Онлайн чтение книги Две королевы My Heart Is My Own: The Life Of Mary Queen Of Scots
2. «Грубые ухаживания»

Когда Мария де Гиз приводила в исполнение свой план коронации дочери, она понимала, что потом передышка будет очень короткой. Арран и Леннокс были соперниками за престолонаследие. Их семьи исстари враждовали друг с другом, и было невозможно поверить, что они смогут остаться союзниками надолго. Еще до того, как Арран согласился поделиться властью с кардиналом Битоном и восстановил его в должности, Леннокс уже начал проявлять недовольство. В любом случае примирение Аррана с Битоном было лишь прелюдией к его попытке вернуться. Мария де Гиз знала, что должна сохранить его поддержку своей профранцузской политики до тех пор, пока парламент официально не отменит Гринвичский договор.

В этой ситуации приятное можно было совместить с полезным. После коронации Марии ее мать могла позволить себе развлекаться и веселиться. Едва большой зал замка Стирлинг успели привести в порядок после торжеств по случаю коронации, как наступил день рождения Марии де Гиз. Ей было всего двадцать восемь. Как писал хроникер, несмотря на позднюю осень, королевский двор был подобен двору «Венеры и Купидона в начале мая, с танцами, пением, играми и весельем… и никто там не знал устали».

Такое времяпрепровождение имело и политическую подоплеку, поскольку Мария де Гиз, которая была всего на год старше Леннокса и оставалась одной из красивейших женщин Шотландии, планировала добиться его верности посулами о возможном браке. Она верно оценила его амбиции. Вскоре эта мысль настолько овладела Ленноксом, что ему уже было все равно, где жениться, в Шотландии или в Англии, лишь бы брак приблизил его к короне.

Леннокс был строен и изящен, а также очень умен, хотя и двуличен – «сильный, пропорционально сложенный мужчина, крепкий, мужественного вида». Высокий и подтянутый, он был воплощением изысканности и «производил чрезвычайно приятное впечатление на дам». Его тактичность очень ценили во Франции, где он служил лейтенантом garde é cossaise  – королевских гвардейцев.

Его соперником в любви, хотя и уступавшим ему в родовитости, был Патрик Хепберн, граф Босуэлл, высланный когда-то Яковом V в Венецию и Данию за строптивость и совсем недавно вернувшийся в Шотландию. Его предками были лорды Хейлсы из Ист-Лотиана, богатого региона Шотландской низменности к юго-востоку от Эдинбурга. Его дед отличился на поле брани и получил от короля графский титул и замок Босуэлл в Южном Ланкашире. Впоследствии он обменял этот замок на Хермитедж, изолированную приграничную цитадель на реке Хермитедж в Лиддесдейле, на полпути между Хоиком и Карлайлом, рядом с «пограничным краем». Этот обмен превратил Хепбернов в могущественных землевладельцев. Крепость Хермитедж занимала ключевое положение, поскольку позволяла контролировать западный и центральный участок границы с Англией. Яков IV также пожаловал семье замок Кричтон в 11 милях к юго-востоку от Эдинбурга, что позволило Хепбернам укрепить свои позиции при дворе и в парламенте.

Патрик был патриотом Шотландии – за французов и против англичан, – но также оппортунистом, заигрывавшим с Англией, когда ему это было выгодно. Ходили слухи, что он незаконнорожденный сын короля. Скорее всего, это не так, хотя его мать короткое время была любовницей Якова IV. В результате Патрик унаследовал титул лорда-адмирала, что было очень выгодно – должность давала право на имущество всех кораблей, потерпевших кораблекрушение у берегов Шотландии, что делало Хепбернов одним из немногих знатных семейств, финансово независимых от короля. Кроме того, Патрик был шерифом Эдинбурга, что увеличивало влияние семьи среди юристов Сессионного суда и парламента.

Хепберны защищали ценности рыцарства и войны. Себя они считали «людьми чести», что в их глазах оправдывало дуэли и даже предательство – в качестве самозащиты. Их кодекс чести был распространен среди военных на континенте и в Ирландии, но отвергался гражданскими чиновниками и дипломатами. Садлер, посланник Генриха VIII, описывал Патрика как «самого тщеславного и кичливого человека в мире, исполненного гордости и глупости и никем не уважаемого». То же самое он мог бы сказать о Ленноксе, за исключением того, что ценности у Леннокса были гражданскими, основанными на изысканных манерах и вежливости: свое вероломство он прикрывал аристократическими манерами.

