Онлайн чтение книги Дети горчичного рая
31. Гонки «Табачных ящиков»

– Внимание! Внимание! Тотчас же после окончания соревнований малолитражных машин состоятся гонки машин первой категории. Всего соревнуются одиннадцать машин. Состоятся четыре заезда – по три машины в каждом. Последние две машины будут соревноваться на боковых дорожках.

Радиорупоры кричали во все горло. Толпа, уже подогретая радиокомментаторами, гудела, волновалась, азартно спорила и азартно заключала пари. Большинство ставило на прошлогодних конкурентов.

– Смотри, Дональд, опять попадешься, как в прошлом году. И охота тебе ставить на этого Мэрфи! Я вот поставил на Робинсона и спокоен: этот меня не подведет. Поглядел бы ты на его машину – красота! – говорил обливающийся потом толстяк в помятой шляпе своему приятелю – очень угрюмому и нервному субъекту в галстуке бабочкой.

– Принципиально не желай ставить на черномазого, – отозвался тот, сворачивая галстук чуть не к самому уху. – Пускай потеряю, зато на своем.

– Ну и дурень, – хладнокровно констатировал толстяк. – Не все ли равно, на ком наживать деньги – на черном или на белом! Деньги не пахнут! – захохотал он.

Разговор этот шел у самого барьера, огораживающего шоссе, на котором происходили гонки. Весь барьер, на всей дистанции, был облеплен взрослыми и ребятами, сбежавшимися и приехавшими не только из города, но и из соседних местечек и ферм. Все друзья Чарли были уже на месте: Пабло со своей семьей, Квинси с близнецами, которые никак не могли стоять спокойно и ныряли то тут, то там в толпу, ища более удобного местечка. Квинси стоял рядом с Салли Робинсон и сочувственно посматривал на нее. Он отлично понимал ее состояние.

– Не волнуйтесь так, мэм, – сказал он ей. – Ваш Чарли не подведет – не такой он парень. Я это и своим мальчикам каждый день говорю: берите, мол, пример с Робинсона, я буду только доволен.

– Спасибо вам. – Салли благодарно взглянула на него. – У вас тоже отличные ребятки и наши большие друзья… Нет, я не волнуюсь, мистер Квинси.

– А вот и неправду говоришь, дочка. – Цезарь, незаметно подошедший вместе с Темпи, взял Салли за руку. – Пульс так и прыгает, как говорил наш полковой доктор.

– Ох, Цезарь, вы замечательно выступали, но я очень за вас боюсь, – сказала Салли, живо оборачиваясь к нему. – Я все время смотрела на Большого Босса и дрожала за вас – он сидел волк волком и готов был сожрать, проглотить вас.

– Не проглотит – подавится! – засмеялся Цезарь. – Если бы дело шло об одном негре Цезаре, так его бы давно не было, но, к счастью, нас много и с нами теперь не так-то легко справиться. – И он лукаво подмигнул Квинси.

Немного поодаль от них Мери Смит нетерпеливо спрашивала у Джоя:

– Когда же наконец начнется? Когда поедет Чарли? Я прямо не доживу, кажется…

– Доживешь, – хладнокровно отвечал Джой. – Вон, гляди, сейчас начнутся заезды малышей. Их малолитражки уже на помосте.

Толпа зашумела сильнее, все вытягивали шею и становились на носки, чтобы лучше видеть. Действительно, на наклонном помосте устанавливали первые малолитражки, которые должны были открывать гонки. На этом помосте автомобили удерживались особым рычагом, который потом, по сигналу судьи, мгновенно отводился в сторону, давая свободу машинам. Такое устройство было введено недавно. Еще года два назад машину каждого гонщика толкал по сигналу менеджер, и она уже по инерции катилась дальше. Поэтому результат гонок зависел не от ходовых качеств машины, а от силы толчка, которым менеджер отправлял в путь «своего» гонщика.

– На старте малолитражные машины. Номер первый – Виллиам Хойт, номер второй – Роберт Хансен, номер третий – Поль Годфрей, победитель прошлогодних состязаний малолитражек, – объявил резкий голос радиодиктора.

