Онлайн чтение книги Любить – значит страдать Barely breathing
Глава 4. «Дом»

Я ехала за Анной с Сарой на своей «хонде» и пыталась запомнить дорогу, так как прекрасно понимала, что рано или поздно мне придется добираться до Сары самостоятельно. По крайней мере, теперь я могу сама вести машину, которую несколько месяцев назад подобрал для меня Карл, после того как я наконец-то получила водительские права. Хотя особой необходимости в этом не было, поскольку меня по очереди подвозили то Сара, то Эван. Но теперь мне придется самой ездить в школу.

Чтобы попасть в пригород Уэслина, где моя мама сняла дом, у нас ушло целых двадцать минут. Мы долго кружили по лабиринту хаотично застроенных убогими домишками улочек, так не похожих на прямые улицы с внушительными особняками в центре города. Занесенные снегом дворы даже не были огорожены, и между домами туда-сюда бегали местные детишки.

Анна свернула к расположенному в тупике одинокому дому, прямо напротив леса из обнаженных деревьев. Я затормозила на обочине, чтобы дать Анне возможность выехать задом.

Маленький желтый двухэтажный домик, с белыми ставнями и гостеприимным белым, хотя и выцветшим крыльцом, со стороны казался довольно милым. Входная дверь отворилась, и, откинув бедром защитную сетку, на пороге появилась мама. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела, как мы достаем мои сумки из багажника.

Я не глядя прошла мимо нее в дом, так как ужасно боялась, что увижу в ее ясных голубых глазах нечто прямо противоположное ее словам, которыми она меня встретила:

– Привет, Эмили. Я рада, что ты здесь.

– Спасибо, что разрешила пожить у тебя, – с трудом выдавила я.

– Ну что ты, не стоит. – Ее голос звенел от напряжения. – Теперь это и твой дом. У тебя даже будет собственная комната.

– Нет, ты обязательно должна ее увидеть! – выпалила Сара, схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице, ведущей из маленькой прихожей на второй этаж. Анна весело рассмеялась, и я сразу поняла, что вчера они ходили не только по магазинам.

Лестница заканчивалась небольшой площадкой. Я увидела открытую дверь в ванную, а по бокам от нее – две закрытые двери. Сара распахнула правую из них и зажгла свет. Я медленно вошла за ней.

Остановившись, я осмотрелась по сторонам. Три стены оказались девственно белыми, а та стена, где была дверь, – абсолютно черной. Я повернулась кругом, чтобы рассмотреть все повнимательнее, вдохнула резкий запах свежей краски и невольно улыбнулась.

Напротив двери расположилась широкая кровать под причудливым черно-белым покрывалом, на котором лежали белые подушки с черными оборками. Над кроватью я увидела странную трехмерную инсталляцию: что-то вроде сотни черных бабочек на проволоке, словно вылетающих из белой стены.

На двух маленьких окнах слева от кровати висели эффектные черные шторы. Возле черной стены я увидела белый комод, а рядом – большое зеркало в белой раме.

У противоположной стены стоял письменный стол с разрисованными черными бабочками стеклянной столешницей, рядом – два белых стеллажа для книг. Над столом висела доска, затянутая тканью с тем же затейливым черно-белым рисунком. К доске была прикноплена записка: «Добро пожаловать домой, Эмма», – явно написанная рукой Сары.

– Ну как, нравится? – нетерпеливо просила Сара.

Повернувшись, я увидела у открытой двери Анну и свою мать, которые явно ждали моей реакции.

– Поверить не могу, что вы сделали это! – выдохнула я. – Спасибо большое.

– Пожалуйста, – ответила Анна.

Мама стояла на ступеньке за спиной у Анны и молча наблюдала за нами.

– Не хотите чего-нибудь выпить? – спросила она Анну, когда Сара принялась раскладывать по местам мои немногочисленные пожитки.

И они обе стали спускаться по лестнице.

– Сара, и правда огромное тебе спасибо.

Явно растроганная, Сара замерла на полдороге, прижимая к груди стопку моих блузок.

– Просто я знала, что ты жутко нервничаешь по поводу переезда, – уложив блузки в выдвинутый ящик комода, объяснила она. – Пусть даже ты и не желала в этом признаваться. Маме тоже хотелось познакомиться с Рейчел поближе, вот мы и решили, что это хорошая идея. Мы вчера весь день провели вместе – покупали, красили, украшали. Эмма, мне кажется, тебе не о чем беспокоиться. Если честно, то Рейчел дергается еще больше тебя.

