Онлайн чтение книги Драма в Гриффин‑холле, или Отравленный уик-энд
Глава третья, в которой Матиас Крэббс приветствует своих гостей и вызывает у них самые разнообразные чувства

Ровно к половине первого в столовой подготовили ланч, о чём гостям сообщил протяжный звук гонга. Дворецкий Симмонс, с трудом скрывая удовольствие, прислушался к угасающим вибрациям и ударил колотушкой по бронзовому диску ещё один, последний раз.

– Боже мой, – всполошилась тётушка Розмари в своей кукольной комнатке и поставила на прикроватный столик опустевшую чашку. – Ну теперь-то, надеюсь, Матиас присоединится к нам? – задала она вопрос уотерфордскому канделябру на каминной полке.

Вивиан, находясь в библиотеке вместе с Майклом Хоггартом, тоже заметно воодушевилась.

– Старик всё никак не может избавиться от колониальных традиций, – саркастически усмехнулся Майкл. – Я удивлён, что весь этот огромный дом не заставлен инкрустированной мебелью и медной чеканной утварью. Вам, как американке, это должно казаться забавным.

– Ничуть, – с прохладцей ответила Вивиан. – Вы забываете, что наполовину я англичанка. Приверженность традициям и мне не чужда, хоть я и провела множество лет на континенте.

Она резко встала и, очень прямо держа спину, вышла из библиотеки. Молодой человек решил выждать несколько минут, прежде чем последовать за ней. Встретив на лестнице Симмонса, он спросил, стараясь казаться безразличным:

– Ожидает ли мистер Крэббс сегодня ещё гостей? Может быть, кто-нибудь присоединится к нам позже?

– Насколько я знаю, сэр, к чаю должна вернуться из Лондона мисс Белфорт. Она помогает мистеру Крэббсу в работе над мемуарами, – с непроницаемым лицом ответил дворецкий. – Больше у меня ни о ком нет сведений.

Повеселев, Майкл кивком отпустил слугу и лёгкими шагами отправился в столовую.

Гости Матиаса Крэббса рассаживались за столом, с любопытством поглядывая друг на друга. Небольшой отдых после путешествия пошёл всем на пользу, даже Грейс Хоггарт теперь не выглядела такой измученной. Малышка Полли преспокойно спала наверху, под присмотром старшей горничной Эммы, и молодая женщина наслаждалась покоем и возможностью находиться рядом с мужем. Оливия приветливо улыбнулась Грейс и в ответ получила робкую дружелюбную улыбку, которая напомнила ей о том счастливом и одновременно горестном лете, когда жизнь близнецов навсегда изменила своё течение.

Все эти люди, сидевшие за столом, были связаны родственными узами, но из-за длительной разлуки воспринимали друг друга скорее как давних знакомых. За долгие годы они не так уж часто переписывались между собой (за исключением Себастьяна и «бедняжек»), весьма приблизительно знали основные события в жизни родни и теперь пытались отыскать тему для беседы, приличествующую случаю. Кроме того, никто не знал, следует ли рассказать другим о письме, которое получил от старшего Крэббса, или лучше промолчать об этом.

Тётушка Розмари нервничала больше всех. Она находилась в Гриффин-холле уже несколько часов, а брат так и не нашёл времени, чтобы поприветствовать её. Может, Матиас Крэббс и был эксцентричным джентльменом, но хорошие манеры ему никогда не изменяли. Безусловно, такое пренебрежение нормами гостеприимства было весьма скверным признаком, и от этой мысли пожилая дама горько вздохнула. Даже расходы на дорогу до Грейт-Бьюли поколебали её сверх всякой меры скромный бюджет, и если за намёками Матиаса о вознаграждении ничего не стоит, то она попадёт в крайне неприятное положение. На миг в её душе шевельнулась злоба. Она, Розмари Сатклифф, единоутробная сестра, которую он не видел тринадцать лет, ждёт от него подачки и позволяет изводить себя неизвестностью. Да, мир определённо уже не тот, что прежде.

Подали яйца по-шотландски. Себастьян Крэббс, которого с самого утра терзал мучительный голод (деньги на еду кончились ещё вчера, поэтому ужин и завтрак ему пришлось пропустить), с грустью посмотрел на пустой стул во главе стола. Этот взгляд так же, как и болезненный вид постоянно недоедающего человека, не укрылся от внимания близнецов.

Напряжение за столом всё возрастало, и Вивиан, потеряв терпение, решительно поднялась со стула, скомкала льняную салфетку и бросила её возле пустой тарелки.

– Ну вот что, – твёрдо произнесла она, стараясь не смотреть на Симмонса. – Я пойду к дедушке Матиасу и прямо спрошу его, собирается ли он спуститься к ланчу и повидаться со своими гостями.

В голосе её звучала решимость, но не успела она договорить, как двустворчатые двери за пустующим стулом отворились, и в столовую вошёл Матиас Крэббс. Опираясь на трость, он сделал несколько шагов и замер с удивлённой улыбкой, покачивая головой, словно бы в восхищении.