Патрик был рыжеволосым, белокожим, среднего телосложения и слегка сутулым. Улыбка его была широкой, а держался он уверенно. Подобно Ленноксу, он умел очаровывать женщин. У него было множество любовных связей, и он не испытывал угрызений совести, бросив жену ради того, чтобы претендовать на руку матери маленькой Марии. Пользуясь связями в католической церкви, Патрик аннулировал свой брак, но его дети при этом остались законными.

Леннокс и его соперник полагали, что тот, кто станет отчимом Марии, сможет сместить Аррана с должности регента и править страной от имени маленькой королевы. Поэтому они следовали за ее матерью из Стирлинга в Эдинбург и обратно, пытаясь, словно петухи, привлечь ее внимание. Они танцевали, пели, декламировали стихи. Они участвовали в состязаниях по стрельбе и рыцарских поединках, носили самую модную одежду, оплачивая огромные счета в ювелирных и галантерейных лавках Эдинбурга. Они сопровождали Марию де Гиз в Сент-Эндрюс, где вдовствующая королева гостила в замке Битона. Она же обращалась с обоими мужчинами так, как подобает женщине, овладевшей искусством куртуазной любви, поощряя их, но не предлагая «ничего, кроме комплиментов».

Патрик попытался сократить путь, распространив слух, что она обещала выйти за него. Леннокс посчитал это правдой и удалился в свою цитадель в Дамбартоне. Обидевшись, он решил переметнуться на другую сторону и попросил у Генриха VIII руки племянницы короля, леди Маргариты Дуглас, дочери его сестры Маргариты, вдовы Якова IV, от второго брака с графом Ангусом. Он также рассчитывал на помощь Генриха в восстановлении «права и титула» регентства в Шотландии, которое, по его утверждению, было узурпировано Арраном. Его просьба порадовала Генриха, увидевшего в Ленноксе замену Аррану, который в этот период переметнулся к Битону.

Кульбит Леннокса нарушил баланс между фракциями дворян в Шотландии. Теперь сила была на стороне проанглийской, а не профранцузской группировки. В попытке противостоять этому Франциск I выполнил обещание, данное семье Гизов. В октябре 1543 г. шесть французских кораблей вошли в реку Клайд и причалили в Гриноке. На борту были новые французские послы – Жак де ла Бросс и Жюль де Менаж, которые привезли деньги и пушки в помощь Марии де Гиз и ее сторонникам.

Флотилия подошла к Дамбартону, где Леннокс слишком переоценил свои возможности. Он захватил деньги послов и большую часть артиллерии. И патовой ситуации удалось избежать только после предупреждения, что он, будучи подданным Франции, может быть обвинен в предательстве. Ленноксу пришлось подчиниться и вернуться в Стирлинг, где он снова ненадолго примирился с профранцузской фракцией.

Ла Бросс должен был использовать выделенные ему деньги для подкупа самых влиятельных лордов. Сумма 59 000 «экю с солнцем» была очень внушительной, в сравнении это намного больше, чем доходы Якова V за последний год его правления. Шестеренки шотландской политики лучше всего смазывались деньгами, и, когда в декабре вновь собрался шотландский парламент, ему потребовалось меньше недели, чтобы снять все предъявленные Битону обвинения и от имени королевы-инфанты Марии объявить о восстановлении «старинного союза» между Шотландией и Францией.

Затем парламент денонсировал Гринвичский договор и разорвал брачный контракт между будущими правителями Шотландии и Англии. Отказ от договора привел Генриха VIII в ярость. По словам ла Бросса, король угрожал всем расправой, словно проиграл крупное сражение.

Мария де Гиз ликовала. Восстановление «старинного союза» было ее личным триумфом. Она весело провела Рождество вместе с дочерью в шумном и многолюдном Стирлинге. Роскошным развлечениям для послов не было предела – музыка, танцы, пиры. Мария де Гиз даже выиграла сто фунтов у Аррана за карточным столом.

Но Леннокс по-прежнему имел на нее виды и был опасен. 21 марта 1544 г. он встретился с Марией де Гиз в последний раз. Она не собиралась делать его отчимом своей дочери, и наконец прямо сказала ему об этом. Он удалился, едва сдерживая ярость, а неделей позже отплыл в Англию, где подписал обязательство жениться на Маргарите Дуглас. Этим поступком, равносильным формальному обязательству, он обещал бороться за династическую унию между Англией и Шотландией и управлять Шотландией, если станет регентом, в интересах английского короля, с которым он связывал собственные претензии на шотландский трон.

