Онлайн чтение книги Добрый волк Den gode vargen
8. Прага – Стокгольм

Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, помчался, набирая скорость, под нарастающий гул моторов и оторвался от земли. Где-то под ногами Софии сложились шасси. Пока машина, разворачиваясь в северо-западном направлении, входила в облачный фронт, в иллюминаторе исчезала Прага.

Бринкман боялась летать. Не то чтобы страдала фобией на этой почве, но в воздухе чувствовала беспокойство. Где-то она слышала, что это бессознательный страх.

«Аэробус» поднимался в искрящееся солнцем голубое небо. Набрал высоту – и надпись на щитке с просьбой пристегнуть ремни погасла. Правда, София не спешила снимать свой ремень. От еды и напитков она отказалась. Через два с половиной часа самолет приземлился в залитом солнцем аэропорту Арланда.

Очередь к стойкам паспортного контроля продвигалась медленно. Бринкман теребила пальцами страницы бордового паспорта, разглядывала фотографию в нем. Это и в самом деле была она – четыре года назад. Там же стояли ее настоящий персональный номер и имя.

– Следующий.

Полицейский за стеклом сделал ей знак, выставив три пальца. София шагнула за белую линию и протянула ему паспорт.

Мужчина прочитал персональный номер, а потом вгляделся в ее лицо, просканировал страницу с фотографией и вернул документ.

– Добро пожаловать домой.

И в тот момент, когда Бринкман впервые за пять месяцев ступила на землю Швеции, информация об этом прорвалась на серверы полиции и миграционных служб, отфильтровалась, идентифицировалась с хранившимися в компьютерах персональными данными и была выпущена в космическое пространство, откуда, облетев несколько раз земной шар, вместе с геостационарным спутником поступила на бельгийские серверы, где подверглась шифровке, прежде чем оказаться в офисах Интерпола в Лионе и Европола в Гааге.

* * *

София вышла в зал прибытия. Он стоял там, как и договаривались. Наполовину седые волосы зачесаны назад, глаза за круглыми очками в оправе под черепаховую настороженно следили да ней. Стильная щетина обрамляла плотно сжатые губы. Он надел костюм и галстук, несмотря на июньскую жару.

– Вы адвокат?

– А вы София Бринкман… Томас Розенгрен, – представился мужчина.

* * *

– Я ничего не знаю о вас, – говорил он в такси по дороге в Стокгольм, – и понятия не имею, как буду представлять ваши интересы. Вероятно, никак, если придерживаться инструкций, которые были в письме.

У него был стокгольмский выговор и резкие интонации. При этом спутник Софии не производил впечатления грубияна. Просто Томас Розенгрен говорил конкретно, без обиняков и немного расслабленно. Бринкман импонировала эта его манера.

– И что вы обо всем этом думаете? – спросила она.

– О том, что мне не нужно вас представлять?

– Неужели прямо так и было сказано в инструкциях?

– Нет, там говорилось, что я должен сопровождать вас, пока буду вам нужен. Вы сами скажете, когда мне уйти.

– Вот как. – София слабо улыбнулась.

– Но я не согласен, – продолжал Розенгрен. – Полагаю, мне все-таки имеет смысл вникнуть в суть вашей проблемы.

– Это не вам решать, – оборвала его женщина.

– Мне – если я буду как адвокат представлять ваши интересы.

– Возможно, не будете, – сказала Бринкман.

На лбу юриста залегла морщина.

– Деньги дошли? – спросила София.

Он кивнул.

– Но если не я… Тогда за что деньги?

– За то, что вы – известный адвокат.

– Известный? Только за это? – рассмеялся мужчина.

– Пока так, Томас. Мне жаль…

Бринкман почти улыбалась.

* * *

Проститутка стояла на четвереньках.

Томми Янссон брал ее сзади. Он сосредоточенно трудился, в то время как женщина расписывала, какой у него огромный член и какой он сильный мужчина.

– Заткни пасть, – выдавил сквозь зубы Томми.

Прикрыв глаза, он ускорил темп. Вероятно, попытался распалить воображение, но безуспешно. Янссону следовало скорее удивляться, как у него вообще хоть что-то получилось. Он возбудился на пустом месте. Как и она, похоже. Но теперь надо было довести это до конца. Он прибавил темп, крепче зажмурил глаза и постарался ни о чем не думать. В конце концов, до сих пор все шло нормально.

В кармане спущенных штанов завибрировал телефон.

– Черт! – выругался Томми.

Он попытался сосредоточиться, но силы были на исходе.

Жалобно вздохнув, мужчина встал с кровати и надел штаны. Вытащил из кармана пятисотенную купюру, положил на постель.

– Мы договаривались на тысячу, – напомнила женщина.

– Доплачу в следующий раз, – пробурчал Томми.

Проститутка лежала на простыне – крашенные хной волосы, бледная кожа, порезы на руках. В день их первой встречи она сказала, что ее зовут Кассандра и что это имя падшего ангела. Они познакомились несколько месяцев тому назад.

Янссон прищурился, открывая в мобильнике папку с сообщениями. Он страдал близорукостью и два месяца тому назад приобрел очки для чтения. Сейчас они красовались у него на лбу, но об этом Томми вспомнил не сразу. Он опустил их на нос и повернулся к проститутке:

– Сколько раз можно повторять, прекрати болтать во время секса, Кассандра.

