Онлайн чтение книги Ловушка для волшебников Archer's Goon
Глава четвертая

«Диллиан!» – мысленно повторил Говард. Ему и в голову не приходило, что так могут звать и женщину. Наверно, решил он, людей с именем Диллиан в городе полным-полно и вообще это имечко вроде Вивиан или Хилари – им называют и мужчин и женщин. Пока он размышлял, стеклянная дверь за всей компанией защелкнулась и откуда-то донесся голос – дамский и очень мелодичный.

– Ах, да это Мейзи! – с журчащим смешком воскликнул голос. – Представьте мне ваших друзей, Мейзи!

Мисс Поттер, все так же всунув голову за дверь, откликнулась:

– Диллиан, я привела прелестных ребятишек Квентина Сайкса и их няню-студентку. Можно нам войти?

– Конечно, милочка! – радушно проворковал голос. – Заходите же.

Мисс Поттер налегла на массивную дверь, они вошли и захлопали глазами. Если снаружи дом напоминал замок, то изнутри – дворец. Они очутились в необъятном зале. Узорный паркет, набранный из разных пород дерева, тянулся и тянулся вдаль и блестел в ярком свете хрустальных люстр. Этот же свет играл на золоченых изящных креслицах и посверкивал в струях маленького комнатного фонтана. Вокруг фонтана, а также там и сям по залу во множестве пестрели высокие напольные вазоны с цветами – можно было подумать, здесь сегодня намечен концерт или парадный визит самой королевы. Блеска добавляли и золотые статуи у подножия лестницы в дальнем конце зала. Лестница плавным изгибом вела на второй этаж. От всей этой душистой и переливающейся роскоши компания пришла в такое ошеломление, что дальше все двигались на цыпочках, в том числе и мисс Поттер, которая с гордым и самодовольным видом прошептала:

– Правда, у Диллиан изумительный дом? Фифи нашла в себе силы небрежно заметить: – Да, ничего, миленько, – но не договорила и осеклась, когда на лестнице возникла Диллиан собственной персоной.

На ней было мерцающее белое бальное платье; спускаясь, она грациозно придерживала подол, из-под которого виднелись серебряные туфельки на высоких каблуках. Фифи и Говард глядели на Диллиан во все глаза: она показалась им похожей на сказочную принцессу (а Катастрофе напомнила королеву красоты). Прелестное лицо Диллиан обрамляли длинные золотые локоны. Когда она спустилась к лестнице и поплыла навстречу гостям, они обнаружили, что вблизи она даже красивее, чем издали.

Диллиан одарила их чарующей улыбкой:

– Мейзи, как прелестно, что вы привели таких гостей!

Мисс Поттер залилась пятнистым румянцем. Ясно было, что она боготворит Диллиан и готова ради нее не только стянуть рукопись в две тысячи слов, но и проделать что-нибудь похлеще.

– Я… э-э-э… боялась, что вам это не понравится, дорогая.

– Ну что вы! – возразила Диллиан. – Проходите, располагайтесь, сейчас подадут чай.

Она повернулась и грациозно поплыла к золоченым стульчикам у фонтана. Усевшись и расправив элегантную пышную юбку, Диллиан позвонила в маленький золотой колокольчик, стоявший на бортике фонтана. Пока ошарашенные гости, стараясь не поскользнуться на сияющем паркете, добирались до фонтана, откуда-то из-за лестницы успел появиться лакей. Он склонился в поклоне перед Диллиан, ожидая распоряжений. Все уставились на него. Еще бы: лакей был наряжен в алую ливрею, белый парик и чулки.

– Джозеф, принесите, пожалуйста, чай, – распорядилась Диллиан. – Или, может быть, ты хочешь молочный коктейль? – спросила она у Катастрофы.

Катастрофа с трудом оторвала взгляд от лакея и посмотрела на Диллиан.

– Нет, спасибо.

– Все равно на всякий случай принесите и коктейль, Джозеф, – проворковала Диллиан. – Садитесь же и устраивайтесь поудобнее.

