Онлайн чтение книги Арфа королей The Harp of Kings
13. Ливаун

Я ловлю себя на мысли, что скучаю по Лебяжьему острову, где никто не тратит время на всякие глупости. Продолжаю предпринимать попытки сблизиться со служанками. В течение какого-то времени, пока для них внове мои длинные рыжие волосы и волнующая (в их представлении) бродячая жизнь, мне кажется, что я постепенно продвигаюсь вперед. Но их болтовня банальна и утомительна, а мне никак не удается направить разговор в нужное русло. Если раньше я не находила себе места, то теперь чувствую, что вот-вот взорвусь. Брокк каждый день ходит в неметоны и усиленно постигает тайны друидов. Дау кое-что выяснил о принце и его планах на будущее. Я же не сделала ровным счетом ничего. Почти ничего. Я дважды танцевала с Горвом по вечерам, когда играли не только мы, но и другая труппа музыкантов, однако толпа кружащих, скачущих танцоров – не самая лучшая среда для выуживания полезных сведений, а поболтать с ним днем у меня возможности пока не было. Родану это не понравилось бы. Он, похоже, не одобряет, что Горв тратит время на танцы, хотя рядом с ним постоянно торчит другой страж. Оба раза он до самого конца танца не сводил с нас хмурого взгляда. Как по мне, лучше бы думал о чем-нибудь другом, раз ему вскоре предстоит стать королем.

Какое-то время спустя мне представляется новая возможность. У меня с собой два платья, повседневное, в котором я ехала верхом в Брефну, с длинной юбкой, скрывающей штаны, и из домотканой шерсти с вышитой пелеринкой, которое я надеваю для выступлений. Оба нужно как-то почистить – либо аккуратно выстирать, либо пройтись губкой и щеткой, чтобы оттереть самую заметную грязь. В общих спальнях сделать это как следует нет возможности, поэтому однажды утром я иду в каменную пристройку, где прачки с утра до вечера стирают, полощут и отжимают белье.

На задах флигеля, на опорах из лещины, натянуты веревки, в погожий день украшенные гирляндами, на которых чего только нет – от постельного белья до тонких батистовых сорочек. В ненастье, которое даже летом случается довольно часто, одежда сушится внутри, у очага. Воду таскают ведрами из колодца в углу двора.

Глядя, как эти женщины, подоткнув юбки, поднимают по два полных ведра воды и носят во флигель, я понимаю, что это неплохая замена учебным боям.

– Доброе утро, – говорю я, входя в дверь с наброшенным на руку платьем из домотканой шерсти и сжимая в руке одежду поменьше, – я могу здесь выстирать свои вещи? Взамен могу принести воды или помочь вам отжимать белье – я девушка сильная. А если кто-нибудь знает, как постирать эту вышитую пелеринку, чтобы не поблекли цвета, буду благодарна за хороший совет.

Одна из прачек выпрямляется, внимательно оглядывает меня с головы до ног и, вижу, приходит к выводу, что сила во мне и правда есть. Я выше и шире в плечах даже самой крупной из них, а мои волосы по моде Лебяжьего острова уложены на затылке в узел тугих косичек.

– Отказаться от такого предложения было бы глупо, – говорит женщина, – хотя я и не уверена, что ты станешь долго таскать ведра. Это дело трудное, и нужно время, чтобы привыкнуть.

– Буду рада попытаться. Меня, кстати, зовут Кира. Вы, наверное, видели, как я играла и пела вместе с другими музыкантами.

Мы знакомимся. Ту, что заговорила первой, зовут Дана. Остальные – Мев, Банва, Гренна и еще несколько. Дана велит Мев сесть и отдохнуть, а я беру ее ведра и вместе с Гренной иду за водой. Остальные, тем временем, помешивают белье в огромном чане, трут одежду на стиральных досках и поддерживают огонь в очаге.

