Онлайн чтение книги Ловушка для волшебников Archer's Goon
Глава первая

Неприятности начались в тот день, когда Говард вернулся из школы и обнаружил, что в кухне сидит Громила. Именно так его окрестила Фифи – студентка, которая снимала у них мансарду и кормила детей полдником, если родителей не было дома. Когда Говард втолкнул Катастрофу в кухню и захлопнул дверь, первым делом он увидел Фифи – та ерзала на краешке стула и нервно теребила то свой полосатый шарф, то полосатые гетры.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Тут к нам вломился чей-то Громила, не знаю, кто его подослал. Гляньте.

Она дернула подбородком, Говард посмотрел в ту сторону и обнаружил, что на стуле возле буфета сидит Громила, загромоздив длинными ножищами и массивными ботинками большую часть кухни. Громила это умел. Голова у незваного гостя была крошечная, а ноги гигантские. Говард внимательно оглядел Громилу. Взгляд его пропутешествовал по выцветшим джинсам в обтяжку, на миг замер при виде ножа, которым Громила чистил грязные ногти на обширных ручищах, и наконец, миновав потертую кожаную куртку, добрался до маленькой круглой головы, терявшейся под потолком. Физиономия у Громилы оказалась глуповатая.

Настроение у Говарда и без того было паршивее некуда. А все Катастрофа виновата: она заставила Говарда встретить ее после школы, потому что он, сильный старший брат, обязан за ней присматривать, – так и заявила. Говард подошел к школе, как раз когда Катастрофа выбегала из ворот, а за ней по пятам гнались двадцать разъяренных маленьких девочек. Катастрофа верещала: «Вон мой старший брат, он сейчас вам задаст! Говард, бей их!» Говард понятия не имел, чем Катастрофа разозлила этих малявок, но сестру он знал как облупленную и догадывался – она наверняка натворила что-нибудь ужасное. Играть роль секретного оружия ему вовсе не улыбалось, но и подвести Катастрофу он не мог. Говард угрожающе завращал в воздухе сумкой, надеясь тем самым распугать девочек. Но их была целая толпа, да таких свирепых, что в конце концов завязалась настоящая потасовка. Мало того что эти девчонки лезли драться, они еще и обзывались вовсю, отчего у Говарда испортилось настроение. И вот он пришел домой, а в кухне сидит неизвестно чей Громила.

Говард плюхнул сумку прямо на кухонный стол. Громила и ухом не повел.

– Это кто? – поинтересовался Говард.

Фифи опять заерзала.

– Просто вошел и уселся, даже не представился, – объяснила она. – Утверждает, будто его прислал некто Арчер.

Для своих лет Говард был крупным. Однако и Громила тоже был крупным для своих лет, неизвестно, правда, каких. И к тому же с ножом. Говард приподнял сумку и снова шумно обрушил ее на стол.

– Ну так пусть убирается подобру-поздорову, – буркнул он.

Получилось не так грозно, как он надеялся. Тут в разговор встряла Катастрофа.

– Громила, пошел вон! Брысь! – завопила она. – Сумка Говарда обагрена кровью школьниц!

Громила, кажется, заинтересовался – отложил нож и оглядел сумку. Потом произнес густым глуповатым голосом:

– Нет никакой крови.

– А у нас нет знакомых по имени Арчер! – отрезал Говард.

Громила безмятежно ухмыльнулся.

– У папаши вашего есть, – сказал он и вновь принялся чистить ногти.

– От него воняет! – взвыла Катастрофа. – А ну, выставьте его вон! Я есть хочу!

От Громилы и впрямь пованивало – немножко бензином и отчасти тухлыми яйцами, причем стоило ему пошевельнуться, запах усиливался.

Говард и Фифи беспомощно переглянулись.

– Есть хочу! – завопила Катастрофа невыносимым голосом, благодаря которому и стяжала свое прозвище.

На самом деле ее звали Коринна, но стоило ей родиться и открыть рот, как ее тут же переименовали в Катастрофу.

Пронзительный вопль пронял даже Громилу. По его объемистой фигуре пробежало легкое содрогание, хотя головы оно и не достигло.

