Онлайн чтение книги Две маски
VII

Гордонъ не заходилъ болѣе во мнѣ. Онъ уѣхалъ, какъ говорилъ, черезъ два дня, послѣ шумнаго и веселаго обѣда, даннаго ему товарищами, которые очень его любили и провожали всѣмъ полкомъ на тройкахъ до Четырехъ Рукъ [4]Первая тогда перекладка на Московскомъ шоссе.. Заѣхавшій оттуда ко мнѣ Булдаковъ, — блестящее и неосторожное часто остроуміе котораго должно было, по собственному его сознанію, служить вѣчно помѣхою для его карьеры, — откровенно и добродушно завидовалъ блестящей судьбѣ, которая ожидала уѣхавшаго пріятеля, при расположеніи къ нему такого начальника, какимъ извѣстенъ былъ графъ Воронцовъ, и безконечныхъ случаяхъ отличиться, какіе представляла тогдашняя боевая служба на Кавказѣ.

— По женской части, перечислялъ онъ, — тамъ, по правдѣ сказать, должно-быть слабо: въ "красу Черкешеновъ младыхъ" я вѣрю мало, cela doit être sale et mal peigné… И это къ его же явной выгодѣ служитъ, потому что здѣсь l'amour des femmes непремѣнно, рано или поздно, сломила бы Гордону шею, какъ мнѣ мой языкъ… А затѣмъ, вообрази же себѣ: южное небо, горы, походъ… и кахетинское вино! Еще-ли не счастіе человѣку! Только самъ-то онъ будто плохо, я замѣтилъ, вѣритъ этому счастію. Отъ избытка радости, или отъ предчувствія? примолвилъ Булдаковъ, какъ бы ожидая отъ меня отвѣта, — и, не дождавшись его, — вѣдь судьба — индѣйка, говорилъ еще Аристотъ, греческій мудрецъ…

началъ было онъ, но тутъ же, вспомнивъ слова, сложенныя на тотъ же мотивъ однимъ его однофамильцемъ, извѣстнымъ тогда во всемъ Петербургѣ повѣсою, запѣлъ:

— А я готовъ пари держать, неожиданно серьезно закончилъ онъ, пытливо глядя мнѣ въ лицо, — что и въ болѣзни твоей, и въ томъ, что Гордонъ перешелъ на Кавказъ, во всемъ этомъ главную роль играютъ божественныя плечи *** (онъ назвалъ по фамиліи Наталью Андреевну); она васъ обоихъ съ ума свела, она же и развела!…

— Она за границей должно-быть! пожалъ я на это плечами.

— Теперь, но была здѣсь! вскликнулъ Булдаковъ, — и ты предъ самой болѣзнью былъ у нея, — мнѣ говорила сестра ея, Гагина, — и она въ первые дни каждый день посылала узнавать о твоемъ положеніи… А потомъ пріѣхалъ Гордонъ, и они видѣлись, — это я опять навѣрное знаю, — и затѣмъ она вдругъ собралась и уѣхала… Уѣхала даже вся больная, эта все ея семейство говоритъ… Не знаю, что тутъ между вами тремя произошло, но что какая-то драма была, въ этомъ я ни на минуту не сомнѣваюсь!…

Я не отвѣчалъ ему. А произошло со мной то, что Петербургъ служба и все, что окружало меня, становилось для меня съ каждымъ днемъ невыносимѣе. Пользуясь законнымъ поводомъ моей болѣзни и всякихъ грозныхъ послѣдствій ея, услужливо исчисленныхъ въ свидѣтельствѣ, которое выдалъ мнѣ пріятель, полковой докторъ, я подалъ въ отставку. Но главнокомандующій нашъ, великій князь, — хоть я далеко не принадлежалъ къ числу его любимцевъ, — не захотѣлъ выпустить меня изъ полка и вмѣсто отставки велѣлъ отчислить въ безсрочный отпускъ, "въ имѣніе и за границу, до излѣченія болѣзни", сказано было въ приказѣ.