– Закрой пасть, идиот чертов, – отозвалась женщина.

Потом она поднялась с постели и удалилась в ванную.

В мобильнике Томми висело автоматическое эсэмэс-сообщение из Европола. Всего несколько строчек: имя Софии Бринкман, персональный номер и номер паспорта, а также информация о том, что около часа назад она пересекла границу паспортного контроля в Арланде.

* * *

Дорога на автомобиле от пригорода, где находился Томми, до полицейского участка в центре Стокгольма обычно занимала двадцать пять минут. Если включить сирену, можно уложиться в четверть часа. Хорошо, если бы в гараже оказался свободный лайн.

Томми набрал номер Эдди Бомана. Тот ответил после второго сигнала.

– Жди возле участка, я буду через пятнадцать минут, – сказал ему Янссон.

– Куда поедем? – спросил Эдди.

– Какая тебе разница?

Томми выругался и дал отбой. Вышел, сел в машину и нажал на газ.

Эдди Боман. Тридцатилетний следователь, который работал на том же этаже, что и Янссон. Раньше он сотрудничал с СЭПО[8]Служба государственной безопасности Швеции, самостоятельное подразделение Главного полицейского управления., и Томми рекрутировал его для операции криминальной полиции. Но в его группе Эдди был скорее мальчиком на побегушках, чем следователем. Он делал все, что прикажет Томми. Поскольку тому было чем на него при случае нажать.

Боман поджидал его возле полицейского участка на залитой солнцем улице. Широкоплечий крепыш ростом метр восемьдесят, он ловко проскользнул на переднее сиденье. Салон заполнил запах мужской парфюмерии.

– Ты воняешь, как французская шлюха, Эдди, – сказал Томми. – «Кольт» при тебе?

– В гараже, – тихо ответил Боман. – У меня в машине, в перчаточном ящике.

Этот «кольт» – черный автоматический пистолет – Янссон приобрел на всякий случай в прошлом году вместе со всеми документами у одного албанца, заправлявшего наркопритоном в городе.

– Заряжен? – уточнил Томми.

– Да, – чуть слышно пролепетал Эдди, и глаза его недовольно сверкнули.

Решетчатые ворота раздвинулись, и машина въехала под темные своды гаража полицейского участка.

– Мы охотимся за одним человеком, – объяснил Томми. – Это женщина, ее нужно взять и отвезти в лес. Понимаешь?

Боман кивнул.

– Это последнее задание, Эдди, – объявил Янссон. – Сделай это, и мы в расчете. Ты будешь свободен.

Его собеседник смотрел вдаль.

Телефон Томми зазвонил.

– Да?

– Меня зовут София Бринкман, – сказал голос в трубке.

Вселенная замерла в ожидании, небо упало на землю, время остановилось.

– Да? – повторил Янссон.

– Я хочу с вами встретиться.

Томми прокашлялся.

– Где вы находитесь?

– Я и мой адвокат ждем вас в здании полицейского участка в вестибюле.

* * *

Софию и Томаса Розенгрена проводили в комнату для допросов с бетонными стенами. Железная дверь с лязгом захлопнулась. Посередине комнаты стоял стол и четыре стула с вмурованными в пол ножками. Все расселись, и стало тихо.

– Когда допрос начнется, я попрошу вас выйти, – обратилась София к Розенгрену.

– Насколько вы влипли? – поинтересовался тот.

Бринкман задумалась. Она чертовски здорово влипла – таков был правильный ответ.

– Спасибо за помощь, – сказала София, словно желая таким образом извиниться перед юристом.

– Звоните мне в любое время.

– Спасибо, Томас, обязательно это сделаю, – ответила она.

Дверь открылась, и на пороге появился Томми Янссон – в молодежных джинсах и пуловере, из V-образного выреза которого торчал воротник рубахи. Очки для чтения были подняты на лоб.

Томми пожал руки обоим присутствующим, избегая смотреть Софии в глаза.

– Мы виделись с вами раньше, – сказал он адвокату.

– Да, много раз в судах.

Янссон сел напротив них. Розенгрен прокашлялся.

– Я представляю интересы Софии Бринкман, – начал он. – Мне сообщили, что сегодня вы, Томас Янссон, намереваетесь допросить мою клиентку. Она просила меня при этом не присутствовать.

– Вот как? – удивился Томми.

Томас Розенгрен поднялся и быстро вышел из комнаты.

Дверь закрылась. Повисла пауза, в течение которой Янссон пытался собраться с мыслями.

– Адвокат уходит с допроса – это что-то новенькое. – Он коротко рассмеялся.

София не отвечала – только смотрела на него, и Томми опустил глаза в свои бумаги. Наконец он прокашлялся.

– София Бринкман, вы объявлены в международный розыск. Вас ни в чем не подозревают, но вы стали свидетелем ряда интересующих нас событий. Большинство из них связано с Гектором Гусманом.

– Томми, – перебила его женщина.

Он поднял глаза.

– Да?

Бринкман показала в угол комнаты, откуда на них смотрела камера.

– Она работает?

– Что-что? – не понял Томми.

София ждала ответа.

– Нет, камера не работает, – сказал наконец Янссон.

Женщина показала на микрофоны в центре стола. Томми покачал головой:

– Выключены.

София разглядывала сидевшего перед ней мужчину. Его черные с проседью волосы давно нуждались в стрижке. Ухоженные усы свисали к уголкам губ. Глаза были пустые, почти мертвые.