Мисс Поттер суетливо потащила по паркету стульчики, чтобы расставить их полукругом вокруг Диллиан. Гости смущенно расселись. Цветочные вазоны отгораживали фонтан от всего остального зала, поэтому получался душистый уголок, полный аромата цветов и негромкого журчания фонтана. Обстановка была столь изысканная, что Фифи спрятала ноги в полосатых гетрах под стул. Говард не знал, куда спрятать порезанную и заклеенную школьную сумку, и наконец задвинул ее под сиденье, так что теперь некуда было девать ноги. Говарду показалось, что ноги у него стали длиннее, чем у Громилы, и занимают еще больше места.

– В следующий раз непременно приведите с собой папу, – обратилась к нему хозяйка. – Я большая почитательница его творчества. Но принимать у себя детей писателя тоже великая честь… Должно быть, очень утомительно иметь такого знаменитого отца?

Говард на своем веку успел убедиться, что папа у него самый обычный.

– Ну… я как-то привык уже, – неловко ответил он.

– Ах, конечно! – с подчеркнутым сочувствием откликнулась Диллиан. – Я понимаю, вы ведь хотите быть собой, а не прославиться только как сын знаменитого Квентина Сайкса.

Уши у Говарда налились краской. Он терпеть не мог, когда с ним говорили таким тоном.

– Гм… наверно, да, – ответил он.

– А кем вы хотите быть, когда вырастете? – не отставала Диллиан.

Говард поежился. Ощущение от этих разговорчиков было как от щекотки – впору завизжать. Надо срочно менять тему.

– Я… э-э-э… собираюсь разрабатывать космические корабли, – ответил Говард. – Знаете, вообще-то, мы пришли забрать папину рукопись, ну, две тысячи слов.

Мисс Поттер метнула на Говарда потрясенный взор. Он почувствовал себя отпетым грубияном и поспешно добавил:

– Пожалуйста… э-э-э… они нам очень нужны. – Конечно, мой мальчик, – отозвалась Диллиан. – Космические корабли! Ах, как увлекательно! Полагаю, вы определенно ходите под Вентурусом.

– Рукопись нужна срочно, – гнул свое Говард. Уши у него раскалялись с каждой секундой. – Понимаете, Арчер не получил слова, ужасно рассвирепел и напустил на нас Громилу. А папа отказывается писать новую порцию слов. Так что нам позарез необходимы те, что у вас.

Он умолк.

Диллиан смотрела на него без всякого выражения, будто ни слова не поняла из его речи. Неужели произошла ошибка? Что, если мистер Маунтджой говорил про какую-то другую Диллиан? Уши у Говарда похолодели, в животе тоже стало холодно. Между тем лакей вернулся, бережно катя перед собой золоченый двухъярусный столик на колесиках. На верхнем ярусе сиял серебряный чайник, на нижнем – серебряные блюда с бутербродами и плюшками. Диллиан велела:

– Джозеф, поставьте столик посередине, чтобы всем было удобно.

– Так вы та Диллиан, которая окучивает закон и порядок? – отважился Говард.

На прелестных губах заиграла легкая гордая улыбка. Диллиан едва заметно кивнула и показала глазами на лакея.

– Не при слугах, дорогой, – приглушенно произнесла она. – Мейзи, передайте, пожалуйста, всем бутерброды.

Лакей принялся разливать чай – торжественно и важно, словно жрец, исполняющий священный ритуал. Он оделил всех чашками так церемонно, будто каждая чашка была Святым Граалем, а потом пустил по кругу еще два грааля – один с сахаром, другой со сливками. В это же самое время мисс Поттер протягивала каждому по очереди блюдо с бутербродами, изо всех сил подчеркивая, что ей это не в новинку и она тут свой человек. Попутно она вела светскую беседу.

– Книги Квентина Сайкса глубоко проникают в тайную сущность женской души! – воскликнула она, суя поднос Фифи.

