Онлайн чтение книги Государственные игры
Глава 31

Четверг, 16 часов 11 минут, Гамбург, Германия

В черной короткой юбке и таком же жакете поверх белой блузки, с ниткой жемчуга на шее Нэнси, казалось, появилась как какой-то мираж. Размытые черты, неторопливая, переливающаяся.

А может быть, она показалась Худу такой из-за слез, что навернулись у него на глазах.

На мгновение зажмурившись и тряхнув головой, он сжал кулаки. Каждый шаг Нэнси захлестывал его волной эмоций.

"Это правда ты?” – мелькнула первая мысль.

"Почему ты так сделала, черт побери?” – последовала вторая.

«От тебя еще больше захватывает дух, чем прежде…»

"А как же Шарон? Я должен буду уйти, но я же не могу их бросить”.

И, наконец:

«Уходи. Мне это не нужно…»

Но ему это было нужно. И пока она, словно в замедленной съемке, скользила в его сторону, ее образ заслонил собою все. Он позволил, чтобы сердце наполнилось старой любовью, чтобы тело испытало старое влечение, а из памяти хлынули драгоценные воспоминания.

– Герр Худ? – нерешительно окликнул его Хаузен. Голос немца казался приглушенным и безжизненным, как если бы донесся из какого-то далекого далека.

– С вами все в порядке?

– Не уверен, – ответил Худ. Похоже, его собственный голос исходил из того же далека.

Худ не сводил глаз с Нэнси. Она не помахала рукой, ничего больше не произнесла, но тоже отводила взгляд, продолжая быстро приближаться грациозным до умопомрачения шагом.

– Это Нэнси, – сообщил наконец Худ своему собеседнику.

– Интересно, как она вас отыскала? – вслух удивился Хаузен.

И вот она подошла. Пол понятия не имел, как он выглядит в ее глазах. Он пребывал в шоке – его рот слегка приоткрылся, в глазах стояли слезы, голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Вот уж никак не серебряный рыцарь – это точно.

По лицу Нэнси скользнуло легкое изумление – правый уголок губ слегка приподнялся, – тут же сменившееся этой ее обворожительной до слабости в коленях улыбкой, которую он так хорошо помнил.

– Здравствуй, – тихо сказала она.

Ее голос стал старше, впрочем, как и лицо. Линии прочертили когда-то гладкий лоб, в уголках голубых глаз и над верхней губой – этим дивным изгибом над легкой припухлостью нижней – появились морщинки. Но все это не отталкивало. Наоборот. Пол находил их почти нестерпимо привлекательными. Они говорили о том, что их хозяйка все это время жила, любила, боролась и…, выжила, не согнулась под ударами и была по-прежнему полна сил.

И смотрелась она еще лучше, чем когда-либо прежде. При росте пять футов шесть дюймов ее фигура казалась точеной, и Пол мог себе представить, как она занимается аэробикой, бегает трусцой или плавает. И делает это до седьмого пота и добивается от своего тела в точности того, чего хочет. С присущей ей самодисциплиной и силой воли.

Ясно, что у нее и раньше была возможность на него выйти, со вспышкой горечи подумалось Худу.

Нэнси больше не пользовалась темно-вишневой помадой, которую он помнил. Ее губы были более спокойного арбузного цвета. Веки едва тронуты голубизной туши, что для него оказалось тоже внове, а в ушах поблескивали маленькие бриллиантики. Пол с великим трудом переборол почти непреодолимое желание обнять ее и покрепче прижать к себе с головы до пят.

– Здравствуй, Нэнси, – сказал он вместо этого. Несмотря на кажущееся несоответствие этих слов после столь долгой разлуки, они, тем не менее, помогли заглушить все обвинения и эпитеты, которые лезли ему в голову. Считая себя жертвой несчастной любви, Пол нашел свою собственную смиренную кротость где-то даже трогательной.

