Онлайн чтение книги Альфа-самка
20 апреля, вторник

Машина была готова уже к обеду, и Владимир тотчас же отправился в сервис.

– Открою вам секрет, – понизив голос, произнес мастер, когда Кузнецов усаживался в автомобиль. У парня был такой вид, словно он сообщал Владимиру некую страшную тайну, за разглашение которой грозит неминуемая смерть. – У этих моделей все коробки – говно.

Владимир сдержанно улыбнулся, пообещав, что примет во внимание сей непреложный факт.

«Нужно заехать за игрушкой Насте», – мелькнула у него мысль. Он потер покрасневшие от недосыпа глаза.

Конечно. Сегодня он точно это сделает.

Его выбор остановился на роликах (Настя давно канючила, выпрашивая их) с полной защитной экипировкой к ним – шлемом, наколенниками и налокотниками.

Проезжая мимо подземного перехода, Кузнецов неожиданно нажал педаль тормоза. Зашипели покрышки, «Лексус» послушно остановился. Владимир смотрел на уходящие вниз ступеньки, чувствуя, как где-то глубоко внутри у него что-то царапнуло, и он почему-то подумал о котенке, который случайно зацепился коготочком за диванную подушку.

Ребенок, девочка.

Интересно, они так и сидят в переходе? Тот вчерашний бомж с малышкой?

«Нужно было позвонить куда-нибудь, – внезапно подумал он и в какой-то момент испытал нечто похожее на угрызение совести. – В полицию, больницу, например…»

Перед ним вдруг ясно встала ужасающая картина – этот вонючий алкаш с оплывшей рожей, получив вчера от него деньги (угробленный на заводе позвоночник у него, конечно же, чудесным образом, излечился), наверняка помчался в ближайший магазин за бутылкой, оставив кроху одну в загаженных тряпках. А потом этот козел напился в хлам, начисто забыв о девочке, и она осталась одна в подземном переходе.

Теперь ему было по-настоящему стыдно. Стыдно и страшно.

Я пошел домой, даже не обернувшись. В теплую квартиру, где меня ждали ужин и семья. А малолетняя девочка осталась фактически на улице. Полуголая, наверняка голодная. Им и идти-то, наверное, некуда…

Владимир чуть ли не бегом бросился вниз.

Из его груди вырвался вздох облегчения, когда он увидел знакомую фигуру вдали. Клошар сидел в точно такой же позе, в которой находился вчера вечером.

Владимир остановился возле него, выискивая среди рваной одежды девочку. Он приподнял край старого заплесневелого пальто и увидел головку ребенка, обрамленную светлыми волосами. Несмотря на то, что они буквально лоснились от грязи, Владимир не сомневался, что после хорошей ванны и сушки эти волосы будут необычайно красивыми.

Бездомный и его дочь спали.

Кузнецов присел на корточки, с трудом преодолевая брезгливость, – вонь от тряпок шла несусветная.

Ему почему-то захотелось дотронуться до щеки девочки, но он боялся реакции разбуженного ребенка.

(папа)

Владимир с отвращением взглянул на нищего. Ему даже не хотелось допускать мысли о том, что это спившееся ничтожество является отцом или еще каким-либо родственником малышки.

Он повнимательнее взглянул на бомжа и нахмурился. Неподвижно застывшее тело и слегка приоткрытый рот мужчины показались ему неестественными. Неестественными для…

(для живого человека)

Владимир сглотнул и огляделся по сторонам. Взгляд остановился на разжатой ладони попрошайки в липких разводах и ссадинах. Преодолев брезгливость, он опустил пальцы на кисть мужчины, нащупывая пульс. Рука была холодной.

Сзади раздались детские голоса, к которым примешивался женский. Мать с детьми.

– Мама, а что это дядя делает? – полюбопытствовал мальчик, толкая перед собой самокат.

– Идем быстрее, – напряженно сказала женщина. Девочка в коляске что-то агукнула, и ее брат засмеялся.

Вскоре их шаги затихли, и Кузнецов встал на ноги. Они слегка дрожали.

Нищий был мертв.

Взор Владимира метнулся к девочке. Улыбаясь, она смотрела на него.

– Как тебя зовут? – спросил он, ощущая какую-то странную беспомощность. Девочка молчала, лишь на ее губах играла легкая улыбка. Она вылезла из тряпья и теперь доверчиво смотрела снизу вверх на мужчину.

Мимо прошли два подростка. Громко обсуждая сексуальные достоинства какой-то знакомой девушки, они даже не замедлили шаг.

(папа).

Владимир моргнул. Ему почудилось, или кроха снова произнесла это слово?