А вот это вряд ли!

И вот когда Сара наконец была удовлетворена плодами своих трудов – все вещи лежали на месте, книжки стояли на полках, а ноутбук и маршрутизатор, что Карл с Анной подарили мне на Рождество, на письменном столе, она сообщила:

– Ну вот, кажется, все в порядке.

И я сразу дико занервничала, так как поняла, что Сара собирается уходить.

Я стала прикидывать, как бы задержать ее, но снизу раздался голос Анны:

– Сара, ты готова?

Не знаю, как Сара, а вот я, по правде говоря, точно не была готова остаться наедине со своей матерью. И судя по тому, как та суетилась, она испытывала такие же чувства.

Мы потоптались на крыльце, чтобы сказать им «до свидания», проводили глазами отъезжающую машину и волей-неволей остались наедине.

Я вернулась обратно в дом, сразу почувствовав себя жутко неуютно.

– Что ж, если хочешь, можешь немного осмотреться, – неуверенно предложила она, захлопнув дверь с дребезжащим стеклом в центре.

– Да-да, конечно, – ответила я и, свернув налево, вошла через арочный проем на кухню.

Мама стояла в прихожей и пристально следила за каждым моим движением.

Если не считать стен, заново покрашенных желтой краской, кухня, похоже, не обновлялась со времени постройки дома. Дверцы шкафчиков покоробились, а прилавок обшарпался. Под окном с видом на лес была установлена глубокая фаянсовая двойная мойка. В углу громко тарахтел низенький холодильник, который доходил мне только до подбородка, рядом стояла белая газовая плита. Кухня была настолько тесной, что места хватало лишь для маленького круглого стола и четырех разномастных стульев.

– Не стесняйся, бери что хочешь, – произнесла она с порога.

Здесь оказалось так мало места, что нам двоим было не разойтись. Я заглянула в холодильник, но там не было ничего, кроме приправ и засохших остатков китайской еды.

– Спасибо, – захлопнув дверь холодильника, ответила я.

– Похоже, придется съездить за продуктами, – натужно рассмеялась она и посторонилась, чтобы дать мне возможность пройти в прихожую, а оттуда – в гостиную.

Я чувствовала на себе ее пристальный взгляд, что еще больше усиливало мою нервозность. Наверное, надо было что-нибудь сказать, чтобы, типа, завязать разговор, но я понятия не имела, с чего начать.

Итак, я стояла посреди гостиной и, нервно ломая пальцы, разглядывала коричневый диван, канапе перед телевизором, а еще кресло-качалку перед окном. И неожиданно замерла, кресло показалось мне смутно знакомым.

И только через минуту мне удалось сообразить, где я его видела. Оно стояло в моей спальне в те далекие времена, когда я еще жила с мамой и папой.

Горло внезапно сдавило. Нахлынувшие воспоминания застали меня врасплох. Мне хотелось подойти и потрогать кресло, погладить изогнутые подлокотники, чтобы наполниться радостью от накопленной ими памяти о былых счастливых временах. О сказках, которые я слушала, покоясь в объятиях отца. О ласковых словах, которые он шептал мне, когда я засыпала у него на груди под стук его сердца. Я как завороженная смотрела на это кресло, чувствуя спиной ее упорный взгляд.

– У меня куча всяких фильмов, – вернул меня к реальности ее голос.

Я не сразу поняла, о чем она говорит. Ну да, полки встроенного книжного шкафа действительно были заставлены DVD-дисками.

– О, это просто здорово, – из вежливости ответила я.

У противоположной стены возвышался сервант, на котором в окружении фотографий в рамках стояла стереосистема. Я подошла поближе, чтобы разглядеть фото. Не то чтобы я ожидала увидеть свои снимки, но, когда их вообще не оказалось, у меня внутри словно все оборвалось. Я вгляделась в фото в поисках хоть какого-нибудь свидетельства того, что я существовала или что она когда-то жила с моим отцом, но увидела лица незнакомых людей.

– Фотографии моих друзей, – немногословно объяснила она, и я молча кивнула, так как не хотела, чтобы она услышала в моем голосе обиду. – Итак, тебе завтра в школу. Ну что, готова? – спросила она, и мне пришлось отвлечься от изучения еще одной коллекции DVD-дисков на угловых полках.

– Не совсем, – честно призналась я.

В отличия от меня она, похоже, прилагала хоть какие-то усилия поддержать разговор.

