Онлайн чтение книги Балатонский гамбит
10

Едва рассвело, немцы начали артиллерийскую подготовку. Артиллерия и минометы обрушились на боевые порядки Красной армии, расположенные между озерами Балатон и Веленце. После допроса пленного Наталья только прилегла отдохнуть в землянке, как вдруг раздался страшный грохот. Она вскочила и выбежала в траншею. За ней выскочила испуганная, заспанная Прохорова. По ходу сообщения побежали на наблюдательный пункт командира роты. Кругом полыхали взрывы снарядов. Капитан был на месте. С ним – Аксенов, Косенко, командиры взводов. Иванцов и Аксенов в бинокли всматривались вдаль.

– Артподготовка, начали, – сказал, опуская бинокль, Иванцов. – А всю ночь нас за нос водили, то снегом поскрипят где-то, то постучат, то вдруг ни с того ни с сего палить начнут беспорядочно из автоматов. То сидели молчком, а как стало ясно, что Косенко их планы раскрыл, начали мудрить. Все на пушку брали, мол, вот-вот начнем, а сами разведку мелкими группами вели, оборону прощупывали. Ан, ничего не вышло, мы тоже воробьи стреляные, нас не проведешь. Видишь, майор, – он повернулся к Аксенову, – верно я приказал огонь вести только дежурным пулеметам, а остальным спать. А то бы сидели в траншеях, глаза пялили впустую. А к самой атаке уже и устали бы. А так свеженькие. Они созрели, когда солнце уже вышло. Ага, девчата! – он заметил Наталью и снайпершу. – Ты, Наталья при мне, – распорядился сухо, – носа никуда не совать. Поняла?

– Может, я к санинструкторам, Степан Валерьянович, – предложила она. – Если сейчас немец пойдет, у них много работы будет.

– Я сказал, при мне, – отрезал Иванцов. – Без тебя они справятся, не в первый раз. Влипнешь куда, кто поможет. При мне, и все. А ты, Прохорова, – он вдруг обратил внимание на Надю, – ты чего все винтовку свою держишь? Она тебе сейчас не понадобится, спрячь подальше. Да в чехол не забудь положить, ценность все-таки. Автомат бери. Он сейчас куда как больше пригодится. Наталья и ты возьми тоже, на всякий случай, – он кинул ей «Калашников», – а то со своей «хлопушкой» офицерской много тут не настреляешь.

– Что? Что? Идут? – в окоп спрыгнул комсорг Васильков. – А, Наталья Григорьевна?

– А я почем знаю, идут они или нет, – она холодно пожала плечами, отстраняясь. – Я кто? Командир роты или полка? Ты не у меня спрашивай, а у знающих людей. Что ты все у меня спрашиваешь? Пока не идут, пока стреляют, сам видишь.

– Вот, Наталья, язык у тебя недобрый, – покачал Васильков головой с осуждением. – Злой язык. Девушка ты красивая, на тебя залюбуешься, какая ты, я за всю войну такой второй не видел, тонкая такая, с благородством вся, а как рот раскроешь, так и говорить с тобой не хочется. По тебе все мужики в штабе сохнут, а подойти к тебе боятся. Ты себе и генерала могла бы отхватить, а язык тебя подводит.

– А мне и не надо, чтобы они ко мне подходили, – отрезала Наталья, – только по делу. А так, знаешь, это как посмотреть. Вон, капитан Иванцов меня нисколько не боится, и старший сержант Косенко тоже. Так они вчера знаешь, какого языка взяли? Если бы не они, нас бы сейчас вообще размазали, как топленое масло на хлеб, а так немец палит, а нам хоть бы что, мы готовые. Вот такие люди меня не боятся, а эти ваши там при штабе, – она махнула рукой, – тоже нашел мне примеры. Ты вообще зачем прибежал-то сюда? – она повернулась и посмотрела ему в лицо. – Пропаганду разводить? Комсомольское собрание провести? Так поздновато, опоздал немного. Сегодня не твой день, Саша, сегодня фрицы и гансы выступают, слово взяли. Придется тебе подождать, с мировой революцией заодно.

– Ты потише, Голицына, – Васильков даже отшатнулся. – Я тебе что сказал? Ты не комсомолка даже.

– Комсомолка Голицына, как ты себе это представляешь? – Наталья улыбнулась. – Точно Маша или Глаша с завода «Красный пролетарий» или с фабрики по производству носков.

– А что? – Васильков пожал плечами.