В этот же миг лакей протянул Фифи грааль с сахаром. Фифи смешалась, запуталась и попыталась ухватить бутерброд щипчиками для сахара. Она покраснела пламеннее Говардовых ушей и минут на двадцать онемела от смущения. А вот Катастрофа совершенно не тушевалась. Когда мисс Поттер протянула ей блюдо с бутербродами, она великосветски помахала мизинчиком, мол, нет, спасибо. Тем же жестом она наградила лакея, который предложил ей высокий стеклянный грааль, полный розоватого молочного коктейля. В чем дело? Говард терялся в догадках. Ведь дома у мисс Поттер именно Катастрофа требовала угощения, да и молочные коктейли она любит. Бутерброды же были восхитительны – маленькие, вкусные, со срезанными корочками. Обычно Катастрофа считала такие верхом роскоши.

Диллиан тоже явно терялась в догадках. Когда лакей важно поставил коктейль обратно на столик, Диллиан спросила у Говарда:

– Ваш братик совсем не хочет ни есть, ни пить?

Говард снова ощутил, как уши у него накалились. Катастрофа сидела довольная-предовольная. Она обожала, когда ее принимали за мальчишку.

– Нет, не хочу, – ответила она, прежде чем Говард успел поправить Диллиан.

Хозяйка кивнула лакею, и тот укатил столик прочь.

– Отлично, а теперь Говард может с вами поговорить? – напористо спросила Катастрофа.

Диллиан повернулась к Говарду:

– Да, непременно, и, думаю, самое время.

Итак, Арчер каждые три месяца получает от вашего папы две тысячи слов?

Говард кивнул:

– А он разве вам не сказал? Он ведь ваш брат? Лицо у Диллиан вновь застыло и утратило всякое выражение. Теперь Говард понял: это она так гневается.

– Арчер никогда мне ничего не рассказывает. Мы с ним давно не разговариваем, – объяснила Диллиан. – Но зачем ему все эти рукописи? Выто знаете?

– Нет, – помотал головой Говард.

Диллиан разозлилась. Она вперила пристальный взгляд в чашку и начала сердито постукивать носком серебряной туфельки по полу. Говард ухватил несколько крошечных бутербродов – для бодрости, очень уж ему было не по себе. В наступившем молчании только и слышалось, что стук туфельки по полу да мерное журчание фонтана среди цветов. Нарушать это молчание было бы немыслимой грубостью. Но Говард все же решился.

– Зачем вам слова? – спросил он.

– Разумеется, чтобы выяснить, что происходит, – ответила Диллиан. – Я уже в курсе, что кто-то из нашего семейства затеял нечто непонятное, вот и попросила милую Мейзи оказать мне услугу и принести рукопись.

Мисс Поттер довольно улыбнулась с ангельским видом.

Диллиан сердито отбросила со лба золотые локоны.

– Но ничего путного я не узнала! – воскликнула она. – Только одно: что интриги плетет Арчер. Ох уж этот Арчер! – Она вновь отбросила со лба волосы. – Я-то поначалу решила, что интригуют Эрскин или Шик, они оба кошмарные люди, а Торкиль подумал на Хатауэя – мол, тот намерен вернуться. Но нам и в страшном сне бы не приснилось, что кашу заварил Арчер! О, как мы заблуждались! Он ведь всегда был слишком честолюбив!

Говард успел проглотить четыре бутерброда, но такими поди наешься.

– И что предпринял Арчер? – спросил Говард. – Он пытается остановить всех нас, – с сердитым застывшим лицом объяснила Диллиан. – Помешать нам и все заграбастать себе. В последние тринадцать лет мы не могли выбраться за пределы города. И мы этим очень недовольны. Только сейчас мы наконец-то пришли к выводу, что мешают нам наверняка именно слова, написанные вашим отцом. Однако остается вопрос, в чем их воздействие. Видимо, ваш отец пишет как-то по-особенному, что-то делает со словами. Он не говорил вам, что именно?

– Думаю, он и сам понятия не имеет, – ответил Говард. – Сказал, просто валяет все, что на ум взбредет…

– Во всяком случае, это явно не лучшие его творения, – скривившись, произнесла Диллиан. – Если все слова похожи на тот кусочек про старушечий бунт, который мне попался, тогда он пишет откровенную чушь! Не пойму, какое применение нашел им Арчер и почему они действуют.

