Онлайн чтение книги Человек дождя Rain Man
Глава третья

Чарли спал неспокойно, вздрагивая и ворочаясь на своей узкой кровати. Сны сменяли друг друга, но все они были отчетливы и тяжелы. То кто-то преследовал его, то он сам гнался за кем-то. Но Чарли не знал, кто это был, друг или враг, и что он будет делать, если его поймают или если он сам настигнет этого незнакомца.

Наконец в шесть тридцать утра он открыл глаза. Ему следовало бы проснуться часа два тому назад в Лос-Анджелесе. Ощущение погони, которое он испытывал во сне, не проходило. Несколько мгновений он не мог понять, где находится, чувствуя только сильную жажду. Но потом все встало на свои места. Он был дома. В своей старой комнате. В отцовском доме в Цинциннати. Его отец умер.

События вчерашнего дня всплыли в его памяти. Похороны отца. Завещание. Проклятые розы. Призрак Сэнфорда Бэббита насмехался над ним из могилы. Дерьмо! Он сел на край кровати, и сухой кашель заядлого курильщика вырвался из его груди. Продолжая кашлять, он зажег первую в этот день сигарету. Лежавшая у стены Сюзанна зашевелилась, он нежно погладил ее, и она снова заснула. Ему нужно было побыть одному, чтобы немного подумать. Возможно, это самый важный день в его жизни.

В одних плавках Чарли на цыпочках прошел на кухню и поставил на огонь кастрюльку с водой для растворимого кофе. Открыв дверцу холодильника, он обнаружил там початый пакет апельсинового сока и осушил его. Он зажег еще сигарету, сел к столу, снова прокручивая в голове свой план.

Шаг первый, без которого остальные невозможны. Нужно выяснить, что за «опекун» распоряжается деньгами Чарли, кем может быть этот проклятый «анонимный наследник». Потом он что-нибудь придумает. Он всегда что-нибудь придумывал.

Был понедельник. Семь утра. Банки открываются в девять, слуги будут здесь, вероятно, к восьми. Ему надо собираться. Чтобы не утюжить свой траурный костюм, Чарли повесил его в ванной, и самые заметные складки к утру разгладились. Приняв душ, Чарли очень тщательно побрился, смазав щеки кремом после бритья, который нашел в аптечке. Кремом Сэнфорда Бэббита. Теперь не хватало только запаха сигар старика, чтобы от Чарли пахло точно так же, как от его отца. Потом он оделся и пошел будить Сюзанну, взяв с собой чашечку горячего кофе с сахаром.

— Пора собираться, дорогая. Мне нужно уладить кое-какие дела. Поехали.

Когда кремовый «бьюик» остановился у подъезда Мидвест-Америка-репаблик-банка в центре Цинциннати, Сюзанна выглядела растерянной.

— Зачем мы здесь?

— Я хочу кое-что узнать, — мягко ответил Чарли, — это не займет и минуты. Подожди меня здесь.

Он нашел подходящую кандидатуру за сорок секунд. Вычислить ее не составило труда. Она сидела за третьим от конца столом, среди младшего управляющего персонала, занимающегося операциями, с которыми не могли справиться обычные кассиры, — переводом денежных средств, срочными вкладами, выяснением платежеспособности. Она была ни слишком молода, ни слишком миловидна, но тщательно, может быть даже чрезмерно, накрашена. Ее искусно уложенные пепельно-белые волосы говорили о многих часах, проведенных в кресле парикмахера. Короче, она была уверена в своей неотразимости. С нее хватит душещипательной истории и пяти минут Убийственной Улыбки.

Пять минут спустя Чарли Бэббит вышел из банка, получив имя опекуна. Некий доктор Вальтер Брунер. И адрес — где-то за городом. И даже подробные рекомендации, как туда добраться.

Сидя за рулем великолепной машины, под жаркими лучами июльского солнца, рядом с Сюзанной, Чарли не обращал внимания ни на девушку, ни на хорошую погоду, ни на «бьюик». Он мог думать только об этом Брунере, кем бы он, черт его возьми, ни был. И о том, как уговорить его вернуть три миллиона долларов, по праву принадлежавших Чарли. Он вновь и вновь прокручивал в голове план предстоящего разговора, стараясь предусмотреть все возможные варианты.

Они давно миновали городские окраины. Их окружали зеленые холмы летнего Огайо. Но Чарли было наплевать на все эти пейзажи. Сюзанна, не в силах сдержать восхищения, сказала:

— Здесь так красиво! Ты часто бывал здесь раньше?

— Разумеется, нет.

На ее лице отразилось недоумение.

— Так зачем мы?..

Внезапно ее швырнуло вперед так, что она едва не врезалась носом в лобовое стекло, — Чарли с силой нажал на тормоз.

— Проскочили, — проворчал он, возвращаясь задним ходом к повороту, который действительно легко было не заметить. Густая листва придорожных деревьев скрывала узкую дорогу и указатель с надписью: «Частное владение».

Свернув на дорогу, затененную густыми ветвями росших по обочине каштанов, Чарли миролюбиво посмотрел на Сюзанну, — Надо уладить еще кое-что, — сказал он небрежно, может быть, слишком небрежно. — Это недолго.

Темные очки скрывали выражение его глаз.

Какое-то время они ехали медленно, петляя по каменистой, извилистой дороге, едва ли отличающейся от проселка. Затем, спустя четверть мили, дорога расширилась и после крутого поворота пошла в гору. Когда они достигли вершины холма, глазам их внезапно открылось большое белое здание. Привлекательное само по себе, оно прекрасно гармонировало с окружающим пейзажем, с зеленым бархатом ухоженных лужаек. Оно напоминало старый отель. Хотя могло оказаться и огромной усадьбой весьма состоятельного человека.

— Где мы? — поинтересовалась Сюзанна.

Они проехали мимо маленького симпатичного пруда, в котором плескались утки. Его мшистые берега, пестрели дикорастущими цветами. На обочине дороги, спиной к машине, за мольбертом стоял мужчина в рабочем халате и рисовал. Чарли медленно приблизился к нему.

— Простите, это случайно не Воллбрук?

Мужчина не отреагировал.

— Простите, — повторил Чарли громче.

Мужчина молча повернулся, и Сюзанна раскрыла рот от изумления. Даже хладнокровие Чарли на мгновение покинуло его. Руки и лицо мужчины были измазаны яркими красками, свежие пятна покрывали его халат. А на мольберте не было ни идиллического пейзажа с утками, ни прекрасного вида на дом, Холст покрывала невероятная мазня, хаос пятен, неровных линий, мазков, нанесенных на полотно прямо ладонью. Человек смотрел на них с пустой улыбкой неразумного младенца.

Несколько секунд Чарли разглядывал художника и его творение, затем тронул машину с места и подъехал к парадному входу.

Над входом висела круглая бронзовая табличка с надписью: «Воллбрукский центр развития умственно отсталых».

Выбравшись, из машины, Чарли поднялся на крыльцо и сильно постучал в дверь латунным дверным молотком. Ему открыла миловидная женщина средних лет, скромно одетая и, видимо, хорошо знающая свое дело.

— Я бы хотел встретиться с доктором Брунером.

Женщина кивнула и проводила Чарли и Сюзанну в просторную, комфортабельную приемную, обставленную креслами и диванами с шифоновой обивкой, с камином, забранным медной решеткой, и столиком, заваленным дорогими иллюстрированными журналами. Приемный покой. Он может быть изысканно меблирован, украшен дорогим антиквариатом, но все равно он останется больничным приемным покоем. Женщина подвела Чарли и Сюзанну к паре стоявших рядом кресел и подождала, пока они сядут.

— Доктор Брунер на обходе. Вы сможете здесь немного подождать?

Чарли кивнул, одарив ее Улыбкой Номер Три, Улыбкой Хорошего Мальчика, женщина улыбнулась в ответ и вышла. Чарли внезапно вскочил и подошел к двери, ведущей во внутренний коридор. Он осмотрелся, затем шагнул вперед.

— Чарли, — нервно вскрикнула Сюзанна, — я думаю, нам не следует здесь разгуливать.

— Ну и не разгуливай, — бросил он через плечо, скрываясь за дверью.

Встревоженная, Сюзанна бросилась за ним. Она не хотела оставаться здесь одна.

С изнанки больница выглядела иначе. Антиквариат и цветастые обои уступили место простой, строго функциональной мебели и стенам, окрашенным в зеленый цвет. Это гораздо больше походило на больницу. Сюзанна вцепилась в руку Чарли, пока он изучал окружающую обстановку.

Да, без сомнения, Воллбрук был лечебницей. Но пациенты здесь были больны душой, а не телом. Они не были буйными, во всяком случае те, кого они видели, но каждый из них был заперт в созданном им или ею крошечном мирке. Многие из них смотрели телевизор, на самом деле не видя и не понимая маленьких драм, происходящих на экране. Другие сидели у столов, перемешивая картонные карточки детских головоломок, а то и прямо на полу играя в игрушки. Одна пожилая седоволосая женщина крепко сжимала в высохших руках тряпичную куклу, тихо баюкая ее. Каждый был сам по себе, они не смотрели друг на друга и не общались между собой. Некоторые из них ели что-то похожее на пудинг или яблочное пюре, словом, какое-то детское питание. Несколько одетых в униформу служащих помогали им в самых элементарных вещах — мыли запачканные шоколадом губы, вытирали слюни, провожали в туалет.

Все вокруг дышало спокойствием. Никто не кричал и не бредил, не бился в ярости и не прятался по углам от страха. Транквилизаторы делали свое дело. Мелодичный звон возвещал, что пора принять таблетки, запить их апельсиновым соком — и вот гунн Атилла уже превратился в котенка Морриса. Великая вещь — химия.

Отдельные комнатки, где пациенты спали и проводили время, когда не были в «обществе», произвели на Чарли и Сюзанну куда более сильное впечатление. Они заглянули лишь в несколько. Большинство из них были пусты, их обитатели «занимались делом». Но некоторые оставались в своих клетках, потому что никакие впечатления окружающего мира не могли пробиться сквозь толстую стену безумия, пленниками которого они были. На кровати в одной из комнат сидел, свесив руки вниз, молодой человек. Когда он увидел проходящих мимо Чарли и Сюзанну, он начал яростно колотить себя по вискам сжатыми кулаками, мыча и дико вращая глазами.

— Чарли, пожалуйста, я больше не могу, — взмолилась Сюзанна, — давай вернемся.

Но Чарли не мог вернуться, не увидев полностью того места, с которым Сэнфорд Бэббит связал свои три миллиона. Итак, это был Воллбрук-хауз. Сумасшедший дом. Детский садик для придурков. Питомник для хронических идиотов. Дерьмо! Все оказалось еще хуже, чем он думал.

Ею противником оказалось целое учреждение, имеющее все возможности для того, чтобы спрятать «анонимного наследника», возможно лунатика, среди миллионов законно награбленных долларов и позволить ему спокойно стричь купоны. Ему нужен лом, чтобы лишь полюбопытствовать, на что тратятся его денежки. Теперь он увидел достаточно. Взяв за руку обрадованную Сюзанну, Чарли отправился назад в приемную.

Когда их пригласили к освободившемуся наконец доктору Брунеру, Чарли расправил плечи и нацепил неизменные темные очки. Чарли прятал за ними глаза во время всех деловых бесед, чтобы никто не мог читать по его лицу. «Спокойно, — говорил он себе, — очень спокойно, Чарли. Никаких резких движений, и следи за каждым словом. Эти друзья тебе не союзники».

Кабинет психиатра был хорошо обставлен. Огромные, от пола до потолка, окна выходили на зеленую лужайку. Вдоль стен стояли книжные шкафы, забитые толстыми книгами по медицине и психиатрии. Доктор восседал на обитом кожей стуле с высокой спинкой за огромным дубовым столом, будто сошедшим с полотна викторианской эпохи. Он поднялся, чтобы пожать Чарли руку, и жестом пригласил его сесть.

Чарли осторожно оглядел своего противника. Доктор Брунер был солидным мужчиной лет пятидесяти шести, с гривой седеющих волос, спокойным, приятным лицом и умным, проницательным взглядом из-под очков в черепаховой оправа. Он мог легко догадаться, зачем приехал Чарли, но позволил ему держать это при себе.

Чарли Бэббиту нужно было имя анонимного наследника. Он вежливо спросил об этом доктора.

— Очень жаль. Но я не имею права назвать его вам.

В точности, как Муни.

— «Кто же он, черт возьми?» — готов был в ярости выкрикнуть Чарли, но сдержался. Он должен быть вежлив и почтителен, по крайней мере сейчас.

— Не вижу причин для такой скрытности, сэр. — Встав со стула, Чарли подошел к окну. — Если это какая-нибудь старая подруга отца…

Он увидел «бьюик» и Сюзанну, которая, ожидая его возвращения, радовалась хорошей погоде, сидя на заднем сиденье машины. Чарли увидел, что один из пациентов с ранцем за спиной — это, несомненно, был пациент — неуклюжей шаркающей походкой двинулся по направлению к малине. Чарли не обратил на него никакого внимания, сумасшедшие были здесь как бы частью интерьера.

— Мистер Бэббит, я познакомился с вашим отцом, когда вам было два года, — мягко сказал доктор Брунер.

Чарли обернулся.

— В тот год, когда умерла моя мать, — быстро произнес он.

Брунер кивнул.

— Теперь я распоряжаюсь его состоянием. Но ни я, ни эта больница ничего с этого не имеем.

«Ну да, конечно», — подумал Чарли. Но вслух сказал:

— Вряд ли это справедливо. Может быть… нам есть, что обсудить… — В его словах слышался заманчивый намек.

Но доктор Брунер не попался на эту удочку.

— Я обещал вашему отцу свою преданность, — твердо ответил он. — И я выполню свое обещание.

Чарли охватила злоба. «Спокойно», — напомнил он себе и снова подошел к окну, чтобы не выдать своего раздражения. Пациент с ранцем стоял теперь рядом с «бьюиком», пристально его разглядывая.

— Вы думаете, я чувствую ту же преданность? — с некоторым трудом произнес Чарли.

— Я думаю, что вы чувствуете себя ограбленным, — мягко ответил Брунер, — человеком, который не умел показать вам своей любви.

Доктор попал в точку, и Чарли на мгновение удивленно застыл. Он почувствовал внезапную боль, словно сотня розовых шипов впилась в его кожу. Этот лекарь не дурак.

В это время пациент достал из своего ранца блокнот и принялся яростно строчить, то и дело поглядывая на машину. Словно делал заметки.

— Думаю, — продолжал доктор Брунер, — будь я на вашем месте, я бы чувствовал то же самое.

У Чарли зародилась слабая надежда. Он снова повернулся к доктору и снял очки, чтобы посмотреть доктору прямо в глаза. Минута откровения.

— Я надеялся, что мы сможем понять друг друга. Что вы… объясните мне… почему отец так поступил. Помогите мне понять. Если я этого не пойму, то буду действовать в соответствии со своими соображениями на этот счет. — Чарли сделал эффектную паузу. — Я не остановлюсь ни перед чем.

Доктор Брунер сел и сложил вместе кончики пальцев. Что-то похожее на улыбку пробежало по его лицу. Вот оно, нацеленное на него ружье. Угроза судом. Он ее предвидел, ожидал ее от молодого Бэббита, скрывавшего свою ярость за стеклами темных очков и чрезмерной вежливостью. Тем не менее что-то в этом мальчике привлекало его, то ли его несомненный ум, то ли развитый инстинкт самосохранения, так необходимый в этом жестоком мире. Возможно, он опасен, но все равно доктор чувствовал к нему симпатию. Этот противник заслуживал уважения.