Глаза Нэнси скользнули правее Худа, и она протянула руку Хаузену.

– Нэнси Джо Босуорт, – представилась она.

– Рихард Хаузен, – представился он в ответ.

– Знаю, – ответила она. – Я вас узнала.

Худ не слышал последовавшего обмена фразами. Нэнси Джо Босуорт, повторил он про себя. Нэнси относилась к числу тех женщин, которые не стали бы сохранять девичью фамилию. Значит, она не замужем, решил он. Пол почувствовал, как его душа начинает петь от радости, и тут же ощутил всплеск вины. Но ты-то ведь женат, напомнил он себе.

Худ рывком повернул голову в сторону Хаузена. Он сознательно сделал резкое движение, потому что иначе ему вряд ли удалось бы даже пошевельнуться. Заглянув в глаза Хаузена, он прочел в них выражение грусти и сочувствия. Не себе, а ему, Худу. И Пол оценил это умение сопереживать. Если бы Худ и сам не проявлял подобные качества, он сломал бы немало судеб.

– Мне хотелось бы попросить, не дадите ли вы нам несколько минут? – обратился он к Хаузену.

– Конечно, – заверил Хаузен. – Увидимся у меня в кабинете. Худ согласно кивнул.

– Что касается нашей беседы… – напомнил он. – Мы еще вернемся к ней. Тут я мог бы вам помочь.

– Спасибо, – поблагодарил немец. После короткого, но вежливого кивка в сторону женщины он направился к зданию.

Худ перевел взгляд на Нэнси. Он не знал, что та видит в его глазах, однако то, что он увидел в ее, для Пола было смертельным. В них светились все те же покорность и страсть, это по-прежнему чертовски возбуждающее сочетание, противостоять которому было почти бесполезно.

– Прости, – сказала она.

– Все в порядке, – успокоил Худ. – Мы с ним почти закончили.

– Не за это, – улыбнулась она.

Щеки и шея Худа покраснели. Он почувствовал себя ослом. Нэнси прикоснулась к его лицу.

– Была причина, из-за которой я ушла так, как ушла, – объяснила она.

– Уверен, что была, – сказал несколько оправившись Худ. – У тебя всегда находились причины на все, что ты делала. Он накрыл ее ладонь своей и отвел ее руку вниз.

– Как ты меня нашла?

– Мне нужно было вернуть бумаги в отель, – ответила она. – Швейцар сказал, что меня спрашивал “Пол” и что он был вместе с заместителем министра иностранных дел Рихардом Хаузеном. Я позвонила в его офис и приехала прямо сюда.

– Зачем? – спросил Худ. Нэнси рассмеялась.

– Господи, Пол, существует с десяток важных причин. Повидаться с тобой, извиниться, объяснить… Но увидеть тебя – это главная. Я страшно по тебе соскучилась. Я следила за твоей карьерой в Лос-Анджелесе, как только могла. И я очень гордилась твоими делами.

– Меня словно подхлестывало, – признался Худ.

– Да, я видела, и мне это было странно. Никогда б не подумала, что у тебя столько амбиций.

– Меня подхлестывали не амбиции, а отчаяние. Я старался занять себя, чтобы не превратиться в Хитклифа «Хитклиф – найденыш, сирота из известного романа Э. Бронте “Грозовой перевал” (1847).», который сидит в горах в ожидании собственной смерти. И все это, Нэнси, сделала со мной ты. Ты оставила меня в таком состоянии и в такой растерянности, что единственное, о чем я помышлял, было отыскать тебя, исправить что бы то ни было и вернуть все обратно. Я любил тебя до такой степени, что, если бы ты сбежала с другим мужчиной, я не стал бы его ненавидеть, я завидовал бы ему белой завистью.

– Это не был другой мужчина, – заверила она.

– Неважно. Можешь ты хотя бы отчасти осознать всю степень моего тогдашнего отчаяния?

