Онлайн чтение книги Гений
ГЛАВА XV

Пыл и пафос, которыми были проникнуты слова миссис Дэйл, должны были бы послужить Юджину предостережением. У него мелькнула на мгновение мысль догнать ее и попытаться еще как-то на нее воздействовать, сказать, что он приложит все усилия к тому, чтобы добиться развода и жениться на Сюзанне, но он вспомнил, что Сюзанна особенно настаивала на своем нежелании вступать в брак. Он не мог бы точно сказать, когда, где и при каких обстоятельствах она высказала это своеобразное желание, которое было, впрочем, вполне осуществимо при условии, что они будут вести себя тактично. Ничего ужасного нет в том, размышлял он, что два человека хотят сойтись подобным образом. Что тут особенного? Одному богу известно, сколько в мире таких незаконных, не совсем, может быть, обычных связей, и незачем обществу приходить в волнение из-за одного лишнего случая, особенно если люди действуют осмотрительно и дипломатично. Ни он, ни Сюзанна не собираются трубить на весь мир о своей связи. Вполне естественно, что он, выдающийся художник, — правда, забросивший на время свою кисть, но тем не менее законченный и признанный художник, — хочет иметь отдельную студию. Там он и Сюзанна могут встречаться. Никто не увидит в этом ничего предосудительного. Только зачем Сюзанна все рассказала матери? Прекрасно можно было обойтись без этого. Странные у нее принципы — говорить правду при любых обстоятельствах. А между тем она в сущности не всегда говорит правду. Она обманывала мать хотя бы уже тем, что так долго держала ее в полном неведении. Или это злая шутка судьбы, которая хочет над ним насмеяться? Не может быть. И все же настойчивость Сюзанны казалась ему теперь роковой ошибкой. Он сидел, погруженный в глубокое раздумье. Неужели он так страшно заблуждается? Неужели он когда-нибудь пожалеет? Вся его жизнь ставится сейчас на карту. Может быть, повернуть назад?

Нет! Нет! Нет! Никогда! Не бывать этому! Он должен идти напролом! Иногда выхода у него нет!

Юджин долго сидел и думал.

Следующий шаг, который предприняла миссис Дэйл, не доставил ей таких неприятностей, как первый, хотя пользы и он не принес. Она вызвала своего домашнего врача, доктора Летсона Вули, пользовавшегося неограниченным доверием своих пациентов. Будучи сам человеком строгих правил, непоколебимым в вопросах чести и морали, он проявлял достаточную широту взглядов и терпимость, когда речь шла о ближнем.

— Ну, миссис Дэйл, чем могу вам быть полезен сегодня? — спросил он, входя в библиотеку, расположенную на первом этаже, и сердечно, хотя и с несколько усталым видом, пожимая ей руку.

— Ах, доктор Вули, у меня такие неприятности! — сразу же начала миссис Дэйл. — У нас собственно никто не болен. Но уж лучше бы болезнь. Дело гораздо серьезнее. Я вызвала вас, потому что рассчитываю на вашу помощь и сочувствие. Речь идет о моей дочери Сюзанне.

— Так, так, — пробормотал доктор. Голос его звучал хрипловато, потому что его голосовые связки были стары. Глаза зорко смотрели из-под мохнатых седых бровей — это был взгляд человека, умеющего многое видеть и таить про себя. — Что же с ней случилось? Что она сделала такого, чего не следовало бы делать?

— Ах, доктор, — воскликнула миссис Дэйл, чуть не плача, так как переживания последних дней совсем лишили ее самообладания, — я не знаю даже, что вам сказать. Не знаю, с чего начать. Сюзанна, моя дорогая, моя бесценная Сюзанна, которой я так бесконечно доверяла, на которую так полагалась…

— Ну, ну, что же дальше? — прервал ее излияния доктор Вули.

И миссис Дэйл рассказала ему всю историю и ответила на некоторые в упор поставленные вопросы.