– Я хочу рассказать тебе одну историю, Томми Янссон, – начала Бринкман. – Прошу выслушать ее по возможности не перебивая.

В глазах Томми блеснула насмешка, его губы тронула безрадостная улыбка, а взгляд совсем потускнел. Он откинулся на спинку стула.

У Софии возникло чувство, что именно сейчас она видит перед собой настоящего Томми. Что эта горькая насмешка, как ничто другое, отражает его внутреннюю сущность. Что все остальное – Томми решительный, Томми легкомысленный, Томми приятный – не более чем театр. Набор масок, надеваемых соответственно ситуации. Томми Янссон – стратег. Он лучше любого актера. В противном случае не продержался бы так долго.

Но сегодня этот человек на несколько секунд утратил свою маску: просто забыл о ней, и она соскользнула. Исполненный презрения и злобы, Томми сидел напротив Софии. Словно выходец из преисподней, ночной кошмар – за пределами всякого разумения.

– Почти год назад я познакомилась с Гектором Гусманом, – начала Бринкман. – Он поступил в больницу, где я работала медсестрой. Его сбила машина в центре Стокгольма.

Янссон слушал. Презрительное выражение на его лице сменилось предельной сосредоточенностью.

– Когда Гектор выписался, мы стали общаться, – продолжала София. – А потом я сошлась с твоей коллегой по имени Гунилла Страндберг. Она хотела, чтобы я снабжала ее информацией о Гекторе и его группе.

– И ты это делала? – спросил Томми.

На некоторое время он почувствовал себя на своем месте – полицейским, ведущим допрос.

– Собственно, я ничего не знала, мне нечего было ей дать. Сведения, которые я предоставляла, касались лишь некоторых людей, которые общались с Гектором. Но это не имело значения, потому что Гунилла и ее брат Эрик, с которым она вела расследование дел Гектора, были коррумпированы. Используя полицию как прикрытие, они прибирали к рукам огромные суммы. Теперь они хотели денег от Гектора.

София следила за лицом Томми. Он поднял брови и вообще выглядел удивленным. Но это был спектакль: он прекрасно знал, о чем говорила Бринкман.

– Люди Гуниллы пытались похитить моего сына, – продолжала София. – Но вместо этого сбили его на машине. У Альберта сломан позвоночник, он теперь прикован к инвалидному креслу.

Янссон изобразил сочувствие.

– Мне жаль.

– В конце концов Гунилле удалась сделка с Гектором. Они обещали ему возможность работать в Стокгольме под их полицейским прикрытием. Встречу назначили в ресторане «Трастен» в Васастане, где Гектор должен был передать Гунилле деньги.

На лицо Томми снова легла тень.

– Но вместо этого в ресторане завязалась перестрелка, – продолжала София. – Гектор бежал.

Глаза Янссона сузились.

– В группе Гуниллы был один полицейский, – рассказывала Бринкман. – Поначалу он не догадывался, чем они занимаются. Думал, Гунилла и в самом деле ведет расследование против Гусмана.

София остановилась, поймала взгляд следователя.

– Его звали Ларс Винге, – сказала она.

Томми смотрел на нее мертвыми глазами.

– Понимаешь, к чему я клоню? – спросила женщина.

Янссон вперился в нее взглядом, дернул плечом, и в глазах у него мелькнула чуть заметная улыбка. Губы снова презрительно скривились.

– Со временем Ларс Винге понял, что с Гуниллой что-то не так, – продолжала София. – И начал свое расследование против начальницы. Материал с камер и микрофонов, которые Гуннила велела ему установить в моем доме, он использовал против нее. Постепенно картина для него прояснялась: Гунилла и ее группа занимались вымогательством денег. Винге вышел на тебя, Томми Янссона, начальника Гуниллы. Он передал тебе доказательства, которые успел собрать. Доверился тебе.

Томми сохранял невозмутимость. Он лишь бегло взглянул на наручные часы.

– Ларс Винге передал тебе сумку. То, что в ней было, со всей наглядностью демонстрировало, чем занималась твоя коллега Гуннила на протяжении нескольких лет. Ты, конечно, сильно удивился, потому что не имел обо всем этом ни малейшего понятия. Вероятно, ты даже почувствовал себя обманутым, да, Томми?

Лицо Янссона омрачилось, и взгляд стал непроницаемым. Он поскреб пальцами щеку, а потом подбородок – до боли.

– Я знаю твои проблемы, Томми, – добавила Бринкман. – Твоя жена Моника больна БАС. Тогда ее состояние ухудшилось. Нужно было срочно раздобыть денег, много денег. Ты ведь надеялся, что они ее спасут?

Мужчина скрестил на груди руки.

– Ты сделал свой выбор Томми, – продолжала София. – Ты делал его несколько раз, снова и снова, пока окончательно не вышел на новую дорогу.

Глаза Янссона чуть заметно сверкнули.

– Не знаю, как там у вас получилось. Возможно, вы с Гуниллой поехали к Винге домой вместе. Или кто-то из вас появился у него раньше, а другой потом, – предположила Бринкман. – Но в конечном итоге ты застрелил их обоих. И представил дело так, будто Винге убил начальницу, а потом покончил собой.

Руки на груди Томми чуть сдвинулись вверх.

– Ты закончила? – спросил он.

