Онлайн чтение книги Горная кошка
Глава 17

Открыв дверь, Лем Саммис вошел в двухэтажное деревянное здание и, пройдя пять шагов, остановился, всматриваясь в окружавших его со всех сторон животных и птиц: оленей, гусей, орлов, бурундуков, кроликов, лосей, медведей, кугуаров. Но все они были лишь набитыми опилками чучелами, а потому Лем Саммис, особенно не задерживаясь, проследовал в дальний конец обширного помещения, где за перегородкой наконец обнаружил того, кого искал.

— Я трижды посылал за вами, — проворчал Саммис.

Сидевший у рабочего стола Куинби Пеллетт поднял голову. За последние дни в волосах у него прибавилось седины и он сгорбился еще сильнее.

— А мне в высшей степени безразлично, — заявил он спокойно. — Посылайте хоть тысячу раз.

Послушайте, Куин, сердито проговорил Саммис, подходя ближе. — Вы всегда держались независимо. Ничего не имею против. Но когда мы сообща разрабатываем одну и ту же жилу, а в данном случае так оно и есть, то подобная позиция неуместна и от нее никому никакой пользы. Бейкер удерживает вашу племянницу в здании суда. Ему не удастся доказать, что я, или вы, или кто-то из наших родственников причастен к убийствам, но он может устроить большой скандал, прежде чем я сумею остановить его. Бейкер упорно копается в прошлом вашей сестры и, возможно, заново изучает обстоятельства ее смерти. Не оставляет он в покое и мою дочь Эми. Ворошит все, что так или иначе связано с личной жизнью и работой Чарли и Дана. Сейчас у него Клара. Сегодня утром он в течение двух часов допрашивал вас. Мне необходимо знать, что конкретно вы рассказали Бейкеру.

— Я не сказал ему ничего существенного.

— Но вы сидели у него битых два часа!

— Повторяю: я не сказал ему ничего существенного.

— Некоторое время при вашем разговоре с окружным прокурором присутствовал Франк Фелан. Я беседовал с ним.

— Если Франк сообщил вам, будто я доверил Бейкеру что-то такое, что ни вам, ни мне не хотелось бы предавать гласности, то он солгал. А на ваши приглашения я не откликнулся по очень простой причине: я больше ни с кем не хочу говорить на эту тему, даже с вами. И без того слишком много всяких разговоров.

— И слишком много стрельбы, Куин.

— Это я знаю не хуже вас.

— Вы ничего не говорили Бейкеру об Эми и Дане?

— Нет.

— И вы и впредь не станете ничего говорить?

— Не стану.

— Честное слово?

— Можете мне верить.

Около десяти секунд Саммис пристально смотрел на Пеллетта, затем молча повернулся и вышел.

Начальник полиции Франк Фелан выскочил из-за письменного стола и, приблизившись к трем городским детективам в штатском, вне себя от ярости заорал:

— Кретины несчастные! Разве я посылал вас искать иголку в стоге сена? Нет, вы должны были найти губернатора Вайоминга! Может, вас снабдить его фотографией? Мне наплевать, где он прячется или кто его прячет! Найдите его, и баста! Его хотят видеть Лем Саммис и Олли Невинс! Сколько я должен вам повторять, бестолковые обезьяны? Убирайтесь, пока я не сварил вас в кипящем масле!

Спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, троица поспешила из кабинета.

— Что вам еще нужно? — рявкнул окружной прокурор Эд Бейкер.

На стоявшего перед ним Кена Чемберса, шерифа округа Силверсайд, грубый окрик не возымел никакого действия.

— Я пришел сообщить кое-что о Скупите Харли, — сказал он, по обыкновению растягивая слова.

— А что с ним?

— Я немного понаблюдал за ним. Недавно он побывал в доме сестер Бранд на Валкен-стрит.

— Ну и что из этого следует?

— Я подумал, что вам будет полезно знать. Он пробыл там более часа. Только недавно вернулся в свою комнату.

— И почему вы решили, что мне необходимо об этом знать?

— Черт возьми! — не выдержал Чемберс. — Неужели вас выбирали только затем, чтобы избавить от всяких хлопот? Если вас не интересует, зачем Скуинт ходил к сестрам Бранд…

— С кем он там встречался?

