Онлайн чтение книги Затонувшие города Drowned Cities
Глава 4

Хижина доктора Мафуза пряталась в развалинах пятиэтажного здания. Пули и ракеты оставили дыры в бетонных стенах, а верхние этажи вообще снесло бомбой. Но, несмотря на все эти повреждения, железный каркас здания оставался крепким. Вот доктор и угнездился на третьем этаже, среди прочных металлических прутьев.

Дом.

Когда доктор забрал к себе Малю и Мыша, в хижине еле хватало места для одного человека. Не из-за размера, хотя она была крошечная – внутри, в тени, хранилось столько гниющих книг, что доктору приходилось спать на открытом воздухе, если не было дождя. Сохранить книги было важнее всего.

Но с появлением девчонки-ошметка из сердца Затонувших городов и парня-сироты из сгоревшей деревни Брайтон доктор наконец-то признал, что его дом вряд ли можно вообще назвать домом.

С помощью Мыша и Мали, когда обрубок правой руки зажил, доктор уложил между балками грубо обструганные доски, увеличив площадь хижины. Из ржавых консервных банок и пластика сложили крышу, которая удерживала дождь. На стены тоже поначалу пошел пластик. Конечно, для тепла стены были не нужны, даже в темное время года, но болотные пантеры иногда прокрадывались на третий этаж, поэтому потом они нарубили для стен бамбука, проконопатили его глиной и соломой и выстроили крепкий домик для людей и для заплесневевших книг.

На первом этаже расположились кухня и маленькая операционная. На арматуре, торчащей из стен кухни, висели мятые сковородки. Огромный горшок, в котором Маля кипятила хирургические инструменты, всегда стоял наготове на круглой металлической печке, одной из тех, которые миротворцы раздавали в деревнях вокруг Затонувших городов. На боку печки красовались слова по-английски и по-китайски: «С пожеланиями мира от народа острова Шанхай».

Поодаль от хижины доктор Мафуз сложил из старательно обтесанных булыжников хлев, почти такой же прямой и квадратный, как здания в Эпоху Ускорения. К тому же он был достаточно крепким, чтобы удержать койволков и пантер. Гэбби, их коза, стояла на привязи за домом и мирно жевала ветку кудзу. Маля подошла к ней, и Гэбби заблеяла.

– Тебя уже доили, – сказала Маля. – Отстань.

Маля обошла дом. В ведрах для стирки уже плескалась вода из бассейна, образовавшегося в подвале соседнего разрушенного здания. Значит, Мыш болтался где-то рядом.

Маля вскарабкалась по лесенке, вырезанной из бревна, и пролезла сквозь люк. Ее окутал запах опилок и мокрой бумаги, напоминавший ей о докторе. Книги валялись везде, громоздились на полках, закрывающих все стены. Доктор не любил надолго оставлять библиотеку. Маля прошла между кучами книг.

– Мыш?

Тишина.

Когда Маля и Мыш только попали сюда, одержимость доктора книгами их рассмешила. Нет никакого смысла хранить книги, разве что на растопку. Книга не спасет от пули. Но они глубоко уважали Мафуза, и если ему хотелось наваливать книги до потолка, так что они начинали падать людям на головы, или если он просил пройти всю дорогу до места, которое он звал Александрией, значит, так тому и быть. Маля и Мыш очень ценили доктора. Уж это они могли для него сделать.

– Мы идем в Александрию, – сказал как-то доктор.

– Зачем? – спросила Маля.

Доктор оторвал взгляд от старой карты Эпохи Ускорения, нарисованной до того, как Затонувшие города затонули.

– Потому что Армия Бога жжет книги, а мы должны их спасти.

И они отправились в Александрию, пытаясь опередить Армию Бога. Мафуз сказал, что это их последний шанс уберечь знания, накопленные человечеством.

Конечно же, они опоздали. Когда добрались до Александрии, она уже превратилась в груду дымящегося камня. На улицах валялись тела тех, кто попытался встать на пути у Армии. Люди, которые пытались защитить книги собственной грудью, а не наоборот.