— Говоря по правде, вы должны еще быть благодарны судьбе, — сказал он. — Сюзанна могла уступить этому человеку тайком от вас и потом сообщить вам об этом как о свершившемся факте, а может быть, и совсем не сообщить.

— Не сообщить? О доктор! Моя Сюзанна!

— Миссис Дэйл, прежде чем стать вашим врачом, я был домашним врачом вашей матери. Я немного разбираюсь в человеческой природе вообще и неплохо изучил членов вашей семьи в частности. Ваш муж, если вам угодно будет вспомнить, был человек весьма решительный. Сюзанна, возможно, унаследовала его характер. Она очень молода, — прошу не забывать этого, — она сильная, здоровая девушка. Сколько лет этому Витле?

— Лет тридцать восемь, тридцать девять, доктор.

— Гм! Я так и думал. Опасный возраст. Надо только удивляться, что вы сами так благополучно миновали этот период. Ведь и вам под сорок, не правда ли?

— Да, доктор, но вы единственный человек, которому это известно.

— Знаю, знаю. Возраст опасный. Вы говорите, что он стоит во главе «Юнайтед мэгэзинс»? Я, кажется, слыхал про него. Я знаком с мистером Колфаксом. И вы находите, что этот человек способен так увлечься?

— Мне и в голову не приходило — до этой истории.

— Что ж, тут нет ничего невозможного. Тридцать восемь — тридцать девять, с одной стороны, и восемнадцать — девятнадцать, с другой, — никуда не годится. А где Сюзанна?

— Вероятно, наверху, у себя в комнате.

— Может быть, мне поговорить с ней, хотя вряд ли это поможет.

Миссис Дэйл вышла и не возвращалась добрых три четверти часа. Сюзанна была раздражена, она упрямилась и на все уговоры матери отвечала отказом. Зачем вмешивать в это дело посторонних людей, а тем более доктора Вули, которого Сюзанна хорошо знала и очень любила? Когда мать сказала ей, что доктор Вули хочет ее видеть, она сразу заподозрила, что это имеет какое-то отношение к Юджину, и спросила, зачем она понадобилась доктору. В конце концов она согласилась спуститься, хотя сделала это с единственной целью доказать матери всю бессмысленность и глупость этой суматохи.

Старый доктор сидел и думал о странной неразберихе, именуемой жизнью, где действуют непонятные законы физики и химии, где свирепствуют недуги и бушуют человеческие страсти — любовь и ненависть в их различных проявлениях; когда вошла Сюзанна, он поднял голову и внимательно посмотрел на нее.

— Рад вас видеть, Сюзанна, — с шутливой ласковостью сказал он, вставая и делая несколько шагов ей навстречу. — Как поживаете?

— Очень хорошо, доктор, а вы как?

— Да как видите, как видите, Сюзанна, — еще немного постарел, стал еще немного суетливее. Ничего не поделаешь, когда чужие горести — твои горести. Мне ваша матушка рассказала, что вы влюбились. Это очень интересно, не правда ли?

— Знаете, доктор, — вызывающе ответила Сюзанна, — я уже сказала мама, что у меня нет желания обсуждать этот вопрос, и я считаю, что она не имеет никакого права принуждать меня к этому. Я не хочу говорить на эту тему и не стану. Я нахожу, что это величайшая бестактность.

— Бестактность? — повторила миссис Дэйл. — Ты считаешь, что обсуждать твои намерения — бестактность? А я должна тебе сказать, что люди назовут то, что ты собираешься сделать, преступлением!

— Я уже сказала, мама, что пришла сюда не для того, чтобы спорить, и предпочитаю молчать! — сказала Сюзанна, поворачиваясь к матери. — Мне здесь нечего делать. Я не хотела обидеть доктора Вули, но и не намерена оставаться здесь и снова выслушивать все, что тебе вздумается сказать.