Ее нужно забрать отсюда.

Кузнецов достал мобильный телефон. Стараясь не смотреть на ребенка, который не сводил с него полного надежды взгляда, он позвонил в «Скорую» и сообщил о происшедшем. Потом, вспомнив о мертвом соседе девочки, сделал точно такой же звонок в полицию.

– Папа, – отчетливо прошептала малышка. Откуда-то из лохмотьев она извлекла почерневшего от грязи плюшевого зайца, уши которого тоскливо болтались угрюмо-рваными мочалками. Она прижала игрушку к себе, и Владимир неосознанно подумал о подарке для Насти. Бог ты мой… И это игрушка для девочки?! Драный, вонючий комок плюшевого дерьма?!

– Это твой папа? – спросил он, указывая на труп.

«Сейчас она увидит… и очень быстро поймет, что случилось с ее папой».

Но девочка даже не взглянула на мертвое тело. Она вообще вела себя так, словно этого дурно пахнущего мужика никогда и не существовало. Она протянула к нему худую ручку, словно прося о помощи, но Кузнецов непроизвольно шагнул назад.

«Нет. Если ты возьмешь ее на руки, она ни за что не захочет слезть обратно».

Кроха потянулась к нему, жалобно похныкивая, и Владимир почувствовал, как в горле у него увеличивается плотный ком, затрудняющий дыхание. При этом в нем росло понимание, что этот случай ничего не значит в его жизни. И вряд ли что-то изменит. Подумаешь, маленькая бездомная девочка… Таких сотни по стране, если не тысячи. Сейчас сюда приедут представители специальных служб и ее увезут в детский приют… А он пойдет домой и через три дня даже не вспомнит об этой истории.

Он понимал это. Но почему-то глубокий взгляд широко раскрытых глаз крохи, глаз, в которых светилось умытое летним дождем небо, опровергал эти мысли, и Владимир уже знал точно – он не забудет этот случай.

Так они и стояли друг перед другом. Владимир кусал губы, ежеминутно поглядывая на часы – ну где же эти врачи-оболтусы?!

Когда приехала «Скорая», девочка заплакала. Горько и безутешно, она размазывала по чумазому личику слезы, протягивая к нему свои тоненькие ручки-палочки. Владимир стоял в стороне, тупо уставившись на спортивные кроссовки одного из санитаров. Кузнецов внезапно подумал, что эти кроссовки выглядят чуждо и странно в этом уныло-грязном переходе – наверняка им было бы больше по душе гонять мяч по траве.

«Что-то я стал излишне сентиментальным».

Ни с того ни с сего он почувствовал себя предателем. Развернувшись, он поплелся наверх. Сев в машину, Владимир медленно тронулся с места. В мозгу, пульсируя, все еще болезненно резонировал плач незнакомой девочки.

Ему казалось, что за эти минуты, которые он провел в переходе, жизнь забрала у него пару десятков лет. Таким разбитым он себя давно не чувствовал.

Ирине подарок для Насти понравился.

– Надеюсь, ей все подойдет, – с надеждой сказала она.

– Ты же мне эсэмэс присылала с размерами, я по ним и выбирал, – произнес Владимир, думая о своем.

Они поцеловались, и он нежно погладил живот супруги.

– Как мы сегодня себя чувствуем? – спросил он. – Пока еще не толкается?

– Утром пихнулся два раза, – улыбнулась Ирина. – А чувствуем мы себя великолепно. Думала, как мы назовем нашего малыша.

– Вот как! Что, уже выбрала конкретное имя?

– Арсений, – произнесла она немного смущенно, и щеки женщины слегка заалели, будто бы она волновалась, что супругу это имя может прийтись не по душе. – Как тебе?

Владимир обнял жену.

– Знаешь, самое поразительное, что именно так хотели назвать меня мои бабушка с дедушкой, – сказал он. – Но родители настояли на Вове. Арсений? Мне нравится. Я – за.

За ужином Настя все время крутилась – ей не терпелось вернуться в комнату, где ее ждал новый альбом-раскраска. Наконец, запихнув в себя последний кусок котлеты, она убежала, забавно подпрыгивая. Владимир включил телевизор, поймав новостной канал.

– Ты сегодня задумчивый какой-то, – заметила Ирина.

– Правда? Устал немного, – рассеянно ответил Кузнецов, ковырнув вилкой остывающее пюре. Из головы не выходило мокрое от слез личико несчастной бродяжки, которую он снова сегодня встретил.

(папа)

Помедлив, он рассказал все Ирине. Жена отреагировала предсказуемо, впрочем, по его мнению, как и подавляющее большинство людей.