Маля помнила, как смотрела на мертвые тела и жалела глупых взрослых, которым книги были важнее собственной жизни. Когда на тебя обрушиваются псы войны, не время сохранять достоинство: надо убегать. Так говорил Сунь Цзы. Если враг сильнее тебя, избегай боя. Мале и Мышу это было совершенно очевидно. А вот эти люди предпочли сопротивляться.

Поэтому их перестреляли и порубили на куски. Их жгли огнем и обливали кислотой.

А их книги все равно погибли.

Доктор Мафуз рухнул на колени рядом с горящей библиотекой, и слезы потекли у него по щекам. Маля вдруг испугалась за него, за себя и за Мыша.

Она поняла, что доктор совсем глупый. Прямо как люди, которые обороняли библиотеку. Он бы погиб за несколько листов бумаги. А раз единственный человек, который заботится о ней и Мыше, сумасшедший, то у них тоже нет шансов выжить.

Маля потрясла головой, прогоняя воспоминания, и снова крикнула:

– Мыш! Ты где?

– Наверху!

Маля подняла лист старого пластика с жирным логотипом «Патель Глобал Транзит» и вылезла наружу, на двутавровую балку, на которую опирался дом. Тремя этажами выше на какой-то железке сидел Мыш и болтал ногами.

Ну конечно.

Маля сделала глубокий вдох, скинула сандалии и пошла по горячей ржавой балке. Тщательно выбирая, куда ставить ногу, глядя вниз на кухню и импровизированную операционную, с трудом балансируя, она дошла до крошащейся бетонной стены. Здесь забраться вверх по торчащей арматуре было гораздо проще.

Она полезла наверх, цепляясь левой рукой, удерживая равновесие с помощью обрубка правой и цепляясь за стену голыми коричневыми ногами.

Один этаж, два этажа.

Мыш мог просто взбежать по вертикальной балке, он лазал, как обезьяна, у него были тонкие ноги и целые крепкие руки. Мале приходилось выбирать длинный путь.

Три этажа…

Вокруг распахнулся целый мир.

С высоты пятого этажа виднелись джунгли. Только кое-где над деревьями торчали полуразваленные дома Затонувших городов. Старые эстакады изгибались над джунглями, как гигантские змеи, пушистые от побегов кудзу.

На западе сияли в солнечном свете развалины зданий Баньяна и расчищенные поля. Местами из полей торчали обломки стен, как акульи плавники. Зеленые прямоугольные бассейны выстроились в ровные линии, отмечая границы бывших кварталов – ямы от фундаментов заполнились водой, и в них завелась рыба. Под жарким солнцем они блестели, как зеркало. Кувшинки на них казались цветами на разверстых могилах бывшего города.

На севере джунгли тянулись до самого горизонта. Если пройти достаточно далеко, миновать все армии, убежать от стай койволков и голодных пантер, то уткнешься в границу. Там стоит на страже армия полулюдей, которая не дает отродьям войны из Затонувших городов, солдатам и вождям втянуть в войну северные территории. Эта армия удерживает их вместе с заразой войны подальше от уязвимых мест вроде Манхэттенского Орлеана и Приморского Бостона.

На юге и востоке джунгли постепенно уступают место соленому болоту, а потом и собственно Затонувшим городам. Далеко вдали сверкает море.

Маля вылезла на верх руин и прищурилась от яркого света. Железо под босыми ступнями горело, солнце жгло темно-коричневую кожу. Сейчас надо прятаться внизу, подальше от жары, но Мыш, белокожий и веснушчатый, сидел здесь и смотрел на джунгли. Тощая мелкая сволочь. Рыжий, обгоревший, с сине-голубыми глазами, такой же дерганый, как и любое отродье войны. И молчит. Просто смотрит на джунгли. Наверное, туда, где у его семьи была ферма и где он был счастлив, пока однажды солдаты не стерли ее с лица земли.

Мыш говорит, по-настоящему его зовут Малати Святой Олмос, как будто мать Мыша пыталась задобрить Ржавого Святого и глубоководных христиан одновременно. Поделить удачу пополам. Но Маля всегда звала его Мышом. Она села рядом.

– Ты вся в крови, отродье чертово, – сказал он.

– Тани умерла.

– Да? – заинтересовался Мыш.

– Истекла кровью. Как будто в нее нож воткнули. Ребенок разорвал ее изнутри.