– Ты прибрал к рукам большие деньги – всё, что удалось собрать Гунилле за эти несколько лет, – спокойно продолжала София. – Ты перевел их с иностранных счетов. По большей части себе, но делал и крупные перечисления в некоторые медицинские учреждения, где занимаются исследованиями БАС. Это притом, что твоей жене уже ничто не могло помочь. Правда, кроме нее, ты пытался спасти себя. Поэтому убивал всех, кто мог тебя хоть в чем-нибудь заподозрить.

Тишина.

Похоже, Томми терял контроль над ситуацией – София видела это. Его руки лежали на подлокотниках кресла, и это выглядело не вполне естественно. Янссон показал пальцем на дверь:

– Там твои коллеги, да? Жаждущие крови преступного полицейского…

Он попытался улыбнуться – не получилось. Руки снова скрестились у него на груди.

– Чего ты хочешь? – прошептал Томми. В уголках его губ выступила слюна.

София выждала несколько секунд, прежде чем ответить:

– Я хочу, чтобы ты выследил Гектора Гусмана и Арона Гейслера. Сделай это как полицейский, объяви международный розыск. Пусть все будет по закону.

Янссон удивленно посмотрел на женщину.

– И что дальше?

– Посади их за решетку.

– Вот как?

– Ты ведь ведешь расследование? Закончи его. Сорви аплодисменты и живи как честный человек.

– Но у меня ничего нет против Гусмана. Ничего определенного, во всяком случае.

– Я помогу тебе.

Томми внимательно следил за лицом собеседницы.

– Могу я знать, зачем тебе это нужно?

– Нет, – ответила она.

На некоторое время снова стало тихо.

– А если у меня не получится? – задал Янссон следующий вопрос.

София наклонилась и выложила на стол кипу бумаг.

– Здесь все, что я рассказала, разве что подробнее. Это бомба, Томми Янссон. Все начинается с того, как ты вымогал деньги. Дальше идет глава про убийство Гуниллы Страндберг и полицейского Ларса Винге.

Томми не двигался.

– Ну а потом действие стремительно набирает обороты. Убийства, исчезновения людей… Среди прочего – подробное описание того, как ты пытался утопить Майлза Ингмарссона и как застрелил Антонию Миллер в Дании. И это далеко не всё.

Снова нависла пауза.

– Майлз, – сказал Янссон, как будто успокоившись. – Так это он устроил все это?

София не отвечала.

– Я бы про него такое не подумал, – добавил следователь.

– Это все, что я хотела тебе сказать.

Бринкман встала, взяла сумку и вышла из комнаты, не удостоив Томми ни единым взглядом.

* * *

Янссон прикрыл глаза и потер пальцем переносицу. Тишина кого угодно сведет с ума. Эта комната была задумана такой с самого начала – теснота, полная звукоизоляция. Хотя медсестру, похоже, все это не смутило. София Бринкман была само самообладание.

Томми вытер рот. Он никогда не подумал бы, что эта женщина способна на такое.

И тем не менее…

Как спокойно она говорила! И словно не замечала Томми, как будто тот был прозрачным. Нет, это не игра. И не театр. Сколько достоинства и силы – и ни грамма жалости. А формулировки! Янссон чувствовал себя ничтожеством рядом с ней. Один ее взгляд чего стоил…

И как она только вышла на эту информацию?

Посади Гектора – и ты свободен, сказала она. Неужели предлагает честную сделку? Нет, последнее крайне маловероятно.

Внутренний голос говорил Томми: «Вставай, догони ее, выбери момент, выстрели ей в голову, а потом закопай в лесу». Но был и другой голос: «Сиди на месте, сейчас не время. Она не пришла бы сюда, если б не была уверена на все сто в собственной неуязвимости».

Томми посмотрел на кипу бумаг на столе и осторожно приподнял верхний чистый листок. Здесь было то, о чем она только что говорила: детальное описание обстоятельств смерти Гуниллы Страндберг и Ларса Винге. А дальше шла информация о том, как деньги Гуниллы перетекли на счет Томми Янссона.

Он пролистал несколько страниц.

Дальше – больше. Свидетельские показания Майлза об убийстве его коллеги Антонии Миллер. Описание попытки убийства самого Майлза. И все в скупых, канцелярских выражениях – взвешенно, доказательно, профессионально. Местами почти драматично. Лакомый кусок для прокурора, для прессы. Вполне достаточно, чтобы положить Томми под гильотину как минимум три раза. И при этом ни слова о ней самой, о Софии.

Янссон откинулся на спинку стула. Уставился в пустоту перед собой, барабаня костяшками пальцев по подлокотнику. С шумом выпустил воздух.

Черт возьми, он недооценил эту женщину.

Томми вытащил мобильный и набрал номер Эдди.

– Проследи за ней, – прохрипел он в трубку и дал отбой.

* * *

Белый деревянный дом располагался на возвышенности, в десяти километрах к северу от полицейского участка в Стокгольме. От него веяло дружелюбием и покоем. При всем том беспорядке, который царил вокруг, он как будто жил в симбиозе с наполовину запущенным садом, землей и небом. Дом ее детства.

София стояла на обочине, пока такси исчезало за скатом дороги. Зеленые луга пестрели цветами. Июнь, наверное, ее любимый месяц. Воздух полнился щебетанием птиц. Бринкман пошла по гравийной дорожке к воротам, вдыхая запах сирени.

Они никогда не запирались – Ивонна и Том.