— Я не сопровождал его под ручку в дом.

Недовольно хмыкнув, Бейкер снял телефонную трубку и коротко с кем-то переговорил. Вскоре в кабинет вошел молодой рослый сотрудник, выглядевший изрядно усталым. Бейкер спросил: известно ли ему, где обитает Скуинт Харли, и тот ответил, что неизвестно.

— Я покажу ему, — вызвался Чемберс.

— Премного благодарен, а ты, Джек, ступай с Чемберсом и доставь Скуинта Харли к нам.

— А постановление на арест имеется?

— Боже праведный, совсем запамятовал, — проговорил Бейкер с легкой иронией. — Зайди в типографию и попроси их изготовить специальное красочное приглашение.

— Ладно. Извините, что я еще осмеливаюсь дышать без спроса.

Когда Джек и Чемберс удалились, Бейкер через противоположную дверь прошел в соседнюю маленькую комнату без окон. Через застекленную крышу падал свет, мерно жужжал вентилятор. Клара сидела, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. При появлении окружного прокурора она встрепенулась и взглянула на него, прищурившись от яркого света.

— Ну как, пришли к какому-то решению? — спросил он, останавливаясь перед ней.

— Я хочу домой, мистер Бейкер.

— Я обещал отпустить вас к ужину. От вас никто не требует чрезмерных жертв. Вы же хотите, чтобы мы раскрыли преступления?

— Да, конечно.

— Но вы также сами понимаете: это практически невозможно осуществить, не сделав кому-то больно.

— Наверное.

— Вы же не станете покрывать убийцу?

— Нет, ни в коем случае.

— Тогда помогите нам, Клара, и покончим с нашим затянувшимся разговором.

Клара молча покачала головой.

— Вы не желаете?

— Я еще ничего не решила. Все это время я, кажется, проспала. Теперь я чувствую себя сносно и уже больше не усну.

— Вам принести сандвичи или еще что-нибудь?

— Нет, спасибо.

А в это время под тентом на веранде ранчо «Разбитое кольцо» в шезлонге с хромированным каркасом и надувными шинами полулежала Уинн Коулс, одетая в желтую шелковую пижаму. Рядом — небольшой столик с сигаретами, спичками, книгами и разной мелочью, без которой не обойтись молодой красивой женщине. Заслышав приближающиеся шаги, она отложила журнал и подняла голову. Под воздействием яркого солнечного света, заливавшего окрестности за пределами навеса, ее зрачки моментально сузились и приняли форму эллипсов.

— Приветствую вас, милый путник! — весело помахала она рукой. — Ваше появление — законный повод для доброго коктейля со льдом, в котором я настоятельно нуждаюсь. — Протягивая руку для пожатия, Уинн Коулс сдвинула брови. — Но боже мой, какое у вас лицо! Вы заметно осунулись! Я обещала быть в августе в Саратоге. Когда вы говорили со мной по телефону, я поняла по голосу, что у вас какое-то важное дело. Но, судя по вашему виду, речь, должно быть, идет о подлинной катастрофе.

Пододвиньте себе кресло. Вам виски или водки?

Чистое или разбавленное?

Уинн Коулс позвонила прислуге.

— Водки с содовой, — выбрал Тайлер Диллон, усаживаясь. — Моя наружность не может служить основанием для столь категорических заключений.

Это напускное.

— Значит, никакой катастрофы?

— Слава богу, пока никакой. Мне просто нужно спросить вас кое о чем. Немного информации, которая поможет молодому честолюбивому адвокату сделать карьеру.

— Чрезвычайно польщена.

Вошел слуга-китаец и, получив распоряжение относительно напитков, удалился.

— Но если вы не против, — возобновила разговор хозяйка, — то мне хотелось бы сперва самой получить кое-какую информацию. Как обстоит дело с Кларой Бранд? Священника застрелила она?

— Нет.

— Ее арестуют?

— Не думаю.

— Это уже лучше, черт бы побрал ее совсем. Самолюбива и ершиста не по годам. Сегодня утром я звонила ей три раза. Дважды она отказалась подойти к телефону, а потом заявила, что не нуждается ни в чьей помощи.