Я усердно работаю, но не для того, чтобы снискать расположение, а с целью проверить свое тело и убедиться, что оно по-прежнему сильно. К тому же, если есть работа, то почему бы ее не сделать? После изрядного количества ведер я некоторое время помешиваю белье – занятие жаркое, прямо у огня, да и пар бьет в лицо – а потом Дана отправляет меня немного посидеть на улице. Она выходит и садится рядом со мной. Прохладный воздух поистине волшебен, я глубоко дышу. Одна из прачек приносит мне чашку воды.

– Банва взялась стирать твое платье и вышитую пелеринку, – говорит Дана, – не смотри на меня так, твоя одежка в надежных руках. Изящными вещами у нас занимается именно она, у нее есть собственное специальное мыло и небольшая щеточка, которую ей сделал брат. Потом она аккуратно развешивает выстиранные вещи, и они быстро сохнут.

– Спасибо. Выходное платье у меня только одно и к вечеру оно, наверное, не высохнет.

– Не высохнет, если ты, конечно, не решишь его погладить, тем самым испортив, – вставляет слово Банва, появляясь в дверном проеме, – может, тебе на этот вечер попросить платье у кого-нибудь?

– Только если есть платье моего размера. Более подходящее, чем то, что на мне сейчас. Оно не только слишком простое, но и испачкано сильнее парадного.

Теперь в них пробудился интерес. Похоже, я заслужила их расположение, трудясь не менее упорно, чем они, хотя у меня и нет никакого желания заниматься этим целыми днями. Дана велит остальным сесть, чтобы немного отдохнуть, и посылает двух девушек помоложе принести с кухни еды.

– Таких высоких девушек, как ты, Кира, здесь нет, – говорит Гренна, – и такой красивой пелерины, как у тебя, тоже. Она восхитительна.

– А как насчет Мааре? – спрашивает Банва. – Няни, ты должна ее знать. У нее есть две сорочки, отделанные лентами, которые, думаю, тебе подойдут. Мы могли бы ее попросить. А если все же будет немного не впору, сверху можно накинуть шаль.

– Ты сказала, мы могли бы ее попросить, – недоуменно смотрит на нее Дана, – кого именно ты имеешь в виду под этим мы ?

Она поворачивается ко мне.

– Мааре сейчас не в лучшем настроении. И если не спит, то наверняка отхватит тебе голову.

– Я сама у нее попрошу. Так будет честно, ведь сорочка нужна мне.

Это не та ли Мааре, маленькая подопечная которой в тот день убежала и забралась на дерево? Малышку Ашллин я видела пару раз за ужином, но больше нигде с ней не пересекалась. А сама пообещала дать ей урок игры на свирели.

– Думаю, у меня есть возможность не просить ее об услуге, а предложить сделку. Но мне, кроме сорочки, понадобится и юбка, а Мааре, наверное, ниже меня.

– Да уж, ее юбки будут тебе до колен, – говорит Гренна, – у тебя рослые родители, да?

– Мой отец настоящий великан.

– У меня есть идея, – говорит Банва, – если у кого-нибудь из нас найдется юбка на твою талию, я смогу пришить к подолу оборку, чтобы она доходила тебе до лодыжек. У нас в сундуке есть целый мешок обрывков, лоскутов и даже одежды, которую кто-то выкинул или отдал нам чинить, а потом забыл. Ты удивишься, увидев, что люди выбрасывают. Большинство вещей в отличном состоянии, так что я могу состряпать тебе, Кира, что-нибудь миленькое.

– А к вечеру успеешь?

Шить, по всей видимости, придется много. По сути, это примерно то же, что сделать из свиного уха шелковый кошелек. Я пытаюсь представить себе эту одежку, но не могу.

– Банва делает немало тонкой работы для дам, – говорит Дана, и кривит рот в гримасе, – поэтому то, что ее заставляют таскать ведра и выжимать рубашки, – преступление. Но уж как есть. Она пару раз сболтнула лишнего и получила за это сполна.

– Тсс! – цыкают на нее остальные, Дана замолкает, но выражение ее лица в этот момент надо видеть.

Полагать, что прачка непременно должна быть пугливой и подобострастной, с моей стороны явно было ошибкой.