Раздался выстрел, и маленькие машинки скатились с помоста. Толпа закричала, замахала руками, подбодряя гонщиков. Фотографы местных и гренджерских газет выбежали на дорожки и, припав на колени, фотографировали соревнующихся. Кинооператоры крутили ручки своих аппаратов, радиодиктор комментировал каждый участок гонок, пройденный машинами. Наши друзья, несмотря на то что машины малышей интересовали их значительно меньше, все же азартно следили за состязанием и изо всех сил старались сохранить свои «выгодные» места.

– Я буду пока молиться за Чарли… Я буду молиться, не мешайте мне. – Мери Смит закрыла глаза.

Джой Беннет расхохотался:

– Что ж, ты так и будешь стоять с закрытыми глазами? Как же ты увидишь гонки?

Мери Смит открыла глаза.

– Правда. Я об этом и не подумала, – сказала она грустно. – Ну хорошо, я попробую молиться с открытыми глазами, только ты, уж пожалуйста, не смейся надо мной.

Но Беннету в этот момент было не до смеха: какой-то человек совершенно заслонил от него своей спиной всю дистанцию. Надо было во что бы то ни стало пробиться снова вперед. И Джой начал изо всей силы действовать плечами и локтями.

Наверху, у самого помоста, собралась группа гонщиков постарше, ожидавшая своего заезда. Тут были и Чарли с Василем, Мальчики разговаривали с двумя подошедшими к ним джентльменами – мистером Ричардсоном и доктором Рендалем. В такую ответственную минуту учитель не мог оставить своего любимца без напутствия. Полтора часа назад, сидя в театре, Ричи и его друг-доктор поняли, какое страшное разочарование должен был пережить Чарльз Робинсон, не услышав имени отца среди тех, кто погиб за родину. И учитель тут же решил непременно отыскать мальчика на старте и обласкать его, показать ему, что друзья о нем думают.

Теперь он и доктор наперебой старались ободрить Чарли.

– Хотелось бы мне сейчас быть на твоем месте, Чарльз, – говорил Ричи. – Бывало, в колледже перед спортивными состязаниями я чувствовал себя, как солдат перед атакой. Я всегда был уверен в победе, и это помогало мне действительно побеждать. Как-нибудь ты придешь ко мне, и я покажу тебе все мои спортивные трофеи: жетоны, кубки, дипломы…

– Как странно, сэр, ведь вы никогда не говорили нам об этом… Правда, Василь? – Чарли повернулся к другу, который молча кивнул, не сводя синих глаз с учителя. – А мы думали, что вы любите одни книги и никогда не увлекались спортом.

– О, мистер Ричардсон – знаменитый чемпион, мальчики, – вмешался, смеясь, доктор. – Пусть он расскажет вам про свой матч с советскими моряками.

Ричи с шутливым возмущением замахнулся на Рендаля:

– Опять? Вы же обещали, док, больше не дразнить меня! – Он обратился к мальчикам: – Я неосторожно рассказал мистеру Рендалю, как во время войны мы встретились с советскими моряками на водном поло. Я был вратарем, и матч получился вничью, но в этот день я наглотался столько воды, что с тех пор никогда не страдаю от жажды. И вот док не переставая дразнит меня этим матчем.

Мальчики смеялись. Ричи взглянул на часы:

– Пора занимать места на трибунах. Скоро ваш заезд. Ну, Чарльз, желаю победы! – И он крепко, по-мужски, тряхнул руку Чарли.

– Гляди, гляди, Ричи опять лижется со своим чернокожим любимчиком! – Фэйни, стоявший в толпе зрителей неподалеку от помоста, подтолкнул Роя. – И доктор Рендаль тоже… Гляди, руку ему жмут!

– Не теряй из виду эту парочку, – сказал Рой, хмуря тонкие брови. – Мне ваш Ричи давно подозрителен. Готов поставить всю будущую получку, что он самый настоящий коммунист.