— Ее не трудно понять… Вполне естественно, — ответил Диллон, пытаясь соорудить на лице некое подобие улыбки. — Ее рупором являюсь я, собственной персоной.

— Оставьте этот легкомысленный тон, он вам совсем не идет. Я знаю: предмет вашего увлечения — младшая сестра. Влюблены по уши. Потому-то я не трачу напрасно свое время и силы на вас. Она и впрямь милая девушка. Когда вы позвонили, я подумала, что вам, возможно, нужны деньги на организацию защиты. С удовольствием внесу свою лепту.

— Спасибо, пока нет, но на всякий случай беру на заметку ваше предложение. В данный момент меня интересуют лишь некоторые события, произошедшие два года тому назад. — Диллон пристально посмотрел на нее.

— Для моей памяти — целая вечность. Вы требуете от меня подвига!

— И тем не менее давайте попробуем… В один прекрасный день вы взяли листочек белой бумаги и написали сверху слово «пума», на второй строке — «на охоте», ниже вывели число 450, а в самом низу проставили свои инициалы «У.Д.». Вы пользовались при этом черными чернилами. В то время вас звали Уинн Дурошеч.

— Неужели? О время, время, как оно быстротечно… А вот и наши напитки. — Уинн Коулс сдвинула в сторону книги и журналы, освобождая место для подноса с бокалами, и, помешав содержимое одного из них, протянула бокал Диллону. — Значит, я написала на листке слово «пума»… Именно два года тому назад я получила это прелестное прозвище. Между прочим, я должна вашей девушке бутылку хорошего вина. Если вы согласитесь отнести, она, вероятно, не откажется принять. По ее мнению, у меня пожизненный контракт с самим дьяволом.

— Вы помните эту свою записку? — спросил Диллон, пригубив из бокала.

— Помню ли я? — наморщила лоб Уинн Коулс. — Различные обстоятельства влияют на мою память, и в первую очередь неуемное любопытство. Я любопытна, как пума. Если я действительно писала упомянутую вами фразу два года тому назад, то как — черт возьми! — вы об этом узнали? И если вам уже известно содержание записки, зачем вам понадобилось ехать за тридцать миль, чтобы расспросить меня о ней?

— Мне, как адвокату, известно многое. Что же касается моих расспросов, то это, возможно, всего лишь предлог, имеющий целью замаскировать мое подлинное желание: наслаждаться великолепным коктейлем в обществе одной из красивейших и обольстительнейших женщин Америки.

— Вздор! Я видела, какими глазами вы смотрели на Делию Бранд. Как напиток? Нравится? Или слишком разбавлен?

— Нет, спасибо, как раз. И вы весьма обольстительны, о чем сами прекрасно знаете.

— Разумеется, — улыбнулась Уинн Коулс. — И я также всегда в состоянии определить, когда вы говорите искренне, а когда лукавите. А теперь относительно той фразы, якобы написанной мною на листке бумаги черными чернилами… Между прочим, какое тонкое восприятие мельчайших деталей!.. Вам придется освежить мою память и показать мне упомянутый листок с пресловутой фразой.

— Я бы с радостью, да не в моих силах.

— И почему же, позвольте узнать? Записка не у вас?

— Нет, не у меня.

— А у кого же?

— Понятия не имею.

— Где же вы ее видели?

— Я ее никогда и не видел.

— Ах вот как! — протянула Уинн Коулс с разочарованным видом. — Слушая вас, я уже, грешным делом, подумала, что вы держите записку у себя под подушкой. — Она отпила из бокала и быстро провела по губам кончиком розового языка. — Прекрасный коктейль.

— Вполне с вами согласен. — Диллон поставил бокал на столик. — Послушайте, миссис Коулс, вам явно доставляет удовольствие играть со мной в кошки-мышки, и в другое время и в иных условиях я не стал бы возражать и с удовольствием составил бы вам компанию, но сейчас дорога каждая минута, а я стараюсь прояснить очень важный момент, вот и спросил напрямик: вы помните, как писали подобную фразу на листке бумаги?