– Напомни мне, чтобы я ни от кого не залетел, – сказал Мыш.

– Да уж, – фыркнула Маля, – понимаю тебя.

Мыш внимательно посмотрел на нее.

– Ну и чего ты такая кислая? Ты эту девку не любила даже. Она все время тебе напоминала, что ты ошметок.

Маля сморщилась.

– Амайя и старик Сальваторе обвинили во всем меня. Сказали, что я приношу несчастье. Дескать, я навела Норн на Тани и на коз Алехандро.

– Козы Алехандро? – засмеялся Мыш, – при чем тут Норны? Тут уж что посеешь, то и пожнешь, и немного вытяжка из желез койволка, и вообще Алехандро получил по заслугам.

Что посеешь, то и пожнешь. При этих словах Маля почти улыбнулась.

Вытяжку они сделали, когда она помогала доктору Мафузу препарировать койволка. Доктора очень интересовали гибриды, и он хотел узнать побольше о создании, которое не упоминалось ни в одном учебнике по биологии Эпохи Ускорения.

Мафуз решил, что койволк эволюционировал, чтобы заполнить нишу, возникшую в искалеченном и все теплеющем мире. Размером с волка, живет в стае, как волк, но при этом умен, как койот, и приспосабливается ко всему, как койот. Койволки выползли из черных зимних лесов Канады и стали расселяться дальше.

Теперь они были повсюду. Как блохи, только с зубами.

Когда Маля и Мафуз вырезали мускусную железу у самки, доктор предупредил ее, что нужно слить ее содержимое в бутылочку и хранить очень осторожно, а самой потом тщательно вымыться. Этого Мале хватило, чтобы понять, что у нее в руках оказалось что-то очень мощное.

Вместе с Мышом они составили план. Прошло совсем немного времени, и Алехандро – который все время обзывал ее ошметком и считал гулящей – лишился всего стада.

– В любом случае, – сказал Мыш, – откуда мы могли знать, что койволк сумеет открыть ворота?

– Да, это как-то неестественно, – рассмеялась Маля.

Это действительно было неестественно. Этим-то и пугали койволки. Они были умнее, чем вообще можно предположить. Когда утром Маля увидела разбросанные по земле кишки и клочки козьей шерсти, она удивилась ничуть не меньше остальных. Она хотела только напугать тупого фермера, а вышло в тысячу раз лучше.

– Ну и что, – Мыш сделал серьезное лицо, – он этого заслужил. Говорил, что из тебя только шлюха и может получиться. И прочую хрень про китайцев. А теперь он даже на тебя не смотрит. Ты заставила его бояться Норн.

– Ну да, – Маля поковыряла ржавчину на балке и сняла лепесток длиной с собственный мизинец, – но теперь, после Тани, обо мне станут еще больше болтать. Сальваторе сразу это сказал, когда Тани умерла.

Мыш фыркнул:

– Да им ошметка выбранить – как высморкаться. Даже будь ты из чистого золота, они все равно бы ворчали.

– Да. Наверное.

– Наверное? – Мыш посмотрел на нее недоверчиво, – точно тебе говорю. Они просто ждут, что ты начнешь сопротивляться. Мафуз может сколько ему угодно трындеть про мир и сочувствие, но если ты сам за себя не постоишь, никто тебя уважать не станет.

Маля знала, что он прав. Алехандро не отстал бы от нее, если бы она его не напугала. Какое-то время она ходила с высоко поднятой головой и ничего не боялась, спасибо койволку. Но одновременно с этим вокруг нее как будто сгущалось облачко подозрений. Доктор Мафуз запретил ей самой трогать лекарства. Что посеешь, то и пожнешь, опять же.

– Ты прав, – она скорчила гримасу, – неважно, что я делаю. Все равно я ошметок. Они меня ненавидят, когда я слабая и когда я сильная. Я всегда в проигрыше.

– Что тебя на самом деле грызет?

– Сальваторе еще кое-что сказал. – Она подняла обрубок правой руки, покрытый бурой морщинистой кожей. – Он сказал, Тани осталась бы жива, если бы доктору помогало больше рук.

– И что? Думаешь, так и есть?

