Онлайн чтение книги Гордое сердце
Глава вторая

Аризона. Сентябрь, 1865 год

Встревоженный Маккензи круто осадил коня. Сжимая в руке ружье, спрыгнул и наклонился, рассматривая примятую траву. Так и есть! Апачи… Пронеслись лавиной на своих неподкованных мустангах. Промчались совсем недавно. То, что небольшие единичные банды до сих пор зверствуют на юге Аризоны, было ему известно, но сейчас он понимал, что их число угрожающе возросло. Сгруппировались, и медлить опасно. Вырежут всех. И поселенцев, и гарнизон на реке Чако. Да и собственная жизнь под угрозой.

Уже через секунду Маккензи знал, что надо делать. В форт Дефайенс, где штаб генерала Вейкфилда, он поедет позже. Сначала следует предупредить о грозящей опасности гарнизон в форте Чако. Конечно, едва ли ему там поверят. Сержант Питерс и его друг-приятель Террелл наверняка отмахнутся. Лейтенант Пикеринг с его куриными мозгами тоже. Все они на дух не переносят любого, в чьих жилах течет хоть капля индейской крови. Но ничего не поделаешь! Он — разведчик, он на службе.

Вскочив в седло, Маккензи вытер пот со лба. Солнце палило нещадно. Переждать бы, но надо торопиться. Он пустил коня галопом. Если не принять необходимые меры, форт вряд ли устоит, когда налетит армада апачей.

Слово «форт» у многих вызывает представление о массивной крепости с амбразурами, бастионами, зубчатыми стенами — словом, о мощном укреплении. Однако постройки, опоясывавшие гигантской цепью Соединенные Штаты во времена пограничных войн, представляли собой временные деревянные сооружения. Они обходились дешево, и их не жаль было покидать, если к тому вынуждали обстоятельства.

Теперь представьте себе сотню-другую солдат внутри форта. В голубых мундирах с белыми отворотами — пехотинцы, в темно-синих мундирах с красными кантами — артиллеристы, в темно-зеленых — карабинеры, а те, что в эффектных мундирах желтых тонов, — драгуны.

По территории слоняются женщины. Это либо их жены, либо прачки, среди которых несколько смуглых скво. Тут же бегают ребятишки. Иногда проходят стремительной походкой офицеры в темно-синих тужурках. Попадаются и лица в гражданском платье. Это приезжие и вольнонаемные служащие форта. Мелькают маркитанты, торговцы, погонщики, мясники, проводники, охотники, а также слуги — метисы, мулаты или мирные индейцы.

И над всем этим развевается американский флаг — белые звезды на голубом фоне.

Вот такую картину увидел Маккензи, когда подъехал к воротам форта. Он приостановил коня, решив чуть-чуть передохнуть. Почти две недели разведчик генерала Аиры Вейкфилда проводил рекогносцировку, как всегда в одиночку, и смертельно устал. Он терпеть не мог зависеть от кого бы то ни было, нести ответственность за других тоже не любил, поэтому не раз отвергал предложение генерала возглавить отряд разведчиков, мотивируя свой отказ тем, что порой не только офицеры, но и рядовые не желают ему подчиняться. Он — полукровка, и этим все сказано!

Маккензи приподнялся в стременах и сел поудобнее. Кожаные штаны заскорузли от пота и жали в паху. Охотничью куртку из оленьей кожи он давно сменил на хлопчатобумажную рубашку. В ее распахе виднелся шейный платок. Пропитанный потом, он напоминал грязную тряпку.

Маккензи провел ладонью по лицу. Здорово, однако, отросла щетина. Пикеринг уж точно смерит его презрительным взглядом!

Комендант форта Чако лейтенант Ивен Пикеринг целиком зависел от мнения своих подчиненных, несмотря на то что являлся выпускником Вест-Пойнта и мог бы иметь собственное суждение, основанное на знаниях, полученных в одном из лучших учебных заведений Соединенных Штатов.