София прошла в прихожую.

– Эй!

Собака по кличке Рат – брехливая помесь терьера и дворняги – уже сбегала по лестнице. Но тут послышались шаги со стороны кухни, и собака умерила пыл.

– Боже мой! – всплеснула руками Ивонна.

– Здравствуй, мама.

Хозяйка не тронулась с места.

– Как Альберт?

– С ним всё в порядке, – ответила гостья.

Они не бросились друг другу в объятья. Собака застучала лапами, поднимаясь по лестнице.

– Где Том? – спросила София.

– Он пошел к сыну, – ответила Ивонна.

И мотнула головой, словно не понимая, почему вообще должна объяснять такие само собой разумеющиеся вещи.

– Где ты была, София, и что сейчас здесь делаешь? – спросила затем мать.

Голос у нее был само отчаяние. Но Ивонна тут же удалилась, так что ответить ей дочь не успела.

На кухне стоял запах тимьяна. София присела на длинную скамью возле деревянного стола в деревенском стиле.

– Мама…

– Да?

– Скажи мне что-нибудь.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

– Что угодно.

Ивонна обернулась и вытерла руки кухонным полотенцем. Мотнула головой:

– Я не могу.

– Почему же?

Хозяйка дома положила полотенце на скамью. Чем больше она старела, тем медленнее передвигалась.

– Потому что тогда я буду злиться на тебя, – ответила Ивонна. – А я не хочу так.

– Злись, пожалуйста.

– Не могу, не выдержу.

Окно за спиной гостьи было приоткрыто. Во дворе щебетали птицы, жужжали мухи.

– Зачем ты пришла, София?

– Я не знаю.

– Ты не должна отвечать мне так.

София ждала другого, но чего? Объятий? С какой стати? Ивонна никогда не была ласковой матерью, да и дочь не привыкла рассчитывать на ее поддержку.

– Альберта сбила машина, – продолжала Ивонна. – А ты ничего не сказала мне, просто исчезла. Я пыталась выйти на тебя, но ты держала дистанцию. Я знала, что тебе пришлось нелегко. Я хотела поговорить с тобой, помочь тебе. Но ты оборвала все связи, замкнулась, отгородилась от меня. Я выжидала, ни о чем не спрашивала. Беспокоилась, не находила себе места, но молчала. Только старалась обратить на себя твое внимание.

Ивонна смотрела в пол.

– Я старалась обратить на себя твое внимание, – повторила она. – Боже мой, я всю жизнь только этим и занималась! – Подняла глаза. – И ненавижу себя за это.

– Я рассчитывала на твое понимание, – стала оправдываться София.

– И как я должна была понять твое молчание?

– Все было слишком опасно и произошло слишком быстро.

– Я понимаю, – сказала Ивонна. – И в то же время не понимаю. Все, что мне остается, – смириться. И это то, что я делала всегда.

Ее дочь молчала.

– Есть ведь и другие способы, – продолжала мать. – Можно позвонить, дать какой-нибудь знак. Просто намекнуть, что всё в порядке… Все же лучше, чем гробовое молчание.

– У меня не было выбора, – ответила София.

Ивонна приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но промолчала. Похоже, она все-таки поняла. Сонная, вязкая тишина наполняла комнату и как будто замедляла движения.

– Прости, мама, – сказала София.

– Прости, София, – отозвалась ее мать.

Никто из них не понимал, что стоит за этим словом, но ситуация вдруг переменилась, как будто обе женщины почувствовали под ногами твердую почву.

София посмотрела на мать и смахнула с лица слезы.

Ивонна всегда была такой – суетливой и слишком зависимой от чужого мнения. Завышенная самооценка являлась для нее главным источником жизненной энергии, особенно после смерти отца Софии. Но за последние годы что-то изменилось. Все, что в ней было особенно неприятного – разный нарциссический мусор, ставший вследствие сильных переживаний ее частью, самовлюбленность и самолюбование, желание всегда быть в центре внимания и слишком одностороннее видение жизненных ситуаций, – постепенно исчезало. И сквозь все это пробивался новый человек. Более земной, именно такой, какого с детства недоставало ее дочери.

– Около года назад я познакомилась в больнице с Гектором Гусманом, – начала София. – Он поступил в наше отделение после того, как его сбила машина в центре Стокгольма.

Она тряхнула головой и опустила глаза в стол. Ивонна слушала.

– Он был само очарование и обходительность, – продолжала София. – С ним было легко. Он выписался через два дня и пригласил меня на обед. Мы начали общаться. – Она подняла глаза на мать. – Почти сразу на меня вышла полиция в лице Гуниллы Страндберг. Она вела расследование против Гектора Гусмана. Я должна была предоставлять ей информацию, что и делала, насколько это было в моих силах. Моя работа практически ничего не значила ни для одной из сторон. Имена – вот все, чем я располагала. Но полиция хотела выжать из меня больше. Кроме того, я все ближе сходилась с Гектором.

В дверях появилась Рат. Она немного постояла на пороге, будто искала повод залаять, а потом, стуча когтями по полу, подошла к Софии и легла под столом у ее ног.

– Двое мужчин, – продолжала та, – приехали в Стокгольм, взяли Гектора и отвезли его в лес. Угрожали ему. А потом среди всей этой чехарды появился Йенс Валь, ты его помнишь?

На лице Ивонны проступило удивление. Она задумалась.