– А когда у тебя следующая игра в баскетбол?

– В пятницу, – ответила я, продолжая осматривать комнату.

– Не против, если я приду? – звенящим голосом спросила она, и меня удивило, с чего это она так нервничает.

– Конечно приходи, – натянуто улыбнулась я.

Напряжение, застывшее в ее голубых глазах, постепенно исчезло.

– Замечательно. Спасибо тебе, – улыбнулась она, и все сразу изменилось.

Она принялась оживленно рассказывать о людях, запечатленных на снимках, а потом достала парочку CD-дисков, сказав, что я обязательно должна их послушать, так как они помогают переосмыслить жизнь.

Я в основном молчала. При всем желании у меня не было возможности вставить хоть слово. Сидя на полу среди разбросанных CD-дисков, она болтала без остановки, должно быть на нервной почве. Я же безуспешно пыталась расслабиться и, слушая вполуха бесконечные истории о незнакомых мне людях, представить, что эта женщина и есть моя мать. Ведь с тех пор, как у меня действительно была мать, казалось, прошла целая вечность.

– Значит, тебе действительно понравилась твоя комната? – вставляя CD-диск в плеер, спросила она.

– Действительно, – вполне искренне ответила я.

– Хотя от меня толку было не слишком много. Абсолютно все выбирали Анна с Сарой, – слегка покраснев, призналась она.

Она безуспешно пыталась найти мелодию, напоминавшую ей о прошлогодней поездке в Новый Орлеан, но ее неожиданно оторвал от поисков стук в дверь.

– Да? – удивленно спросила она.

– Привет, миссис Томас. Меня зовут Эван. Я ищу Эмму.

Я тут же вскочила на ноги и ринулась к выходу.

– Привет! – поздоровалась я, не дав маме и слова сказать.

Эван сунул голову в дверь, и на лице сразу появилась его фирменная ухмылка, заставляющая трепетать мое сердце. Боже, как же я была рада его видеть!

– Что ж, Эван, входи, пожалуйста, – произнесла моя мать, закрывая входную дверь. – Меня зовут Рейчел. Только не вздумай звать меня миссис Томас. Это меня бесит. Так звали мать Дерека, и надо сказать, она меня здорово недолюбливала. Кроме того, моя фамилия Уолес, так что будет правильнее называть меня миссис Уолес, хотя я предпочитаю просто Рейчел, – обрушила она на нас с Эваном поток информации. – Вау! Сама не знаю, зачем все это говорю. Я не всегда такая дерганая. Хотя нет, всегда. Простите.

– Ничего, все нормально, – заверила ее я, поскольку уж кому-кому, а мне было точно не привыкать к нервозной обстановке. – Почему бы не показать Эвану дом?

– Ой, конечно-конечно, – согласилась она, вернувшись в гостиную, чтобы собрать разбросанные по полу CD-диски.

Мне не было нужды показывать Эвану первый этаж, поскольку осмотреть все помещение можно было прямо из прихожей. Я взяла его за руку, отвела в свою комнату и закрыла за нами дверь.

– Красивая комната, – одобрительно произнес Эван и, наклонив голову, чтобы не стукнуться о скошенный потолок, сел на кровать. – Ну, как дела? Она вроде вполне милая.

– Да-а… – не слишком уверенно протянула я, так как не знала, что говорить. – Это здорово… Я хочу сказать, она замечательная.

– Сдается мне, что у тебя тоже легкий мандраж, а? – рассмеялся он. – Теперь я знаю, от кого ты унаследовала привычку чуть что краснеть.

– Очень смешно, – иронично усмехнулась я. Легкий мандраж – это еще слабо сказано. Трудно было даже описать то, что творилась у меня в душе. Я была на грани паники. Возможно, поставив вопрос о переезде, я боялась, будто она скажет, что не может на такое пойти и не хочет впускать меня в свою жизнь. И эта мысль так долго держала меня в напряжении, что теперь мне никак не удавалось расслабиться и оценить, что я наконец здесь, со своей матерью. – Хотя да, я, типа, нервничаю.

– Все будет хорошо, – сжал мою руку Эван. – Кстати, у меня кое-что для тебя есть.

Эван залез во внутренний карман куртки и достал оттуда большой конверт. Внутри оказалась пачка фотографий. Я с улыбкой смотрела на запечатленные его камерой самые яркие моменты моей жизни. Вот я забиваю гол во время футбольного матча. Вот мы с Сарой радостно смеемся. Вот я сижу в глубокой задумчивости на переднем крыльце, явно не замечая, что меня снимают. В пачке нашлось даже несколько фото, где мы с ним сняты в обнимку на пикнике прошлой осенью.

