Онлайн чтение книги ФАРХАД И ШИРИН
ГЛАВА XXXIV. ПРАЗДНИК ВОДОПУСКА

Кто в тех горах разламывал гранит,

Поток прозрачной речи так стремит.

Когда Фархад, на сердце навалив

Хребты печали, реки слез пролив,

Отправился в тот день на пуск воды, —

Ширин, кто знала все его труды:

И высеченный среди скал арык —

Тот гладкий, как лицо зеркал, арык;

И тот дворец, подобный небесам,

Который для нее он создал там;

И те узоры и картины те,

Которым равных нет по красоте;

И все, что он свершил и что вовек

Другой свершить не мог бы человек, —

Осведомляясь каждый миг о нем

И тем же, что и он, горя огнем,

На этот раз, такую слыша весть,

Волнения не в силах перенесть, —

Придворным слугам отдает приказ

Коня Гульгуна оседлать тотчас.

Тот резвый конь был на ходу легок —

Зерном жемчужным он катиться мог,

Он ветром был. Ширин — нежна, тонка,

Была на ветре лепестком цветка,

Но прежде, чем на ветер свой воссесть,

Ширин к Бану с гонцом послала весть:

«В прогулку солнце хочет, мол, пойти,

Оно спешит, оно уже в пути.

И тот себе наметило привал,

Что зодиака знак облюбовал. [37] Что зодиака знак облюбовал . — Это выражение означает, что Солнце (Ширин) решило войти в знак Водолея, иначе говоря она решила подойти к вырытому арыку.

Так пусть булаторукий витязь — тот

Гранитонизвергатель подождет.

Пусть водопуск задержит, пусть вода

Пойдет, когда прибуду я туда…»

Бану, обрадована вестью той,

Спешит найти в толпе людей густой

Фархада, потерявшего, скорбя,

Не только сердце, — самого себя.

Найдя, сказала: «Ты нас извини.

Тебе лишь огорчения одни

Мы причиняли, и велик наш стыд,

Но разве он тебя вознаградит?

Немало ты набегался. Присядь.

О радости хочу тебе сказать:

Сейчас сюда и та прибыть должна,

Что, словно роза нежная, нежна,

Стройна, как кипарис, — чтоб озарить

Арык, что соизволил ты прорыть,

И цвесть, как роза и как кипарис,

У этих вод. А ты приободрись…»

Ведя такой сердечный разговор,

Баку велела разостлать ковер,

Поставить трон и, дав коню покой,

Сошла с седла, на трон воссела свой —

И вновь Фархаду оказала честь,

Прося его на тот ковер присесть.

Гранитосокрушитель, весь в пыли,

Склонился перед нею до земли —

И, словно ангел божий, он присел,

У тронного подножья он присел…

Но тут в толпе возникла кутерьма.

Пыль черная, густая, как сурьма,

Клубилась вдалеке. Она, она —

Султан красавиц, ясная луна,

Вершина красоты, светильник дня —

Сюда поспешно правила коня!

А стража стала оттеснять народ,

Который сбился у истока вод

Вокруг Фархада и Михин-Бану.

Но как сдержать взметенную волну?..

Фархад весь дрожью был охвачен вновь,

Внезапный жар в нем высушил всю кровь.

И начала его увещевать

Михин-Бану заботливо, как мать:

«Свою ты волю напряги, сынок,

Глаза и сердце береги, сынок!

Ведь, потеряв рассудок в этот миг,

Ты рушить можешь все, что сам воздвиг.

Пред всем народом обезумев здесь

(Об этом поразмысли, это взвесь),

Как встретишься ты с пери? Что, когда

Ее страдать заставишь от стыда?

Мир не прощает недостатков нам.

Ты овладей собой, не мучься сам,

Не огорчай меня, а также ту —

Земную гурию, твою мечту…»

Пока боролся он с собой самим,

Красавица была почти пред ним.

В огонь, что на щеках ее пылал,

Как саламандра, весь народ попал.