– Йенс Валь? Как будто помню. Йенс Валь… – повторила она почти про себя. – Твой приятель? Жил где-то на архипелаге, в шхерах. Он как будто даже обедал у нас… Ты тоже иногда к нему ездила – когда же это было?

– Давно, – ответила София. – Я была подростком.

Теперь мать вспомнила.

– Так что, говоришь, он опять появился?

– Ему был нужен Гектор, по другому делу. Йенс поехал с нами. Мы нашли Гектора и освободили его. Но обстановка вокруг меня все накалялась. Я видела и знала слишком много. Я влипла…

– А полиция? Им ты обо всем этом не рассказывала?

София покачала головой:

– Нет.

– Почему?

– Меня прослушивали.

– Кто?

– Полиция.

Лицо Ивонны отразило непонимание.

– Весь мой дом в Стоксунде был утыкан «жучками», – объяснила дочь. – Камеры отслеживали каждое мое движение. Полиция была коррумпирована.

Рат под столом зарычала, и хозяйка шикнула на нее.

– Продолжай, – обратилась она к Софии.

– Двое полицейских из группы Гуниллы сбили Альберта на машине.

То, что случилось с Альбертом, не укладывалось в головах обеих женщин.

– «Трастен» – ресторан в Васастане, – продолжала София. – Ты, наверное, читала об этом в газетах?

Ивонна кивнула.

– Я была там, – сказала Бринкман. – Погибли люди.

Воспоминания хлынули потоком.

– Я и Гектор бежали из Швеции, – рассказывала София. – Мы полетели в Малагу, а оттуда на автомобиле поехали в Марбелью, в дом отца Гектора. По дороге нашу машину обстреляли. Гектора ранили, он оказался в коме. Примерно в то же время его отца убили в собственном доме. Мы срочно приняли меры предосторожности. Гектора увезли в горы и спрятали в надежном месте. В доме, где его разместили, за ним ухаживали. Я осталась с ним. Вернись я в Швецию, меня тут же выследила бы и убила полиция.

Ивонна смотрела в пол. Потом она медленно провела пальцем по скуле.

– Продолжай.

– Группа Гуниллы распалась. Некоторые из полицейских погибли, другие пропали без вести. У меня появилась возможность вернуться в Швецию, к Альберту.

– Ты чувствовала, что со мной все непросто, но молчала. Ты молчала и…

Хозяйка дома качнулась на стуле, будто под внезапным порывом ветра, и зажала ладонью одно ухо.

– Я должна была сидеть тихо, – прошептала София.

Потом она поднялась и взяла мать под локоть. Ивонна стала такой хрупкой… София усадила ее на стул возле крана, налила в стакан воды и присела рядом на корточки.

– Я закончила, мама.

Ивонна выпила воды и затрясла головой:

– Нет, продолжай. Я хочу знать все.

* * *

Эдди Боман следовал за такси, в котором ехала София, до самого Юрхольма. Он зашел в ворота, огляделся и увидел пожилую женщину на кухне – вероятно, ее мать. Прячась за кустарниками, приблизился к окошку. Оно было приоткрыто. Эдди присел на корточки, прислонившись спиной к стене. Отсюда ему были слышны лишь отдельные слова, обрывки фраз; остальное словно увязало в теплом летнем воздухе… И все-таки это было кое-что. Боман стал записывать разговор на мобильник.

Он не знал, кто такая София Бринкман – Томми никогда ему о ней не рассказывал. Наверное, это к лучшему: легче будет выполнить заключительную часть задания. Одно было ясно: Янссон опять взвалил на него самую грязную работу.

Эдди записал все, что услышал. Смысл отдельных реплик постепенно прояснялся. Их было вполне достаточно – во всяком случае, для того, чтобы понять: София Бринкман здорово влипла.

Боман расслышал имена Гектора Гусмана и Гуниллы Страндберг, которая вела расследование против него и была убита. Ее застрелил коллега по имени Ларс Винге. В разговоре всплыло еще одно знакомое название: ресторан «Трастен», где развязалась бойня. Эдди читал об этом в газетах. Но о ней там ничего не было… О Софии Бринкман.

* * *

Ивонна смотрела в пустоту перед собой. Руки ее лежали на кухонном столе.

– Арон, правая рука Гектора, – продолжала София, – не знал, как вести себя со мной, пока шеф в коме. Я знала слишком много и тем самым представляла угрозу для всей организации и для него лично. Не будь я подругой Гектора, он давно со мной расправился бы. – Взгляд ее затуманился, и воспоминания хлынули с новой силой. – Он втянул меня в эту организацию. Заставил работать на них, чтобы всегда иметь меня перед глазами.

Взгляды женщин встретились.

– Я жила двойной жизнью: разъезжала по миру, заключала сделки от имени Гектора, лгала его компаньонам. И все ради того, чтобы сохранить жизнь себе и Альберту. Я каждый день молилась о выздоровлении Гектора. Если б он умер, Арон первым делом убил бы нас обоих. Наши с Альбертом жизни зависели от его состояния.

София замолчала. Звуки летней природы за окном снова навеяли воспоминания. В кроне ели заливался черный дрозд, ему подпевали другие птицы. Когда-то София умела подражать им, отец научил ее. Но теперь, конечно, забыла.

– На самом деле все просто, – сказала она.

– Что просто? – не поняла ее мать.

– Все это… Жизнь.