Я нагнулась и поцеловала его:

– Вот именно этого окончательного штриха мне и не хватало.

Потом я сняла записку с доски над письменным столом и прикрепила фото под натянутой через всю доску черной лентой.

Неожиданно кто-то тихонько постучался в комнату. И прежде чем я успела ответить, мама просунула голову в дверь:

– Я собираюсь заказать пиццу. Вы голодные?

– Звучит заманчиво. Спасибо, – ответил за нас обоих Эван.

Я же, поджав губы, только молча кивнула.

И даже за кухонным столом, слушая непрерывную болтовню матери, я продолжала молчать. А она расспрашивала Эвана… ну буквально обо всем. Похоже, таким образом она справлялась с возникшей между ней и мной неловкостью. И если мы обе будем затаив дыхание ловить каждое слово Эвана, то вряд ли сможем найти общий язык. Хотя Эван, как обычно, спокойно и с достоинством выдержал испытание. Он даже виду не подал, что чувствует, насколько нервозная обстановка на кухне. Но когда он ушел, нервное напряжение достигло апогея.

– Может, хочешь посмотреть кино? – спросила она, когда я заворачивала остатки пиццы, чтобы убрать их в пустой холодильник.

– На самом деле мне надо еще написать доклад к завтрашнему дню, – соврала я.

В ответ она молча кивнула, и мне показалось, будто она поняла, что я лукавлю.

– Ну ладно, – наконец сказала она с разочарованным видом.

И меня кольнуло чувство вины. Но мне действительно надо было побыть одной.

Я легла на кровать, заложив руки за голову, и уставилась в свежеокрашенный потолок. Меня раздирали самые противоречивые эмоции. И мне просто необходимо было навести порядок в голове.

За пять лет я не перемолвилась с этой женщиной и десятком слов и вот теперь живу с ней под одной крышей. Вот такие, значит, дела. Она рассказывала о своих друзьях и о своих путевых впечатлениях, которыми была готова делиться с кем угодно, но только не с собственной дочерью. И естественно, это навело меня на мысль о том, что происходило со мной, пока она с успехом развлекалась, и мне сразу стало дурно.

Значит, когда я проходила все круги ада, моя мать путешествовала, пила и отрывалась на всю катушку. И от одной этой мысли меня буквально выворачивало наизнанку. Она ни разу не упомянула того факта, что в свое время бросила меня, не затронула темы моей жизни с Кэрол и Джорджем, а также того, что они со мной сделали. Словно того периода моей жизни и не было вовсе – только большая черная дыра между детством и юностью. И я поняла, что мне ой как непросто будет с этим смириться.

Хотя, положа руку на сердце, до сих пор я особенно не задумывалась, каково мне будет с ней жить. И не то чтобы я надеялась вновь зажечь чувства, которых на самом деле и не было, но все же оказалась абсолютно не готова к тому, что последние пять лет была напрочь вычеркнута из ее жизни – как физически, так и эмоционально.

Я просидела в своей комнате до самой ночи и только ближе к полуночи прошла в ванную, которая оказалась размером с большой туалет. В гостиной работал телевизор.

– Спокойной ночи! – крикнула я с верхней площадки, но, услышав ее смех, поняла, что она на кухне говорит по телефону.

Не дождавшись ответа, я закрыла дверь своей комнаты и скользнула под хрустящую новую простыню, натянув до подбородка одеяло.

Неожиданно рядом со мной звякнул мобильник. Сообщение от Сары: «Спокойной ночи. Приятных тебе снов в новой комнате!» Я решила не отвечать и быстро выключила лампу на прикроватном столике.

Я лежала в полной темноте и, прислушиваясь к жалобному дребезжанию окна под порывами разгулявшегося ветра, пыталась осознать тот факт, что теперь я живу здесь, со своей матерью. Я закрыла глаза, но тут же открыла их снова, так как внезапно заскрипели дощатые ступени. Тогда я попыталась расслабиться, понимая, что это всего-навсего моя мама, которая перед сном идет в ванную.

Да, хотела бы я сказать, что мне удалось уснуть. Но дело, оказывается, было вовсе не в скрипящих ступеньках. Я постоянно просыпалась, непривычная к звукам нового дома. И словно в такт моим мечущимся мыслям, оконные рамы сотрясались под напором холодного воздуха.