— В данный момент я ничего не помню. И прошу меня не торопить. Ведь стоит мне вспомнить, как вы сию же секунду помчитесь в суд, или в тюрьму, или куда-нибудь еще, а я пока не готова отпустить вас. Мы с вами еще по бокалу коктейля выпьем. — Уинн Коулс позвонила, вызывая прислугу. — Я страшно боюсь адвокатов. Мне всегда кажется, что они пытаются обвести меня вокруг пальца.

— Заметно, как вы дрожите.

— Конечно, вы не должны… Побольше льда, Джон… Вы не должны уж очень упрекать меня, если я снова полюбопытствую. Как я поняла с ваших слов, вы никогда не видели записку, не знаете, где она сейчас и у кого, а между тем вы так подробно ее описали, будто стояли за моей спиной, когда я водила пером по бумаге. Откуда у вас столь точные сведения?

— Я получил эту информацию от человека, который держал ее в руках и читал.

— Кто это?

— Старатель по имени Скуинт Харли.

— Где он видел эту записку?

— Рассматривал ее много раз, — ответил Диллон, стараясь не хмуриться. — Носил с собой в течение двух лет.

— Как записка попала к нему?

— Скуинт Харли ее нашел.

— И где же, если не секрет?

Диллон несколько секунд молча смотрел на Уинн Коулс, уже не пытаясь скрыть своей озабоченности, и наконец произнес:

— Ну хорошо, я вам откроюсь. Надеюсь, вы нам все-таки поможете… Скуинт Харли нашел вашу записку под телом убитого Чарли Бранда в хижине, где его застрелили.

— Боже мой! — У нее дрогнули ресницы. — Какой ужас! Записку, написанную моим почерком, нашли под трупом убитого. А вы не допускаете, что я сама совершила убийство и потом просто забыла о нем?

— Нет, не допускаю. Будь у меня хоть малейшее подозрение, я бы не пришел к вам со своими вопросами.

— Но вы стараетесь все выведать, не говоря открыто, что меня ожидает в случае моего признания. — На этот раз ее зрачки уже в тени превратились в узкие щелки, а в голосе зазвучали жесткие нотки. — Мне кажется, что я — клиентка вашей фирмы и заплатила вам вполне приличный гонорар.

— Миссис Коулс, вам не грозят никакие неприятности…

— Вы так полагаете? Нет, мистер Диллон, самое меньшее, что выпадет на мою долю, — это роль свидетельницы на сенсационном процессе об убийстве, которая меня нисколько не прельщает.

— Но я хотел лишь выяснить… совершенно конфиденциально…

— Не стоит, мистер Диллон, лукавить. Если я сознаюсь, что писала записку, найденную под телом убитого Чарли Бранда, мне неизбежно придется назвать того, кому я ее вручила. И разве вы сможете сохранить такие сведения в тайне?

— Ну, тогда я бы попросил вас…

— Выступить, конечно, в суде в качестве свидетеля, и я бы отказалась, и тогда меня вызвали бы в принудительном порядке повесткой, написанной на белой бумаге черными чернилами… Выпейте еще коктейль, он приободрит вас. — Уинн Коулс приготовила нужную смесь со льдом и подала бокал Диллону. — Но вы лишь отчасти удовлетворили мое любопытство. Объясните: как, например, золотоискатель узнал, что записка написана именно мною?

— Он этого не знал.

— Выходит, кто-то еще видел листок?

— Насколько мне известно — больше никто.

— Уж не воспользовались ли вы волшебным зеркалом? — подняла вопросительно брови Уинн Коулс.

— Я показал Харли конверт письма, который вы прислали мне, и он узнал ваш почерк. Особенно характерными ему показались очертания букв в слове «пума».

— Неужели! Значит, вы уже раньше подозревали меня, так сказать, интуитивно. Или, быть может, кто-то другой навел вас на мой след?

— Конверт оказался у меня в кармане совершенно случайно. — Диллон взял в руки бокал. — Вы заблуждаетесь, миссис Коулс, если думаете, что я собираюсь причинить вам неприятности.