Я собираюсь выжать побольше подробностей, но в этот момент возвращаются девушки с подносом хлеба с бараниной и кувшином эля, и все разговоры смолкают. Еду делят поровну. Я пытаюсь отказаться от своей доли, но мне тут же становится ясно, что правильнее с удовольствием поесть.

– Спасибо, – говорю я, когда с едой покончено, – мне пора, надо повидать Маару и выяснить насчет сорочки. Где мне ее найти?

– В это время она должна быть в огороде. Знаешь высокий дуб? Так это от него по другую сторону лужайки. Вокруг огорода идет невысокая стена, там еще растет несколько яблонь.

– Думаю, я знаю, где это.

Я специально отвечаю неуверенно. И, конечно же, ни за что не признаюсь, что взбиралась на дуб, с которого отлично видно тот огород.

– Спасибо вам. Попозже я еще зайду проверить, как сохнет мое платье. Банва, у тебя точно есть время перешить юбку?

– Найду. Мне помогут. А ты, перед тем как уходить, лучше примерь одну из наших, а то я напрасно потрачу несколько часов, а она тебе, в конечном итоге, не подойдет. Дана, ты у нас самая высокая, дай ей свою, пусть примерит.

Перед тем как отправиться к Мааре, я достаю свирель и засовываю ее за пояс. Надеюсь, она из тех, с кем у меня получится общаться без труда, как с Даной и ее товарками, но при этом опасаюсь обнаружить в ней тупоголовую служанку. По воле случая, первой меня встречает Ашллин. Она опять одна – сидит на корточках у невысокой огородной стены и высматривает что-то в высокой траве. Ее мягкая игрушка сидит, привалившись спиной к стене, с горсткой лепестков на коленях.

– Доброе утро, Ашллин.

Она подпрыгивает на месте, как затигнутый врасплох кролик, и поворачивается ко мне.

– Я принесла свирель, – говорю я мягко. – Все в порядке?

Ашллин наклоняется, хватает игрушку, рассыпая лепестки, и прижимает ее к груди, не сводя глаз со свирели, которую я достаю из-за пояса.

– Если хочешь, я могу прямо сейчас показать, как на ней играть. Но сначала мне надо поговорить с Мааре.

– Нет!

Девочка говорит тихо, но с жаром.

– Мааре мне не позволит! И она все равно спит. Может, заберемся на большое дерево?

Выпрямившись во весь рост, нависаю над ней, но так общаться неудобно, и я приседаю на корточки.

– У твоей маленькой подружки сегодня праздничный обед? – спрашиваю я. – Она выглядит довольной.

Ашллин кивает – серьезно и официально.

– Она ела суп из лепестков, – отвечает она, – не проси ни о чем Мааре. Пожалуйста. Она все равно откажет. А если ты ее разбудишь, будет злиться.

– Ашллин, ты знаешь, что такое пари?

Она качает головой.

Я пытаюсь найти простые, понятные слова.

– Смотри, ты, например, говоришь, что Мааре будет злиться, а я думаю, что нет. Ты считаешь, она ответит отказом, а я утверждаю, что согласится. Пари означает, что если я окажусь права, то ты для меня что-нибудь сделаешь, а если окажешься права ты, то что-нибудь для тебя сделаю я.

Она снова кивает, и ее глаза становятся круглыми, как у совы.

– Если хочешь, давай. Но она все равно откажет и разозлится, а я не люблю, когда она злится.

Будем надеяться, я не просчиталась.

– А где Мааре? Вон там?

Я показываю на огород по ту сторону стены.

– Угу. Спит.

– Ладно, тогда поступим так. Мы сейчас туда прокрадемся, тихо, как мышки, чтобы она ничего не заметила. Сядем, где она тебе велела сидеть, и я незаметно ее разбужу, чтобы она подумала, что проснулась сама. А так как ты будешь там, где тебе было велено, сердиться она не станет.

Ашллин обдумывает мои слова.

– Как насчет пари?

– Если я выиграю, тебе придется разучить на свирели четыре ноты. Этого достаточно, чтобы сыграть мелодию.

– А если выиграю я? – шепотом спрашивает она.