Военное училище располагалось на юго-востоке штата Нью-Йорк, на реке Гудзон — в самом центре Америки, однако ни руководители государства, ни отцы церкви были не властны над ним. В Вест-Пойнте не благоволили к знатным или богатым, и там не было отстающих. Даже сын президента был бы исключен из училища, если бы плохо учился. В Вест-Пойнте давались подлинные знания, и их необходимо было усвоить, иначе неминуемо грозило исключение.

Выпускник Вест-Пойнта считался человеком, достойным занимать высшие должности в государстве, умеющим руководить и командовать и при этом способным к повиновению и точному выполнению порученного дела.

Пикеринг поневоле оказался усердным учеником. Им овладело желание сделать военную карьеру. И когда после окончания училища он получил назначение в форт Чако, то, можно сказать, из кожи вон лез, чтобы вверенный ему гарнизон считался образцовым. Но не каждый умеет руководить, здраво и объективно оценивать обстановку и, приняв единственно правильное решение, выполнять его без оглядки на других. Пикеринг очень часто проявлял нерешительность. Когда же ситуация на границе осложнилась, было решено прислать в форт более опытного коменданта. Однако получилось так, что его неожиданно вызвали в Вашингтон.

Что ж, придется иметь дело с этим рохлей, подумал Маккензи и вздохнул. Ладно, попарится в бане, переночует здесь, а рано утром тронется в путь.

Внутренне собравшись, он въехал в ворота.

— Да не верю я этому! — рявкнул тучный сержант в синей форменной тужурке. — Апачи терпеть не могут друг друга. А ты заладил, мол, объединились и теперь все заодно.

— А вы не допускаете, что вас они ненавидят еще больше? — возразил Маккензи с обычным хладнокровием.

— К тебе, конечно, они относятся иначе. — Сержант Питерс осклабился.

— Сейчас не обо мне речь. Ваше счастье, сержант, что вы меня мало волнуете! — сказал Маккензи с расстановкой.

— Краснокожий ублюдок! — прошипел Питерс, побагровев от злобы.

Лишь по напрягшимся на лице Макензи желвакам было понятно, что его слова услышаны. Разведчик оглянулся на лейтенанта.

— Поступайте как знаете. Я предупредил. Доложу обо всем генералу Вейкфилду. Вероятнее всего, апачи готовятся выступить единым фронтом, и это будет не мятеж, а кое-что похлеще. Считаю, фермерам-поселенцам следует укрыться на территории форта.

Лейтенант Пикеринг перевел взгляд с высокого худощавого разведчика на грузного сержанта. Получая назначение, он был предупрежден, что к мнению Питерса придется прислушиваться. Но сержант не особенно нравился ему, заносчивый же индеец вызывал раздражение. А как выглядит! Небритый, грязный… Пикеринг понятия не имел, что последние две недели разведчик проводил в седле по девятнадцать часов в сутки. И почему только этот выскочка пользуется неограниченным доверием генерала Вейкфилда? — подумал он и, глядя на Маккензи в упор, отчеканил:

— Я не стану отдавать распоряжений о перемещении поселенцев с их ранчо в расположение гарнизона. Это ваши домыслы, а люди могут потерять годами нажитое добро.

— Но уж жизнь-то точно сохранят! — обронил разведчик. Его гортанный шотландский акцент заметно усилился, что случалось в минуты крайнего возбуждения.

— Между прочим, командую здесь я, а не вы, — отрубил лейтенант.

— Не я, — отозвался Маккензи тоном, в котором без труда угадывался сарказм. — И мне это хорошо известно.

Питерс и Пикеринг переглянулись и одновременно кинули на разведчика недобрый взгляд.

— Как и то, — продолжил Маккензи, — что, если погибнут люди, вам придется держать ответ перед генералом.

— А ты не так прост, как кажешься. Надеешься, что твои соплеменники поживятся на брошенных ранчо? — усмехнулся Питерс.

— Это вы серьезно?

— Вполне.

Маккензи смерил его взглядом с головы до ног и решительной походкой направился к дверям, бросив на ходу:

— Ну и тупица же вы, Питерс! — Он обернулся к Пикерингу: — А вы, лейтенант, окажетесь в идиотском положении, если намерены бездействовать. На рассвете я уезжаю.