Теперь слегка порозовела Нэнси.

– Да, – ответила она. – Потому что испытала то же самое. И у меня были страшные неприятности. Если бы я осталась или сказала, куда уезжаю…

– То что? – потребовал Худ. – Что могло бы случиться? Что могло бы быть хуже того, что в результате произошло?

Голос Пола сорвался, и он снова был вынужден бороться с подкатившими слезами. Он слегка отвернулся от Нэнси.

– Прости, – попросила она еще более проникновенно. Нэнси подошла ближе и снова коснулась его щеки. На этот раз отводить ее руку он не стал.

– Пол, я украла чертежи нового чипа, который собиралась производить моя компания, и продала их зарубежной фирме. Взамен я получила кучу денег. Мы поженились бы, были богаты, а ты стал бы чертовски большим политиком.

– И ты думаешь, это то, чего я жаждал? – спросил Худ. – Преуспеть за счет чьих-то усилий? Нэнси покачала головой.

– Ты бы никогда не узнал. Я хотела, чтобы ты мог заняться своим делом, не беспокоясь о деньгах. Пол, я считала, что ты способен был осуществить большие дела, если бы тебе не пришлось оглядываться на интересы отдельных групп и дотации от компаний. Я имею в виду, ты смог бы тогда отойти от подобных вещей.

– Не могу поверить, что ты это сделала.

– Знаю. Именно поэтому я тебе и не рассказала. Еще больше, чем потерять тебя, мне не хотелось, чтобы ты меня презирал, – призналась она. – В то время ты относился совершенно нетерпимо к любым нарушениям порядка. Даже в мелочах. Помнишь, как ты расстроился, когда я схлопотала штраф за не правильную парковку перед кинотеатром “Синерама-Доум”, после того как мы смотрели “Роллербол”? Штраф, о котором ты меня предостерегал?

– Помню, – признался Худ. Конечно же, помню, Нэнси, добавил он про себя. Я помню все, что мы делали… Она опустила руку и отвернулась в сторону.

– Как бы то ни было, но на меня как-то вышли. Подруга…, ты помнишь, Джессика…

Худ кивнул. Ему были видны жемчужины, которые Нэнси всегда любила, и он чувствовал запах ее духов “Шанель”, так как если бы она стояла совсем рядом.

– Джесс задержалась на работе, – продолжила Нэнси, – я как раз дома собиралась на встречу с тобой у кинотеатра, но она позвонила мне и сказала, что пара агентов ФБР заходили к ним в контору. Она сказала, что они хотят меня допросить и уже выехали ко мне домой. У меня оставалось время только на то, чтобы прихватить паспорт, кое-что из одежды и кредитную карточку, черкнуть тебе записку и убраться к чертям из квартиры. – Она опустила голову. – И из страны.

– И из моей жизни, – добавил Худ. Он плотно сжал губы. Пол совсем не был уверен, что хочет, чтобы Нэнси продолжала говорить. Слышать каждое ее слово было для него пыткой, от которой поднималась нестерпимая боль.

– Как я говорила, была еще одна причина для того, чтобы не устанавливать с тобой связь, – сказала Нэнси, поднимая взгляд. – Я полагала, что тебя будут допрашивать, станут следить или прослушивать телефон. Если бы я тебе написала или позвонила, ФБР смогло бы меня найти.

– Это верно, – согласился Худ. Ко мне домой действительно приходили из ФБР. Не сказав мне о том, что ты натворила, они меня допросили, и я обещал дать им знать, если что-то о тебе услышу.

– И ты бы это сделал? – Нэнси удивленно подняла брови. – Ты бы меня выдал?

– Да, – подтвердил он. – Только я никогда бы тебя не покинул.

– У тебя не осталось бы выбора, – сказала она. – Меня бы судили и отправили бы в тюрьму…

– Это верно. Но я ждал бы.

– Двадцать лет?