– Тогда придумай для меня какое-нибудь задание, и я его выполню. Только, если Мааре рассердится, у нас не получится ни сыграть на свирели, ни забраться на дерево. Придется ждать другого раза. Я все равно покажу тебе, как играть на свирели, без всяких пари. Так что можешь загадать мне что-нибудь другое. Например, я могу научить тебя ходить на руках.

– Ладно, – отвечает она и машет рукой вдоль стены. – Калитка вон там.

– Идем тихо, как мышки, запомнила?

Она крадется на цыпочках, я за ней – как огромная, чудовищная мышь.

Мааре лежит на одеяле в траве в тени яблони. Она и в самом деле крепко спит, рядом стоит корзинка с рукоделием. Перед тем как заговорить, я не торопясь пересекаю огород, сажусь на скамью и слежу за тем, чтобы Ашллин с игрушкой уселись на уголке одеяла. Критически осматриваю нянину одежду: простая серая юбка, кофта под цвет, а под ней тонкая батистовая сорочка, края которой отделаны красно-синей лентой. Я вдруг понимаю, что куда проще было бы позаимствовать рубашку у Брокка, а все недостатки прикрыть аккуратно повязанной шалью. При этом вполне можно будет надеть предложенную мне юбку, так что Банва не обидится.

Пока я пытаюсь сообразить, как аккуратнее разбудить Мааре, Ашллин, у которой зачесался нос, не удержавшись, громко чихает и выдергивает няню из сна. Мааре садится, приглаживает волосы, поправляет одежду и в этот момент видит меня.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

– Вас ищу, – отвечаю я, размышляя о том, что ее тон может напугать ребенка и постарше ее питомицы, – но вы отдыхали и я, ожидая, когда вы проснетесь, немного поговорила с Ашллин.

– Ашллин? – в ее голосе слышится угроза. – Ты что, ушла с огорода?

– Она была здесь со мной, – быстро говорю я. – Разрешите представиться. Меня зовут Кира, я музыкантша. Надеюсь, вы найдете время со мной поговорить.

– О чем? – хмурится Мааре.

Я рассказываю про сорочку.

– Думаю, Дана и остальные прачки были правы, ваши мне действительно подойдут. К тому же, они говорили, что вот таких, отделанных лентами, у вас две.

– А с какой стати я должна дарить отличную одежду какой-то… бродячей музыкантше?

Я делаю несколько размеренных вдохов.

– Не дарить, а всего лишь одолжить.

– Ага, а ты потом вернешь мне ее провонявшую потом. Или даже разодранную по швам.

Она окидывает меня взглядом.

– Такая-то дылда, как ты.

– Я подумала, что могу вам кое-что предложить.

– То есть, ты собираешься мне заплатить?

С каждой фразой она нравится мне все меньше и меньше.

– Нет, скорее предлагаю заключить сделку. Если вы одолжите мне сорочку, пока не высохнет мое выходное платье, я сегодня после обеда часок-другой присмотрю за Ашллин. Я обещала научить ее играть на свирели.

Выражение лица Мааре говорит о том, что эта идея кажется ей смешной.

– На свирели?

– Да, я играю довольно хорошо. Вы могли слышать меня по вечерам. У вас будет немного свободного времени. А я позабочусь, чтобы сорочка вернулась к вам чистой, в целости и сохранности.

Вижу, что ей хочется согласиться. К чести ее будь сказано, она на пару мгновений замирает в нерешительности. Соглашаясь, она нарушает собственные правила.

– Только не попадайтесь никому на глаза, – говорит она, – иначе у меня будут неприятности.

– Мы спрячемся, правда, Ашллин?

Девочка кивает, и ее щечки делаются пунцовыми. Рука, сжимающая игрушку, немного расслабляется.

– И не фамильярничай с девочкой, – говорит мне Мааре, теперь сама строгость, – она из королевской семьи, хотя увидеть это порой бывает очень и очень трудно… А ты…

– Бродячая музыкантша.

В голове теснятся мысли. Из королевской семьи? Какой именно?

– Так что отнесись к ней с уважением! Ясно?

– Что? Ах да, да… – соглашаюсь я.