Одарив каждого гостя внимательным тёплым взглядом, хозяин сел и одобрительно прищёлкнул языком.

– До чего же приятно видеть вас всех, – голос его слегка дрожал, как у старого человека, который много времени проводит в одиночестве. – Я так рад, что вы смогли меня навестить, – он ещё раз обвёл взглядом всех присутствующих, и тётушке Розмари на миг показалось, что его глаза увлажнились.

Все сбивчиво принялись благодарить старшего Крэббса за возможность вновь посетить Гриффин-холл и чудесное побережье Восточной Англии, но он жестом попросил гостей умолкнуть и, смущённо откашлявшись, продолжил:

– Долгие годы я преступно пренебрегал родственными связями. Да-да, преступно! Но в последнее время я так много думал об этом, – и он сокрушённо покачал головой. – Время – беспощадное явление. И у каждого, должно быть, наступает момент, когда становится совершенно необходимо признать свои ошибки. Признать и попытаться искупить их, пока не стало слишком поздно.

В наступившей тишине отчётливо послышалось всхлипывание растрогавшейся тётушки Розмари. Она, смяв в руках, покрытых старческими пятнами, тонкий кружевной платочек, с благововейным обожанием смотрела на брата.

Матиас Крэббс с неудовольствием покосился на неё и продолжил:

– И вот, когда я осознал, что главную ценность в этом мире представляют родные люди, родная кровь – «плоть от плоти моей, кость от костей моих», – некстати процитировал он писание, – то решил собрать всех вас под крышей моей скромной обители, дабы воздать вам всем за долгие годы нашей разлуки. Каждый из вас, получив от меня письмо с приглашением явиться…

«Вот ведь велеречивый старый осёл! – подумал в этот момент Майкл Хоггарт. – Сидит на мешке с деньгами и распинается о духовных ценностях. Интересно, речь идёт о паре сотен фунтов или о чём-либо более серьёзном?»

Оливия и Филипп, сидевшие напротив, не сговариваясь, окинули его такими проницательными взглядами, как если бы он произнёс эти слова вслух.

– …А сейчас предлагаю отдать должное мастерству миссис Гилмор, которой не так уж часто выпадает возможность проявить свои таланты в полной мере, – закончил речь старший Крэббс, и гости встретили его предложение с искренним воодушевлением.

Напряжение последних часов испарилось, все сбросили с плеч незримую тяжесть. По распоряжению Матиаса Крэббса к столу подали лёгкое вино, и в перестуке вилок и ножей слышалось что-то праздничное и настоящее, будто за столом и правда собрались родные и неравнодушные друг к другу люди. Хозяин вовлёк в общую беседу даже молчаливого Себастьяна, с подкупающей теплотой расспрашивая сына о его литературных трудах. У Грейс, захмелевшей с непривычки, он с искренним интересом выпытывал подробности первых месяцев жизни Полли, и выслушивал путаные россказни сестры, и успевал отпускать одобрительные замечания близнецам – словом, старший Крэббс с величайшим тактом старался, чтобы каждый из гостей почувствовал себя частью обширной семьи.

Сквозь трещину в облаках прорвалось солнце, осветив столовую с яростной стихийной силой, и на белоснежной скатерти задрожали леденцовые озёрца, которые отбрасывали старинные бокалы зелёного стекла.

Выбор блюд для ланча тоже был выше всяких похвал – за яйцами по-шотландски последовали баранина с мятным соусом и медовое мороженое. Гости Матиаса Крэббса, все без исключения, находились в самом приятном расположении духа. Даже Филипп, с момента прибытия в Гриффин-холл державшийся скованно и нервозно (что, впрочем, было известно только Оливии, так превосходно он умел скрывать свои истинные чувства от окружающих), расслабился и сразу стал выглядеть моложе и беззаботнее.

Оливии вспомнилось, каким он был тринадцать лет назад, в то лето, которое они провели в поместье. Тощий, вихрастый, с веснушчатым лицом, на котором не было и следа этой сводившей её с ума настороженной сосредоточенности. Филипп тогда буквально бредил авиацией, повсюду таская с собой альбом и в любую свободную минуту зарисовывая в него «верблюдов» и «файтеров», грешивших непропорциональностью деталей и усовершенствованных самым причудливым образом – сверхмощными пропеллерами, моторами, огромными крыльями – всем, что могла подсказать неистощимая фантазия десятилетнего мальчишки[4]Верблюды, файтеры – самолёты-истребители времён Первой мировой войны..

Сконструировав при помощи сыромятных ремней, найденных в лодочном сарае, хитроумную систему тяжей и приладив её к самым прочным ветвям старого дуба, он умудрялся фиксировать в ней своё костлявое тело и часами «летать» в нескольких ярдах от земли, отталкиваясь от ствола исцарапанными ногами и больше походя на гигантскую летучую мышь, чем на истребитель-низкоплан.