29 июня в присутствии Генриха VIII и Екатерины Парр, его шестой и последней жены, был проведен обряд венчания Леннокса и Маргариты Дуглас. Приданое для невесты выделил Генрих, пожаловавший супругам обширные поместья в Йоркшире.

Но еще до свадьбы Генрих решил отомстить шотландцам. Он был так разгневан разрывом договора, что угрожал жителям Эдинбурга «изничтожить» их «до третьего и четвертого колена», если они не подчинятся. Разъяренный тем, что он считал гнусным предательством, король опасался, что Марию могут отправить во Францию, где она окажется вне пределов досягаемости.

Пока Леннокс раздумывал, как лучше разыграть свои карты, английский король собирал войско для вторжения в Шотландию. Это походило на паранойю, но Генрих не только готовил самое большое вторжение со времен правления Эдуарда I, но даже составил черный список шотландцев, которых необходимо убить. Главной мишенью этого плана был Битон, поскольку Генрих обвинял скорее его, а не Марию де Гиз в том, что Арран покинул проанглийскую фракцию. Вскоре Садлер, сам сторонник Реформации, уже искал врагов Битона из числа протестантов, проникая в их тайные сети, чтобы оценить возможность заговора.

Целью вторжения Генриха VIII было принудить шотландцев вновь принять те статьи Гринвичского договора, в которых речь шла о династическом браке. Именно поэтому впоследствии об этом говорили как о «грубых ухаживаниях» за Марией Стюарт. Кампания началась в первую неделю мая, а войском командовал Эдуард Сеймур, граф Хартфорд, дядя наследного принца Эдуарда.

Поскольку Генрих уже наметил летнее вторжение во Францию в союзе с испанским королем Карлом V, возникала угроза войны на два фронта. Чтобы избежать этого, Генрих дал Хартфорду на выполнение шотландской миссии только месяц, который затем был сокращен до трех недель. Граф должен был осадить город и крепость Эдинбург, разрушить порт Лит в самой глубокой гавани залива Ферт-оф-Форт, который служил воротами в Эдинбург, а затем повернуть в центральную часть Шотландской низины между Эдинбургом и Стирлингом. Разорив эти земли, английскому войску следовало двинуться в Файф – житницу Шотландии, где ему было приказано «распространить такие же бедствия и разрушения на все его города и деревни», и особенно цитадели Битона в Сент-Эндрюсе.

Хартфорд выбрал морской путь – он прибыл в Ферт-оф-Форт и в составе отряда в полторы тысячи человек высадился в Грантоне, приблизительно в двух милях позади Лита. Начав наступление на город, он обнаружил шесть сотен шотландцев, выстроившихся по внутреннему берегу реки Уотер-оф-Лит, стратегической позиции для защиты Эдинбурга с севера. Силами шотландцев командовали Арран, Битон и Патрик, граф Босуэлл, но после получасового сражения войска были разгромлены и бежали с поля боя.

Как бы то ни было, Хартфорду не удалось захватить Эдинбургский замок. Практически неприступная цитадель была усилена артиллерией, и всякий, кто пытался приблизиться к замку, оказывался под ее огнем. Поэтому был отдан приказ не штурмовать замок, а разграбить и сжечь сам город и его окрестности. Пожары бушевали три дня; почти все дома и церкви внутри городских стен были разорены и разрушены. Были разграблены Холирудский дворец и соседнее аббатство Эбби-Кирк. Один отряд был отправлен в Файф, где сжег Кингхорн и деревни вокруг Керколди. Времени оставалось мало, а войску Хартфорда так и не удалось приблизиться к Сент-Эндрюсу меньше чем на 20 миль.

Во время этих ужасных событий Марию защищали высокие стены Стирлинга. Садлер узнал, что приставленная к ней охрана, жизнью отвечавшая за ее безопасность, при необходимости перевезет ее в горы, где «добраться до нее не будет никакой возможности». Хартфорд двинул свое войско в центр Шотландской низменности. 15 мая он сообщил, что регион разграблен «до шести миль от Стирлинга», а на следующий день Лит сровняли с землей. В результате Марию перевезли в Данкелд, который находился чуть меньше чем в 30 милях к северу от Стирлинга, откуда открывался прямой путь в горы. Там она была в безопасности, пока время, отведенное Хартфорду, не закончилось.