Диллиан опять нервно застучала носком туфельки в пол; снова повисло молчание, и пахли цветы, и журчал фонтан. Мисс Поттер, которая, конечно, разобиделась из-за того, что разговор идет без нее, снова предложила всем блюдо с бутербродами, но Диллиан грациозно отмахнулась, и Фифи с Катастрофой тоже. Говард все-таки взял еще две штучки.

– Не могу себе представить, чтобы милый мистер Сайкс написал чушь! В голове не укладывается! – сказала мисс Поттер. Молчание стало еще тягостнее, и она в отчаянии добавила: – Как странно, Диллиан, дорогая, а я и не подозревала, что у вас есть какая-то родня.

Диллиан иронично дернула плечиком:

– Да, нас в семье семеро.

– О, как я вам завидую! – всплеснула руками мисс Поттер. – Много братьев и сестер – это так здорово, так весело!

– Ничего веселого, – холодно отрезала Диллиан. – Мы совсем не ладим. Единственный, с кем я худо-бедно могу общаться, – это Торкиль. Арчер разговаривает только с Эрскином, а Хатауэй и Вентурус не желают знаться ни с кем из нас и между собой тоже. А Шик… тут у меня вообще нет слов!

Все это время Катастрофа не сводила с Диллиан пристального взгляда. И вдруг спросила:

– А вы в семье старшая?

– Нет, крошка, – ответила Диллиан. – Я – средняя, а по соседству – Хатауэй и Шик.

Говард взял три плюшки. Они были такие же вкусные, как и бутерброды, но тоже таяли на языке, и наесться ими не удалось.

– Погодите, вы же поделили между собой власть над городом, – сказал Говард. – Но как вам удается им управлять, если вы не разговариваете между собой?

Диллиан отмахнулась от него точно так же, как от блюда с плюшками.

– Сферы влияния были поделены с самого начала, когда мы только появились. Каждый брал то, что не хотели брать остальные. – Она слегка надула розовые губки. – Конечно, распределяли по старшинству, вот мне и досталась эта гадкая скукотища – полиция, закон и порядок. Но… – тут Диллиан усмехнулась, – скажем, Эрскину вообще выпали канализация и мусор, и поделом ему! Видишь ли, мой мальчик, изначально не предполагалось, что мы тут застрянем. Мы собирались развернуться и двигаться дальше. Потом Арчер подстроил эту неведомую ловушку, уж не знаю, в чем она заключалась, а только, похоже, мы здесь завязли. А теперь расскажи-ка мне побольше про этот договор, который твой папа заключил с Арчером. – Она подалась вперед и улыбнулась Говарду.

Говард благостно улыбнулся ей в ответ. От угощения, цветочных ароматов и журчания фонтана его разморило и клонило в сон, а боевой настрой куда-то улетучился, и Диллиан внезапно показалась ему очень славной. Но ответить Говард не успел – вмешалась Катастрофа. Она так и сверлила Диллиан глазами.

– Сколько вам лет? – напористо спросила она. Диллиан рассмеялась – серебристо, но слегка недовольно.

– Какой непосредственный ребенок! Вот так вопрос!

Мисс Поттер с радостью ухватилась за возможность показать, как ей не нравится Катастрофа.

– Никогда, слышишь, никогда не смей задавать даме подобный вопрос! – с упреком сказала она. – У милой Диллиан нет возраста. Она – сама вечная женственность.

– Да ну вас, развели сироп! – Катастрофа презрительно фыркнула. – Хоть на что спорю, ей семьдесят, не меньше.

Лицо Диллиан окаменело от негодования. Мисс Поттер пришла в ужас. А Фифи наконец-то очнулась и вяло произнесла:

– Умолкни, Катастрофа.

Катастрофа встала.

– Сейчас буду вести себя плохо, – объявила она. – Может, вообще завизжу. Вот прямо чувствую – сейчас на меня накатит и я завизжу.