Она шагнула к двери.

— Вот что, миссис Дейл, вы нам не мешайте, — сказал доктор Вули, и уже самый тон, каким он это сказал, заставил Сюзанну остановиться. — Я тоже того мнения, что разговоры делу не помогут. Сюзанна убеждена, что задумала что-то очень хорошее. Возможно, что это и так. Кто знает? Единственное, что стоило бы, по-моему, обсудить, — если вообще тут можно что-либо обсуждать, — это вопрос о времени. Я считаю, что Сюзанне было бы лучше немного подождать, прежде чем приводить в исполнение свое намерение, которое, надо полагать, не так уж плохо. Я совершенно не знаю мистера Витлу. Быть может, это способнейший и достойнейший человек. И все же Сюзанне следовало бы немного подождать. Я сказал бы, месяца три, а то и полгода. Ведь решение такого вопроса влечет за собой всевозможные последствия, — обратился он к Сюзанне. — Подумайте об обязанностях, которые выпадут на вашу долю, к которым вы, быть может, еще не совсем готовы. Не забывайте, что вам только восемнадцать или девятнадцать лет. Может случиться, что вам придется отказаться от выездов в свет, от танцев, от путешествий, да мало ли еще от чего — и целиком посвятить себя обязанностям матери и заботам о муже. Ведь вы предполагаете навсегда остаться с ним, не так ли?

— Я не хочу говорить об этом, доктор Вули.

— Но ведь это так, не правда ли?

— До тех пор, пока мы будем любить друг друга.

— Гм! Но ведь вы будете любить его какое-то время, — вы не станете этого отрицать, конечно?

— Разумеется, но к чему этот разговор? Я приняла решение.

— Речь идет лишь о том, чтобы вы еще немного подумали, — ласково продолжал доктор Вули, уже одним своим тоном обезоруживая Сюзанну и удерживая ее на месте, — чтобы не торопились и хорошенько взвесили все обстоятельства. Ваша матушка любит вас, и в глубине души, я убежден, вы тоже любите ее, несмотря на эту небольшую размолвку. Я и подумал, что во имя сохранения добрых чувств вы могли бы пойти на некоторые уступки, — ну, скажем, подождать полгода или даже год, и за это время как следует все обдумать. Мистер Витла, вероятно, не станет возражать. За такой срок чувства его к вам не изменятся. Что же до вашей матушки, то ей было бы легче, если бы она знала, что вы приняли решение не опрометчиво, а после зрелых размышлений.

— Да, — с жаром воскликнула миссис Дэйл, — подожди и подумай, Сюзанна! Что значит один год?

— Нет, — нетерпеливо ответила Сюзанна. — Весь вопрос в том, хочу я ждать или нет. А я не хочу.

— Совершенно верно. Но все же вы могли бы принять мои слова в соображение. Согласитесь, что дело серьезное, под каким углом его ни рассматривай. Я не берусь это утверждать, но у меня такое чувство, что вы собираетесь совершить крупную ошибку. Опять-таки это только мое личное мнение. Вы имеете право судить по-своему. Я прекрасно понимаю, как вы на это смотрите, но общество, быть может, отнесется к такому шагу иначе, чем вы. Думать о мнении общества, Сюзанна, это, конечно, скучная материя, но все же нельзя с ним и не считаться.

Сюзанна упрямо и устало смотрела на своих мучителей. Их доводы не доходили до нее. Она думала о Юджине и о своем решении. Оно вполне осуществимо. Какое ей дело до общества? Она незаметно все ближе и ближе подвигалась к двери и наконец приотворила ее.

— Ну вот, как будто и все, — сказал доктор Вули, убедившись, что она твердо решила уйти. — До свидания, Сюзанна. Я рад, что повидал вас.

— До свидания, доктор Вули, — ответила она.

Она вышла, и миссис Дэйл в отчаянии заломила руки.