– Замолчала, – велел он.

– Еще чего! – уперлась Катастрофа. Громила повернул голову и уставился на нее глуповатыми круглыми глазками на туповатой физиономии. Похоже, такой ответ его изумил. Катастрофа взгляда не отвела, старательно набрала в грудь побольше воздуху, открыла рот и завопила. Папа всегда говорил, что легендарные вопли Катастрофы неизменно расчищали дорогу и освобождали место в поликлиниках и транспорте с тех пор, как ей исполнился месяц. Теперь, к восьми годам, Катастрофа полностью оправдывала свое прозвище.

Громила склонил головенку набок и миг-другой слушал – как будто даже одобрительно. Потом ухмыльнулся и повторил:

– А ну, замолчала.

И метнул в Катастрофу нож.

Во всяком случае, так всем показалось. Что-то молниеносно вжикнуло мимо личика вопящей Катастрофы, она пригнулась и тотчас смолкла. Да, некий предмет определенно пролетел мимо нее и с громким «хрясь» воткнулся в сумку Говарда, по-прежнему лежавшую на столе. А затем Громила преспокойно вернулся к чистке ногтей. Тем самым ножом.

Говард, Фифи и Катастрофа, вытаращив глаза, смотрели то на ручищи Громилы, то на прореху в Говардовой сумке. Катастрофе явно хотелось завопить снова, но она не решалась.

– К-как у него это получилось? – спросила Фифи. – Он ведь даже не шелохнулся!

Громила самодовольно произнес:

– Поняли, что дело серьезное?

– Какое такое дело? – удивился Говард.

– Буду сидеть, пока не получу должок, – ответил Громила. – Ей вон сказал уже, как пришел.

И уселся поудобнее, загромоздив ножищами почти всю кухню. Расселся основательно и надолго, как и обещал.

Поскольку вытурить Громилу за порог не получилось, Фифи с Говардом попытались накрыть на стол, обходя вокруг Громилы. Но и тут у них ничего не вышло. Громила занимал слишком много места. Им приходилось то и дело перелезать через его ноги. Громила не возражал, но и убирать ножищи с дороги тоже не думал.

– Вот пролью на вас горячий чай, будете знать! – сердито пробурчал Говард.

Громила ухмыльнулся:

– Лучше не пробуй.

– А еще, – продолжил Говард, – я могу споткнуться, и тогда получите в лицо бутербродом с ореховым маслом.

Громила крепко задумался, и Фифи поспешно вмешалась:

– Хотите чаю, Громила? Ну, то есть чаю в чашке. И бутерброд – съесть.

– Не против, – снизошел Громила. Потом основательно подумал и добавил: – Не дурак, ясно? С первого раза дотумкал.

Его слова так явно расходились с действительностью, что девочки, хотя и напуганные, минут пятнадцать валились друг на дружку от смеха. Говард сердито подтолкнул к Громиле чашку с чаем и бутерброд. Громила отложил нож и молча принял угощение. Хлюп – и чашка опустела. Бутерброд он слопал, не закрывая рта. Говард даже отвернулся.

– Что вы тут забыли? – гневно выпалил он. – Вы, случайно, адресом не ошиблись?

Громила кивнул, сглотнул остатки бутерброда и принялся ковырять ножом в зубах.

– Папаша ваш – Квентин Сайкс? – невнятно спросил он, не прекращая своего занятия. – Книжки пишет, то-се?

Говард кивнул. Сердце у него упало: наверно, папа написал про этого Арчера что-нибудь обидное. Такое бывало и раньше.

– Что натворил папа? – спросил он.

Громила мотнул головенкой в сторону Фифи: – Она вон уже в курсе. Сайкс тянет с платой.

Арчер требует свои две тыщи. Прислал меня.

Фифи и Катастрофе мигом стало не до смеха. – Две тысячи! – Фифи ахнула. – Сумму вы мне не называли!

– Да кто такой этот Арчер? – не унимался Говард.