– Ох! – испугалась Фифи. – Говард, пойдем-ка отсюда.

Говард поспешно поднялся. Фифи права, надо сматывать удочки. Он пошарил под золоченым стульчиком и вытащил свою покалеченную сумку, но стул при этом упал на вазон с цветами, стоявший сзади. Диллиан перевела бесцветные от гнева глаза на Говарда, и тот почувствовал себя таким же невоспитанным, как Катастрофа.

– Извините, пожалуйста! – промямлил он, поднял стульчик и попытался распрямить примятые цветы в вазоне.

– Нет, еще рано уходить! – уперлась Катастрофа. – Мы же не забрали папины слова! Вы что, не понимаете? Она пытается напустить на нас забывчивость, чтобы захапать слова себе!

– Катастрофа! – приструнила ее Фифи и порозовела, точь-в-точь как герани у нее за спиной.

– Не волнуйтесь, милочка, – добрым голосом сказала Диллиан, – с детьми это бывает: они устают и начинают грубить. А я и правда чуть было не запамятовала, ведь вы пришли за словами. Мы так славно беседовали, я и позабыла, что вы по делу. Сейчас же пошлю за рукописью.

Диллиан снова позвонила в золоченый колокольчик. Минута – и из-за цветочной стены вновь возник лакей. На сей раз он нес несколько машинописных страниц, нес обеими руками, торжественно и чинно, будто это была священная реликвия, да к тому же из тончайшего фарфора, и не приведи бог ее уронить или сжать слишком сильно – разлетится на мелкие кусочки. В отличие от затертых и обтрепанных страничек, которые предъявлял Громила, эти были чистенькие и белые. Лакей вручил их Диллиан, а та с улыбкой передала Говарду.

– Вот, мой мальчик. Только проверь, точно ли это те, что вам нужны?

От такого подозрения в недоверчивости Говард застыдился, но страницы все-таки развернул и просмотрел. Похоже, рукопись и правда принадлежала папе. Заглавные буквы у папиной пишущей машинки всегда выскакивали выше строчных, так что их верхушки оказывались словно бы срезанными. Говард понятия не имел, что именно папа написал в тот раз, но глаза его выхватили из текста несколько строк: «…и если бы Мукомольную улицу заполонили старушки, тесня полицейских и размахивая зонтиками и сумочками…» Говард сложил страницы.

– Да, все в порядке, это те самые слова, – сказал он. – Большое вам спасибо. И за угощение тоже.

– Всегда пожалуйста, мой мальчик, – с сияющей улыбкой ответила Диллиан.

Говард бережно упрятал страницы в карман свитера и протянул руку Катастрофе – мол, все, хватит, пора домой. Фифи встала и приготовилась взять Катастрофу за другую руку. Катастрофа надулась и неохотно поплелась за ними.

– Все равно не хочу оставаться в этой унылой дыре, – грубо сказала она.

– Я тебя сейчас отшлепаю! – прошипела Фифи.

Они с Говардом потащили Катастрофу мимо цветочных вазонов к выходу. Катастрофа повисла у них на руках, ноги ее волочились по сверкающему паркету. Говард оглянулся через плечо и в изумлении увидел, что мисс Поттер самодовольно расселась на золоченом стульчике и взяла с блюда плюшку, всячески показывая – мол, я-то остаюсь. А вот Диллиан, изысканным жестом подобрав шлейф своего бального платья, проводила гостей до двери. Говарду было так стыдно за безобразное поведение Катастрофы, что он весь вспотел. Он протащил Катастрофу в массивную дверь, потом через крытое застекленное крыльцо, потом по дорожке к воротам, зная, что Диллиан у них за спиной улыбается и машет холеной ручкой. Говард поклялся себе: «Вот только выйдем на улицу, всыплю Катастрофе по первое число!»