– Вот ты не понимаешь даже, о чем я говорю, – Наталья взглянула на него с упреком, – а лезешь. Вообще, Васильков, мы с тобой о мировой революции и о комсомоле еще при штабе наговорились. Ты давай не на меня смотри, а побольше вперед, на фрицев, а то укокошат, как Коробова, пискнуть не успеешь.

– Ага, партполитподдержка пожаловала, – к Василькову подошел Иванцов. – Значит, так, болтовню разводить некогда. Разглагольствованиями народ не отвлекать, понял? Если хочешь, оставайся, только автомат бери и стреляй почаще, а рот закрой пока. Мне бойцы нужны, агитаторы пока ни к чему. Мы и так все знаем. Если не согласен, дуй назад, пока не поздно. А то немец попрет, не до тебя будет.

– Да, ладно, Степан Валерьянович, – Васильков явно сконфузился. – Никуда я назад не пойду. Автомат дадите?

– Дадим. И гранат подкинем на всякий случай. Этого добра у нас хватает. Харламыч, обеспечь!

– Слушаюсь.

– Танки противника перешли в атаку, – сообщил, глядя в бинокль, Аксенов. – Полчаса артиллерией долбили. Идут.

– Митька, передай взводам: пехота и танки противника с фронта! – скомандовал Иванцов связисту. – Всем по местам! К бою! Батарею мне! Ермаков? – крикнул в трубку. – Видишь? И я вижу. Ну, встретим их, бог войны? Да, вижу, что их тьма-тьмущая. На каждую твою пушечку штук по двадцать танков придется, а на каждого моего солдатика по пятнадцать фрицевых. Да только нам не привыкать, Ермаков. Верно? Пали. Пали, родной.

– Большую силу собрали на узком участке фронта, – озабоченно заметил Аксенов, неотрывно глядя в бинокль. – Очень большую.

– Сказал же пленный, будут бить танковым тараном, – напомнил Иванцов. – Вот он и есть, танковый таран, будьте любезны.

– Я скажу, что если даже подойдут резервы, это все равно, что остановить бушующий водяной поток, бросая в него камни…

– А вот эти разговоры, майор, здесь брось, – одернул Иванцов. – Ты с какого года на фронте?

– С сорок первого.

– И я с сорок первого. Нам чего только ни приходилось переживать: и из окружения выходить, и чуть ли не голыми руками эти танки у Сталинграда останавливать. Так что сдюжим. Справимся. Я даже не сомневаюсь. У них запас-то теперь – пшик. Вот все, что есть, собрали, наверное, хотят на психику взять. А у нас и психика исправна, и запасики найдутся. Сможем ответить.

Наталья напряженно всматривалась вперед, но различить что-то было трудно, все тонуло в дыму. Стреляли немцы, отвечала советская артиллерия, шла напряженная дуэль. Но скоро и напрягаться будет не надо, это Наталья знала наверняка – танки подойдут к передовым траншеям.

– Что делать, товарищ лейтенант? – Прохорова нервно ерзала в окопе. – Стрелять?

– Ты что, не знаешь, что все делается по команде? Будет приказ, будешь стрелять, чего зря патроны тратить? Далеко они еще.

Гул нарастал.

– Молодец, Косенко, – еще раз похвалил разведчика Иванцов. – Дали сведения, так к нам теперь армейскую и корпусную артиллерию подтянули. Вот, заговорили. Полегче станет.

– А авиации у них нет, – заметил Аксенов.

– Кончилась авиация, – усмехнулся Иванцов. – На Берлинском направлении все их соколы. На нас не хватило. А ты говоришь, майор. Мы им всю авиацию перевели, и без танков оставим фюрера, а придет время, и без штанов. Прямо дома у него, в Берлине, штаны с него сдерем. Так что, не переживай.

Прохорова засмеялась.

– Вот и бойцы радуются, – Иванцов неожиданно подмигнул снайперше, но потом нахмурился: – Цыц, Прохорова, вперед смотри.

Наталья с улыбкой взглянула на капитана: всегда умел Валерьяныч разрядить обстановку, всем как-то легче стало от его шутки.

Бой уже шел по всему фронту. На соседнем участке немцы достигли передовых траншей. Через несколько минут, протерев глаза, слезящиеся от дыма, Наталья подняла голову – прямо впереди она увидела несколько темных, расплывающихся силуэтов немецких танков, они ползли вперед, вспыхивая выстрелами, между ними мелькали пехотинцы, они спрыгивали с БТРов, рассыпаясь цепью. С обеих сторон отчаянно стрекотали пулеметы и автоматы. Огонь, который немцы вели из всех стволов одновременно, просто вбивал в землю. Это был шквал, огненный шквал.