– Может быть, – Маля сплюнула вниз и проследила плевок до самой земли, – мы с доктором хорошо работаем вместе, но руки у меня и в самом деле нет.

– Если ты хочешь жаловаться, то лучше сразу пойти к Армии Бога и попросить отрезать счастливую левую. Они с удовольствием закончат, что начали.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Я не жалуюсь, что ты меня спас. Но я не могу выполнять никакую тонкую работу.

– Ты делаешь все это гораздо лучше меня, а у меня все пальцы целы.

– Ты отлично справишься с медицинской работой, если попробуешь. Тебе нужно быть более внимательным и читать то, что доктор говорит.

– Ну да, тебе это, наверное, легко. А у меня от этих буковок голова кружится, – Мыш пожал плечами, – может быть, мне можно читать здесь, наверху? Ненавижу сидеть в хижине с фонарем. Не люблю запертых помещений.

– Понимаю, – отозвалась Маля.

У нее тоже порой бывало такое ощущение. Когда сжимается грудь и чувствуешь, что Норны где-то рядом и готовы убить тебя. При этом трудно сосредоточиться на книге или хотя бы сидеть тихо. Некоторые называют это судорогами отродий. Если ты видел войну, то будешь ими страдать. Может быть, больше. Может, меньше. Но обязательно будешь.

Мыш, например, казался совершенно спокойным, только когда уходил в джунгли, охотился или ловил рыбу. Все остальное время он нервничал, дергался, не мог усидеть на месте и уж конечно не мог ни на чем сосредоточиться. Иногда Маля думала, на кого бы он стал похож, если бы спокойно вырос на ферме своих родителей, если бы патруль одного из вождей не убил его семью. Может быть, Мыш стал бы спокойным и тихим. Может быть, он смог бы читать целый день или спать в доме и не бояться, что солдаты крадутся где-нибудь в темноте.

– Эй, – Мыш ткнул ее в плечо, – ты куда?

Маля испугалась. Она даже не поняла, что наклонилась над пропастью. Мыш задумчиво смотрел на нее.

– Не надо так, – сказал он, – я подумал, ты сейчас свалишься.

– Не надо со мной нянчиться!

– Если бы я этого не делал, ты бы померла давно. От голода, или бы тебя кто-нибудь зарезал. Тебе нужна мамочка, Мыш, ошметок несчастный.

– А если бы не я, тебя бы забрал патруль уже много лет назад.

– Ты про свою стратегию? Про Сунь Цзы? – фыркнул Мыш.

– Если бы я понимала в стратегии, я бы придумала, как выбраться отсюда. Увидела бы, что все рушится, и добралась бы туда, где еще оставались корабли.

– И почему же ты не ушла?

– Мама все говорила, что за нами тоже пришлют лодки. За иждивенцами. Все говорила и говорила. Что лодок хватит на всех, – Маля скорчила гримасу, – она вела себя как дура. И не мыслила стратегически. А теперь отсюда уже не уйти.

– А ты думала, что будет, если пойти на север? Пробраться через границу?

Маля посмотрела на Мыша.

– Койволки, пантеры, вожди, да еще и полулюди, которые охраняют границу? Они обгложут наши кости еще до того, как мы доберемся до Джерсийского Орлеана. Мы застряли здесь, это факт. Как крабы в котле.

– Так Мафуз говорит.

– Крабы в котле, которые тянут друг друга на дно, а сами варятся заживо.

Мыш расхохотался:

– Ты говоришь прямо как он. Такая вся несчастная и разочарованная.

– Ты бы его видел после того, как я кинулась на Амайю. Понял бы, что такое разочарование. – Маля злобно взмахнула обрубком руки. – Как будто, будь я милой и вежливой, они бы все решили, что я прямо подарок от Бога-Мусорщика. – Она фыркнула.

Мыш засмеялся.

– Ты будешь сидеть тут и жалеть себя или расскажешь мне что-нибудь, чего я еще не знаю?

– А что тут скажешь? В фундаменте завелась рыба, а я не заметила? – Маля пихнула Мыша. – Какие новости, отродье? Почему бы тебе не рассказать мне что-нибудь новое?

Мыш с хитрым видом кивнул в сторону Затонувших городов:

– Они снова сражаются.