— Ах, что вы! Какие там еще неприятности, если всего-то и хлопот — выступить главным свидетелем на громком судебном процессе по делу об убийстве, которое взбудоражило всю Америку. — Уинн Коулс зябко повела плечами. — А этот ваш золотоискатель, должно быть, великий специалист-графолог. Хотелось бы взглянуть на листок. Что с ним приключилось?

— Утром во вторник Харли отдал записку Дану Джексону, а вечером его убили и листок забрали.

Рука Уинн Коулс на мгновение застыла в воздухе, а затем продолжила свой путь до соприкосновения бокала с полными пунцовыми губами. Отхлебнув, она покачала головой:

— Ну и ну! Теперь речь идет уже не об одном, а о двух убийствах. Покорнейше благодарю!

— Всегда рад услужить. — Диллон подался вперед. — Я и впрямь несравненный болван. Так все испортить! У меня должно было хватить мозгов вовремя сообразить, что вы не захотите быть втянутой в судебное разбирательство, связанное с убийством. Вас можно понять. Мне, однако, следовало заранее предусмотреть вашу позицию и поискать другие, более эффективные пути воздействия на вас.

Наверное, следовало с самого начала рассказать вам обо всем подробно, без утайки, и прямо заявить: нам нужна ваша помощь. В первую очередь в ней нуждаются сестры Бранд. Вы назвали Делию милой девушкой. Но это слишком односторонняя характеристика. Я слышал, как вы позавчера в здании суда предлагали Кларе любое свое содействие. Вы, безусловно, имели в виду финансовую помощь, но сейчас им нужны не деньги. Для них жизненно важной является ваша информация о том, кому вы отдали записку. Это единственная зацепка, которая…

— Вы что, считаете уже непреложным фактом, что именно я автор записки?

— А разве это не так?

— Нет, — коротко отрезала Уинн Коулс.

— То есть вы не писали процитированную мною фразу на листке бумаги, найденном под телом убитого Чарли Бранда, и не подписывали ее инициалами «У.Д.»?

— Нет, — качнула она головой.

— Я вам не верю, — решительно заявил Диллон, глядя ей прямо в глаза.

Уинн Коулс равнодушно пожала плечами.

Пользуясь тем, что листок не может быть предъявлен в качестве улики, вы намерены, во избежание личных неудобств, от всего отнекиваться.

Если мое предположение верно, то почему бы вам не заявить об этом прямо, без выкрутасов, тогда я буду, по крайней мере, знать наверняка, каково мое положение и на что можно рассчитывать.

— Могу и заявить, если вас это больше устроит.

Делию уже выпустили из тюрьмы?

— Да, она на свободе.

— Существует ли опасность, что ее вновь арестуют?

— Не думаю.

— И, как вы утверждали, никто не собирается сажать за решетку Клару. У сестер уже предостаточно разного рода неприятностей и хватает известности, но тут уж ничего не поделаешь. А потому я скажу следующее: если бы я действительно два года тому назад написала упомянутую вами записку и если бы она могла помочь разоблачить убийцу, но для этого мне пришлось бы выступить в суде свидетелем, я бы предпочла ни в чем не сознаваться. Ну как, удовлетворены? Теперь вы уяснили себе собственное положение и на что можете рассчитывать?

Безусловно, проговорил с горечью Диллон. — Мне также стала ясна и ваша принципиальная позиция.

— Увы! — заметила Уинн Коулс, состроив гримасу и поднимая бокал. — Меня называют колдуньей, хищницей, гарпией. Ничего не имею против. Я не испытываю симпатий к убийцам, но и палачи не вызывают у меня добрых чувств. Возможно, я по природе анархистка… Но вы даже не притронулись к коктейлю!

— Не хочу. Послушайте, миссис Коулс! Скажите мне абсолютно конфиденциально, и, клянусь, я ни в коем случае…

— Вы влюблены, мистер Диллон, и я была бы последней дурочкой, если бы доверилась вам. Нет, не просите.

Черт побери! Но вы ведь сами изъявили готовность помочь Кларе.

— И от своего слова не отказываюсь. Сколько нужно?