– Какой кошмар, – сказала она, начиная собирать посуду.

И все.

Началась реклама, по окончании которой стали передавать выпуск чрезвычайных происшествий.

Владимир с опустошенным видом отодвинул в сторону почти нетронутую тарелку. Затертая до дыр фраза «какой кошмар» как реакция на шокирующую информацию почему-то всегда вызывала у него скепсис. Сейчас же после слов жены по неизвестной причине он испытал глухое раздражение, отчего даже немного испугался. Что это с ним?

«Ирина, она же ничего не поняла».

Это правда. Она не видела эту кроху, спящую в провонявших тряпках. Она не могла чувствовать то, что чувствовал он, молча глядя, как она с надеждой в глазах тянет к нему свои тоненькие, как палочки, исцарапанные ручонки.

«Успокойся. Ты действительно устал».

Да.

– Ты ничего не поел, – встревоженно сказала Ира, когда он передал ей тарелку.

– Перед выездом на работе чаем с тортом угостили, – соврал Владимир. – Лаборантка одна перед отпуском проставлялась. Извини, что сразу не сказал.

– Ты мне смотри там… тортики с лаборантками…

Кузнецов уже хотел сострить, но его перебил доносящийся с экрана телевизора голос диктора:

– …серьезное ДТП на пересечении улицы Лобачевского и Мичуринского проспекта… карета «Скорой помощи» потеряла управление… несколько раз перевернулась, после чего автомобиль загорелся…

Владимир медленно повернул голову, забыв обо всем на свете. Ира о чем-то спрашивала его, но он не слышал жену.

– …сидевшего рядом с водителем выбросило через лобовое стекло. Он скончался до приезда своих коллег… Водитель заживо сгорел в машине…

На экране мелькнуло распростертое тело погибшего, под которым темнела лужа крови. Очевидно, во время аварии одна кроссовка с бедолаги слетела, и Владимир безмолвно взирал на оставшийся предмет обуви.

Белая спортивная кроссовка.

Сводки жуткого ДТП сменили новости о родителях-садистах, моривших голодом своих детей, но перед его глазами пульсировал кадр, запечатлевший белую кроссовку.

Он выключил телевизор, только сейчас поняв, что Ирина давно ушла с кухни.

Почему ничего не было сказано о ребенке?! О девочке, которую увезла «Скорая»?! Что с ней-то?!

«Ничего. В смысле, ничего страшного, – успокаивающе произнес внутренний голос. – Они отвезли ее в больницу и поехали по другому вызову».

Конечно. Вполне могло быть и так, но отчего-то эта версия казалась Владимиру неправдоподобно-хрупкой, словно шаткий карточный домик. Уж слишком мало времени прошло с тех пор, как ребенка забрали врачи.

Он попытался убедить себя в том, что на какой-то кроссовке свет клином не сошелся (мало ли врачей носят спортивную обувь), но и это почему-то не успокаивало, все было бесполезно. Так же бесполезно, как и отвечать себе на вопрос, почему его так волнует судьба чужого

(папа!)

ребенка.

– Может, ее никуда и не увозили, – неожиданно вслух произнес он. – Этот колдырь не умер, я просто ошибся, когда щупал у него пульс. Он проснулся и поднял хай, когда увидел, что девочку хотят забра…

«Бред. И тебе об этом известно», – внутренний голос быстро прервал его раздумья.

Лежа в кровати, он неожиданно спросил Ирину:

– Знаешь, мне вот тут недавно подумалось… Если бы мы не могли иметь детей, ты согласилась бы на усыновление?

Жена удивленно взглянула на него.

– Почему ты спрашиваешь? У нас прекрасная дочь. И скоро будет сын!

– Я все понимаю, – мягко сказал Владимир. – И тем не менее. Знаю, ты очень хотела ребенка. Предположим, все эти ЭКО и прочие современные средства забеременеть не дали бы результата. Как ты думаешь, смогли бы мы?..

– Не знаю, – после недолгого размышления ответила Ирина. – Да, мне жаль этих несчастных малышей в приютах, но, Володя, чужой ребенок всегда будет чужим. Вспомни, с каким трудом нам далась Настюша.

Да, Владимир помнил. Еще бы не помнить – роды Ирины оказались неожиданно сложными настолько, что даже потребовалось его присутствие.

– Я не уверена, что у меня хватит мужества и силы воли, чтобы относиться к нему как к родному. Не знаю, – повторила она и провела указательным пальцем по груди супруга. – Иди ко мне.

– Настя спит? – полюбопытствовал Кузнецов, но она уже закрыла его рот поцелуем.