Не говори, что за кольцом кольцо

Спадали кудри на ее лицо,

Благоухая амброй: это — дым

От пламени того был столь густым,

Как амбра черный, — чернотой своей

Мир омрачил он тысячам семей…

К Фархаду направляя скакуна,

Смущала время красотой она,

И, дерзко время попирая в прах,

Конь приближался, взмыленный в пахах.

Бану Фархаду говорит: «Спеши

Взор уберечь от бедствия души,

Покуда не сошла она с седла,

И принимайся за свои дела.

Быть может, нелюбезен мой совет,

Но был бы лишь полезен мой совет».

Шапур помог Фархаду встать — и тот

Пошел с киркой открыть воде проход.

А тут как раз поспела и она —

Та, что была от пери рождена.

И, осмотрев со всех сторон арык,

Любуясь, как сооружен арык,

Ширин, в восторге, слов не находя

И руки в изумленье разводя,

Качаньем головы, улыбкой — так

Высказывала радость, что ни шаг…

Фархад киркой пробил дыру, куда

Вся ручьевая хлынула вода,

Но, встретив заграждение камней,

Свернул сначала в сторону ручей.

И, словно мельница стояла там,

Теченьем камни увлекало там.

Когда же стал арык приютом вод,

Волненье всколыхнуло весь народ.

Как будто вся толпа сошла с ума,

Такая началась там кутерьма,

Такая суматоха, клики, рев, —

И тут и там, с обоих берегов.

Подтягивали пояса певцы, —

Настраивали голоса певцы,

Так, чтоб напевы их звучали в лад

С водой, которую пустил Фархад.

Михин-Бану с красавицей своей

Во весь опор помчали двух коней,

Чтоб, обогнав течение воды,

Ждать в замке появление воды.

Но даже конь небесный бы не мог

Опередить столь быстрых вод поток.

И все-таки за всадницами вслед

Пустился весь народ — и юн и сед.

Фархад, давно оставшийся один,

Пешком понесся догонять Ширин.

А конь ее, как ни был он горяч,

Как ни летел за ягачом ягач

(Не говори, что ровным прямиком, —

Летел и через горы ветерком!), —

Но ветерок, чья ноша серебро, [38] Но ветерок, чья ноша серебро . — Быстроногий конь сравнивается Навои с ветерком, а Ширин — с серебром.

Боится сбросить все же серебро, —

И был в такой тревоге этот конь,

Резвейший, ветроногий этот конь,

Что вдруг одну из ног вперед занес,

А остальными — в камень будто врос.

А если бы его погнать тогда, —

Могла с Ширин произойти беда:

Запутаться ногами мог бы конь,

Свалить ее на камни мог бы конь!..

Фархад, которого примчала страсть,

Чтоб розе с ветра наземь не упасть,

Согнулся, как под солнцем небосвод,

Спиной уперся он коню в живот,

Передние схватил одной рукой,

Две задние ноги схватил другой,

И так же, как владычицу сердец

Носил тот ветроногий жеребец,

Так на своих плечах Фархад-Меджнун

Понес обоих, как лихой скакун.

Он так помчался, что, как черный дым, —

Нет, как сурьма, клубилась пыль за ним.

Без передышки на себе их мча,

Два или три бежал он ягача —

И вскоре очутился пред дворцом.

Он обежал дворцовый водоем,

К айвану подбежал и, стан склоня,

Поставил наземь пери и коня…

Едва сошла красавица с седла,

Вода в арык дворцовый потекла.

Прах пред Ширин облобызал Фархад,

Опять ни слова не сказал Фархад,

И, слезы проливая, он ушел,

Как туча дождевая, он ушел.

Когда он в горы шел тропой крутой,

Арык уже наполнился водой,

И до краев был полон водоем —

Так что вода не умещалась в нем;

Она, подобна райским ручейкам,

Текла вокруг дворца по арычкам,

В степь изливаясь, продолжала путь,

У горожан в садах кончала путь…

«Рекою жизни» тот арык с тех пор

Завется у людей армянских гор,

И «Морем избавленья» — водоем

Народ прозвал на языке своем.

Эй, кравчий, море винное открой —

И чашу дай с корабль величиной!

В арыке винном — воскресенье мне,

А в море винном — избавленье мне!