— Что же мне делать? — воскликнула она, глядя на своего советчика.

Доктор Вули подумал о том, как глупо давать советы людям, которые не желают их принимать.

— Не стоит волноваться, — сказал он, немного помолчав. — Я убежден, что она подождет, если вы правильно подойдете к ней. Сейчас она по какой-то причине крайне взвинчена и упорствует. Вы слишком на нее нажимаете. Действуйте мягче! Пусть она сама все хорошенько обдумает. Советуйте ждать, но не настаивайте. Силой вы ничего не добьетесь. У нее слишком непреклонная воля. Слезы тоже не помогут. Излишняя чувствительность раздражает. Уговорите ее еще подумать или лучше предоставьте это ей самой и просите только не торопиться. Если бы вам удалось увезти ее недели на три или, еще лучше, на несколько месяцев, чтобы она уехала по доброй воле и могла бы отдохнуть и от ваших доводов и от его влияния, если бы она сама попросила его оставить ее на некоторое время, все было бы хорошо. Вряд ли она уйдет к нему. Она думает, что сделает это, но мне что-то не верится. Как бы там ни было, сохраняйте спокойствие. И уговорите ее уехать из Нью-Йорка.

— А можно было бы, доктор, запереть ее в какой-нибудь санаторий или в дом для душевнобольных, пока она не образумится?

— На свете все можно, но я бы сказал, что это наименее благоразумно из всего, что вы могли бы сделать. Насилие в таких случаях ни к чему не приводит.

— Я знаю, но что, если она не одумается?

— Право же, миссис Дэйл, об этом рано судить. Вы не пробовали говорить с ней спокойно. Вы только ссоритесь. От этого мало пользы. Вы все дальше и дальше отходите друг от друга.

— Какой у вас практический ум, доктор, — польстила ему миссис Дэйл, несколько успокоенная его словами.

— Дело не в практичности, а в интуиции. Будь я человеком практического ума, я бы не посвятил себя медицине.

Он направился к двери, и его старческое тело под действием собственной тяжести, казалось, оседало на каждом шагу. Но у порога он еще раз обернулся. Усталые серые глаза чуть заискрились, когда он сказал:

— Ведь и вы когда-то любили, миссис Дэйл?

— Да, — ответила она.

— Вы помните, что вы тогда переживали?

— Да.

— Так будьте же благоразумны. Постарайтесь вспомнить ваши собственные чувства, ваше собственное поведение. Вполне вероятно, что вам никто не ставил преград. А она этого не может сказать про себя. Она готова сделать ошибку. Мы хотим воспрепятствовать этому, и нет сомнения, что нам это удастся. Будьте же терпеливы. Ведите себя спокойнее. Поступайте по отношению к другим так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами.

Шаркая ногами, он прошел через веранду и спустился по широким ступенькам к ожидавшей его машине.

— Мама, — сказала Сюзанна после ухода доктора Вули, когда миссис Дэйл зашла к ней, чтобы посмотреть, не смягчилась ли она немного, и опять попросить ее не торопиться с решением. — Мама, зачем ты позоришь себя и меня? Для чего тебе понадобилось рассказывать все доктору Вули? Этого я тебе никогда не прощу. Я не считала тебя способной на это. Я думала, у тебя больше гордости, больше собственного достоинства.

Надо было видеть Сюзанну в эту минуту, когда она стояла в своем просторном будуаре, спиной к овальному зеркалу туалета и лицом к матери, чтобы понять, чем она приворожила Юджина. Комната была вся залита ярким солнцем, и девушка в своем белом с голубым утреннем платье казалась на этом фоне лучезарной и легкой.

— Пойми, Сюзанна, — сказала миссис Дэйл совсем убитым голосом, — я просто не могу больше. Нужно же мне с кем-нибудь посоветоваться. Ведь я совершенно одна, если не считать тебя, Кинроя и детей, — в разговоре с Сюзанной и Кинроем она называла Адель и Нинетту детьми, — а им мне, конечно, не хотелось бы говорить. Ты всегда была единственным человеком, с которым я делилась. Но раз ты пошла против меня…

— Вовсе я не иду против тебя, мама!