Маля расхохоталась.

– Ты бы еще сказал, что они тонут.

– Я серьезно! Они стреляют из чего-то другого. Что-то большое. Я не знал, в курсе ли ты. У них какая-то большая старая пушка.

– Я ничего не слышу.

– Ну, тогда прислушайся! Потерпи чуть-чуть. Они все утро из нее палили и снова будут.

Маля посмотрела на горизонт, на торчащие из джунглей останки Затонувших городов. Железные шпили царапали небо. На некоторых из них горели огни. Над центром города повисло облако дыма, бурое и тяжелое. Она прислушалась.

Далекий грохот выстрелов, но ничего интересного. Парочка АК. Может быть, охотничий карабин. Так, фоновый шум. Кто-то стреляет в джунглях, может быть, просто тренируется. Ничего…

Раздался взрыв. Железная балка, на которой сидели Маля с Мышом, дрогнула.

Маля дернулась.

– Мать твою, это же пушка!

– А я тебе говорил, – оскалился Мыш. – Сначала я подумал, что это динамит. Но они все продолжали и продолжали стрелять. Грохотали где-то вдалеке. Наверное, нашли огромный склад старых боеприпасов.

И, как будто соглашаясь с его словами, послышался очередной взрыв, а еще они увидели вспышку и облако дыма, быстро поднимающееся к небу. Очень много дыма и очень громкий взрыв для такого расстояния. Они видели вдаль миль на пятнадцать, не меньше.

– Это девятьсот девяносто девятая, – сказала Маля.

– Что?

– Большая старая пушка. Серьезная артиллерия. Такие были у миротворцев. Они стреляли в вождей. Нацеливали ее с помощью какого-то шпионского оборудования и выпускали огромную бомбу прямо на Армию Бога, Ополчение свободы или еще куда. Когда миротворцы уходили, они их все заклепали, чтобы не дать использовать вождям, но это точно девятьсот девяносто девять.

– Думаешь, Китай снова отправил миротворцев? – спросил Мыш, – уничтожить все армии окончательно?

От этой идеи у Мали сжалось сердце. Это была ее собственная мечта, ее тайна, которую она порой представляла во всех подробностях, ложась спать. Глупо, но она все ждала этого, как будто это имело хоть какой-то смысл.

Ее отец вернется из Китая вместе со всеми своими солдатами. Поднимет ее на руки и скажет, что не хотел уходить, не хотел уплывать и бросать их с мамой в каналах Затонувших городов, где Армия Бога и Ополчение свободы бросались на каждого, кто хотя бы встречался с миротворцами.

Глупая мелкая мечта глупого мелкого отродья войны. Маля сама себя ненавидела за нее. Но иногда она сворачивалась в клубочек, прижимала к груди обрубок правой ладони и воображала, что ничего этого не случилось. Словно отец рядом с ней, у нее целы обе руки, и все будет хорошо.

– Думаешь, они придут? – снова спросил Мыш.

Думает ли она?

– Не-а, – Маля выдавила смешок, – наверное, вожди починили одну из пушек. Или купили новую. Или захватили где-нибудь в Атлантике, – она пожала плечами. – Китайцы не вернутся.

Пушка снова грохнула. Какой ностальгический звук. Звук войны, которую выигрывал ее отец.

Девятьсот девяносто девять.

Ее старик говорил, это счастливый номер. Ночью он сидел в своей квартире, пил «Кун фу Джиа Джиу», доставленное из самого Пекина, и смотрел в окно на желто-оранжевые вспышки перестрелки. Салют, повторяющийся каждую ночь. Он прислушивался к выстрелам.

–  Джиу джиу джиу , – говорил он, – девять, девять, девять.

Маля запомнила эту цифру, потому что отец говорил, что миротворцы уничтожат армии своими счастливыми пушками и, может, даже научат дикарей из Затонувших городов жить цивилизованно. Бумажные тигры узнают, что стрельба и ненависть не решают ничего. В конце концов, они сядут за стол переговоров и найдут способ договориться друг с другом без пуль.

Отец сидел у окна со стаканом прозрачной жидкости, выстрелы гремели по каналам, а он перечислял орудия.