Питерс схватил Маккензи за плечо.

— Как ты смеешь меня обзывать, грязный индеец! Да я из тебя сейчас всю душу вытрясу…

Маккензи спокойно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Пикеринга.

— Лейтенант, вы свидетель, я не хотел затевать свару. Ни сейчас, ни прежде. Сержант для меня — пустое место. Пусть оставит меня в покое. Я иду в баню, а на рассвете уеду.

— Сержант Питерс! — властно прикрикнул Пикеринг.

Как бы его подчиненные не разделались с этим Маккензи, тогда уж точно не избежать нагоняя от генерала. А если Маккензи убьет сержанта, то и того хуже. Кто из этих двоих одержит верх в схватке, сомневаться не приходится. Всем известно, какой вояка этот Питерс!

— Черт побери, сэр! — Питерс распалился не на шутку. — Не мешало бы поучить краснокожего наглеца хорошим манерам.

В ответ Маккензи саркастически ухмыльнулся.

Оскалился точно волк, подумал Пикеринг. Он был в душе согласен с сержантом, но все же благоразумие взяло верх:

— Отпустите его!

Питерс неохотно повиновался. Маккензи не оглядываясь вышел на улицу и зашагал к бане.

— Всему свое время, сержант, — заметил Пикеринг вполголоса. — Хорошенько проучить его стоит, но только не на территории форта.

— Даю слово, прикончу краснокожего ублюдка! — пообещал Питерс.

Он клокотал, он метал громы и молнии… И взбесился еще пуще, когда, придя домой, понял, что ужин не готов и его никто не ждет. И где только шляется его доченька? Питерса охватила жалость к себе. Некому о нем позаботиться. Он просто мученик, а этот недотепа Пикеринг печется только о своей карьере. Эллен же так и липнет к мужикам, ко всем без разбору. И кого подцепила теперь? Рядового? Офицера?

Схватив с захламленного стола бутылку, он жадно глотнул. Ну попадись она ему, изобьет до полусмерти!

Маккензи обрадовался, когда увидел, что в бане никого нет. Он позвал пожилую скво, дал ей немного денег и попросил натаскать и нагреть воды. Сам он был не в состоянии это сделать — сказывались дни и бессонные ночи, проведенные в седле.

Смыв с себя грязь и пот, он погрузился в чан с горячей водой. Кошмарное напряжение спало — он расслабился.

Пожалуй, не стоит оставаться здесь на ночь. К чему лишние волнения? Питерс не успокоится. Слово за слово, и не оберешься неприятностей. А все его язык! Нет бы промолчать. Но, с другой стороны, надо было поставить Питерса на место. Черт возьми, какие же они недоумки! И сержант, и лейтенант… С дураками вообще опасно дело иметь. Ну хорошо, помоется и не мешкая отправится к Вейкфилду. Генерал, скорее всего, отдаст приказ эвакуировать поселенцев. Не опоздать бы! Иначе люди падут жертвами кровавой бойни. Господи, как же он устал! Представить страшно, что опять придется трястись в седле.

Маккензи не услышал, как скрипнула дверь и кто-то бесшумно проскользнул в баню. Он был в полудреме. Когда чья-то рука коснулась груди, он очнулся.

Маккензи поднял глаза и увидел Эллен Питерс. Она стояла возле чана, гладила его плечи, спину и с зазывной улыбкой пожирала его глазами. Ее намерения не оставляли сомнений. Он резко оттолкнул ее руку.

— Мы здесь одни, нас никто не услышит, — прошептала Эллен.

Ее рука снова потянулась к его мускулистой груди, а в глазах мелькнуло откровенное желание.

С минуту Маккензи молча смотрел на нее. Вот ведь привязалась! Стоит ему появиться в гарнизоне, как она буквально не дает прохода. Конечно, дурнушкой ее не назовешь, но все-таки есть в ней что-то отталкивающее. Поговаривают, будто она весьма доступная особа и столковаться с ней — проще простого. Вот только бешеный характер отца сводит на нет все мимолетные связи этой девицы.