Съ первыми весенними днями я отплылъ въ чужіе края на Любекскомъ пароходѣ…

Недѣли за двѣ до отъѣзда я получилъ письмо отъ Маргариты Павловны Оссовицкой. Оно было третье счетомъ, — на два первыя я не отвѣчалъ. Это третье письмо было гораздо холоднѣе предыдущихъ: кузина почти офиціальнымъ тономъ извѣщала меня, что дочь ея Мирра нѣсколько дней назадъ сочеталась бракомъ съ Евстигнеемъ Степановичемъ, — Скобельцынъ, увы, назывался Евстигнеемъ!  — что она совершенно счастлива, велитъ мнѣ кланяться и пожелать добраго пути, такъ какъ онѣ узнали, что я отпущенъ и ѣду на дняхъ за границу, а сами онѣ тоже на дняхъ отправляются на цѣлый годъ въ Симбирскую деревню.

Я отвѣчалъ на это насколько могъ любезнѣе, благодарилъ за ихъ "дорогую мнѣ всегда память", посылалъ имъ въ свою очередь всякія "сердечныя пожеланія и искреннія поздравленія", а въ концѣ письма говорилъ, что общій нашъ знакомый "Леонидъ Сергѣевичъ Гордонъ, предъ отъѣздомъ своимъ на Кавказъ, поручилъ мнѣ передать — если на то будетъ ея, Маргариты Павловны, дозволеніе, прибавилъ я отъ себя, — дочери ея, Миррѣ Петровнѣ, прилагаемую при семъ книгу, въ воспоминаніе добрыхъ вечеровъ, проведенныхъ нами прошлою зимой у нихъ, на Сергіевской."

Серафита, переплетенная, по моему распоряженію, въ изящный, малиноваго цвѣта сафьянный переплетъ, отправлена была съ письмомъ въ тотъ же день въ Москву, по извѣстному мнѣ адресу кузины.

Переписка наша съ нею на томъ и покончилась.

Я былъ въ Баденѣ и игралъ въ рулетку, — это было въ іюлѣ мѣсяцѣ,- когда кто-то изъ соотечественниковъ, подойдя ко мнѣ, сообщилъ мнѣ съ таинственнымъ видомъ, и по-русски, что онъ получилъ только-что изъ Петербурга письмо, содержащее въ себѣ "не совсѣмъ веселыя извѣстія о нашихъ кавказскихъ дѣлахъ".

Я тотчасъ же пошелъ за нимъ, хотя мнѣ везло, и нумеръ 16-й, на который я все время ставилъ, только-что вышелъ два раза кряду…

Письмо извѣщало о походѣ графа Воронцова въ Дарго, о трудномъ дѣлѣ въ Ичкеринскомъ лѣсу, на возвратномъ пути, о смерти генерала Пассека и почти совершенномъ "избіеніи" его отряда въ такъ-называемой сухарной экспедиціи и проч. Много знакомыхъ, говорятъ, добавлялъ писавшій, убито въ этихъ дѣлахъ, но онъ еще не успѣлъ узнать ихъ имена…

А чрезъ нѣсколько дней, русскія дамы въ Баденѣ не встрѣчались иначе какъ съ громовымъ оханьемъ и возгласами:

— Vous savez la nouvelle, — ce pauvre Gordon! Quel malheur!… il était si bien!… Et comme il polkait, ma chère!… Tué raide… à vingt sept ans, — c'est affreux!… Vous venez à la musique ce soir?…

Гордонъ былъ убитъ пулею въ грудь навылетъ, въ трехъ шагахъ отъ Пассека, въ которому былъ посланъ съ приказаніями отъ главнокомандующаго.

Въ то же почти время во всѣхъ газетахъ можно было прочесть, что мужъ Натальи Андреевны назначенъ былъ повѣреннымъ въ дѣлахъ при одномъ изъ итальянскихъ дворовъ…