– Даже двадцать, – ответил Худ. – Но столько ждать не пришлось бы. Промышленный шпионаж, совершенный молодой влюбленной женщиной, – можно было бы просить о снисхождении, и ты была бы на свободе через пять лет.

– Пять лет, – повторила она. – И ты женился бы потом на преступнице?

– Нет. На тебе.

– Ладно, на бывшей заключенной. Ни тебе, ни мне никто не доверил бы самого маленького секрета. На этом бы кончились все твои мечты о жизни политика.

– Ну и что?! – воскликнул он. – Зато я не чувствовал бы себя так, будто жизнь кончилась вообще.

Нэнси перестала спорить. Она снова заулыбалась.

– Бедный Пол, – заговорила она. – Это так романтично, но и несколько театрально, и именно эти черты я в тебе и любила. Однако реальность заключается в том, что с моим исчезновением твоя жизнь не кончилась. Ты встретил кого-то еще, кого-то очень милого. Ты женился. У тебя есть желанные дети. Ты устроился.

Да, устроился, подумал Пол, прежде чем успел остановить свою мысль. Он ненавидел себя за то, что так подумал, и про себя извинился перед Шарон.

– Чем ты занималась после отъезда? – спросил Худ, стараясь не думать, а говорить.

– Отправилась в Париж, – начала рассказывать Нэнси, – и попыталась найти работу по системному программированию. Но выбор у меня оказался невелик. Рынок сбыта был еще не очень развит, и существовали протекционистские законы, не позволявшие американцам отбирать работу у французов. А поэтому, поистратив свои тридцать сребреников – Париж дорогой город, особенно когда ты вынужден давать взятки чиновникам из-за того, что у тебя нет визы, и ты не можешь показываться в американском посольстве, – я переехала в Тулузу и стала работать на компанию.

– Компанию?

– Ту, которой я продала секреты, – пояснила она. – Я не стану ее называть, потому как мне не хотелось бы, чтобы ты что-то предпринял из-за своей известной репутации белого рыцаря. Ты и сам знаешь, что предпринял бы.

Нэнси была права. По возвращении в Вашингтон он нашел бы с десяток способов, как правительству США добраться до воров.

– Самое смешное, – продолжила Нэнси, – у меня всегда было подозрение, что парень, которому я продала чертежи, сам же меня и сдал, чтобы вынудить перейти к нему на работу. Не потому, что я была блестящей программисткой. Кстати, учти, я стащила собственную лучшую идею, ладно? А потому, что он считал, что коль скоро я от него завишу, то никогда его не предам. Я не хотела на него работать, так как стыдилась того, что сделала, но мне нужно было на что-то жить.

Она невесело улыбнулась.

– Ну, и в довершение всего я раз за разом терпела неудачи в любви из-за того, что всех сравнивала с тобой.

– Ха! – воскликнул Пол. – Не могу передать, насколько мне от этого стало легче.

– Не надо, – попросила Нэнси. – Не надо быть таким. Ведь я все еще тебя любила. Чтобы просто быть в курсе твоих забот, я покупала в киоске с международной прессой “Лос-Анджелес тайме”. И случалось – очень-очень много раз, – что я хотела тебе написать или просто позвонить. Но решала, что лучше не стоит.

– Тогда почему же на этот раз ты изменила себе? – продолжал настаивать Худ. Он снова был зажат между болью и горестными чувствами. – Неужели ты думаешь, что сегодня мне хоть чуточку менее больно?

– Я ничего не смогла с собой поделать, – призналась она. – Узнав о том, что ты в Гамбурге, я не могла не увидеть тебя. И еще я подумала, что ты сам хотел со мной встретиться.

– Да, я бросился за тобой там, в отеле. Я хотел с тобой встретиться. Мне это было нужно. – Худ тряхнул головой. – Господи, Нэнси, я до сих пор не могу поверить, что это ты.

– Это я, – ответила она.

Пол заглянул в эти глаза, глаза, с которыми он провел вместе столько дней и ночей. Их притяжение было каким-то сверхъестественным и одновременно страшным, сладким сном и кошмаром. Он был просто в иной весовой категории, чтобы этому сопротивляться.

Прохладный ветер, подувший с наступлением сумерек, холодил влажную спину. Худ готов был возненавидеть Нэнси. У него появилось желание повернуться и уйти. Но больше этого ему хотелось вернуться во времени и не дать тогда уйти ей.

Взгляд Нэнси продолжал его удерживать, когда она взяла его за руки. От этого прикосновения Пола словно ударило током, и разряд дрожью пробежал от головы до пят. Худ понял, что должен освободиться.

Он сделал шаг назад, и нервная связь пропала.

– Я не могу это сделать, – сказал ей Худ.

– Не можешь сделать что? Быть честным? – спросила она, и тут же нанесла один из своих мелких уколов, которые так хорошо у нее получались. – Что с тобой сделала политика?

– Нэнси, ты знаешь, что я имею в виду. Я не могу здесь с тобою остаться.

– Даже на часок? Хотя бы перехватить кофе?

– Нет, – твердо ответил Худ. – Конец дебатам.

– Пол, это не конец, – усмехнулась она. – Что угодно, только не конец.

Она была права. Ее взгляд, ее мысли, ее походка, ее присутствие – все вдохнуло новую жизнь во что-то такое, что на самом деле так до конца и не умерло. Худу хотелось закричать.

Пол сделал шаг и встал рядом с ней, глядя в сторону.

– Господи, Нэнси, я не хотел бы испытывать чувство вины. Это ты ушла от меня. Это ты сбежала без всяких объяснений, а я после этого кого-то встретил. И этот кто-то разделил со мной очень многое, она доверила мне свою жизнь и сердце. И я не сделаю ничего такого, что хоть как-то это обесценит.

– А я тебя об этом и не прошу, – сообщила Нэнси. – Кофе – это еще не предательство.

– Предательство, учитывая, как мы обычно его пили, – возразил ей Худ.

Нэнси рассмеялась и опустила голову.

– Понимаю. Прости меня за все, поверь, мне во всех смыслах жаль и жаль гораздо больше, чем я могу это выразить. И мне горько. Но я понимаю.

Она встала к нему лицом.

– Я остановилась в “Амбассадоре” и останусь в городе до вечера. Если передумаешь, позвони или черкни записку.

– Я не передумаю. – Худ посмотрел ей в глаза. – Как бы мне этого ни хотелось на самом деле.

Нэнси сжала его руку. Пол снова ощутил электрический заряд.

– Значит, политика тебя не испортила, – сказала она. – Я не удивляюсь. Просто немного растеряна.

– Ты с этим справишься, – заверил ее Худ. – В конце концов, и со мной ты тоже справишься.

У Нэнси изменилось выражение лица. Первый раз Худ увидел то горе, что скрывалось за улыбкой и страстью во взгляде.

– И ты в это веришь? – спросила она.

– Да. В противном случае ты не смогла бы обходиться все это время одна.

– Неужели мужчины действительно так мало смыслят в любви? В самые лучшие дни, даже среди лучших претендентов на трон Пола Худа, я так и не встретила человека такого же светлого, сострадательного или благородного, как ты. – Нэнси наклонилась и поцеловала его в плечо. – Прости, что побеспокоила, вернувшись в твою жизнь, но я хотела бы, чтобы ты знал: я никогда с тобой не справлюсь, Пол, да и не собираюсь этого делать.

Не оглядываясь, Нэнси зашагала к выходу из парка. Зато он не мог отвести от ее фигурки взгляда.

И снова Пол Худ стоял в одиночестве с двумя билетами в кино, что лежали в его бумажнике, и страдал, глядя, как уходит женщина, которую он любил.