Но стоило выйти за ворота, как Катастрофа легко вывернулась из его хватки, и немудрено: рука у Говарда стала скользкой от пота. Фифи тоже выпустила Катастрофу и тяжело вздохнула:

– Ох! Какая красавица эта Диллиан! Я бы ничего не пожалела, лишь бы выглядеть как она!

Говард расхохотался. Пока они спускались с холма, он даже немножко отвлекся от своего гнева на Катастрофу и от сладкого предвкушения, что через полчаса Громилу удастся выставить из дому, – отвлекся, потому что сравнивал Диллиан и Фифи. Он покосился на Фифи с ее остреньким личиком и курчавыми темными волосами и снова расхохотался:

– У тебя не получится стать как она. Прежде всего, она в два раза больше тебя.

– А я всегда мечтала быть такой высокой… – жалобно протянула Фифи.

– Дураки! – крикнула им Катастрофа, которая трусила за Говардом на безопасном расстоянии. – Она злая колдунья! И волосы у нее крашеные, между прочим.

– Много кто красит волосы, – ответила Фифи через плечо. – Поторапливайся, Катастрофа. А злых колдуний не бывает.

– Еще как бывают! – возмутилась Катастрофа, но шагу не прибавила. – Думаете, почему я ничего есть не стала? У меня в животе так и бурчало от голода. Но я терпела и правильно сделала. Вы с Говардом сидели там как два дурака и поддавались на ее чары, а я – нет.

Фифи вздохнула, повернулась к Говарду и подняла брови.

– Пошевеливайся, Катастрофа! – поторопила она. – Надо успеть, пока твоя мама не вернулась!

– Пусть Говард сначала посмотрит, те ли слова мы забрали! – выкрикнула Катастрофа и встала как вкопанная, сунув руки в карманы.

Говард раздраженно похлопал по карману, куда убирал рукопись. Но в кармане было пусто. Он сунул руку внутрь, но нащупал лишь стирательную резинку и огрызок карандаша. Все еще не веря в случившееся, Говард обшарил все свои карманы, и в свитере, и в брюках. Бумаг не было.

– Быть такого не может! – воскликнул он.

– Поищи в сумке, вдруг ты туда положил? – подсказала Фифи.

Говард опустился на колени и вывернул сумку прямо на дорогу посреди Вершинной улицы. Он перетряс все книги, перебрал все тетрадки. Катастрофа подобралась поближе, но пока не рисковала подойти вплотную и наблюдала, спрятавшись за Фифи и вытянув шею. Говард нашел только листок с распечатанным домашним заданием по истории. Больше ни единой машинописной странички в сумке не было, и тогда Катастрофа спросила:

– Теперь ты понял, что я права?

– Наверно, они выпали по дороге, – строго сказала Фифи. – Давайте пойдем обратно и проверим. Внимательно смотрите себе под ноги, и мы их найдем.

Двинулись обратно в горку. Фифи пристально изучала зеленые изгороди, Говард на каждом шагу заглядывал в канавы. Катастрофа, сунув руки в карманы, неторопливо шествовала за ними, и на лице ее было написано полнейшее превосходство. Похоже, она была права. За всю дорогу до вершины им не попалось ничего даже отдаленно похожего на белые машинописные странички. Они прошли дальше, перевалили за гребень холма, стали спускаться по другому склону, и тут Говард отвлекся от изучения канавы и заметил, что дом, перед которым они стоят, значится под номером сто четыре по Вершинной улице.

– Мы прошли слишком далеко, – сообщил он Фифи. – Надо вернуться и поискать у нее в саду, на дорожке к дому. Если и там нет, постучусь в дверь и спрошу у Диллиан.

Делать было нечего, они вернулись на вершину холма, но сами не заметили, как миновали ее и оказались у ворот дома номер восемнадцать.

– Нет, ну это просто смешно! – воскликнула Фифи. – Идемте обратно и будем проверять каждый номер.

Они снова поплелись вверх по склону холма. Катастрофа шлепала ладонью по каждым очередным воротам и звонко выкликала номер дома:

– Двадцать четыре! Двадцать шесть! Тридцать! Тридцать два! Ой, Говард! Он исчез!