–  45, 30–06, AK‑47, 22, QBZ‑95, M‑60, AA‑19, AK‑74, пятидесятый калибр, 999.

Слушая его слова, Маля выучила многие из голосов войны.

Потом, когда стрелять стали уже в нее и она пыталась выползти из ада, она тоже узнавала их: треск АК и грохот ружей двенадцатого калибра, которые рвали траву и шлепались в болотную воду по сторонам от нее.

Маля шептала их названия себе под нос, пытаясь не быть идиоткой и не выскочить на открытое пространство, а вокруг щелкали пули. Она пыталась думать, как Сунь Цзы, и не совершить фатальной ошибки. Все что угодно, чтобы удержаться от паники, пока остальные тупые штатские паникуют и подставляются под выстрелы.

Прогремел еще один взрыв. 999, точно. Счастливая пушка и счастливое число. Для кого-то счастливое.

Маля посмотрела на руку и с удивлением обнаружила на ней кровь. Вспомнила о ребенке и о смерти Тани. Вспомнила, для чего на самом деле искала Мыша.

– Мафуз велел нам поискать еды и отнести ее Амайе. Мы должны помогать ей, потому что она заботится о ребенке Тани.

– Какой док милый, это что-то.

Маля ударила его локтем.

– Он берет к себе ленивые отродья войны вроде тебя, так что ты, наверное, прав.

– Эй! – Мыш еле успел схватиться за что-то, чтобы не рухнуть с балки, – ты пытаешься меня убить?

– Норны, конечно, нет. Ты разобьешься, и все, а мне придется за двоих работать.

– А у тебя рук не хватает для работы!

Маля хотела его ударить, но Мыш соскользнул с балки и повис на ней, как обезьяна. Свободной рукой он схватился за балку ниже.

Маля немного позавидовала легкости его движений и заставила себя не смотреть на него жадными глазами. Есть вещи, о которых лучше не думать. От этого просто злишься, и все.

Мыш соскользнул на следующий уровень.

– Зачем нам трудиться добывать ужин, если мы прекрасно знаем, что док его отдаст кому-нибудь? – спросил он, пока Маля шла по балке обратно к зданию.

– А хрен его знает. Мафуз считает, что с хорошим тоже работает «что посеешь, то и пожнешь». Равновесие, весы и все такое.

Мыш рассмеялся.

– Это какой-то бред про Бога-Мусорщика. С весами и прочим.

– Мафуз – не Бог-Мусорщик.

– От этого не легче. Если бы было какое-то равновесие, все солдатики давно бы передохли, а мы бы тихонько сидели себе в Затонувших городах, добывали мрамор, сталь и медь, и нам бы платили китайскими красненькими за каждый килограмм. Мы бы разбогатели, а они умерли, если бы существовал Бог-Мусорщик и его весы. И то же самое про глубоководное христианство. Хрень полная. Нет никакого равновесия.

– Моя семья, – сказала Маля, – были не христиане.

– Ну, во что там китайцы верят, я не знаю. В Будду?

Маля пожала плечами. Ее отец верил в основном в оружие и алкоголь, хотя он следил, чтобы в доме было изображение Кухонного Бога.

– Мама верила в Бога-Мусорщика, потому что продавала всякое старье. Жертвы все время приносила, и поэтому могла находить хорошее старье, которое иностранцы покупали. – Она спускалась следом за Мышом, цепляясь счастливой левой рукой и балансируя культей. – Не беспокойся об ужине, мы отложим себе еды, а потом уже отдадим доктору остальное.

– Ни хрена. Я не собираюсь охотиться весь день, а потом голодать, потому что доктор кого-то там пожалел.

– Я это и сказала. Не беспокойся. Нам не придется голодать из-за Амайи. Ты поможешь мне охотиться или нет?

– Хорошо. – Он слез на землю и посмотрел наверх. – Только почистись сначала. Ты похожа на отродье войны, вся в крови.

Маля спрыгнула на землю рядом с ним, подняв облачко пыли.

– Я и есть отродье войны.

– Если ты не избавишься от этого запаха, ты будешь ужином для койволка.

Маля ладонью стерла грязь с лица мальчика.

– А ты суетливая маленькая дрянь.

– Только когда это полезно, – Мыш сплюнул.