Громила пожал могучими плечами:

– Окучивает эту часть города. Ваш папаша платит – все в ажуре. Нет проблем. – Он усмехнулся почти задушевно и слизнул с кончика ножа комочек хлебного мякиша, выковырянного из зубов. – Затянул с платой, и сразу – опа! – проблемы. Сразу я.

– Давайте позвоним в полицию! – предложила Катастрофа.

Громила улыбнулся еще шире и задушевнее. Взял нож за кончик и погрозил Катастрофе.

– Ой не надо, – гнусаво протянул он. – Ой не советую.

Все снова переглянулись. Даже Катастрофе показалось, что Громила говорит дело. Заметив, как они переглядываются, Громила протянул пустую чашку – мол, плесните-ка еще чайку.

– Хорошо у вас, – мирно заметил он. – Дом хороший. Культурно все.

– Да что вы говорите? – взвился Говард, пока Фифи наливала Громиле чаю. – А уж как хорошо, что папа не скоро придет! Это вам повезло! У него сегодня занятия в Политехническом колледже.

– Мне спешить некуда, – невозмутимо отозвался Громила.

– А наша мама знает про Арчера? – спросила у него Катастрофа.

– Без понятия, – ответил Громила.

Говарда этот вопрос тоже волновал. Он был уверен, что мама про Арчера не знает и очень расстроится, когда выяснит. Она и так постоянно тревожилась, что они едва сводят концы с концами. Нет, надо срочно выставить Громилу за дверь, пока не пришла мама.

– Знаете что, – расхрабрился он, – а давайте пойдем в Политех, ну то есть в колледж? Отыщем папу, и вы с ним сами поговорите.

Головенка Громилы кивнула. Из-за чашки с чаем появилась недобрая улыбка от уха до уха.

– Вот ты и иди, – отозвался он. – Я посижу с малышней. Манерам поучу.

– Я с ним не останусь! – воспротивилась Катастрофа.

– Закругляйся, и пойдем все вместе, – поторопила ее Фифи. – Так будет лучше, Говард.

– Устраивает? – спросил Говард Громилу. Громила задумался, царапая кончиком ножа по чашке. Заскрежетало так, что все передернулись. С кружки на потертые джинсы Громилы сеялось фаянсовое крошево и мелкие осколки. Не иначе, нож у Громилы был из какого-то необыкновенного материала, раз ему оказалось по силам резать фаянс и возвращаться к хозяину, точно бумеранг.

– Все пойдете, – наконец постановил Громила. – И чтоб держались у меня на глазах.

Он поставил исцарапанную кружку прямо на пол, дождался, пока Катастрофа доест и допьет, и только тогда поднялся.

Все невольно попятились. Громила оказался еще громаднее, чем они думали. Его стриженая макушка задевала потолок, и откуда-то оттуда, с высоты, свешивались длинные ручищи. Фифи и Катастрофа рядом с ним выглядели малюсенькими, а Говард, который успел привыкнуть к тому, что сравнялся в росте с большинством взрослых, перед Громилой ощутил себя тощеньким и щупленьким. Он понял: сбежать от Громилы на улице не удастся. Придется как-то его обхитрить – ясно же, что Громила туп как пуп.

Фифи залихватски перемотала полосатый шарф на шее и нахлобучила полосатую шапочку. Потом взяла Катастрофу за руку и тоненьким, испуганным голоском сказала ей:

– Не бойся, я с тобой.

Громила ухмыльнулся и хладнокровно ухватил Катастрофу за другую руку. Катастрофа задергалась, пытаясь высвободиться. Впечатления на Громилу это не произвело, и тогда она пригрозила:

– Я тебя укушу!

– А я тебя тоже, – откликнулся Громила. – Подцепишь бешенство. И вся любовь.

– Он ведь и правда укусит! – пискнула Фифи. – Не дразни его, Катастрофа!

– Меня не раздразнишь, – сообщил Громила. – Пока что никто не смог.

Судя по всему, он всерьез задумался над этим вопросом и обмозговывал его по дороге, пока Говард вел их через переулок к Верхней Парковой улице. Уже темнело, и голова Громилы терялась где-то вверху в вечерних сумерках. Сколько Говард ни вглядывался, над широкими кожаными плечами Громилы почти ничего не маячило.