Они застыли, сгрудившись в кучку. Дома номер двадцать восемь не было. И ни малейшего зазора между двадцать шестым и тридцатым.

– Мы перепутали, нам на другую сторону улицы, – решила наконец Фифи.

Перешли на противоположную сторону Вершинной. Но она оказалась нечетной, и между двадцать седьмым и двадцать девятым номером двадцать восьмого тоже не было.

Вот тут-то Фифи наконец признала, что Катастрофа, похоже, права.

– У-у-ух, старая карга! – гневно процедила она. – Все, пошли домой, а то уже поздно.

– Да, и я вот-вот умру от голода! – жалостно воскликнула Катастрофа. – Говард, теперь ты мне веришь?

Говард горестно кивнул, а что еще было делать? Он так расстроился и чувствовал себя таким несчастным, что у него не хватало сил как следует рассердиться на Диллиан за обман. Он-то надеялся: вот-вот получится выкурить Громилу из дому и все станет как прежде, а ничегошеньки не получилось. И ко всему прочему у Говарда в животе бурчало от голода, будто он с утра не ел.

– Теперь понятно, почему мисс Поттер такая тощая, – поделился он с Фифи. – Невсамделишной едой сыт не будешь.

Фифи кивнула. Похоже, она молчала, чтобы не расплакаться.

У подножия Шотвикского холма Говард попросил у Фифи мелочи взаймы и купил Катастрофе пончик в торговом центре. Ведь Катастрофа вела себя бдительно и доблестно и заслужила награду.

Когда все трое доплелись до дома номер десять по Парковой улице, бодро держалась только Катастрофа. Говард и Фифи измучились и сникли. В кухне они обнаружили, что папа и Громила по-прежнему сидят друг против друга. Между ними высилась горка бутербродов с ореховым маслом. Оба выглядели далеко не жизнерадостно – и оба сразу же обернулись к вошедшим.

– Вместо ужина у нас теперь всегда будет полдник, – провозгласил папа. – Где вы были?

Громила кивнул на папу:

– Волнуется. Первый раз вижу, чтоб так.

При виде бутербродов Катастрофа оживилась и ринулась к столу. Но не успела она цапнуть бутерброд, как Громила поднял блюдо высоко у нее над головой. Катастрофа, конечно, оглушительно завопила, а папа, перекрикивая дочь, объявил:

– Никто не получит ни кусочка, пока не объясните мне, где вас троих носило!

– Мистер Сайкс, мистер Сайкс, это я во всем виновата! – воскликнула Фифи.

Она плюхнулась на стул, и было видно, что она вот-вот расплачется. Громила опустил блюдо с бутербродами на стол. Катастрофа прекратила вопить и накинулась на бутерброды так яростно, словно ее неделю голодом морили. Говарду удалось опередить ее и стянуть несколько штук, и хорошо, что он успел: потом бы ему уже не досталось. Фифи выпила огромную кружку чаю и рассказала, где их носило.

– С Диллиан связываться нельзя, – рассудил Громила. – Коварная баба. Улыбочки, улыбочки, а облапошит – пикнуть не успеете.

– Зато теперь мы, по крайней мере, знаем, что случилось со словами, – возразил ему папа. – Так что идите к Диллиан и заберите их у нее.

– Не могу, – ответил Громила. – Я ж говорил. Без штанов оставит. А без штанов никак.

Папа подавил вздох изнеможения.

– Вы хотите сказать, – начал он спокойно и медленно, – что все равно собираетесь стоять, то есть сидеть у меня над душой, пока я не напишу новую порцию?

Громила кивнул и ухмыльнулся до ушей.

– Все, решено, хватит! – Папа хлопнул ладонью по столу, так что пустое блюдо из-под бутербродов подпрыгнуло, и вскочил. – Ведите меня к Арчеру! Я требую встречи с ним!

Громила что-то прикинул.

– Завтра, – ответил он.

– Почему не сейчас? – зарычал папа, мгновенно утратив самообладание.