Оливия и Грейс в такие моменты чувствовали изрядное облегчение, в чём не решались признаваться даже друг другу. Будучи бесспорным лидером их тройственного союза, Филипп жестоко страдал от необходимости целое лето провести с двумя девчонками, пусть они и не грешили скверной девчоночьей напастью – пристрастием к ябедничеству, жеманностью и слезливостью. Тем не менее тихие радости вроде чтения книг или перелистывания толстых альбомов, найденных на чердаке, шитья кукольных платьев и тому подобных бесславных способов времяпрепровождения подлежали немедленному категорическому осуждению.

Они были по-настоящему счастливы в то лето. Больше никогда близнецы не испытывали такого всепоглощающего довольства жизнью и веры в мудрость взрослых и справедливость мироустройства. Наблюдая за Грейс Хоггарт, Оливия поняла, что кузина тоже разучилась испытывать тот детский восторг, благодаря которому черты её хоть и некрасивого, но по-своему милого лица озарялись светлой улыбкой.

Сейчас она хмуро надзирала за мужем, флиртующим с Вивиан.

– Не представляю, как это вы упустили шанс услышать самого Денни Денниса, – покачал головой Майкл с притворным сочувствием. – Это же неслыханно! Вам просто нечего будет рассказать друзьям у себя в Америке. Повезло вам, Вивиан, что мы с Грейси такие сердобольные. Возвращайтесь-ка в понедельник с нами в Лондон, и мы, так и быть, поведём вас развлекаться. Правда, Грейси? – обратился он к жене, не сводя жадного взгляда с Вивиан, раскрасневшейся от вина и ухаживаний.

– Ты, наверное, позабыл, что по вечерам мне совершенно не с кем оставить Полли, – с готовностью, будто ждала этого момента, язвительно ответила Грейс.

Майкл досадливо поморщился и бросил на жену тоскливый взгляд.

Внезапно Филипп светским тоном поинтересовался у Вивиан:

– Не составите ли нам с сестрой компанию? Мы собираемся прогуляться после ланча к морю. Погода, судя по всему, наладилась. Такие прогулки очень освежают, вы не находите?

Оливия во все глаза уставилась на брата, даже не скрывая, что пребывает в полном неведении относительно такого плана. Вивиан же, наслаждаясь ажиотажем вокруг своей персоны, звонко расхохоталась. В этом смехе переплелись и женское превосходство, и радость жизни, и ликующая хвала юности, беспечности и красоте. Она смеялась так заразительно, что даже Себастьян Крэббс растянул бледные губы в нерешительной улыбке, даже тётушка Розмари отвлеклась от десерта, который смаковала с детским восторгом.

Ланч подошёл к завершению, но никто не спешил расходиться. Благостная атмосфера сменилась томительным ожиданием. Присутствующие время от времени кидали на Матиаса Крэббса вопрошающие взгляды, но тот вовсе не торопился объявлять свою волю.

Наконец, гости встали, маскируя разочарование и с фальшивым оживлением обсуждая всякие пустяки.

Как только выдалась удобная минутка, Оливия тут же утащила брата подальше от столовой и набросилась на него с упрёками:

– Что это взбрело тебе в голову, Филипп? Ты даже не спросил меня, хочу ли я прогуливаться с этой особой. Вот не думала, что ты тоже попадёшься на удочку американской кузины. Да она же едва не мурлычет от удовольствия, наблюдая, как вы с Майклом вьётесь вокруг неё!

– Ну ты и злюка, Олив. Может, попробуешь догадаться, зачем я так поступил?

Оливия, поджав губы, изучающе смотрела на брата.

– На самом деле я хотел увести её от Хоггартов, чтобы раньше времени не нарушать атмосферу семейного воссоединения, – продолжил он серьёзным тоном. – Кузина Грейс вот-вот взорвётся. Похоже, внимание, которое оказывает Майкл хорошеньким девушкам, заставляет её терять самообладание. Ещё немного, и грянет скандал, а, насколько я помню привычки дедушки Крэббса, свой покой он ценит превыше всего.

В подтверждение его слов совсем рядом с близнецами прозвучали чьи-то сбивчивые шаги, и тут же раздались приглушённые голоса. Филипп слегка толкнул Оливию в сторону коридора и сам тоже предпочёл остаться незамеченным.

– Ты даже не пыталась быть любезной, Грейс! – голос Майкла был так холоден, просто беспощаден. – Твоё поведение даже вежливым трудно назвать. Скажи, почему ты всегда умудряешься испортить всем настроение? Вечно эти твои нелепые подозрения, бесконечные придирки. Ты просто изматываешь…

– А мне надоело, что ты вечно делаешь из меня дурочку, Майкл! – в голосе Грейс слышались близкие слёзы. – Хотя бы здесь, в доме моего деда, ты можешь вести себя прилично? Как, по-твоему, я должна идти к нему и просить денег для тебя, если он видел, что ты готов флиртовать с каждой расфуфыренной куклой, которая оказывается рядом с тобой?

Разговор принимал серьёзный оборот, но тут беседу супругов прервал звонкий детский крик – малышка Полли возвещала миру о том, что она проснулась.