Граф получил приказ возвращаться на юг, чтобы переправить свое войско в Кале для начала французской кампании. Хартфорд направился вдоль восточного побережья в Берик, сжигая по пути все торговые города, уничтожая все укрепленные замки, деревни, церкви и дома.

Для Шотландии это стало полной катастрофой, и обвинили в ней Аррана. Он в большей степени, чем Битон, отвечал за положение дел в стране. Дворяне настаивали, чтобы он разделил полномочия регента с Марией де Гиз. Ее популярность выросла на том, что профранцузская политика стала фактически синонимом избавления Шотландии от «старинного врага» – Англии. На Марию де Гиз не возлагали ответственности за беды и несчастья, которые обрушил на головы простых людей Генрих VIII. Казалось, что она одна принимает беды и несчастья Шотландии близко к сердцу. Совершенно очевидно, что ключ к союзу с Францией находился в руках ее семьи: без нее Франциск I вряд ли стал бы защищать Шотландию от Англии.

Мать маленькой Марии понимала, что ей представилась благоприятная возможность. Она хотела быть единственным регентом маленькой королевы, а не соправителем. Арран был резко против подобного распределения политических сил, и в итоге каждая из противоборствующих сторон собрала свой парламент. Патовая ситуация продолжалась несколько месяцев. В конечном счете Битон добился компромисса – Арран согласился прислушиваться к «пожеланиям и советам» вдовствующей королевы. В результате чего Мария де Гиз смогла регулярно присутствовать на заседаниях Тайного совета и парламента, где всегда старалась поддерживать видимость союзничества, одновременно изо всех сил втягивая Шотландию на орбиту Франции.

Ее настроение, несколько омраченное этим неприятным компромиссом, улучшилось после военной победы в феврале 1545 г., когда английский экспедиционный отряд переправился через реку Туид, намереваясь разграбить древний город-аббатство Мелроуз и его величественную церковь. На обратном пути англичане попали в засаду, устроенную небольшим шотландским отрядом, и потеряли много людей пленными. В тот момент неудача подорвала престиж англичан, и Генрих VIII временно стал уязвимым. Как ни странно, это совпало с его военным успехом во Франции, где Генрих захватил Булонь и уверенно защищал город от неприятеля. Но для того, чтобы закрепить успех, которым он так гордился, Генриху необходимо было продвигаться дальше вглубь Франции, что, конечно, связывало ему руки. Англия, которая была гораздо сильнее Шотландии, значительно уступала Франции и по военным и по финансовым ресурсам. Генриха покинул его главный союзник, Карл V, заключивший сепаратный мир с Франциском I, и английский король был вынужден сражаться в одиночестве, залезая в огромные долги и напрягая все силы.

В Париже в шотландских делах главную роль стал играть дофин Генрих. Вместе с семейством де Гиз он поздравил мать маленькой Марии с успешной победой над английским отрядом и предложил дополнительную помощь. В мае 1545 г. свежие подкрепления были готовы высадиться на шотландский берег, а для шотландских лордов были выделены новые субсидии. Казалось, все складывается относительно удачно. Когда Жак де Лорж, граф де Монтгомери, который возглавлял экспедицию, узнал, что Мария де Гиз «испытывает недостаток в винах», он приказал доставить ей партию «добрых» напитков.

Подмога шотландцам и вдовствующей королеве прибыла через месяц. Другой вопрос, была ли поддержка Франциска I искренней. По всей видимости, на берег высадились не более пяти сотен человек. Кроме того, произошла еще одна неприятная история. Чтобы заплатить своим солдатам, Франциск приказал расплавить 10 000 золотых «экю с короной» и смешать золото с медью и свинцом для чеканки 150 000 крон. Обесцененные монеты выдали людям Лоржа, но обман стал очевиден с момента высадки, и осторожные торговцы Эдинбурга отказывались принимать фальшивые деньги.

По мере того как кампания в Булони подходила к концу, у Генриха крепла решимость снова заняться Шотландией. В сентябре он снова отправил по ту сторону границы Хартфорда, чтобы тот продолжил «грубые ухаживания». Покинув свою базу в Ньюкасл-апон-Тайн, Хартфорд вывел двенадцатитысячное войско к Берику, отдохнул там три ночи, а затем углубился приблизительно на 20 миль на шотландскую территорию через холмистую местность в направлении Келсо. Оттуда он снова повернул на юг к Джедборо, сжигая и разоряя все, что попадалось ему на пути, и наводя ужас на местных жителей.