– Что ты говоришь! – оживился Фэйни. – Поставишь всю получку? Гм… – Фэйни с сомнением взглянул еще раз на учителя. – Я бы держал с тобой пари, да уж больно ненадежен Ричи. А вдруг он и вправду коммунист?.. Нет, уж не буду с тобой спорить… По-моему, и док тоже красный… За ними надо понаблюдать.

Вдруг он снова встрепенулся и толкнул приятеля:

– Рой, она тоже пришла! И туда же – к черномазому!

– Кто «она»?

Рой оглянулся и тотчас же увидел Пат Причард, которая стояла возле Чарли и что-то говорила ему. Королева Весны была уже без короны. Видно, ей пришлось быстро бежать, чтобы ускользнуть от всевидящего ока матери. Ее медные локоны были спутаны и небрежно рассыпались по плечам, бледное лицо раскраснелось. Она часто-часто дышала и говорила чуть задыхаясь, будто и сама не знала, что скажет в следующую минуту.

– Вот… Чарли… я пришла… Только клюшку… клюшку не успела захватить. Она… дома осталась… клюшка. Но я принесу ее тебе, непременно принесу…

– Это неважно. – Чарли не поднимал глаз. – Сейчас наш заезд.

– Да, я знаю. – Пат чертила носком туфли по земле. – Чарли, так ты больше не сердишься на меня? Я буду о тебе думать, когда ты поедешь.

Она подняла голову. На Чарли смотрели светлые уклончивые глаза, окаймленные длинными ресницами. Сама королева выпрашивала прощение у него, у черного мальчишки, которого все готовы презирать!

– Дай руку, – сказал Чарли. – Ну вот, Пат, теперь все в порядке.

Василь с неодобрением следил за этой сценой. Нет, он не доверял королеве, он верил только одной девочке, которая стояла где-то там, в толпе, и, наверно, бормотала, чудачка, какие-нибудь заклинания, которые должны принести их другу победу.

– Пора садиться в машину, Чарльз. – Василь держался со всей официальностью настоящего менеджера.

Чарли еще раз кивнул королеве и направился к старту.

Снизу морским прибоем поднимались рукоплескания, слышались веселые крики: это приветствовали победителя малолитражных гонок Поля Годфрея, того самого малыша в полосатом картузике, который спрашивал у Чарли, какой «счастливый» номер выпал ему в прошлом году.

– Начинаем соревнование машин первой категории! – объявил диктор. – Внимание! В первом заезде участвуют три машины. Номер первый – Лейстер Скалли, автомобиль «Ласточка». Номер второй – Чарльз Робинсон, автомобиль «Серебряная свирель». Чарльз Робинсон, леди и джентльмены, является победителем прошлогодних гонок «табачных ящиков». И, наконец, третьим номером идет машина Питера Мэрфи – «Скакун». Внимание! Сейчас будет дан сигнал старта!

– Кто такой этот Лейстер Скалли? Ты его знаешь? Нет? Откуда он взялся? – торопливо расспрашивали друг друга «свирелисты», с беспокойством поглядывая на помост, где уже выстроились три машины.

Никто не знал Лейстера Скалли, но тут у барьера появился взъерошенный, но очень довольный своим новым наблюдательным пунктом Джой Беннет.

– Это один парнишка из Верхнего города, – сообщил он. – Так, маменькин сынок. И аппарат у него не из важных, я видел… Чарльзу не приходится бояться, даю слово.

Между тем на старте ждали только сигнала. Возле гонщиков теснились теперь одни только менеджеры, давая последние указания. Менеджером Лейстера Скалли был его собственный папа – высокий, представительный джентльмен профессорского вида. В эти последние секунды он старался вдохнуть хоть немного энергии в своего вялого на вид мальчика. Машина Лейстера – небольшой легкий автомобиль мышиного цвета – выглядела довольно жалкой рядом со «Свирелью» и «Скакуном». Лейстер завистливо поглядывал на конкурентов и, видимо, все более и более терял надежду на победу.

– Помни: мы все ставим на тебя, Лейстер. И мама, и я, и тетя Аннабель – мы все поставили много долларов на твою машину, – говорил ему отец. – Не забывай об этом, дитя мое.