– Прикинул, – донесся сверху задумчивый голос Громилы. – Вроде никогда толком не сердился. Интересно: если разозлюсь, что будет?

– О-о, я просто боюсь себе представить! – совсем слабеньким голоском ответила Фифи. – Говард, хочешь тоже держать меня за руку?

Говард думал было с негодованием отказаться, но вовремя смекнул, что Фифи напугана до полусмерти, как и он сам. Когда он взял Фифи за руку, чтобы подбодрить и утешить, выяснилось, что у обоих руки холодные и дрожат. Так, шеренгой, они и проделали весь короткий путь до Политехнического. Можно было бы срезать через парк, но Фифи всмотрелась в темноту за оградой, потом, вздрогнув, заглянула в Косой проезд, где сгущался мрак, и повела их кружным путем к главным воротам колледжа. Когда они наконец добрались до колледжа, в большинстве окон горел полосатый от жалюзи свет, да и площадка перед зданием, на которой копали котлован под фундамент нового корпуса, тоже была ярко освещена. Вокруг кишмя кишели люди: студенты торопились домой, строители рыли котлован экскаватором. Казалось бы, куда уже безопаснее. Но Громила по-прежнему крепко держал Катастрофу за руку, так что о безопасности и думать было нечего. Фифи с тоской глянула вслед нескольким знакомым, но позвать на помощь не осмелилась. Говард подергал ее за руку – он хотел намекнуть, что от Громилы можно удрать, когда они окажутся внутри. Подняться на лифте, спуститься по лестнице, дальше через запасной выход, потом опять на лифте, но уже другом, и затеряться в толпе. А потом позвонить в полицию.

Вчетвером они поднялись в вестибюль, густо усеянный бумажными стаканчиками. Говард нацелился было к лифту.

– Ишь какой умный, – сказал Громила. – Я ведь знаю, где вы живете.

Говард задрал голову и воззрился на Громилу. Там, в высоте, он увидел все ту же туповатую ухмылку, но на мгновение, прежде чем Говард успел присмотреться получше, ухмылка вдруг стала совсем не туповатой. Да что там, лицо у Громилы на миг сделалось вполне себе умное. Но когда Говард пригляделся пристальнее, то решил, что никакой это был не ум, а обычная вредность характера. Еще того не легче. Развернувшись, он повел всех прочь от лифтов, вверх по лестнице – к аудитории, где у папы в это время обычно шло занятие.

Папа был на месте. Он гремел так, что даже сквозь дверь можно было разобрать каждое слово:

– Да поймите же вы, барышня! Мне неинтересно знать, что думают структуралисты, я хочу узнать, что думаете вы!

Судя по всему, папа был занят. Говард хотел постучать в дверь, но Громила, у которого рука была куда длиннее, опередил его и распахнул дверь настежь. Внутри аудитории обнаружились студенты, они сидели в рядок на металлических стульях, вооруженные конспектами. Все они раздраженно обернулись. Не менее раздраженно обернулся и Квентин Сайкс, опиравшийся на спинку такого же металлического стула. Маленький, полноватый, папа едва доходил Громиле до подмышки, но был отнюдь не робкого десятка – это Говард знал точно. Папа раздраженно запустил руки в волосы, точнее, в остатки волос, взъерошил их и вперил пристальный взгляд в Громилу, испуганных Говарда и Фифи, а также сердито насупленную Катастрофу. Затем он повернулся к студентам и ровным голосом подытожил:

– Итак, пожалуй, сегодня на этом и закончим. А концепцию структуралистов рассмотрим на следующей неделе. Ну-ка, заходите, не устраивайте тут сквозняк. Думаю, мы попросим мисс Поттер подготовить к следующему занятию доклад, поскольку она у нас явно знаток структурализма.

Самая худенькая из студенток с самым толстым конспектом выпрямилась и всем своим видом выразила возмущение.

– А остальным, – продолжал папа, не давая ей вставить ни слова, – чтобы угнаться за мисс Поттер, советую прочитать следующие книги…

И он быстро-быстро принялся перечислять названия книг. Пока студенты, включая мисс Поттер, торопливо записывали, папа вновь смерил Громилу оценивающим взглядом.