Затем его войско прошло по приграничным деревням, огнем и мечом уничтожая все на территории площадью почти 200 квадратных миль. В самом начале Хартфорд заявил, что и этот поход будет не менее разорительным, чем предыдущий, а в конце хвастался, что нанес Шотландии в два раза больший ущерб. Но в этот раз вторжение оказалось не таким катастрофическим, как в предыдущий его поход. Хартфорд все-таки не решился далеко отходить от границы, опасаясь прибывшего из Франции подкрепления.

Тем временем Генрих VIII начал дипломатические переговоры с Францией. Одним из главных вопросов на переговорах была Шотландия. Последний его гамбит заключался в следующем: вернуть Булонь Франциску I в обмен на брак Марии и принца Эдуарда. Следующей весной Хартфорд отправился в Париж, чтобы возобновить переговоры. Финансы обоих королевств были истощены, и поэтому было решено заключить временное перемирие, в том числе и в Шотландии. Это дало обеим сторонам возможность перевести дух, если бы не случилось непредвиденное.

29 мая 1546 г. был убит Битон. Тремя месяцами ранее фанатичный архиепископ приказал сжечь Джорджа Уишарта. Лидера протестантской реформации привязали веревками к столбу, а к телу прикрепили мешки с порохом, чтобы устроить из казни красочное шоу. Сожжение еретиков у католиков было так же непопулярно, как и у протестантов, и устроенный Битоном спектакль обратился против него.

Убийцы, группа лэрдов из его родного Файфа, возмущались в основном самоуправством Битона. Ничего в графстве не делалось без его указания, и главный заговорщик Норман Лесли, шериф Файфа, оспаривал его юрисдикцию. В разгоревшемся конфликте его поддержали друзья. Садлер, посланник Генриха VIII, был напрямую вовлечен в заговор. Не решаясь открыто заявить о безусловной поддержке со стороны Англии, он снабжал заговорщиков деньгами, поскольку считал, что со смертью Битона профранцузская фракция распадется.

Между пятью и шестью часами утра группа убийц прибыла к главным воротам замка Сент-Эндрюс. Они собирались проникнуть внутрь замка под видом каменщиков, где к ним должны были присоединиться и другие участники заговора. Заговорщики не тронули Мэрион Огилви – любовницу Битона и мать восьмерых его детей, она спокойно покинула замок через боковые ворота, как делала всегда, отправляясь за покупками. Оказавшись внутри стен, заговорщики отобрали ключи у привратника. Затем Норману Лесли удалось проникнуть во внутренний двор, где он приказал слугам и рабочим уйти, а сам поспешил запереть боковые ворота, на тот случай, если Битон выберет для спасения этот путь.

Битон услышал шум и попытался бежать, но увидев, что путь перекрыт, вернулся в спальню и забаррикадировал дверь. И все время, пока люди Лесли жгли тяжелую дверь в комнату, Битон молился в кресле. Но это не произвело должного впечатления на заговорщиков, которые прочли над жертвой целую проповедь, призывая «подлого паписта» раскаяться, и все равно закололи его. Его последними словами были: «Все пропало». В назидание Норман Лесли повесил обнаженное тело на стене замка, связав две простыни в качестве веревки, на всеобщее обозрение.

Когда люди собрались посмотреть на это зрелище, какой-то человек по имени Гутри «помочился» в открытый рот Битона. Но на этом издевательства над телом архиепископа не закончились, «кастильцы»[7]От англ. castle  – «замок»., как прозвали заговорщиков, вынужденных запереться в замке, чтобы спастись от властей, засыпали труп солью, облили свинцом и засунули в ящик, напоминавший своей формой бутылку. Тело могли просто сбросить в море с задней стены замка, но, поскольку именно в этой тюрьме Битон держал друзей заговорщиков, была придумана такая изощренная месть. Необычная тюрьма замка считалась одной из самых страшных в Европе, бежать из нее можно было только через горлышко «бутылки», для чего снаружи требовалось спустить веревку или лестницу. А поскольку тюрьма была выдолблена в скале ниже уровня моря, внутрь постоянно долетал рев волн[8]Тюрьма в форме бутылки теперь превращена в аттракцион для туристов.. Подобного рода тайные заговоры полностью соответствовали клановой традиции кровавых междоусобиц.