Рат снова зарычала; Ивонна снова шикнула.

– Для большинства людей это так, – ответила она на замечание дочери. – Все переменится, вот увидишь.

«Все переменится» – эти слова накрепко засели в голове Софии.

– Я старею, – добавила хозяйка дома и прокашлялась. – С возрастом жизнь меняется. Краски и воспоминания блекнут и в то же время становятся яснее. Я не могу найти этому объяснения. – Ивонна отвернулась к окну и прищурилась – Но нам с тобой пришлось принести жертву.

Ее дочь вздрогнула, собиралась возразить, но мать опередила ее.

– Я знаю, что ты хочешь сказать мне, София. Что эта жертва – у меня в голове. Но эта твоя манера всех примирять, делать вид, что ты выше противоречий… Есть в ней что-то нечестное.

Бринкман наморщила лоб, судорожно пытаясь понять.

– Раньше ты была другой, – сказала Ивонна.

– Раньше?

– До смерти папы.

София промолчала, ожидая разъяснений.

– Ты была открыта миру, радовалась жизни. Говорила без умолку, задавала много вопросов, ничего не боялась, наконец. Ты никак не хотела учиться завязывать шнурки – у тебя не было на это времени. Ты кипела жизнью и проводила много времени с папой. Я даже завидовала…

Теперь настала очередь Софии делать удивленные глаза.

– Завидовала? Мне или папе?

Ивонна покачала головой.

– Твоей свободе, твоему умению быть независимой. Но когда Георг ушел, ты изменилась. Ты окружила себя защитной оболочкой. Цена оказалась высока: со свободой пришлось расстаться.

Пожилая женщина схватила стакан с водой, поднесла к глазам и заглянула в него.

– И я ничем не могла тебе помочь, – продолжала она. – Я была слишком погружена в свое горе, чтобы заниматься нашей жизнью. И я многое разрушила в ней. Хотя ты – куда больше.

Гостья слушала. Теперь она начинала понимать, к чему клонит мать.

– И когда Давид заболел, – продолжала Ивонна (Давид был папой Альберта и мужем Софии), – ты снова замкнулась в себе, на этот раз скорее по привычке. А ведь он нуждался в тебе.

– У него была другая, – возразила София.

Ивонна кивнула.

– Я знаю. Тебе она причинила много боли. Но это было раньше…

– Для него сделали все возможное, – возразила Бринкман.

Мать пристально посмотрела на собеседницу и, покачав головой, прошептала:

– Нет, ничего подобного.

У Софии сжался желудок – неприятное ощущение. Мать продолжала:

– Давид хотел попросить у тебя прощения, но ты молчала. Это ты не пожелала с ним сблизиться.

– Чего ты от меня хочешь, мама?

– Давид умер, ушел. Болезнь поглотила его без остатка. А ты как будто не была готова к этому. Занималась своими делами, заботилась об Альберте… И при этом молчала. Ты оставалась наедине со своим миром, как будто боялась сделать что-то неправильно, если откроешься. Ты бежала в себя, создала себе алиби. Но ты страдала…

София сидела, опустив руки. Смотрела на сомкнутые в замок пальцы.

– А потом жизнь пришла к тебе сама, – продолжала Ивонна, – и твое горе хлынуло наружу. Ты до сих пор чувствуешь вину, я это вижу.

Бринкман невольно отшатнулась: слова матери неприятно поразили ее.

– Я никогда не любила его, – возразила она. – Но жизнь, которую он мог мне предложить, вполне меня устраивала. Я же не могла дать ему того, что ему было нужно, поэтому он и завел женщину на стороне. Это он пожертвовал мной. Я лгала Альберту, принимала неверные решения. Подвергала других опасности ради того, чтобы защитить себя. Я вела себя как эгоистка.

С этими словами София подняла глаза на мать.

– Так ведут себя все, – возразила Ивонна. – Время от времени, по крайней мере.

От этих слов ее дочери неожиданно полегчало.

– Ты, конечно, должна их признавать, – продолжала мать. – Свои темные стороны, я имею в виду. Пусть раны кровоточат. Не отворачивайся от них сейчас, это для тебя особенно важно. – Она поймала взгляд дочери и продолжила: – Прошлого уже нет, оно умерло. Сейчас – это сейчас. Я люблю тебя, София. Я горжусь тобой. Ты сильная, самостоятельная личность, даже если сама этого не видишь. Твоя жизнь сложилась не так, как ты того хотела, но ты в ней. И Альберт тоже. Вы вместе, все будет хорошо.

София уперлась локтями в стол и уронила голову на руки. Так прошло пять секунд. Десять…

– Мама, – прошептала она со слезами в горле.

Ивонна придвинулась к ней, села рядом на длинной кухонной скамье и обняла ее за плечи:

– Любимая…

Женщины замерли, прижавшись друг к другу. А потом Ивонна погладила дочь по щеке и вышла из кухни.

София слышала, как удалялись ее шаги. Время оборвалось. Мысли закружились вихрем. Когда за окнами стемнело, Бринкман поднялась по лестнице в свою комнату. В свое прошлое… В маленькой ванной, где она когда-то так часто запиралась, были все те же обои от Лоры Эшли[9]Английский бренд одежды и интерьера..

София почистила зубы над старой раковиной, разделась возле кровати и посмотрелась в большое настенное зеркало в раме из вишневой древесины. Повернулась, боком разглядывая шрам в левом нижнем углу спины – след от ножа. Арон пытался убить ее прошлой зимой в Йулланде.