Маккензи старательно избегал ее. Он вообще был убежден, что ни одна женщина не оправдывает причиняемых ею хлопот и волнений.

Завернувшись в полотенце, он поднялся в полный рост.

— Нечего вам здесь делать, мисс Питерс. — Маккензи говорил как можно спокойнее, надеясь, что его сдержанный тон ее образумит. — Отцовского гнева не побаиваетесь?

— Пошел он к черту! — отрезала Эллен. — Для папашки я всего-навсего служанка.

Она дернула за полотенце, и не успел Маккензи опомниться, как ее руки начали ласкать его мужскую плоть.

— Я хочу тебя! — простонала она громким шепотом.

Почувствовав, что его естество откликается на ее прикосновения, Маккензи потянулся за своими кожаными штанами.

Она опять подалась к нему, мешая одеться.

— Нет! — бросил он резко. — Прошу вас, уходите.

— Отвергаешь? Меня? — прищурилась Эллен, не веря своим ушам. Растянув губы в злобной ухмылке, она повысила голос: — Да ты должен благодарить меня только за то, что я дотронулась до тебя, вонючий… — И она непристойно выругалась.

Не глядя на нее, Маккензи одевался. Его спокойствие лишь подлило масла в огонь: мисс Питерс выкрикивала грязные ругательства все громче. Маккензи понял, что попал в ловушку. Шагнув к ней, он сказал:

— Успокойтесь!

Она не унималась, и тогда он закрыл ей рот ладонью. Эллен впилась в нее зубами. Маккензи схватил ее за плечо, стараясь оттолкнуть. Эллен истошно завопила, и сразу же возникло ощущение, что они в бане уже не одни.

Маккензи быстро обернулся. На пороге стоял сержант Питерс.

— Папочка, он хотел меня изнасиловать! — зашлась в крике Эллен.

— Она лжет! — спокойно произнес Маккензи и, отшвырнув девицу в сторону, в упор посмотрел на ее отца.

Тот, каменея лицом, уже расстегивал кобуру.

Сейчас пристрелит, мелькнула молнией догадка. Схватив со стола нож, Маккензи метнул его в сержанта.

В тот же миг раздался выстрел. Помещение бани заволокло дымом. Заголосила Эллен. Спустя мгновение ворвались солдаты. Маккензи вступил с ними в рукопашную, но силы оказались неравными. Питерс привел с собой роту солдат. Маккензи сбили с ног, и посыпались удары сапогами по голове, ребрам, животу. С особым остервенением солдаты пинали его по ягодицам, стараясь побольнее ударить в промежность.

А потом глаза застлала красная пелена, и Маккензи провалился в кромешную тьму.

Он медленно приходил в себя. Голова раскалывалась. Малейшее движение причиняло адскую боль. Маккензи долго не мог понять, где он.

Постепенно глаза освоились с темнотой. Вокруг тюки, коробки, свертки… Понятно! Он на складе.

Маккензи попытался привстать, но не смог. Ясно! Его связали. Сделав попытку дотянуться ладонью до лица, он скрипнул зубами от боли. Веревки, туго стягивавшие запястья и щиколотки, были перехвачены третьей веревкой. Не имея возможности распрямиться, Маккензи попробовал ослабить путы на запястьях, но тотчас острая боль полоснула грудную клетку.

Минуту он лежал не шевелясь. Было тихо. Снаружи не доносилось ни звука. Он напряг слух, но услышал лишь собственное прерывистое дыхание. Интересно, что сейчас — день или ночь? Дотянись он ладонью до лица, смог бы по отросшей щетине определить, как давно здесь валяется. Как только пришел в баню, сразу побрился. Сколько времени прошло? Часа четыре? Восемь? Может, больше? Неужели он убил Питерса?

Маккензи припомнил все, что происходило перед тем, как он потерял сознание. А может, все-таки Питерс остался жив? Вряд ли… Стреляя из ружья, он редко когда промахивается, а уж кидая нож, всегда попадает в цель.

Втянув в себя воздух, Маккензи ощутил запах крови и пота. Нда!.. Кажется, провалялся в беспамятстве не час и не два, а гораздо дольше.