– Неимоверно! – Наталья едва расслышала голос Иванцова. – Первый раз такое! Какой напор устроили.

– Да, дай им пострелять так часок – от нашей обороны пустое место останется, – откликнулся Аксенов. – Сейчас бы авиацию…

– Ой, мамочка! – Прохорова вдруг с визгом выпрыгнула из окопа, Наталья едва успела ухватить ее за шинель.

– На место, боец Прохорова, – крикнула так грозно, как только могла, – под трибунал захотела, расстрел? Сиди и терпи.

– Я боюсь, я боюсь, – скулила Прохорова.

– Замолчи, – Наталья прижала ее голову к своему плечу. – Страх пройдет, привыкнешь. Все боятся. Всем несладко. Первый раз – можно, больше – ни-ни. Ну-ка, вытри сопли. И голову пригни, не высовывайся.

– Что там за паника? – Иванцов повернулся в их сторону, взгляд у него был суровым. – Отставить, Прохорова.

– Ничего, Степан Валерьянович, это она от неожиданности, – вступилась Наталья за снайпершу.

– Смотри у меня, я паникеров не терплю. У меня с ними разговор короткий.

– Гляди, задавили наших внизу! – Наталья услышала голос Косенко. – Огонь! Огонь, братцы! Не расслабляться! Спокойно!

Действительно, на удивление легко взломав передний край обороны, немцы устремились вглубь. Теперь уже невооруженным глазом Наталья могла видеть тусклую броню немецких танков с изображением ключа на башнях.

– Вот он, «Лейбштандарт», – проговорил рядом с ней Аксенов. – Хваленый «Лейбштандарт». Легко справились, как хирурги, ничего не скажешь.

– Да, лейб этот палит отменно, – согласился Иванцов, – я такого и не встречал, верно ты говорил, майор. Но и мы не лыком шиты. Хоть и не лейб, а просто гвардия. Хирурги, мать твою. Нас голыми руками не возьмешь, и со скальпелем тоже, – Иванцов дал очередь из автомата и схватился за телефон. – Батальон, давай! Товарищ майор, – кричал он в трубку. – Доложите, вступили в бой с противником, просим огня! Огня! Авиацию, авиацию надо! Что? Мы держимся, что нам еще? Вы огня давайте! Огня побольше! Куда? Да, прямо на меня давай, тут они уже, рядом. Что? Будет авиация? Ждем. Так, сейчас наша артиллерия ударит, всем в укрытие, – приказал, отдав трубку связистам, – носа не показывать. Ясно, Прохорова? Тебя отдельно предупреждаю.

Земля вздрогнула, Наталья упала на дно траншеи, уши заломило от боли. На мгновение она потеряла сознание, ударившись головой, сверху на нее посыпалась земля, куски льда, камни. Когда она пришла в себя, Прохорова трясла ее за руку.

– Наташа, Наташа, жива?

Она подняла голову. Стало заметно тише. Артиллерийский огонь ослаб, в небе слышался гул бомбардировщиков. Опираясь на руку Прохоровой, Наталья встала. Прямо перед окопом она увидела застывшую «пантеру» с развороченной гусеницей, на ее башне красовался тот самый ключ в дубовых листьях, вокруг эмблемы плясали кровавые языки пламени. Все поле боя внизу было усыпано отступающими танками и бронетранспортерами противника. У передовых траншей она насчитала с десяток горящих немецких машин.

– Как, Наташка, в порядке? – к ней подбежал Иванцов, – Молодец! И мы в порядке. Гляди, назад поползли. Летчики наши подсобили, ястребки. И артиллеристы не подкачали. Но это только начало. Сейчас перышки почистят и снова ринутся. Будут долбить, пока силы есть. Ну что, Прохорова, «Лейбштандарт», – он хлопнул снайпершу по плечу, – не так страшно, как рассказывали? Вот, гляди, горит «Лейбштандарт», – он показал на дымящую «пантеру», – горит не хуже прочих. А все арийцы по метр восемьдесят из него сбежали. Я сам видел, как они к своим драпали. Косенко бросил им гранату вслед, но кое-кто ноги все-таки унес. Повезло.