– До встречи через неделю, – бросил он студентам.

Студенты тоже посмотрели на Громилу и сочли за лучшее как можно проворнее очистить помещение. Аудитория стремительно опустела, задержалась лишь разъяренная мисс Поттер.

– Мистер Сайкс, – произнесла она, – я вынуждена буду пожаловаться…

– На следующей неделе, мисс Поттер. Включите это в ваш доклад. Покажите мне, в чем я неправ.

Мисс Поттер, еще больше разъярившись, расправила плечи и промаршировала вон.

Хорошо бы папа так же легко выставил Громилу, понадеялся Говард.

– Итак, что это? – вопросил папа, глядя на Громилу.

– Знакомься, пап, это Громила, – ответил Говард.

Громила изобразил невинную ухмылку.

– Должок за вами, – объяснил он. – Плату просрочили. Пришел забрать две тыщи.

– Он просто взял и заявился в дом, мистер Сайкс! – с чувством сообщила Фифи. – И он…

Папа пресек Фифи, подняв руку, – похоже, он частенько проделывал такой фокус со своими студентами.

– Чепуха, милейший, – отрезал он. – Плату я внес вовремя, и никаких долгов за мной не числится.

Тогда Громила тоже поднял руку – все с той же ухмылкой. А поскольку он по-прежнему держал Катастрофу, девочка с воплем повисла в воздухе, брыкая ногами. Громила что-то сказал, но за криками Катастрофы ни слова было не разобрать. Громиле тоже пришлось закричать:

– Две недели назад не было уплочено! Арчер недоволен!

Больше Громила ничего не успел сообщить, потому что Катастрофа умудрилась вскарабкаться по собственной руке, на которой болталась, и вцепиться зубами Громиле в костяшки. Это Громилу проняло. Он с упреком глянул на Катастрофу.

– Щас уроню! – рявкнул он, перекрывая ор Катастрофы.

– Нет, не уроните. Вы немедленно поставите девочку наземь, – сказал папа. За восемь лет он натренировался перекрывать дочкины вопли. – Вам же нужно, чтобы вас услышали?

Громила решил, что мысль здравая, и опустил Катастрофу на пол. Оказавшись на твердой поверхности, она скорчила рожу от отвращения и высунула язык.

– Он невкусный! – пожаловалась Катастрофа. – Можно, я еще покричу?

– Нет, – не позволил папа и обратился к Громиле: – Не понимаю, кого вы имеете в виду. В жизни не слышал ни о каком Арчере. Я всегда имел дело с Маунтджоем.

– Маунтджоя не знаю, – отрезал Громила. – Плата капает Арчеру. Не получил. Должок.

– Но я же вам человеческим языком говорю, что отослал плату еще на той неделе. Знаю-знаю, с опозданием, но Маунтджою все равно, лишь бы вышло ровно две тысячи слов, не меньше. – Он повернулся к Фифи. – Вы-то знаете, что я послал плату? Помните тот длинный конверт, который я отдал вам на прошлой неделе и попросил опустить в почтовый ящик в Городском совете?

Говарду померещилось, будто Фифи сдавленно ахнула, но она тотчас твердым голосом сказала:

– Ах вот что это было! Да-да, вы мне его отдавали, мистер Сайкс.

– Тогда в чем дело? – осведомился папа у Громилы.

Громила сложил ручищи на груди и навис над папой.

– Арчер плату не получил, – повторил он.

– Тогда подите к Маунтджою и спросите у него. – Сами. – Громилины глазки пометались по аудитории и остановились на телефоне.

– Будь по-вашему, я позвоню ему.

Папа подошел к столу и набрал номер.

Говард, вконец озадаченный всем увиденным и услышанным, понял, что папа и правда звонит в Совет, – он различил, как в телефонной трубке отозвался голос девушки на коммутаторе:

– Здравствуйте. Городской совет слушает. На какой кабинет вас переключить?