Еще в течение десяти минут Диллон пытался убедить Уинн Коулс, однако все его усилия оказались напрасными. Он лишь получил еще несколько моральных царапин от острых когтей своевольной «пумы». В конце концов, смирившись с неудачей, Диллон, не удовлетворенный собой и крайне раздраженный, покинул ранчо «Разбитое кольцо».

На обратном пути в Коуди он чудом избежал столкновения со стадом испуганно блеющих овец возле ущелья Ангелов. Без четверти пять Диллон подъехал к крыльцу дома на Валкен-стрит. Дверь открыла Делия. Она ни о чем не спросила его, поскольку ответ на все свои вопросы сразу прочитала на его лице, подтвердив тем самым свое право называться не просто «милой девушкой».

Ты прилегла хоть на часок-другой? — строго посмотрел на нее Диллон.

— Нет, — покачала она головой. — Слонялась по дому, не могла найти себе места и очень сожалела, что не поехала с тобой.

— И хорошо сделала. Это не «пума», а настоящая гиена. Давай-ка присядем, и я тебе расскажу, чем закончился мой визит к этой женщине.

Передав во всех подробностях свой разговор с Уинн Коулс, он сидел и смотрел на девушку, несчастный, мрачный, подавленный своей неудачей. Губы Делии нервно вздрагивали и шевелились, и она, стараясь сдержать предательскую дрожь, закусила нижнюю губу.

— У меня все получилось шиворот-навыворот! — воскликнул расстроенный Диллон. — Никудышный я человек, жалкий червяк. Мне требовалось услышать от нее только два слова, а я, как последний осел, все испортил. Будь у меня хоть немного мозгов, я бы действовал не с бухты-барахты, не под влиянием сиюминутных эмоций, а подготовился бы к встрече более основательно, с учетом обеих возможных версий. Если Уинн Коулс действительно каким-то образом причастна к убийству твоего отца, ей уже известно о записке, и тогда никакие мои ухищрения не заставили бы ее сознаться. Если же она не имеет никакого отношения к преступлению — а именно из этого предположения мы исходили, — то успех зависел от правильного подхода. Мне следовало придумать какую-нибудь достаточно правдоподобную историю, которая не связывала бы этот чертов листок с убийством и не насторожила бы ее. Теперь же «пума» начеку и верный шанс упущен. У нас появилась единственная реальная зацепка, и я, глупец, не смог ею воспользоваться.

— Не переживай, Тай, ты старался сделать как лучше.

— Хорош же я гусь, если мои старания увенчались столь сокрушительным фиаско.

— Как по-твоему, Уинн Коулс в самом деле забыла о записке и не помнит, кому ее отдала?

— Уверен, она все прекрасно помнит.

Ты по-прежнему думаешь, что она не имеет никакого отношения… что она не причастна…

— К убийству? Трудно сказать. Однако я полагаю, можно поставить десять против одного, что Уинн Коулс не замешана в преступлении. С какой стати? Ты назовешь хоть какую-то мало-мальски убедительную причину?

— Нет. — Делия медленно покачала головой. — Нам нужно действовать умнее и хитрее, мы чересчур доверчивы.

— Согласен. Ты, конечно, презираешь меня, но еще сильнее презираю себя я сам.

— Я вовсе не презираю тебя, Тай.

— Ты имеешь на это полное право.

Некоторое время они сидели и молчали. Наконец, глубоко вздохнув, Диллон заметил:

— Ну что ж, совершим еще одну ошибку. Утаим известные нам факты от окружного прокурора. Нет никакого смысла делиться с ним нашими открытиями. Даже если бы он относился к этому делу без всякой предвзятости, у него нет подходящего рычага, чтобы оказать на Уинн Коулс давление и заставить ее признаться. Кроме показаний Скуинта Харли, мы не располагаем никакими другими свидетельствами, что записка существовала и что ее написала именно Уинн Коулс. Как ты считаешь: Харли нас не обманул?

— Не сомневаюсь.

— И я придерживаюсь такого же мнения. — Диллон порывисто встал. — Я просто не знаю, как быть дальше. Ищу соломинку, за которую можно ухватиться, и не нахожу. На мой взгляд, не остается ничего другого, как поговорить с Филом Эскоттом и выслушать, что он посоветует. Мне следовало это сделать раньше, а не нестись сломя голову на ранчо «Разбитое кольцо».