В горле першило. Ужасно хотелось пить. Он пошевелился, и сразу же веревки врезались в кровоточащие раны. Забудь о боли и жажде! — приказал он себе. Это можно вытерпеть, а вот убийство сержанта американской армии будет стоить головы. А эта Эллен Питерс… Как она бесновалась! Он, видите ли, хотел ее изнасиловать. Пожалуй, ему не избежать виселицы. Даже Вейкфилд теперь его не спасет. Впрочем, не в его привычках ждать от кого-то помощи. В жизни следует полагаться лишь на самого себя. Это он давно понял. И на этот раз сумеет за себя постоять.

Не обращая внимания на адский огонь, полыхавший в растертых до живого мяса запястьях, Маккензи дотянулся зубами до веревок, стягивающих щиколотки, и, прижав колени к груди, стал перегрызать узлы.

Ну все! Кажется, его карьере пришел конец, с ужасом думал Пикеринг. У него в гарнизоне убийство и изнасилование. Преступник — лучший разведчик генерала. И сержант Террелл жаждет крови, потому что Питерс был его ближайшим другом.

— Вздернуть, и дело с концом! — требовал Террелл с пеной у рта. — Уж я заставлю его подольше помучиться.

Пикеринг нервно метался по комнате. То, что Маккензи виновен, не вызывало сомнений. Эллен, обливаясь слезами, поведала ужасную историю от начала и до конца. Ей понадобилось мыло, и она пошла в баню. Она и понятия не имела, что там кто-то моется. Грязный индеец схватил ее, хотел изнасиловать… Тут подоспел отец, бросился к ней на помощь… и вот зверски убит, заколот прямо на ее глазах. Полюбуйтесь, какие у нее синяки на руках!

Несмотря на ее дурную репутацию, ей поверили. Повесить мерзавца! Пусть другим дикарям неповадно будет.

Да, но самосуд?

Нет, пускай генерал сам разбирается со своим любимчиком, размышлял Пикеринг.

— Лейтенант, ну так что? — прервал Террелл затянувшуюся паузу.

За его спиной топтались солдаты, готовые немедленно линчевать краснокожего. Им было абсолютно все равно, к какому племени принадлежит Маккензи — шошонов, апачей… Индеец есть индеец. Они помнили своих зверски убитых индейцами товарищей.

— Не получится, — сказал Пикеринг. — Я отправляю мерзавца в форт Дефайенс, пусть его там судят.

Лицо Террелла перекосилось от злобы.

— К чему это? Натворил тут ужас что, теперь пускай за все отвечает, — процедил он сквозь зубы.

— Никакого самосуда! — повторил Пикеринг. — Хотите — везите его в форт Дефайенс сами, но помните: он должен быть доставлен туда живым.

— Может, едва живым? — прищурился Террелл.

Пикеринг пожал плечами.

— Отвечать в любом случае придется вам.

— А если индеец попытается удрать?

— Сержант, уясните себе, я сказал, что его нужно доставить в форт Дефайенс живым. Не хватало мне еще объясняться с генералом.

— Ну и проучу же я этого ублюдка Маккензи! Пожалеет не раз, что сразу не подох, — произнес Террелл с угрозой в голосе.

Пикеринг внимательно посмотрел на него.

— Пожалуй, я тоже поеду с вами. Сержант О'Хара прекрасно справится здесь один. Подберите группу в тридцать солдат. Вдруг Маккензи не соврал насчет апачей? В форт Дефайенс отправляемся послезавтра.

Террелл побагровел от гнева. Контроль над ним? Этот умник из Вест-Пойнта дрожит за свою карьеру. Опасается генеральского разноса. А ему наплевать, ему даже Вейкфилд не сможет помешать. Суд приговорит генеральского разведчика к повешению. Ну и что? Легкая смерть. Нет, пускай ублюдочный индеец помучается, покорчится… Он уже решил было расправиться с этим Маккензи по дороге. Подобрал бы надежных солдат… Таких, что не проболтаются. И вот на тебе! Ладно, обдумает все заново, но так или иначе сделает по-своему.

