Только не это», – прошептала она.
– Спокойно, – проговорил Барретт. – С этим разберутся.
Через минуту лампы горели ровно и ярко. Когда ничего не изменилось и еще через минуту, он улыбнулся.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления