Онлайн чтение книги Что мы пожираем What We Devour
Глава четвертая

В жизни не видела ничего красивее убранства этой кареты. Сидения были обиты мягким темно-синим бархатом. Здесь было довольно светло и было все видно, но при этом не было невыносимо жарко. У ног наследника покачивалась стопка книг в кожаных переплетах с позолоченными корешками. Он протянул мне одну из них, как будто она не стоила больше, чем я могла себе представить. Карета мерно покачивалась на дороге, а наследник молчал, позволяя мне томиться в тишине. Я провела пальцем по позолоченным корешкам книг.

– Я очень много времени потратил на поиски другого грехоосененного, – сказал он. От стекол его очков на моих коленях появились отблески двух красных лун. – Тебе, разумеется, хочется узнать о грехотворцах больше. Я могу ответить на все твои вопросы.

Он пытался меня подловить, предлагал мне наживку. Но я знала, что происходит с рыбой.

– Вы сказали, что мы составим контракт, – я улыбнулась ему со всей уверенностью, на которую была способна. Горожане обожают улыбчивых селянок. Называют нас забавными. Пусть он думает, что я не обучена и наивна. – Ваше величество, прошу вас, не поймите меня неправильно, но вы ведь наследник престола. Вы не связаны законами и контрактами так, как я.

Разумеется, я была наслышана о том, как он заключает сделки. Говорили, что заключить сделку с ним – все равно что заключить сделку с одним из Грешных. Ты или подберешь нужную формулировку, или пойдешь писать завещание.

– Это правда. Я обладаю властью, доступной не многим, – он сел поудобнее и скрестил свои тонкие ноги. – Если при заключении контракта со своим грехотворцем не подобрать очень точные формулировки, он позволит себе вольности. Представь себе, что я – твой грехотворец. Подумай, что именно тебе от меня нужно, и когда мы приедем в Устье Реки Богов, мы составим контракт.

– Но до этого момента я буду в безопасности? – спросила я.

– О, ты представляешь слишком большую ценность, я не могу упустить тебя, – он, не сводя с меня глаз, хрустнул суставами пальцев. – У моей матери, однако, уже был отрицательный опыт обращения с грехоосененными, так что нужно сделать так, чтобы твое знакомство с ней было для тебя максимально безопасным.

Я раньше не слышала о других грехоосененных. Возможно, это означает, что она убила их.

– А что, если я не хочу с ней встречаться? – спросила я.

– Тогда ты, как и все, с кем она встречалась, неизбежно будешь разочарована, – он сложил ладони и уперся кончиками пальцев в подбородок. – Получается, у тебя есть и благотворец и худотворец?

Я кивнула.

– Когда ты это поняла? Моя мать узнала, что у меня есть грехотворец, когда мне было шесть, но не позволяла связать меня до Хилы. Кто из творцев первым дал о себе знать? Ты чувствовала, как он двигается рядом с тобой? Чувствовала его голод? – он наклонился вперед и уперся руками в колени. – Моя мать считает абсурдным, что им приписывают способность двигаться или что-то хотеть, но у них есть потребности, как у всех живых существ. Грехотворцы алчут. Мне всегда было интересно, это голод или просто я проецирую свою усталость после контракта с грехотворцем. Но раньше спросить было не у кого. Это странно, но…

Он говорил без остановки, ссылаясь на десятки гипотез, которые я не знала, но которые смогла понять из контекста.

Я выросла с этими творцами, а они выросли со мной. Мне не нужно было слушать, как он цитирует различных ученых, чтобы понять, что чувствую я, а что – они.

– Вы описываете их так, как солдат описал бы свой меч, – сказала я, когда карета остановилась в тихом темном городке. – Творцы – не инструменты.

Он облизнул пересохшие губы и кивнул.

– Конечно. В каком-то смысле они живые существа, но без нас они существовать не могут. Советую тебе почитать эту книгу. Завтра можем ее обсудить.

– У меня сейчас довольно плотное расписание, – сказала я, – все мое время занимают ночные кошмары.

Он фыркнул.

– Прочти ее.

Мы ночевали в пустом трактире. Я спала в одной комнате с его жертвенной стражницей, Ханой Уорт. Он спал один. Хана одолжила мне небольшую сумку со сменной одеждой, чистящим средством для зубов и другими предметами первой необходимости. Я спала, завернувшись в старое коричневое пальто Джулиана и уткнувшись носом в его воротник. На рассвете я поднялась в карету и бросила книгу на сиденье наследника. Она была в красивом позолоченном переплете, но прочесть ее было невозможно. Усаживаясь в карету, наследник даже не взглянул на меня. Он не сводил глаз с книги.

– Ты прочитала ее? – спросил он.

Он все еще не удосужился узнать, как меня зовут.

– Нет, – сказала я. – Она на старолиранском.

– Все осененные могут читать на старолиранском, мадшави и крейте, – его темные брови сошлись на переносице. – Тебя же обучали?

– Вы согласились заключить со мной сделку, потому что я самоучка, – сказала я. – Вы ведь не забыли?

– Конечно, я не забыл, – его губы изогнулись в усмешке. Он сделал вдох и медленно выдохнул. – В этой книге грехотворцы описаны как паразиты.

При этих его словах оба моих творца негодующе ощетинились. Мне показалось, что по моим зубам скребут металлическим ножом.

– Но ты ведь поняла меня вчера вечером? – я не могла видеть знак, который суд и совет вырезали у него на груди, но знала, что он такой же красный, как его сердце. Из-за этого знака он был обязан служить суду и совету и использовать своего творца только так, как они одобряли. Как он может так жить? – Ты должна меня понять.

Он произнес эти слова тем же тоном, каким у меня просила воды умирающая после пожара на фабрике мать.

– Что наши грехотворцы голодны? – спросила я. – Что благоосененным не понять, каково это – чувствовать, как грехотворец гудит у тебя в груди, пока ты не принесешь ему жертву – и неважно какую?

Иногда, поздно ночью, перед самым рассветом, когда в Лощине было тихо и я могла слышать только пустоту своей жизни, я понимала, что меня гложет бесконечный голод. Мне не хотелось прятаться, не хотелось заводить семью, не хотелось рутины… я хотела большего, хотела настолько сильно, что у меня ныли кости. Я хотела чего-то. Хотела всего.

Мой грехотворец любил эти ночные часы.

– Наши грехотворцы не паразиты. Они испытывают голод, – сказала я. – Я прекрасно вас понимаю.

Он вздохнул. Напряжение в его плечах спало, и он откинулся на сиденье.

– У большинства из нас одни и те же учителя. У каждого пэра есть два или три учителя, которых они за определенную плату предоставляют другим. Отчасти они делают это, чтобы те шпионили за нами, а отчасти – чтобы убедиться, что никто из нас не научился делать что-то опасное, – сказал наследник, глядя, как за окном кареты краснеет небо. – Они научили меня составлять более длинные и точные контракты. Они боялись, что мой грехотворец может позволить себе вольности. Какие у тебя контракты?

Я поерзала. Нам предстояло провести в этой карете несколько дней, а я уже от него устала.

– Я не пишу длинные контракты с точными формулировками, как вы. И никогда не писала, – медленно сказала я. – В детстве у меня не было ничего, кроме моих творцев.

Он посмотрел на меня и поджал губы.

Я покачала головой.

– Как бы вам ни было одиноко, у вас, по крайней мере, было место, которое принадлежало вам, и существо, которое было вашим. У меня же – нет. У меня были только мои творцы. Я прошу у них что-то и приношу им жертву, и если она их устраивает, они выполняют мою просьбу. А если нет, мне становится плохо, они сердятся, принимают жертву, но ничего не делают. Они поддерживают мою жизнь, поддерживая тем самым собственные. Наши отношения…

– Любопытные, – он улыбнулся так широко, что его очки подскочили вверх. – Монстр, что течет в наших венах. И мы кормим его, чтобы он сделал что-то, близкое нашей просьбе.

«Бог, который течет в моих венах и отвечает на мои молитвы в обмен на жертву».

– Я хочу провести исследование, так, чтобы о нем никто не знал. Для этого мне нужен еще один грехотворец, – он вытянул руку и в его ладонь скользнула длинная игла, которую он стал крутить между пальцев. – Но я не могу заняться этим вплотную, потому что связан знаком. А ты – нет.

– Никто не знает, что вы делаете с осененными, которые попадают в вашу коллекцию, – сказала я. – Незнание меня пугает.

– Без сомнений, – он взглянул на меня, свет мерцал в его очках. – Если ты узнаешь, тебе станет легче?

– Мне станет легче, если вы уберете вот это, – я кивнула на иглу. – И да. Я хочу знать, для чего я вам нужна.

– А… я всегда делаю так, когда нервничаю, – он криво усмехнулся и убрал иглу в чехол под рукавом. – Прежде чем мы обсудим частности, давай поговорим о том, что ты знаешь и чего не знаешь о творцах.

Он не ответил на мой вопрос ни в тот день, ни на следующий.

Он хорошо умел избегать ответов на вопросы. Ему это было необходимо, ведь он рос в окружении своей матери и пэров. Они собирали всех осененных, которых могли найти, связывали их, заставляли служить себе и учили выписывать контракты настолько длинные и запутанные, что творцы могли делать только то, что у них просили. Большая часть благоосенненных также не могла работать без контрактов.

Любое восстание будет подавлено, когда составлен и приведен в действие соответствующий контракт.

Наследник не упомянул об этом, но было очевидно, почему суд и совет настаивали на их использовании.

Я довольствовалась вопросами, которые, как мне казалось, ему понравятся, и молчала о более насущных делах, больше интересующих меня.

Приедут ли Джулиан и Уилл в Устье? Отрекутся ли от меня жители Лощины? Кто-то из них разозлился на меня из-за моей лжи? Что сделал Уилл и чем он сейчас занимается? Ордер был выписан прямо перед тем, как мы вступили в конфликт с солдатами, но Уилл вел себя очень спокойно, как будто знал, что это произойдет. Даже если он и нарушил какой-то закон, это наверняка было что-то незначительное, что-то, что не каралось смертной казнью.

– Должно быть, у тебя есть более интересные вопросы? – спросил наследник. – Язык контрактов очень сухой, когда мы начнем работать, они успеют тебе надоесть.

Я пожала плечами.

– Как творцы могут испытывать голод и поглощать жертвы, если у них нет физической формы?

– Любопытная загадка, – пробормотал он, открывая маленькое окошко. Наследник снял с него грязную паутину, и она прилипла к его руке, как вторая кожа. – Эта паутина существует, хотя паука нет. Но под определенным углом мы не можем ее увидеть. При определенном освещении мы можем почти увидеть наших творцев, даже несмотря на то что Благих и Грешных уже нет.

– Вы хотите сказать, что мы не видим творцев, потому что смотрим не под тем углом.

Наследник повернул руку, и нити паутины исчезли. Паук – он так и не исчез – пробежал по его ладони. Наследник шевельнул рукой, как будто хотел убить его, но я схватила его за запястье. Он поднял бровь.

– Возможно, когда-нибудь Грешные вернутся, – сказала я, забирая паука и пряча его в ладонях. – Они страшные, но плохими их назвать сложно. Они питаются вредителями, знаете ли.

В следующий раз наследник заговорил со мной только на пятый день нашего путешествия. Мы проезжали Язык, реку, которая протекала через Устье и впадала в южную часть Цинлиры. От реки исходил терпкий запах серы и каждый вдох отдавал вяленой рыбой и густой липкой грязью. Это всколыхнуло все мои старые, худшие воспоминания. Я читала одну из книг, когда у меня задрожали руки. Наследник протянул мне флягу с холодной водой.

– Ты нервничаешь, – сказал он, закрывая свой дневник и откладывая перо. – Почему?

– Я выросла в Устье, – сказала я. – И не хотела сюда возвращаться.

– Правда? – спросил наследник. – Как же я тебя не замечал?

От резкости в его голосе у меня заныло в груди.

– Я выросла на севере первой стены Незабудок.

Незабудки, район, в котором когда-то располагались церкви, по большей части были заброшены, и воды Болот давно уже подтапливали его заброшенные церкви. Когда-то у богов были имена, но после того, как они покинули нас, мы перестали их использовать. Сейчас они были просто идеями – Порядок, Хаос, Жизнь, Смерть и Время, – а их церкви гнили. Когда я была там в последний раз, большая часть зданий обвалилась, а в оставшихся жили люди, которым больше некуда было идти. Раз в несколько недель стража устраивала там зачистки.

– Район Не-Забывайте-Их? – он слегка наклонил голову. – Ты выросла в районе Худой-погряз-в-болотах?

Старые названия уже никто не использовал. Но, разумеется, он был исключением.

– Вы не были в Болотах, – пожала плечами я. – А я уже много лет живу в Лощине.

Он долго смотрел на меня, слегка приоткрыв рот.

– Какая у тебя фамилия?

Жители Лиры всегда носили фамилию того родителя, который внес больший вклад в семью. Но фамилию моей матери он вряд ли узнает. Я не была забытым ребенком какого-то пэра. Просто у нее было на два медных халфана больше, чем у моего отца.

– Адлер, – сказала я. – Скажите, а люди просто говорят вам свои имя и фамилию, забывая, что вы никогда об этом не спрашивали?

– Прости меня, – он поправил очки и откинулся на спинку сиденья. – Как тебя зовут?

– Лорена Адлер, – сказала я. – И я прощу вас, если вы скажете, что именно вам от меня нужно.

– Мне нужна ты, Лорена, – сказал наследник, барабаня своими длинными пальцами по щеке. – А чего хочешь ты? Ты говорила, что хочешь помочь Уиллоуби Чейзу, но, кроме этого, ничего не упоминала.

Он снова пытается меня отвлечь. Я ничего не ответила.

Наследник вздохнул. Он пересел со своего места ко мне, коснувшись бедром моего колена, снял очки и развязал галстук.

Он протер им красные стекла.

– В детстве я хотел собаку, – сказал он, – но на самом деле мне была нужна не она.

Он надел на меня очки, положил палец мне под подбородок и повернул мою голову к себе. В пространстве над его плечами висело едва заметное темно-красное пятно – как будто кто-то наклонился, чтобы что-то прошептать ему на ухо. Я протянула руку, пальцы скользнули по пятну. Я ничего не почувствовала.

– Это ваш творец, – прошептала я. – Вы можете видеть творцев.

Он рассмеялся, запрокинув голову. По его шее, от левого уха тянулся вниз едва заметный шрам.

– Они показывают только грехотворцев, – он кивнул на пространство позади меня. – Твой грехотворец прячется, когда я смотрю на тебя.

Я бы тоже спряталась.

– Вы сами их сделали? – спросила я. Я наклонилась к нему, чтобы получше рассмотреть его творца, но он спрятался у него под плащом. Этот мальчик – монстр, но все же он чертовски умен.

– Мама сказала, что позволит мне завести собаку, если я сделаю со своим грехотворцем что-то, чего она до этого не видела, – сказал он. – А я очень хотел собаку, даже несмотря на то что контракт едва меня не убил.

– Вам не собака была нужна, – очки соскользнули с моего носа и его рот оказался разделен пополам толстой красной линией. – Вам был нужен кто-то, кому было бы плевать, что вы – грехоосененный.

Ему был нужен кто-то, кто любил бы его, а не боялся. Кто-то равный ему – и это было невозможно, пока существовал суд пэров, а он был наследником престола.

– И вот, у меня есть ты, – он забрал у меня очки и небрежно нацепил их на лоб. Его глаза были светлыми, пепельно-серыми. – Что ты знаешь о Двери?

– Только слухи, – покачала головой я. – Когда боги изгнали выживших Благих и Грешных, Грешные пошли на хитрость. Они не покинули наш мир навсегда и позаботились о способе вернуться. Глубоко под сердцем Устья есть Дверь. Чтобы она оставалась закрытой, ей нужно приносить кровавые жертвоприношения.

Они пожирали нас. Мы пожирали их. Выжившие спрятались за Дверью, которая пожирала нас. Цикл продолжался вечно.

Вот зачем Уилла хотели принести в жертву.

– Она существует. Действительно, существует. И ее аппетиты растут. Чтобы она оставалась закрытой, нужно все больше и больше душ. Скоро наступит день, когда мы не сможем утолить ее голод. Она откроется. Грешные вернутся в этот мир и снова будут господствовать над людьми. Над теми, кто останется в живых… – он наклонил голову, позволил очкам скользнуть на место и поправил их дрожащей рукой. – Я хочу, чтобы ты помогла мне закрыть Дверь, чтобы больше не нужно было приносить жертвы и никому не надо было умирать. Я хочу закрыть ее навсегда.