Она легла на простыню и, как могла, вытянулась на слишком короткой кровати. Белье пахло свежестью и лавандой, совсем как в детстве.

Сон не шел. София думала о том, что ей говорила Ивонна.

* * *

Эдди Боман стоял под окном спальни, где София только что задернула гардины.

Он записал на телефон все, что мог, из ее разговора с матерью: имена, события… Все было так запутано… Но Эдди сделал большое дело, даже если не мог пока представить себе картины в целом.

Обязательно ли отдавать все это Томми или он обо всем уже знает?

Боман пошел к машине, прижимая трубку к уху.

Янссон ответил после третьего сигнала.

– Она в доме в Юрхольме, только что легла спать, – сообщил Эдди.

– Встречалась с кем-нибудь?

– Похоже, с матерью.

– О чем они говорили?

Эдди медлил. Нет, не следует передавать Томми, о чем говорили женщины. Иначе Янссону может показаться, что его подручный слишком много знает. В конце концов, Эдди не обязан этого делать. Его задание состоит в другом. Он выполнит условия сделки и освободится. Будет жить своей жизнью. «Последнее задание, – сказал Томми. – Сделай это – и мы в расчете».

– Все, что я видел, – это как они сидели на кухне и разговаривали, – ответил Эдди. – Я не смог приблизиться насколько, чтобы расслышать, о чем.

Боман сидел в машине. Он выудил «кольт» из кобуры с внутренней стороны куртки и открыл перчаточный ящик. Его табельный пистолет лежал там.

– И сейчас она легла спать? – спросил Янссон.

Эдди поменял местами пистолеты. Старый автоматический «кольт» положил в перчаточный ящик, а служебное оружие убрал в кобуру. Затянул ремни, залепил липучки.

– Похоже на то, – ответил он Томми.

– Поезжай домой, она проснется не раньше завтрашнего утра, – велел тот и дал отбой.

* * *

По дороге в город Эдди открыл окно. Вечерний ветерок освежил тяжелую от мыслей голову.

Подростком Боман прошел через несколько приемных семей и слыл хулиганом. Походы на футбол были ему не по карману и отнимали слишком много времени, поэтому Эдди приходил на матчи только после финального свистка, к началу потасовок. А иногда, если по дороге на стадион встречал единомышленников, отправлялся в парк попинать народ в голову. Это успокаивало. Дать волю агрессии – это действовало как лекарство. Но хулиганства было недостаточно, и Боман подался на войну. Так он вместе со своим АК5 оказался в Афганистане, в городе Мазари-Шарифе. Его противник стрелял из «калашникова» и из гранатометов. Эдди прятался от него, присыпая голову сухой глиной. Ему нравилась такая жизнь.

Будучи в отпуске в Швеции, он познакомился с девушкой по имени Анника – кудрявой блондинкой с оленьими глазами. Боман размяк – покончил и с иностранной службой, и с хулиганством. Теперь он патрулировал городские улицы по ночам в яркой полицейской куртке.

Анника захотела от него ребенка, и они стали спать друг с другом в определенные дни. Кроме того, время от времени она заявлялась к Эдди с предложениями работы и образования. В результате Боман получил жетон уличной патрульной службы. В группе его ценили за умение выдворять нарушителей порядка из общественных мест. Один из патрульных оказался профессиональным копом – он-то и порекомендовал Эдди поступить в полицейскую школу. И тот последовал этому совету.

Первые дни с дубинкой на поясе – с какой любовью Боман взвешивал на ладони эту блестящую черную штуковину! Теперь он ездил в машине с мигалкой и всегда был на переднем крае. Бил, где только можно. Коллеги всегда были рады заполучить его в группу.

С ребенком не сложилось – уролог сообщил Эдди, что у него дрянная сперма. Анника сразу отстранилась, охладела. «Мы можем остаться друзьями», – сказала она, целуя Бомана в щечку в прихожей.

Береги себя, парень.

Порвав с Анникой, Эдди с головой окунулся в хулиганскую жизнь. Насилие и драка – других лекарств для него не существовало. Как-то в парке он насмерть забил некоего Рикарда Эгнелля – светловолосого парня лет двадцати с небольшим из одного северного пригорода. Бедняга и хотел всего-то немного поразмяться. Но встретил не того противника, не в том месте и не в то время. Ему пришлось иметь дело с оскорбленным Эдди Боманом… Короткая жизнь Рикарда Эгнелля завершилась тем же вечером.

На следующий день Эдди увидел имя Рикарда в заголовках газет – «бессмысленная жестокость». Это был редкий случай, когда заголовки не лгали.

Боман ждал – ничего не происходило. Он продвигался по карьерной лестнице, стал инспектором. Годы шли – и Эдди понял, что может расслабиться.

Но однажды, месяца три тому назад, в дверь его дома постучали. На пороге стоял Томми Янссон – инспектор криминальной полиции со стильными усами. Он сообщил Боману, что знает о хладнокровном убийстве, которое тот совершил несколько лет назад, и располагает достаточно убедительными доказательствами. А потом предложил Эдди работать на него. Делать то, что прикажет Томми, и не задавать лишних вопросов. А на случай, если Боман вздумает заартачиться, Янссон пригрозил тюремным сроком за убийство – верные восемнадцать лет.