Генрих VIII был вне себя от радости. Он отнесся к убийству как к прорыву в его кампании по разгрому «старинного союза». Но король жестоко ошибался. Несмотря на свои действия, Битон проводил умеренную политику и выступал за брак маленькой шотландской королевы с наследником английского трона. Теперь общественное мнение еще сильнее качнулось в пользу Франции.

Лорды поспешно собрались на совет и вместо Битона избрали на пост канцлера графа Хантли, главу клана Гордонов, влиятельной католической и профранцузски настроенной семьи из восточных областей горной Шотландии. Несколько проанглийских лордов воспользовались этой возможностью, чтобы переметнуться на сторону оппонентов. В самом Файфе настроения жителей резко изменились: те землевладельцы и арендаторы, которые помогали «кастильцам», почти мгновенно из героев превратились в объект стихийной расправы.

Единственное, что не удалось Аррану, – это захватить замок Сент-Эндрюс. Он приступил к восемнадцатимесячной осаде, крепость снабжалась припасами со стороны моря, и Генрих VIII отправлял заговорщикам провиант и амуницию из самой Англии. Когда люди Аррана попытались пробить туннель через сплошную скалу и заложить мину, им помешал один из трех противоминных туннелей, проложенный «кастильцами».

Неудача разозлила Марию де Гиз. Она уже была раздражена неискренней «помощью» Франциска I, возмутительным фактом выплаты жалованья войскам Лоржа фальшивыми монетами. Она требовала от французской армии взятия замка Сент-Эндрюса и наказания «кастильцев».

События стали развиваться с головокружительной скоростью, вызывая противоречивые чувства. В январе 1547 г. умирает Генрих VIII, а два месяца спустя – Франциск I. Эти титаны на протяжении тридцати лет определяли положение дел на Британских островах и на севере Европы. Внезапно образовавшийся вакуум поспешили заполнить граф Хартфорд и семья де Гиз.

Сыну и наследнику Генриха VIII, Эдуарду VI, на момент смерти короля было всего девять лет. До достижения королем восемнадцатилетнего возраста для управления страной требовался регент, или лорд-протектор (так эта должность называлась в Англии), но Генрих не хотел отдавать такую власть в руки одного человека. Вместо этого в своем завещании он назначил регентский совет, который будет править Англией до достижения сыном совершеннолетия. Вопреки воле усопшего монарха, граф Хартфорд через неделю назначил себя герцогом Сомерсетом и стал править в качестве лорда-протектора: его главной целью оставалось реализовать план Генриха VIII и вынудить Шотландию принять денонсированный Гринвичский договор, объединив два королевства династическим браком Марии и Эдуарда. Этим и объясняется его помощь «кастильцам».

Один из первых его указов предписывал заключить с ними союз, назначить пособия и жалованья, а также поставлять продовольствие и амуницию в Сент-Эндрюс.

В этот момент во Франции отцовский трон унаследовал дофин, будущий король Генрих II. В числе его главных советников была семья Гизов, и в результате Генрих сразу же объявил себя «защитником» Шотландии. Он решил не экономить на сохранении «старинного союза» и гарантировать, что Мария не выйдет замуж ни за кого, кроме его сына, дофина Франциска. В ответ на идею Сомерсета об «Англо-Британском» союзе он выдвинул свой план создания «Франко-Британской» империи. Более того, он искренне поддерживал Шотландию – в отличие от отца, главной целью которого было доставить неприятности своему сопернику, Генриху VIII.

Генрих II обратился к Леону Строцци, приору Капуи и блестящему флотоводцу, получившему образование в Италии, с предложением возглавить экспедицию против «кастильцев». Строцци вошел в залив Сент-Эндрюс 16 июля, и 24 июля осадил замок. Начался массированный обстрел. 30 июля его вели с крыши древнего аббатства на востоке и с башни университетской часовни на западе. Штурм начался на рассвете и завершился к трем часам пополудни. Прежде чем Арран успел пересечь Форт и преодолеть около 50 миль от Норт-Куинсферри до Сент-Эндрюса, замок был захвачен, а заговорщики брошены в тюрьму. В наказание всех «кастильцев» отправили в качестве рабов на французские галеры.

Когда «кастильцев» вывели из замка в кандалах, среди них был молодой протестант, сторонник реформации по имени Джон Нокс, который после встречи с Уишартом, сожженным кардиналом Битоном, пожертвовал своей карьерой и стал проповедовать в своем родном графстве Ист-Лотиан. Нокс не участвовал в убийстве кардинала, но поддерживал его. Он приехал в Сент-Эндрюс, где читал проповеди в часовне замка и в городе. Он называл папу «антихристом», а мессу – «гнусным идолопоклонством», и его убедительные речи привлекли к нему множество сторонников.