— Вы свободны, сержант! — отрывисто бросил Пикеринг.

Представив себе изнуряющее путешествие под палящим солнцем, лейтенант вздохнул, сел за стол и принялся просматривать составленное против Маккензи обвинение. Да, не позавидуешь разведчику! Хорошенький сюрприз ожидает и генерала. Пусть Террелл вытворяет с арестованным что хочет, но доставить арестанта в форт Дефайенс живым просто необходимо.

Дверь распахнулась, и Маккензи ослепил яркий солнечный свет. Всмотревшись, он узнал Террелла. Справа от сержанта стоял солдат с ружьем, слева — гарнизонный кузнец с цепями и наручниками.

Ах ты черт! Похоже, судьба отвернулась от него. Еще пара минут, и он освободил бы руки, и тогда…

Наклонившись, Террелл стал разглядывать разодранные зубами веревки. Потом выпрямился и, растянув губы в недоброй ухмылке, произнес:

— Проклятые индейцы! Сожрут все что угодно. Посмотрим, одолеешь ли ты железную цепь.

Он обернулся к кузнецу и приказал:

— Заковать его в наручники, да покрепче! Боль пульсировала в каждой клеточке, но Маккензи сел, из последних сил стараясь держаться с достоинством. Запястья обхватили железные обручи. Припомнив старинный трюк, разведчик повернул кисти рук таким образом, чтобы остался маленький зазор. Он будет долго, терпеливо ждать, но рано или поздно сумеет освободить руки.

Кузнец подхватил цепь и направился к стене, чтобы ввернуть кольцо.

— Отведи его сначала в сортир, — ухмыльнулся Террелл, — а уж потом прикуешь.

Кузнец перерезал веревки на щиколотках. Маккензи с трудом поднялся. Террелл смотрел на него со злобной улыбочкой.

— Небось пить хочешь, индейское отродье?

Маккензи стоял, слегка покачиваясь, глядя прямо перед собой. Террелла он не удостоил ответом.

Взбешенный отрешенным видом разведчика, Террелл процедил сквозь зубы:

— Да ты на коленях станешь умолять, чтобы я прикончил тебя. Послезавтра по твоей милости мы отправляемся в форт Дефайенс. Посмотрю, как ты весь путь протопаешь пешочком.

У Маккензи на лице ни один мускул не дрогнул. Террелл взбесился еще больше.

— Дай ему капельку воды, только чтобы смочить губы, — обернулся он к солдату с ружьем. — Говорят, индейцы неделями могут обходиться без воды. Проверим, так ли это.

Эйприл Мэннинг удивленно смотрела на лейтенанта Пикеринга. Она, конечно, не ждала, что ее примут с распростертыми объятиями, но и на столь решительный отказ совсем не рассчитывала.

У нее с собой был официальный документ за подписью генерал-майора из Вашингтона, где предписывалось армейским частям оказывать всяческую помощь миссис Мэннинг и ее сыну на пути следования в форт Дефайенс. Отец загодя позаботился об этом. Ее девичья фамилия, естественно, не упоминалась, поскольку Эйприл чувствовала себя неловко, когда одно лишь упоминание о том, что она дочь генерала Вейкфилда, вызывало чрезмерную учтивость и подобострастие. Вполне достаточно указать, что она — жена офицера, сложившего голову в бою. В конце концов, она — вдова. Осталась без мужа, с маленьким ребенком на руках. Теперь возвращается домой. Разве одного этого мало, чтобы проявить участие? А этот молоденький лейтенант, похоже, не нюхавший пороху, не хочет войти в ее положение, отмахивается от нее как от прокаженной.

— Нет, не могу. Это слишком опасно, — повторил он в который раз.

Эйприл уже выяснила, что на следующее утро в штаб отца отправляется военный отряд, поэтому спросила:

— Даже в сопровождении вооруженных солдат?

Пикеринг насторожился. Эта женщина определенно со связями. Вот и бумаги подписаны важным чином. Если ей станет известно о чрезвычайном происшествии у него в гарнизоне, она расскажет обо всем своим высоким покровителям, и тогда уж его карьере точно наступит конец. Но выбора не оставалось. Лейтенант решился наконец объяснить, в чем дело:

— Мы конвоируем опасного преступника, над которым в форте Дефайенс состоится суд. Для такой леди, как вы, это не совсем подходящая компания, — добавил он в надежде ее отговорить.

Но Эйприл решила стоять на своем.

— Мне кажется, — сказала она, — отряд американских солдат, помимо охраны одного арестованного, способен взять под защиту меня и моего сына. Или я ошибаюсь?

Пикеринг чертыхнулся про себя. Какая настырная! Он скользнул по женщине взглядом. В другое время стоило бы, конечно, приволокнуться за ней. Очень мила, несмотря на дорожное платье с глухим воротом и длинными рукавами. Красивые золотистые волосы, стянутые узлом чуть ниже затылка, синие глаза под цвет платья. Вот только взгляд какой-то не женский. Чересчур прямой, что ли? Не знаешь, как вести себя с ней.

— Так и быть, — согласился он неохотно. — Вы и ваш сын поедете в фургоне вместе с мисс Питерс. Она… — он запнулся, — главный свидетель обвинения.

— Вот и хорошо! Я постараюсь оказать ей поддержку, — тихо сказала Эйприл, подумав, что лейтенант почему-то скрытничает, хотя все вокруг только и говорят о том, что случилось с этой девушкой.

Ужасное происшествие! Бедняжка чудом вырвалась из рук насильника, да еще и отца потеряла. Эйприл прониклась состраданием к несчастной. Она не забыла, как сама переживала, когда умерла мать.

А что касается убийцы, то он ведь под надежной охраной. Стоит ли его опасаться? Эйприл не могла взять в толк, чем вызвано упорство Пикеринга. Она покосилась на лейтенанта. В чем, собственно, дело? Почему на его лице застыла кислая мина? Эйприл терялась в догадках.

Им с Дэйви отвели чистую комнату в офицерском блокгаузе. Они умылись, привели себя в порядок.

А когда поели и немного отдохнули, Дэйви заявил, что надо немедленно осмотреть окрестности. Желая сделать ему приятное, Эйприл сразу же согласилась. Взявшись за руки, они вышли из душного помещения и направились к реке.

Солнце садилось, заметно свежело. Дэйви убежал вперед. Эйприл шла следом. Внезапно она остановилась. Два солдата в голубой форме вели какого-то оборванца. Его руки были скованы цепью, конец которой солдаты то и дело дергали то в одну сторону, то в другую. Мужчина, весь в кровоподтеках, спотыкался, а солдаты громко смеялись. Когда они поравнялись с Эйприл, последовал особенно сильный рывок, и мужчина упал прямо у ее ног.

Эйприл попятилась. Она стояла и смотрела, как он силится подняться. На мгновение их взгляды встретились, и выражение его глаз поразило ее до глубины души.

Никогда прежде Эйприл не видела таких глаз. Темно-серые, проникновенные, они в то же время казались непроницаемыми. Не пустыми, нет! Она даже успела ощутить за какую-то долю секунды их безграничную глубину.

Эйприл отвела взгляд, а когда снова посмотрела на него, его глаза уже не отражали ничего, кроме полнейшей апатии.

Солдаты опять загоготали, и Эйприл вдруг воспылала ненавистью к ним, не понимая, чем вызвана такая острая неприязнь.

А этот мужчина в кандалах, подумала она, должно быть, тот самый преступник, который сначала пытался обесчестить невинную девушку, а потом хладнокровно заколол ножом ее отца, сержанта американской армии. Эйприл шагнула в сторону, обдав его ледяным взглядом.

Губы арестанта в тот же миг искривила едва заметная мрачная усмешка. Поднявшись с земли, он повернулся к ней спиной и гордо расправил плечи.

Эйприл изумилась. Это что, уязвленное самолюбие? Но если он убийца и насильник, о каком чувстве собственного достоинства может идти речь?

Она долго смотрела ему вслед. Наконец солдаты втолкнули арестанта в деревянный сарай и вошли туда сами. Через пару минут вышли, заложили дверь на щеколду и повернули ключ в замке.