– Соедините меня с мистером Маунтджоем, пожалуйста, – попросил папа. – Добавочный шесть ноль девять.

В трубке наступила тишина, а затем оттуда отозвался звучный, сочный голос.

Папа сердито посмотрел на Громилу и сказал: – Мистер Маунтджой, это Квентин Сайкс беспокоит. Я насчет своих двух тысяч слов. Похоже, кто-то подослал ко мне наемного убийцу…

– Кого я убил? Пока никого! – запротестовал Громила.

– Помолчите, любезный, – оборвал его папа. – Мистер Маунтджой, этот субъект утверждает, будто слова не дошли. А я прекрасно помню, что, как обычно, послал их вам с неделю назад…

Звучный голос что-то зарокотал в ответ. Он рокотал и рокотал. Папа нахмурился и слушал, изнемогая от нетерпения, потом перебил:

– А кто такой Арчер?

Голос в трубке опять зарокотал.

– Благодарю вас, – отозвался папа, повесил трубку и с тяжелым вздохом повернулся к Громиле.

Тот заухмылялся еще шире:

– Не дошли словечки, а?

– Нет, – признался папа. – Судя по всему, затерялись по дороге. Но мне дают дополнительно неделю сроку, чтобы… – Он осекся, потому что Громила неторопливо покачал головенкой. – В чем дело?

– Арчер ждать не будет, – заявил Громила. – Хотите без электричества сидеть? Без газа? Арчер окучивает всю энергию.

– Знаю, – отрезал папа. – Уже знаю и про газ, и про электричество. Мистер Маунтджой мне только что доходчиво объяснил.

– Слова заново, – сказал Громила. – Написать, и всего делов.

– Ладно, – решительно произнес папа. – Идемте-ка все домой и побыстрее покончим с этим делом.

Они молча зашагали обратно. Громила возвышался над остальными. Говарду не терпелось спросить папу, что происходит, но никак не получалось. Едва они переступили порог, как Громила обосновался на прежнем месте, загромоздив своей персоной половину кухни, а папа поспешно удалился к себе в кабинет, и оттуда быстрыми короткими очередями застучала пишущая машинка. Короткая очередь – длинная пауза, короткая очередь – длинная пауза. Катастрофа засела в гостиной, включила телевизор и, надувшись, стала вынашивать планы страшной мести Громиле. «Хорошо хоть мамы пока нет дома», – с облегчением подумал Говард. Он от души понадеялся, что папа успеет управиться со словами и выставить Громилу до маминого возвращения.

Тем временем Фифи суетилась в кухне, то и дело перешагивая через вытянутые ножищи Громилы.

– Говард, золотко, помоги мне хотя бы приготовить ужин, будь другом, – попросила она. – Ваша мама ужасно, ужасно расстроится, когда придет и обнаружит, что тут творится!

Катриона Сайкс появилась ровно через пять минут после этой фразы. Она вошла с закрытыми глазами, пошатываясь от усталости, и это означало, что день у мамы выдался утомительный. Мама работала школьным музыкальным инспектором, проверяла оркестры, отчего постоянно страдала мигренью. Она сложила на стол нотную папку, вечернюю газету, магнитофон, связку блок-флейт и набор бубнов, потом нащупала кресло и упала в него, прижав руки к вискам.

Говард увидел, как выражение облегчения на ее лице медленно гаснет: мама прислушалась к домашним звукам и поняла – дело неладно. Он сообразил, что мама определила местонахождение Катастрофы по шуму телевизора, папы – по стрекоту пишущей машинки, Фифи – по бульканью кипятка, лившегося в чашку с горкой кофе на донышке. Говард заметил, что мама уловила поспешность, с которой Фифи вручила ему чашку, а затем – как он переступил через ноги Громилы, чтобы подать маме кофе. На лбу у нее возникла морщинка. Все еще не поднимая век, мама взяла чашку и слегка вздрогнула, расслышав, как Громила чистит ножом ногти. Мама отпила большой глоток кофе, смахнула с лица волосы, открыла глаза и уставилась на Громилу.

– Кто вы такой? – осведомилась она. Громила туповато ухмыльнулся.