Нокс провел восемнадцать месяцев на французских галерах. Затем Сомерсет договорился о его освобождении и безопасной переправке в Лондон. Это решение стало судьбоносным – в значительной степени потому, что секретарем и докладчиком прошений у Сомерсета был молодой выпускник Кембриджа и восходящая звезда политики по имени Уильям Сесил. Именно он впоследствии станет заклятым врагом Марии, а сейчас он впервые встретился с Ноксом. Благодаря протекции Сесила Нокс получил работу в Англии и был назначен одним из капелланов Эдуарда VI.

В ответ на захват замка Сент-Эндрюс Сомерсет приказал начать последний раунд «грубых ухаживаний». В конце августа армия численностью пятнадцать тысяч человек прибыла в Ньюкасл. Сомерсет во главе войска дошел до Берика, а затем повернул в Ист-Лотиан. Изменив тактику, он намеревался оставить в Шотландии постоянные гарнизоны. Он хотел оккупировать страну полностью, силой принудив к покорности. Армию сопровождал английский флот, который поддерживал военные передвижения с севера и был готов открыть огонь, если войско попадет в засаду, устроенную шотландцами.

На этот раз Арран подготовился. Когда 10 сентября английская пехота поднялась на холм в окрестностях Инвереска, неподалеку от Масселборо, к востоку от Эдинбурга, они столкнулись с самой многочисленной шотландской армией в истории. Двенадцать тысяч человек занимали выгодные позиции за оборонительными рвами на восточном берегу реки Эск. Они перекрывали дорогу на Эдинбург, и, поскольку с одной стороны армию прикрывало море, а с другой – непроходимое болото, Сомерсету оставалось либо бросаться в лобовую атаку, либо развернуть войска обратно.

Когда Сомерсет отвернул в поисках более удобной позиции, Арран перешел в наступление. Армии сошлись на холмах над деревушкой Пинки. В какой-то момент могло показаться, что шотландские пикинеры могут победить. Но потом англичане пустили в ход кавалерию и тяжелые пушки. Шотландцам пришлось отступить, а Арран бежал с поля боя. Лишившись командования, войско запаниковало. В результате обстрела и последовавшей резни погибли все десять тысяч шотландцев. Это был второй Флодден: дорога на Эдинбург и Стирлинг была открыта. Марию, которой в то время было три года и девять месяцев, поспешно посадили в карету и под покровом ночи доставили в монастырь Инчмахом, расположенный на острове озера Ментит, в 85 милях от места сражения.

Сомерсет не стал снова захватывать Эдинбург. Вместо этого он начал строить сеть небольших крепостей по всему побережью, пытаясь таким образом подчинить страну своей воле. Но его расчеты не оправдались. Сильный отпор шотландцев настолько захватил внимание, что Сомерсет совершил необъяснимую ошибку: пропустил переезд королевы Шотландии во Францию.

Не желая соглашаться на унию с Англией в ситуации военного вторжения, Арран договорился с Генрихом II – в обмен на предложение стать герцогом Шательро в Пуату он дал обещание на брак Марии и наследника французского престола. Сделка была заключена в январе 1548 г., и через месяц уже начались переговоры об обручении Марии с дофином.

Генрих II ясно выразил свои намерения. Французский король пообещал освободить Шотландию от гарнизонов Сомерсета. По своему обыкновению, он поручил это дело Гизам. Общее руководство операцией доверили старшему сыну Клода, герцога де Гиза, Франциску, который уже имел репутацию выдающегося стратега своего времени. Он должен был разработать план кампании совместно с Шарлем, кардиналом Лотарингским, самым одаренным из придворных Генриха II. И это естественно, поскольку оба брата де Гиз приходились дядями юной королеве Шотландии.

Марию перевезли в замок Дамбартон, конфискованный у Леннокса и захваченный профранцузской фракцией, откуда она могла в любой момент отправиться во Францию. И хотя Сомерсет сталкивался с некоторыми трудностями в снабжении своих гарнизонов, но для Марии самой большой опасностью стала корь. Слухи о ее смерти от болезни быстро распространились по трем государствам, но так же быстро были опровергнуты. За безопасность девочки можно было не волноваться, поскольку для ее защиты был сформирован передовой отряд французов, денег и боеприпасов у которого хватило бы на год осады.