Эйприл поежилась будто от озноба. Ее охватило странное, тревожное чувство. Покусывая губу, она помедлила, а потом позвала Дэйви, и они вернулись к себе, в свое временное пристанище.

Спустя час, когда Дэйви уснул, Эйприл вышла из комнаты и зашагала по длинному коридору в противоположный конец блокгауза. Она знала, что там расквартированы семейные офицеры, и надумала нанести визит Эллен Питерс. Во-первых, надо познакомиться с попутчицей, а во-вторых, выразить свое сочувствие.

Что-то сразу показалось ей в Эллен фальшивым. Когда она протянула руки, желая обнять бедняжку, приласкать, утешить, та отшатнулась и попятилась. Немудрено, подумала Эйприл, столько всего пережила, тут уж не до объятий.

Но стоило появиться Терреллу, как Эллен со всех ног кинулась к нему и защебетала. Что ж, это тоже объяснимо! Друг семьи… Но, увидев ее глаза, Эйприл поразилась. Они сияли, в них не было и следа печали или горя.

В этой компании Эйприл с каждой минутой чувствовала себя все более неуютно. Почему-то вспомнился дом Мэннингов в Бостоне. Та же самая атмосфера недружелюбия, скорее даже ненависти. Там, на Севере, ненавидят южан, здесь — индейцев. Всех без исключения.

Хорошо, что она уложила Дэйви спать, размышляла Эйприл. Разговор, который затеяли Эллен с Терреллом, совсем не для детских ушей. Твердят одно и то же: надо отомстить, убить проклятого краснокожего. Вспомнились спокойные серые глаза обвиняемого. Невольно она сравнила их с хитрыми и злыми глазами Эллен. Здесь что-то не так. Неизвестно, кто тут жертва, кто злодей. Перестань, Эйприл! — одернула она себя. Незачем делать из убийцы мученика. Его вина ни у кого не вызывает сомнений. А если манеры девушки пришлись тебе не по душе, то это ровным счетом ничего не значит. О человеке вообще нельзя судить по внешнему виду, а Эллен Питерс столько пережила! По крайней мере в этом сомневаться не приходится.

Между тем сержант Террелл, решив, что Эйприл полностью разделяет его взгляды, разоткровенничался и стал посвящать ее в свои планы. Этого выродка Маккензи он заставит помучиться в пути. Не даст ни капли воды. Посмотрим, сколько тот продержится, хотя говорят, будто индейцы выносливы и могут обходиться без воды неделями. Террелл явно не видел выражения лица Эйприл, потому что, заливаясь хохотом, продолжал рассказывать, каким образом намеревается проучить краснокожего ублюдка. Когда до форта Дефайенс останется всего ничего, вздернет этого Маккензи на пару минут, заставит просить пощады. Если, конечно, тот еще раньше не подохнет.

Боже, какой гнусный замысел! — содрогнулась Эйприл. Так вот какая поездка им уготована… Дэйви станет свидетелем жестокости и насилия. Нет, этому не бывать! Утром она расскажет лейтенанту Пикерингу обо всем, что услышала. Кстати, уж не потому ли он так долго не соглашался захватить их с собой? Что ж, в крайнем случае придется сообщить, что она дочь генерала Вейкфидда.

Всю ночь Эйприл не сомкнула глаз. Как наяву видела лицо арестанта в кровоподтеках, пятна засохшей крови на одежде. Вспоминала его горделивую осанку. С каким достоинством он держался!

Чутье подсказывало ей, что мужчина с такими честными глазами и горделивой осанкой не может быть хладнокровным убийцей. Террелл называл его Маккензи. Где она слышала эту фамилию? Ну да, конечно! Отец упоминал о нем в одном из писем. «Маккензи, мой разведчик, — удивительный человек. Самолюбивый, независимый и одинокий, вернее, без привязанностей. Но я во всем на него полагаюсь, ибо он человек слова».

Но вот она узнала о Маккензи такое, что просто не верится. Как все это совместить? Отец, именно он, должен разобраться, что к чему. А она сделает все, что в ее силах, но расправы не допустит.