Бедная Ашллин. Сомневаюсь, что приставленные к ней надзиратели понимают, что означает слово «уважение».

– Ладно. Сорочку я принесу тебе после обеда, тогда же сможешь забрать и ребенка. Ты, Ашллин, не обмолвишься об этом ни словом. Ни единой живой душе.

Девочка кивает.

– Скажи вслух! – рявкает на нее нянька.

Мне хочется ее ударить.

– Я никому не скажу, – шепчет Ашллин, – обещаю.

В конюшне Арку разговаривает с Илланом, вернее – с кузнецом Огном. Дау тоже здесь – возится за верстаком. Иллан кивает мне. Что до Дау, то он меня игнорирует. Рядом снуют люди, занятые своими делами. Для тайного обмена информацией явно не место и не время.

– Ах, – с напускным удивлением говорю я, – вот вы где, дядюшка Арт. Я хотела с вами поговорить, но, вижу, вы заняты. Поговорим позже.

Я поворачиваюсь и ухожу, стараясь выглядеть естественно.

Вскоре он присоединяется ко мне в комнате для репетиций.

– Простите, – говорю я полушепотом, хотя Арку закрыл за собой дверь, – вы замечали рядом с домом или в саду маленькую девочку? Примерно вот такого роста с волнистыми каштановыми волосами? У нее еще всегда с собой игрушка, зверушка какая-то.

– Не помню, – отвечает Арку, – хотя детей здесь совсем немного. А почему ты спрашиваешь? Она что, пропала?

Я как можно короче рассказываю ему об Ашллин, о предстоящем уроке игры на свирели и о сорочке.

– Мааре сказала, что она из королевской семьи. Поэтому перед тем, как мы встретимся, мне не мешало бы узнать, кто ее родители.

– Вот оно что… – слегка хмурится Арку. – Могу рискнуть и высказать предположение, хотя мне говорили, что девочку прячут от посторонних глаз, да и имени ее я не знаю. Возможно, Ашллин – сестра Родана. У них большая разница в возрасте. Из-за осложнений при родах ее мать тяжело заболела и умерла. Впрочем, я слышал и другую версию, согласно которой неспособность королевы произвести на свет еще одного наследника совершенно ее подкосила. Ты потрясена, Кира? Неужели это так невероятно?

– Это потому что… потому что ее нянька – настоящий тиран, да к тому же еще и лентяйка, а Ашллин запугана и постоянно чего-то боится. Хотя глубоко внутри ее души все еще сохранилась крохотная искорка мужества. И по отношению к ней совсем неплохо было бы проявить немного доброты.

– Будем надеяться, кто-то действительно проявит, – говорит Арку и бросает на меня взгляд, которого я совершенно не понимаю, – но тебе этого лучше не делать. Ты не можешь позволить себе вмешиваться.

– Но я пообещала побыть с ней немного после обеда и не могу нарушить слово, данное ребенку.

– Ты снова меня удивляешь. Ну ладно, обещала – выполняй. Но будь осторожна. Чем меньше людей увидит тебя вместе с этой девочкой, тем будет лучше.

– Но звуки свирели все равно будут слышны.

– Действительно. Но никто не должен знать, кого именно ты учишь играть, поэтому приведешь ее сюда и закроешь дверь. Если что, моя старая свирель лежит вот на этой полке, и ты можешь взять ее. С двумя инструментами одного и того же тона учиться гораздо легче.

– Благодарю вас, дядюшка Арт. Простите, что мне до сих пор не удалось выяснить ничего полезного, но я продолжаю прилагать все усилия.

– Честно говоря, – отвечает Арку, – отсутствие прогресса меня действительно беспокоит. Донал словно стоит на пороге какого-то открытия, но сделать его ему никак не удается. Возможных претендентов на престол всего четверо, при этом троих можно отмести как бесперспективных или никуда не годных. Тоссак на сегодняшний день тоже ничего не предпринял. Мастер Брондус полагает, что на столь позднем этапе он уже не станет этого делать. Но советники регента все равно не находят себе места. Я вот думаю, не зреет ли какой-нибудь заговор.