Армада из 130 судов доставила 5500 пехотинцев и 1000 кавалеристов, нагнав страху на гарнизоны крепостей Сомерсета, высадилась в Лите 17 июня. Многие французские солдаты были ветеранами, служившими в Италии, а командиры – профессиональными военными, и по большей части вассалами де Гизов. Это были хорошо организованные войска, лояльные своим полководцам и преданные своей стране, в отличие от многих солдат Сомерсета, среди которых преобладала доля иностранных наемников.

В начале июня французское войско осадило Хаддингтон, главную крепость Сомерсета в восточной части Шотландской низменности. Неделю спустя в соседнем аббатстве собрался парламент, и после чрезвычайно короткой дискуссии был заключен договор между Шотландией и Францией. Французский лейтенант-генерал Андре де Монталамбер, сеньор д’Эссе, объяснил, что Генрих II «всем сердцем и душой стремится защитить это королевство» и хочет обручить Марию со своим сыном.

Парламент быстро посчитал этот довод «очень разумным». Потенциальным камнем преткновения могла стать только национальная автономия, но, поскольку Генрих II пообещал защищать шотландские законы и вольности «как при всех королях былых времен», условия договора не встретили возражений.

На следующий день после завершения сессии парламента Мария де Гиз писала братьям: «Я отбываю завтра, чтобы отправить ее [Марию] к нему [Генриху II], как только вернутся галеры». Чтобы запутать морские патрули англичан, Николя де Виллеганьон, командующий французскими судами, отправленными за Марией, обогнул северное побережье Шотландии, миновал Оркнейские острова и вернулся к западному побережью к Клайду. Это был опасный кружной маршрут, проложенный французским гидрографом, но все моряки знали, что он судоходен только в тихую погоду, когда не бушуют шторма, которые могут сильно сбить корабли с курса.

29 июля Мария простилась с матерью и поднялась на борт корабля, личной королевской галеры Генриха II. Ей было всего пять с половиной лет, но держалась она как настоящая королева. За отплытием наблюдал Жан де Бегу, ветеран и друг д’Эссе, который позже скажет, что она была «одним из самых совершенных созданий, какое мне приходилось видеть, уже со столь юного возраста она проявляет такие удивительные и достойные черты и вселяет надежды, невозможные ни для какой другой принцессы на этой земле».

Спускаясь по узкой лестнице от замка у подножья скалы на причал, чтобы взойти на корабль, Мария впервые продемонстрировала свой особый дар. Что бы она ни делала в будущем, куда бы ни отправилась, независимо от того, одобрялись ли обществом или демонизировались ее поступки, королева Шотландии всегда подтверждала свою необыкновенную способность создавать ощущение полной значимости происходящего.

Но само отплытие пришлось отложить на неделю – из-за шторма и неисправного руля корабля. Стоящие на якоре суда безжалостно швыряло из стороны в сторону, и Мария обнаружила, что она одна из немногих не подвержена морской болезни. Возможно, впервые в жизни она поняла, что может быть сильнее, чем многие из ее окружения.

7 августа флотилия наконец вышла в открытое море. Это было первое важное событие в жизни Марии: дебют на международной арене. Она явно наслаждалась своей ролью. За ее хорошим настроением наблюдал Артюс де Майе, сеньор де Брезё – вассал Гизов, которого Генрих назначил своим послом на время путешествия. В своих письмах с борта корабля он постоянно отправлял сообщения беспокоящейся матери: «королева, Ваша дочь, чувствует себя хорошо и, благодарение Господу, так же радостна, как и в Вашем обществе».

После трудного плавания, продолжавшегося восемнадцать дней, почти в два раза дольше, чем предполагалось, корабли достигли маленькой бухты недалеко от оживленного порта Роскоф в Бретани. Оттуда Мария должна была проследовать в Сен-Жермен-ан-Ле, любимый замок Генриха II, построенный на скале над рекой Сеной на окраине Парижа.

Измученные шторами, все были рады перевести дух хотя бы на несколько дней, прежде чем продолжить путешествие. Мария действительно нуждалась в отдыхе. Морское путешествие было началом увлекательного приключения, но сейчас она скучала по своей прошлой жизни. Она не знала, увидит ли когда-нибудь мать. И хотя теперь ее величали «la petite Royne» (маленькая королева), но объяснялось это совсем не королевским статусом, а тем, что она должна была выйти замуж за дофина Франции.