— Ах, вот как. Но не будем об этом говорить, Сюзанна. Ты разбила мне сердце! Ты меня буквально убиваешь. Мне необходимо было с кем-то посоветоваться. Доктор Вули наш старый друг. Он такой славный и отзывчивый.

— Ах, мама, я знаю, но к чему все это? Какая может быть польза от его слов? Разве он может меня переделать? Просто ты рассказываешь обо всем человеку, которому совершенно незачем это знать.

— Но я думала, что он может оказать на тебя влияние, — взмолилась миссис Дэйл. — Я думала, что ты послушаешься его. О боже, боже! Как я устала! Лучше бы мне не дожить до этого!

— Ну вот, опять ты начинаешь, мама, — уже более мягким тоном сказала Сюзанна. — Я не понимаю, почему ты в таком отчаянии. Я собираюсь устраивать свою жизнь, а не твою. Ведь это я так буду жить, а не ты.

— Разумеется, но то-то и пугает меня. Что у тебя за жизнь будет, если ты это сделаешь, если ты себя погубишь? Пойми только, что ты задумала, какой тебя ждет ужас! Никогда ты не будешь с ним жить, он слишком стар для тебя и слишком избалован женщинами, ему нельзя верить. Он скоро тебя разлюбит и ты останешься одна — незамужняя женщина, возможно, с младенцем на руках, отверженная обществом. Куда ты тогда денешься?

— Мама, — спокойно сказала Сюзанна, и ее розовые губы раскрылись, как у ребенка, — я обо всем этом думала. Я прекрасно все понимаю. Но мне кажется, что вообще из-за этого поднимают слишком много шуму — и не только ты, но и другие. Ты предусматриваешь все, что только может случиться, но ведь не всегда это случается. Я убеждена, что многие так поступают, и никто не придает этому такого значения.

— Да, в книгах, — сказала миссис Дэйл. — Я знаю, откуда это у тебя. Просто начиталась романов.

— Пусть так, но все равно будет по-моему. Я твердо решила. Пятнадцатого сентября я перееду к мистеру Витле, и лучше бы ты теперь же с этим примирилась.

Разговор происходил десятого августа.

— Сюзанна, — сказала миссис Дэйл, не сводя с дочери пристального взгляда, — я никогда не поверила бы, что ты способна говорить со мной таким тоном. Ничего подобного ты не сделаешь! Как ты можешь быть такой упрямой? Откуда в тебе это железное упорство? Так, значит, тебе безразлично все, что я сказала про Адель, и Нинетту, и Кинроя? Неужели у тебя совершенно нет сердца? Почему ты не хочешь подождать, как советует и доктор Вули, каких-нибудь полгода или год? Почему ты очертя голову решаешься на эту сумасбродную затею? Ведь это такой безумный, дикий эксперимент. Ты, в сущности, даже не дала себе труда подумать, у тебя не было на это времени.

— О нет, мама, я очень много думала. Я знаю, что делаю. Я говорю: пятнадцатого сентября, так как обещала Юджину, что не заставлю его ждать дольше, и я сдержу свое обещание. Я хочу уйти к нему. Уже прошло целых два месяца с тех пор, как мы с ним впервые об этом заговорили.

Миссис Дэйл передернуло. Ей и в голову не приходило уступить дочери, но этот срок, который с такой решительностью поставила Сюзанна, показывал, что надо действовать, не теряя ни секунды. Ее дочь ненормальна, вот и все. Времени оставалось в обрез. Необходимо было увезти Сюзанну — лучше всего за границу — или же запереть где-нибудь, причем сделать это так, чтобы не слишком восстановить ее против себя.