— Не сомневаюсь, что вы боец, мистер Бэббит, — спокойно произнес доктор Брунер. — Вы знаете, мне, директору этого заведения, много раз угрожали. Мне много раз доставалось. — Психиатр посмотрел на Чарли долгим, тяжелым взглядом. — Но, так или иначе, я все еще здесь. И все еще директор.

Это была развязка. Разговор окончен. Чарли уходит ни с чем. Схватку с Брунером он проиграл. Анонимный наследник остался неизвестным. Но Чарли не спешил отступать. Это был лишь первый раунд. Пока они лишь бросили вызов друг другу. Дело могло продлиться дольше, чем он предполагал, но Чарли Бэббит был находчив и, в случае острой необходимости, даже терпелив.

Доктор Брунер проводил его до парадной двери. Наполненный ярким солнечным светом и звонкими птичьими трелями день был прекрасен, хотя и становился все жарче.

Пациент с ранцем все еще стоял рядом с «бьюиком» и с той же яростью записывал что-то в свой маленький блокнот, словно готовил репортаж о несчастном случае. Он продолжал переводить взгляд с машины на тетрадку, иногда взглядывая на Сюзанну, которая в оцепенении не могла оторвать от него глаз.

— Рэймонд, — в голосе доктора Брунера слышалась настойчивость, — тебе нечего здесь делать. Вернись домой.

Пациент с ранцем не обратил на него внимания. Его карандаш продолжал бороздить тетрадную страничку. Чарли быстро прошагал мимо странного репортера, не замечая его, и взялся за ручку дверцы.

— Бедненькая, — сказал Рэймонд.

Чарли поднял голову.

— Это вы мне?

Но Рэймонд даже не смотрел в сторону Чарли. Внимание его было приковано к блокноту, и обращался он к его страницам.

— Ну вот, на этих сиденьях кожа не такая… На самом деле… она коричневая… А эта, бедненькая, красная…

В первый раз Чарли посмотрел на Рэймонда. Перед ним стоял невысокого роста человечек неопределенного возраста. Возможно, чуть больше сорока. Вид у него был совершенно безобидный. Как и все пациенты, одет он был чисто и скромно, в ситцевую рубашку с коротким рукавом и хлопчатобумажные брюки, подпоясанные почти на уровне груди. Из кармана его рубашки выглядывал пластмассовый пенал, набитый карандашами и шариковыми ручками. В его прическе явно чувствовалась рука казенного парикмахера. Кое-где волосы были прилизаны, в других местах стояли торчком. Тем не менее выглядел он опрятным и ухоженным.

В чертах его лица не было ничего примечательного: небольшие черные узко поставленные глаза, мясистый нос. Единственное, что сразу бросалось в глаза, это полное отсутствие выражения. Казалось, что это лицо никогда не хмурилось и его не посещала улыбка. Оно напоминало физиономию с детского рисунка, спокойную и безжизненную.

Чарли улыбнулся и слегка покачал головой. Этот псих позабавил его.

— Знаешь, — сказал он Сюзанне, — сиденья действительно раньше были коричневые. Когда я был совсем маленьким.

— И, и, — Рэймонд продолжал быстро говорить бесцветным голосом, будто с самим собой, — вы пользуетесь пепельницей, потому что… потому что… она здесь для этого. Это настоящая кожа, и она… за нее не жалко руку отдать.

Улыбка сошла с лица Чарли, сменившись изумлением.

— Боже, — прошептал он. — Отец часто говорил «не жалко руку отдать» и про пепельницу.

Он пристально посмотрел на пациента, который стоял, уставившись в свой блокнот. Вдруг Рэймонд неожиданно поднял голову, и их взгляды на мгновение встретились — ничего не выражающий взгляд Рэймонда и спрятанный под черными очками взгляд Чарли. Но только на мгновение, потому что внимание Рэймонда немедленно переключилось обратно на блокнот.

— Пойдем со мной, Рэймонд, — настаивал доктор Брунер. — Этим людям надо ехать.

Какое-то смутное предчувствие шевельнулось в голове у Чарли.

— Тебе знакома эта машина? — резко спросил он у Рэймонда.

Рэймонд вдруг сцепил руки и стал судорожно сжимать и разжимать их, но ему мешали блокнот и карандаш.