– Если мы не вернем арфу, – говорю я, – народ может отвергнуть любого претендента, какие бы надежды он ни подавал. И что тогда будет?

– Думаю, Кора будет оставаться регентом до тех пор, пока они что-нибудь не придумают. Но ты права: в отсутствие арфы сделать выбор будет практически невозможно. Брефна погрузится в затяжную эпоху бунтов и мятежей. А бунты и мятежи, как известно, ведут к слабости, которая, в свою очередь, служит для соседей этаким приглашением к вторжению, захвату территорий, кражам скота, а может, и к войне. Ты, наверное, уже слышала о нашествии ворон. Точнее, неких существ, которые могут действительно оказаться воронами, но могут быть и кем-то другим. Точно такая же тварь напала на нашего Нессана на лесной дороге и чуть было не сбросила их вместе с лошадью в пропасть. Не стану рисковать и выказывать предположения о том, что они представляют собой вообще и в здешних краях в частности, но ничуть не сомневаюсь, что приближенные Коры этой проблемой обеспокоены, и для этого у них есть все основания. Подобные вещи могут привести к серьезным проблемам. Если твари вырвутся за пределы королевства, и Кору обвинят в том, что он не удержал их в узде, может вспыхнуть крупный конфликт. Арфа, конечно, может иметь к этому отношение, но может и не иметь. В то же время, присутствие этих непонятных созданий, как удалось подслушать нашему другу на конюшне, может погубить давние доверительные отношения между друидами и светской властью. Коре захочется организовать коронацию нового короля, как водится, в присутствии друидов, а арфа, если на ней сыграют, станет сигналом одобрения нового правителя народом Брефны. Для всех это станет признаком того, что все будет хорошо, даже при наличии трудностей, которые предстоит преодолеть.

Я вдруг чувствую симпатию к лорду Коре. Что если раньше он был счастлив приглядывать за собственными владениями и жить в своем доме в окружении близких? Что если ему было тяжело отказаться от той старой жизни после смерти последнего короля?

– Кора давно стал регентом? – спрашиваю я.

– Лет шесть, может чуть больше, может чуть меньше.

– Выходит, отец Ашллин умер, когда она была еще младенцем?

– Пожалуй, да.

Это в некоторой степени объясняет поведение Ашллин. Ребенок рос сиротой, и я не вижу никаких признаков того, что о нем кто-то особо беспокоился. Что совершенно не помешало ей стать доброй девчушкой. И умной.

– Кира, тебе лучше держаться подальше от Ашллин и ее няни. Девочка вряд ли располагает полезной для нас информацией, а воспитательнице может показаться странным, что ты проявляешь к ее питомице чрезмерный интерес.

– Хорошо, дядюшка Арт. Но сегодняшний урок игры на свирели не в счет. Вы сами согласились.

– Только не говори мне, что под такой грозной внешностью скрывается мягкое сердце, – говорит он, вроде шутя, но все же не до конца.

– Ничего подобного, – отвечаю я, – это просто обостренное чувство справедливости.

Шпион должен мастерски выведывать секреты и не обращать на себя внимания. В первом пока я не преуспела, но вот во втором потихоньку совершенствуюсь.

После обеда Мааре ждет меня в огороде. У нее в руках сложенная сорочка. Рядом молча стоит Ашллин, прижимая к себе игрушку, под левым глазом у нее свежий синяк.

– Что случилось? – не подумав, спрашиваю я.

– Она споткнулась и упала, – отвечает Мааре, – следи за ней в оба. Она всегда найдет предлог убежать и навлечь на свою голову неприятности.

Ашллин смотрит на меня строгими глазами; за этим ее взглядом проглядывает печальная история, о которой я пока знаю немного, но хочу выяснить все. И пропади Арку пропадом вместе с его приказами!

– Я так благодарна вам за сорочку. Обещаю обращаться с ней бережно.

– С огорода ни ногой. Если пойдет дождь, можете спрятаться вон там.

Мааре показывает на небольшой сарайчик, по всей видимости, для хранения инвентаря.