– Громила.

– Нет, как вас зовут? – спросила мама.

Мама у Говарда была очень сильной личностью.

Но и Громила тоже был сильной личностью – на свой лад. Воздух в кухне прямо-таки заискрил от напряжения, а Говард с Фифи затаили дыхание.

– Громилой и зовите. С вас хватит, – ответил Громила, не прекращая ухмыляться.

Мама внимательно оглядела его, а затем, к изумлению Говарда, мило улыбнулась и произнесла:

– Громила, на вид вы мужчина крепкий. Вот что: у меня в машине ударная установка. Помогите Говарду внести инструменты в дом, а то вдруг они отсыреют или их украдут.

Говард изумился еще больше, когда Громила воздвигся посреди кухни и направился к двери.

– Откуда нести? – только и спросил он у Говарда.

Громила оказался таким силачом, что всего-то и понадобилось подвести его к автомобилю и отпереть багажник. Незваный гость сгреб барабаны в охапку и, погромыхивая и побрякивая, внес в переднюю, где с громким «бумс» сгрузил на пол. Затем Громила уселся на прежнее место в кухне, а Говард обнаружил, что мама расспрашивает огорченную Фифи, что же происходит. Вот чудеса: мама отнеслась к новостям куда спокойнее, чем можно было ожидать! Она всего-навсего хмуро удивилась.

– Пусть сидит, главное, чтобы вел себя тихо, – сказала мама Говарду. – Я сегодня весь день слушала школьные оркестры – кстати, ты позанимался скрипкой? – ох, голова просто раскалывается.

Говард не успел соврать про скрипку, потому что мама взглянула на Громилу и спросила:

– Кто такой Арчер?

Громила немножко подумал и ответил:

– Окучивает энергию. Газ, электричество. Еще деньги. Вас не тронет. Вы под колпаком у Торкиля.

– То есть Арчер – чиновник из Городского совета? – уточнила мама.

Такое предположение неимоверно развеселило Громилу. Он запрокинул стриженую головенку, расхохотался и звонко хлопнул себя ручищей по колену.

– Ай, класс! Я похож на чиновника?

– На чиновника вы не очень-то похожи, – отозвалась мама.

По-видимому, Громила не внушал ей ни малейшего трепета.

– Кажется, он вполне безобидный, – поделилась мама с Говардом и принялась помогать Фифи готовить ужин. – Уберите-ка ноги, – велела она Громиле.

Тот беспрекословно подтянул ноги как можно выше – так, что колени поджались к ушам, – и стал смахивать на огромного неуклюжего кузнечика. А мама занялась ужином. Похоже, она нашла на Громилу управу, сообразил Говард – и решил последовать ее примеру. Он велел Громиле отодвинуться, иначе было не залезть в ящик со столовыми приборами. Громила с ухмылкой повиновался.

– Накрывай на шестерых, Говард, – попросила мама. – Думаю, Громила тоже не откажется от печенки и бекона.

– Буду! – горячо поддержал ее Громила, втянул аромат жареного лука и ухмыльнулся еще шире.

Говард понял, что мама просто-напросто не воспринимает Громилу всерьез. Тарелки уже были расставлены, но папина машинка продолжала ожесточенно стучать наверху, и мама попросила:

– Говард, сходи позови папу и Катастрофу.

– Сайкса не дергать, пусть закончит, – заявил Громила.

Мама даже не поинтересовалась, в чем дело, а отправила Говарда с подносом к папе в кабинет. Папа оторвался от пишущей машинки, отсутствующе глянул на Говарда и сказал:

– Поставь вот сюда, на бумаги.

«Кажется, папа тоже ничуть не разволновался», – удивился Говард. А вслух произнес:

– Пап, по-моему, мама не очень понимает, что творится. Она кормит Громилу ужином! Разве чужих наемников сажают ужинать со всеми?

Папа усмехнулся.

– Нет, но, когда за твоими санями гонится волк, лучше кинуть ему мяса, – объяснил он. Шутит или всерьез? Наверно, и то и другое. – Все, не мешай мне, иначе мы никогда не избавимся от Громилы.