Страх отразился на его бесцветном лице, и он в отчаянии посмотрел на доктора Брунера, ища помощи. Но взгляд психиатра был таким суровым, что Рэймонд опустил свои наполненные ужасом глаза.

— Ты! — более решительным голосом проговорил Чарли. — Откуда ты знаешь эту машину? — Он сдернул очки, и Рэймонд был вынужден смотреть ему прямо в глаза.

Худое тело Рэймонда задергалось, как будто через его спинной мозг пропустили ток. Глаза его заметались из стороны в сторону, избегая направленного прямо на него пристального взгляда Чарли.

— Я… не… знаю… — лишь промычал он едва слышно.

— Черта с два, ты не знаешь! — вскричал Чарли. — Откуда ты знаешь? — Он шагнул к Рэймонду, и тот в ужасе отступил назад.

— Достаточно, мистер Бэббит, — вмешался доктор Брунер. — Вы его возбуждаете. Вы…

— Пожалуйста, Чарли, — поддержала Сюзанна.

Теперь Рэймонд переводил взгляд с Сюзанны на доктора Брунера, с доктора Брунера на Чарли. Казалось, какая-то мысль запечатлелась в его голове. Он расцепил руки и снова начал судорожно записывать что-то в свой блокнот, одновременно бормоча себе под нос:.

— Бэббит Чарли. Чарли… Бэббит. Чарли Бэббит, один-ноль-девять-шесть-один. Бичкрест-авеню.

Чарли окаменел.

— Откуда ты знаешь этот адрес? — пораженный, вымолвил он.

Рэймонд понурил голову. Он говорил так тихо, что слова с трудом можно было разобрать:

— Я знаю почему, Вот почему.

Непонятно. Чутье подсказывало Чарли, что он выследил свою почти парализованную жертву. Он повысил голос:

— Потому что… почему?

Голова Рэймонда дернулась, как будто Чарли задел какую-то невидимую веревочку, и он посмотрел Чарли прямо в глаза. Лицо его не выражало ничего, кроме смятения — ни вопроса, ни ответа. Никакого контакта.

Тихим, покорным голосом доктор Брунер проговорил:

— Потому что он ваш брат.

Сюзанна изумленно вскрикнула, потом наступила тишина. Рэймонд перестал бормотать, а Чарли с недоверием замотал головой. Затем он коротко усмехнулся:

— Что это значит?

— У братьев… общий папа. И мама. — Рэймонд расставил точки над «i». Затем он произнес, будто ребенок, заучивший имена родителей и свой адрес на тот случай, если потеряется: — Сэнфорд Бэббит. Дом номер один-ноль-девять-шесть-один. Бичкрест-авеню. Цинциннати. Огайо. Соединенные Штаты Америки.

У Чарли отвисла челюсть, а брови взлетели вверх.

— Наша мама Элеонора Бэббит, — монотонно продолжал Рэймонд. — У нее домик с ангелочками.

— Чарли, о Боже, — прошептала Сюзанна, пораженная жалостью. Это была правда. Пациент был братом Чарли.

Но Чарли был к этому не готов. Он развернулся и медленно пошел прочь, как будто, отдаляя себя физически от Рэймонда, он мог перечеркнуть их родство. Но, сделав несколько шагов, он обернулся. Лицо его выражало смесь злобы и изумления. Срывающимся голосом он обратился к доктору Брунеру:

— Этого не может… Как это возможно? У меня нет брата! И никогда не было!

Возбужденный Рэймонд воззрился на Брунера, но психиатр был поглощен разговором с Чарли. Тогда Рэймонд заговорил, обращаясь к часам, украшавшим его запястье. Речь его была быстрой, слова путались и перемешивались:

— Ну вот, до Вапнера тринадцать минут… и они… они не актеры… там настоящие дела… в муниципальном суде. Суде штата Калифорния.

Рэймонд Бэббит развернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал к дому своей неуклюжей, шаркающей походкой. В сознании его твердо засело имя Вапнер.

— Ну вот, теперь уже двенадцать минут.