– Ближе к вечеру я за ней приду.

Когда она уходит, я приседаю на корточки и шепчу Ашллин на ухо:

– Играть на свирели нам здесь нельзя. Надо найти местечко поукромнее.

– Большое дерево! – тут же загораются ее печальные глаза.

Я качаю головой.

– Нет. Чтобы играть на свирели, нужны две руки, а я не хочу, чтобы кто-то из нас упал. Да и потом, нас могут услышать и попытаться выяснить, кто же это играет.

– Но тогда где?

– У меня есть специальное место, где можно играть сколько душе угодно. Но по пути туда мы снова должны вести себя тихо, как мышки . Ну, или как лесные куницы – проворные и бесшумные, способные передвигаться по лесу, не привлекая внимания сов, волков и других хищников.

Ашллин кивает. Мне нравится, как оживает ее личико, когда она забывает о страхе.

– Ну что ж, тогда вперед. Это недалеко от конюшен. Если кого-то увидим, нам придется спрятаться.

Я прикладываю палец к губам – тихо, как мышки,  – то же самое делает и она.

Мне не приходилось общаться с маленькими детьми, так что я не знала, как подготовиться к ее приходу. Я просто положила на скамью, постелив лоскут мягкой ткани, две свирели – свою и дядюшки Арта. И не забыла захватить самую маленькую дудочку с высоким звуком, которую иногда использую, играя джигу. А с кухни – там работает пара ребят, обожающих слушать мое пение – принесла несколько медовиков и немного сыра. Кувшин воды и чашки в комнате для репетиций у нас всегда есть, ведь от игры, и уж тем более от пения, так хочется пить. Что же до того, чтобы научить Ашллин ходить на руках, то с этим придется подождать до другого раза, когда у нас будет больше места.

Ашллин хорошо бегает и еще лучше прячется. Вероятно, ей часто приходится этим заниматься, чтобы вырваться из тюрьмы Мааре. Мы быстро добираемся до места. На противоположном конце конюшенного двора стоят несколько человек – насколько я понимаю, это путники, передающие конюшенным служкам своих лошадей. Внутри, за запертой дверью, Ашллин постепенно расслабляется, хотя и вздрагивает от любого громкого звука снаружи – когда кто-то кого-то зовет или ржет лошадь.

Ее пальчики едва достают до последнего отверстия на свирели Арку, но зато она проявляет больше старания, чем я ожидала. Быстро понимает, что если дунуть слишком сильно, звук получается невыносимо резким, а если слишком слабо, то выходит вялым, если, конечно, выходит вообще. Для начала мы разучиваем четыре ноты и учимся правильно пользоваться языком. Я показываю, Ашллин меня копирует. Она быстро схватывает все на слух и прекрасно умеет сосредотачиваться. Пока мы играем, ее игрушка сидит рядом с ней на скамье, прислонившись спиной к стене, взгляд ее шерстяных глаз устремлен ввысь. Выражение мордочки у зверушки несчастное – зеркальное отражение того, каким нередко бывает лицо ее хозяйки. Может быть, она выглядит такой печальной, потому что старенькая и потрепанная, да и набивка сейчас уже не та, что была раньше.

Время от времени я прошу Ашллин встать и немного походить – это помогает сосредоточиться. То же самое делаю и я. Мы учимся отбивать ритм, сначала ладонями, потом ногами. Через некоторое время она учится правильно ставить пальцы для пятой ноты, что позволит ей играть больше мелодий, я объявляю перерыв и приношу еду и питье.

– После занятий музыкой мне всегда хочется есть, – говорю я.

И это сущая правда.

Свой медовик Ашллин делит на несколько аккуратных частей. Пару кладет на скамью перед своей зверушкой, остальное съедает маленькими кусочками.

– У твоей подружки есть имя? – спрашиваю я.

– Это секрет, – шепчет она.

– О, прости.

–  Тебе я сказать могу. Ее зовут Клиэна. В честь богини из легенды.

– Очень благородное имя.

Интересно, у кого нашлось время рассказывать этому одинокому ребенку легенды? Возможно, друзья у нее все-таки есть.