Измученный Говард вернулся в кухню и обнаружил, что Громила неуклюже пытается задвинуть колени под стол, а Катастрофа наотрез отказывается от такого соседства.

– Не буду с ним ужинать! – верещала она. – Он в меня ножом кидался!

– А нечего было орать, – припечатал Громила. Стол приподнялся у него на коленях, посуда поехала как с горки, Фифи подхватила тарелки и приборы. Похоже было, что Фифи замучилась не меньше Говарда.

Громила встревоженно покосился на маму и загнул ноги под стул. Теперь ему пришлось есть в неудобной позе – почти что стоя на коленях.

– Кидался! Ножом! Честное слово! – настаивала Катастрофа. – И вообще, от него воняет! – Не дождавшись никакого отклика, она объявила: – Я на вас всех обиделась. Кроме Фифи.

– На меня-то за что? – возмутился Говард.

– За то, что ты боишься Громилы, – ответила Катастрофа.

Говард, к своему удивлению, виновато переглянулся с Громилой.

– А чего, я иногда сам себя боюсь, – признался тот, осторожно орудуя ножом и вилкой.

Он изо всех сил пытался вести себя прилично и культурно и поминутно вскидывал глазки на маму и Фифи, проверяя, довольны ли они его поведением. И жевать старался с закрытым ртом – Говарду даже померещилось, будто раз или два Громила едва не поперхнулся. Однако, несмотря ни на что, он умудрялся уминать за обе щеки. Говард в жизни не видел такой гигантской порции картошки на одной тарелке и чтобы картошка исчезала так быстро. Насытившись, Громила с удовлетворенным видом пересел на прежнее место, мешая остальным проходить, и принялся ковырять в зубах ножом.

– Не хотите пока посмотреть телевизор в гостиной? – предложила Фифи, в шестой раз споткнувшись о ножищи Громилы.

Но Громила помотал головой и остался на своем посту. Он сидел и сидел. Фифи убрала со стола и ушла к себе в мансарду, а он все сидел. Мама вымыла посуду, а он все сидел. Мама отправилась спать, а Громила продолжал сидеть в кухне. «Пожалуй, и я никуда отсюда не двинусь, на всякий случай», – решил Говард. Должен же кто-то присмотреть за Громилой! Говард притащил в кухню сумку с учебниками, в которой зияла прореха, оставленная ножом Громилы, и сел готовить уроки за кухонным столом. Но он не мог сосредоточиться. При Громиле у Говарда никак не получалось половину времени придумывать и рисовать космические корабли, а именно так он и привык делать уроки. Говард ощущал, как Громила пялится на него, и краем глаза улавливал, как посверкивает нож, тот самый, что разодрал Говарду сумку. Когда папа наконец-то вернулся в кухню с четырьмя готовыми страницами, Говард вздохнул с облегчением.

Громила вскочил – тоже с явным облегчением, – выхватил у папы машинописные страницы и вперился в них маленькими кругленькими глазками. «Надо же, читать умеет», – поразился Говард.

– Придется вам довольствоваться этим, – твердо сказал папа в ответ на вопросительный взгляд Громилы. – Тут не совсем то же, что я посылал Маунтджою, но как смог, так по памяти и восстановил.

– Не копия? – подозрительно спросил Громила. – Совершенно точно не копия, – заверил его папа.

Громила кивнул, сложил страницы и упрятал за пазуху кожаной куртки.

– Снесу Арчеру. Счастливо.

С этими словами он протопал к двери, пригнулся, чтобы не стукнуться головой, и вышел вон.

Как только дверь захлопнулась, в кухню влетели мама с Катастрофой.

– Убрался? – выпалила Катастрофа.

А мама насела на папу:

– А теперь объясни, что это было.

– Ничего особенного, пустяки, – слишком уж туманно ответил папа. – Это Маунтджой так шутит.

Мама устремила на папу пристальный взгляд – прямо-таки буравила его глазами.

– Квентин, – сурово произнесла она. – Так не пойдет. Он говорил о каком-то Арчере, а вовсе не о Маунтджое. Изволь объяснить.