Слышно что-нибудь от Клары?

— Я звонила примерно час тому назад. Поговорить с ней мне не разрешили, но заверили, что она будет дома к ужину, самое позднее — к семи часам вечера.

— Она там без машины. Может, мне съездить за ней?

— Они пообещали привезти ее.

— Я расскажу Эскотту и о Кларе. Они не имеют права так бесцеремонно обращаться с ней… Ты позволишь великовозрастному кретину поцеловать тебя?

Делия подняла к нему лицо, и он поцеловал ее, но не как человек, вполне заслуживший эту награду. Подойдя к двери, Диллон обернулся и с виноватым видом воскликнул:

— Видит бог, Дел, мне очень жаль, что так получилось!

— Я виновата в не меньшей степени. Позвони мне, когда переговоришь с Эскоттом.

Услышав, как захлопнулась наружная дверь, Делия, поставив локти на колени, уткнулась лицом в раскрытые ладони и долгое время сидела не двигаясь. Она не плакала — для слез уже не осталось сил, и чувствовала себя как выжатый лимон: ни энергии, ни желаний. Все тело гудело от усталости. До крайности утомлены были и мозг, и нервы, и мышцы.

Казалось, вокруг царил какой-то хаос; в душе зарождалась апатия, все сделалось безразличным. Ей страстно захотелось забыться, погрузиться в глубокий спасительный сон, но внезапно в ее мозгу щелкнул какой-то рычажок, и она подняла голову, как бы прислушиваясь к собственным мыслям. Да, да, ей нужно что-то еще сделать в этот день. Но что? Ну конечно! В доме не осталось ни грамма сливочного масла, и она забыла заказать его по телефону вместе с другими продуктами.

Чтобы решить проблему с маслом, Делия приняла героическое решение: добежать до магазина, расположенного в двух кварталах от ее дома на той же улице. Она встала, и ноги удержали ее, не подломились. Великолепно! Девушка прошла в столовую за своей сумочкой, но на привычном месте ее не оказалось. В кухне ее тоже не было. И только тут Делия вспомнила, что сумочка осталась у окружного прокурора. Это воспоминание чуть вновь не выбило ее из колеи. Делия сразу подумала о вещах куда более важных, чем сливочное масло, но решила не отступать и все-таки сходить в магазин. Правда, в нем сестры Бранд не пользовались кредитом и предстояло платить наличными, да и деньги ей все равно нужны, кто знает, когда ей вернут конфискованную сумочку.

Наличность хранилась наверху, в ее спальне, и Делия стала подниматься по лестнице, с трудом переставляя ноги и цепляясь за перила. Войдя в комнату, она плотно притворила за собой дверь, как делала всякий раз, когда собиралась заглянуть в верхний ящик комода, стоявшего между окон. Затем с полки стенного шкафа достала спрятанный между шалей и шарфов заветный ключик и отперла нужный замок.

И снова сливочное масло едва не отошло на второй план. В этом ящике хранились все ее сокровища: подаренные отцом серебряные шпоры, вырезки из «Таймс стар» с хвалебными отзывами о ее игре в студенческих спектаклях, соломинка, через которую они с Тайлером однажды, год назад, поочередно потягивали шипучий напиток (каким бы счастливым почувствовал себя Диллон, узнай он об этой соломинке!), пачки писем, среди них особенно дорогие письма от матери…

Решительно тряхнув головой, как бы желая избавиться от тревожащих душу воспоминаний, Делия достала из картонной коробки коричневый конверт и, приподняв клапан, вынула из него двадцатидолларовую бумажку. Одного ее вида оказалось достаточно, чтобы в памяти, вытесняя все другие мысли, всплыла история, которую рассказал Руфус Тоул накануне вечером перед смертью. Невольно она стала рассматривать банкнот и даже взглянула на обратную сторону. И в то же мгновение ей показалось, что у нее остановилось сердце. С идиотским выражением лица и отвисшей нижней челюстью она таращилась на купюру; в правом верхнем углу виднелись две мелкие, но четко выписанные буквы: «Р.Т.»

Это были Божьи деньги!