– Не забуду, папа, – пропищал из машины Лейстер, возясь со шлемом.

Мэрфи с сиденья своего «Скакуна» высокомерно поглядывал на окружающих.

Его менеджер – Дик – что-то оживленно нашептывал ему, и Мэрфи время от времени кивал, косясь в сторону Чарли, спокойно сидевшего в своей машине.

Снова раздался пистолетный выстрел. Опора опустилась, и освобожденные машины одновременно скользнули на полотно шоссе. Все сильнее набирая скорость, они покатились вниз по холму Надежды, окаймленному по обеим сторонам густым барьером зрителей и болельщиков.

– Пошли! Пошли! – заколыхалась, забурлила толпа. – Давай, давай!

– Не надо! Погодите! Чарли, Чарли, вернись! – раздался отчаянный вопль.

Но он тотчас же потонул в общем крике болельщиков, старавшихся подогреть своих любимцев. Все взгляды были устремлены на три движущиеся точки. И, когда к опустевшему помосту вырвалась вся измятая, растрепанная девочка с апельсиновыми кудряшками, она нашла там только меланхолического метельщика, который собирал в кучу. билеты, конфетные обертки и разный мусор. Все, кто не находился на трибунах, устремились вниз, к финишу, чтобы увидеть самый интересный момент гонок.

– Поздно! – простонала девочка. – Опоздала! – И она уселась прямо на землю, не обращая внимания на кучи мусора. – Что теперь будет? Что будет?

– Может, ничего еще и не случится. Может, обойдется.

Над девочкой склонился молодой мулат в индейских, вышитых бисером мокасинах – все, что осталось у Джона Майнарда от его великолепного костюма индейского вождя. Где он позабыл свой величественный головной убор, трубку и пояс, он и сам не знал в этот утомительный и тревожный день. Да и не до того ему сейчас было!

Он тронул Кэт за плечо:

– Не огорчайся так. Ведь ты не виновата, ты старалась поспеть вовремя, я знаю.

– Да, да, я так старалась, я так спешила! – Кэт закрыла лицо руками, и слезы заструились у нее между пальцами. – Мама сидела надо мной, как ча…часовой. – Она окончательно расплакалась.

– Пойдем вниз. В случае чего, мы побежим к нему на помощь, – сказал Джон и тихонько потянул девочку за собой.

Кэт послушно встала, и они побежали вниз, туда, откуда глухо, приливами, доносились смутные крики:

– Да-вай! Ско-рей! Ско-рей!

А в это время тот, кто был причиной всех этих тревог, и не подозревал о грозящей ему опасности. Он видел перед собой только одну цель – белый шнурок финиша, которого надо достигнуть.

Едва машина его получила свободу и пришла в движение, Чарли, чтобы разогнать ее, начал раскачиваться на сиденье, как на качелях. Мэрфи и Лейстер прибегли к тому же способу. На первом отрезке пути все три машины шли вровень. Затем вперед начала постепенно выдвигаться машина Лейстера. Несмотря на то что Чарли знал: автомобиль Лейстера легче и поэтому быстрее разгоняется, смотреть на это было неприятно, и мальчик начал невольно волноваться.

«Чепуха! Не надо об этом думать. Надо думать только о дороге», – говорил себе Чарли.

Все быстрее и быстрее идет автомобиль. Чарли перестает раскачиваться и опускается как можно ниже на сиденье: надо уменьшить лобовое сопротивление. Теперь, когда его глаза на одном уровне с капотом «Свирели», Чарли уже не может следить за дорогой перед собой, да это и не нужно. Сквозь руль он ясно видит уходящую вниз среднюю дорожку, похожую на рельсы из-за окаймляющих ее белых линий, толпу на обочинах и там, дальше, заветную арку финиша. Втянуть голову в плечи, сжаться еще больше! Все внимание – вперед!