– Никак, – ответил Громила. – Банк закрыт. – Да при чем тут банк, я не понимаю?! – заревел папа. – Объясните мне, при чем тут…

В этот самый миг, морщась от шума, вошла мама. Она страшно устала. Опустилась на стул, который ей поспешно придвинула Фифи, уронила на стол ноты и вечернюю газету и закрыла глаза. Все тут же притихли и стали очень предупредительными. Папа взял газету и смирно погрузился в чтение. К изумлению Говарда, Громила на цыпочках прокрался к чайнику и приготовил маме чашку кофе, в котором она всегда нуждалась после работы. Кофе он поднес с неуклюжей, заискивающей улыбочкой. Мама, даже не открывая глаз, поняла, что Громила все еще в доме. Она сказала:

– Квентин…

– Да я знаю, знаю, – откликнулся папа. – Похоже, завтра пойду беседовать с Арчером. – Он взглянул на Громилу, ожидая подтверждения.

Громила кивнул, выхватил у папы газету и протянул через стол Говарду, ухмыляясь и тыча пальцем в заголовок на первой странице: «Вторжение молодежи в здание Городского совета».

– Тут без фамилии. Маунтджой нас не выдал, – сказал Громила Говарду. – Так и знал.

Говард не успел сообразить, нравится ему или нет, что его заодно с Громилой обозвали «молодежью», потому что папа потянулся и отобрал газету.

– Мой добрый друг Громила, все мое имущество – ваше, но только после того, как я прочту газету первым, – сказал он тихо, чтобы не побеспокоить маму. – И когда же мы отправимся повидаться с Арчером?

– Дожимайте его как следует! – приглушенно посоветовала Фифи. – Я тоже хочу сходить полюбоваться на Арчера. После сегодняшнего у меня к нему свои счеты.

– И у меня! – подала голос Катастрофа.

– И у меня, – добавил Говард. – Только, когда банк работает, мы оба в школе.

Громила не на шутку изумился.

– А большая перемена на обед? Отменили? – пораженно спросил он.

– И не надейтесь! – язвительно ответила Катастрофа. – Так что без нас вы никуда не пойдете.

– В полпервого у банка? На Главной улице? – предложил Громила.

Внезапно мама открыла глаза.

– Вы на завтра договариваетесь? Говард, не забудь, что завтра днем я приду к вам в школу инспектировать оркестр. Ты позанимался скрипкой?

Естественно, Говард начисто позабыл и о занятиях, и о завтрашней открытой репетиции. Он разозлился. Говард забывал о школьном оркестре при любой возможности: у мистера Колдуика, руководителя оркестра, был такой противный блеющий голос, что Говарду уже через десять минут репетиции хотелось завопить почище Катастрофы. А про мамино посещение он забыл неспроста: его ужасно смущало, что родная мама – инспектор, поэтому он всегда старался выкинуть это из головы. Репетиции оркестра обычно начинались сразу после большой перемены, а значит, если он, Говард, хочет повидать Арчера, придется быть в двух местах одновременно. Конечно, Говард не собирался жертвовать походом к Арчеру, но говорить об этом маме было никак нельзя. «Пойду-ка попиликаю на скрипке, и тогда мама решит, будто я во всем ее слушаюсь», – подумал Говард. А мама тем временем велела Катастрофе немедленно садиться за пианино. Катастрофа открыла рот. Громила поспешно заткнул уши.

– Да не ори ты, иди занимайся, – устало сказал сестре Говард.

Ко всеобщему изумлению, Катастрофа послушалась и потопала в гостиную к пианино – прямо золото, а не ребенок. «Вот и прекрасно, – подумал Говард, поднимаясь к себе в комнату, – не то заорал бы я сам». Поставив будильник и впихнув скрипку под подбородок, Говард ощутил острую необходимость сочинить неимоверно сложно оснащенный космический корабль, в котором было бы как можно больше ненужных, но успокаивающих штуковин. Диллиан оставила его, Говарда, в дураках, в доме было полно Громилы, и Говарда мучило предчувствие, что завтра денек тоже выдастся нелегкий.