«Она сказала, что будет думать. Она, наверно, где-нибудь здесь. Стоит, смотрит, может быть, тоже волнуется…»

Ура, отстал Мэрфи! Чарли не может обернуться, но, по его расчетам, Мэрфи находится метрах в десяти позади. Он косится вправо: кажется, и Лейстер начинает отставать. Ветер слегка посвистывает в ушах. «Километров тридцать в час», – быстро отмечает про себя мальчик. Пневматические шины легко несут «Свирель», делают незаметными мелкие камешки и выбоины. «О милая, дорогая, еще, еще прибавь ходу!» – тихонько бормочет Чарли. И, точно услышав его мольбу, «Свирель» все ускоряет ход. Держать дорогу, не вилять – вот в чем теперь главная задача. А ветер уже свистит в ушах, и Чарли мельком отмечает, что машина идет со скоростью сорока километров в час.

– Да-вай! И-ди! Ско-рей! – доносит ветер крики зрителей.

«Молодец, моя „Свирелька“, молодец!» – с нежностью шепчет Чарли. Лицо его горит от ветра, губы пересохли. Уже ближе, ближе арка, можно разглядеть даже белый шнурок. Лейстера не видно. Значит, победитель он – Чарли! Нет, нет, еще рано думать об этом, еще далеко лента финиша!

Резкий толчок в переднее колесо. Дернулся руль. Черт, камень! Не могли очистить как следует дорожку!

Но что же это? Машина, вильнувшая от толчка, не хочет вернуться к бровке. Чарли напрасно вертит руль влево: «Свирель» продолжает забирать в правую сторону. Спокойно, спокойно, только не волноваться. Потеряно управление? Потеряно управление?!

«Свирель» неотвратимо приближается к белой черте.

– Эй, парень, куда ты! Куда лезешь! Езжай по своей! – слышит Чарли.

Это ему кричат, даже грозят кулаками. Там еще ничего не понимают.

Ох, как пересохли губы, как хочется пить! Чарли все крепче вцепляется в руль. «Свирель» уже пересекла белую черту и теперь несется по правой дорожке впереди первого номера, на котором сидит ни жив ни мертв от страха Лейстер Скалли. Он тоже ничего не понимает, но смертельно боится и уже кричит и вопит, чтобы его услышали и выручили. Чарли не слышит этого вопля, ветер свистит со всей силой в его ушах. Спокойно, спокойно, только не волноваться!

– Мальчик!.. Мальчик мой!..

Кто это поднимает темные руки? Кто понял там, в толпе, что мальчику грозит смертельная опасность?

Спокойно, спокойно, спо…

На всем ходу «Свирель» врезается в гранитный барьер шоссе, отскакивает от него и опрокидывается вверх колесами. Точно снаряд, пущенный из орудия, вылетает из нее гонщик и распластывается на асфальте.

Маленький Лейстер старается изо всех сил повернуть свою «Ласточку» влево, но его правое колесо задевает опрокинутую машину, и колесо это мгновенно отваливается. «Ласточка» чертит по асфальту широкую дугу и, почти уже остановившись, начинает вдруг медленно заваливаться набок. И так же медленно, словно раздумывая, из нее выпадает Лейстер Скалли.

Истошно воет сирена санитарной машины. Застывшие было, словно в столбняке, люди теперь прыгают через барьер и мчатся к месту аварии.

Одними из первых на шоссе оказываются темнокожая женщина и синеглазый менеджер Чарли.

– Ничего, вы не бойтесь, это ничего. Он жив, мэм, уверяю вас, он жив, – бормочет Василь, и неизвестно, кого хочет он успокоить – мать друга или самого себя.

– Лейстер! Лейстер! – взывает высокий джентльмен, потеряв на бегу золотые очки.

За ним по пятам бежит кудрявая девочка с орехово-смуглым, а теперь серым от ужаса лицом.

– Неужели моя собачка не сохранила его? – бормочет она и торопит вторую девочку: – Скорей, скорей! Может, мы еще спасем его!

Но эта вторая вдруг останавливается, откидывает со лба медные пряди и говорит жалобно и решительно:

– О нет, Нэнси, я не могу идти туда… Нет, не тащи меня… Я… я боюсь крови… А там будет кровь, я знаю…