Онлайн чтение книги Государственные игры
Глава 37

Четверг, 17 часов 47 минут, Гамбург, Германия

Отель “Амбассадор” находился в Хайденкампфсвеге, на другом краю Гамбурга. Во время езды Худ едва обращал внимание на многолюдные улицы и красоту водоемов и пересекающихся узеньких каналов. Подъехав к гостинице, он кинулся к местному телефону и попросил оператора соединить его с мисс Босуорт. В трубке наступила томительная пауза, и Худ готов был подумать, что Нэнси уже выехала или что она его обманула и никого с таким именем среди постояльцев не окажется.

– Подождите, пожалуйста, – наконец попросил оператор по-английски, – я соединю вас прямо с номером.

Худ поблагодарил и снова принялся ждать. Ему никак не удавалось унять бешеное сердцебиение. Его мысли метались, он ни на чем конкретно не мог остановиться. Следовало обдумать дела с Домиником, связь с его сомнительными компьютерными играми. Худ пытался это сделать, однако все его мысли кончались одним и тем же – Нэнси. Тем, что у них было. Что она натворила. Что они потеряли. Он был зол на себя, что из-за этого его сердце тоже не бьется спокойней. Его снова увлекла Нэнси-Джо. Даже при том, что его желание быть с нею могло и пройти, она так бы никуда и не делась из его сознания.

– Алло?

Худ прислонился плечом к стенке кабины.

– Привет, – сказал он в трубку.

– Пол? Это ты? – В голосе Нэнси послышались неподдельное удивление и радость.

– Да, Нэнси, я внизу в холле. Мы могли бы поговорить?

– Конечно! Поднимайся.

– Лучше ты спускайся вниз, – возразил он.

– Но почему? Боишься, я на тебя накинусь, как это делала когда-то?

– Нет, – ответил Пол, почувствовав себя неудобно от собственных мыслей. Он ничуть не боится, черт его побери.

– Тогда поднимайся наверх и помоги мне собраться, – настояла она. – Пятый этаж, направо, последняя дверь по левую сторону.

Она повесила трубку, и Худ какое-то время стоял, слушая короткие гудки. По крайней мере они заглушали стук его сердца.

Что же ты делаешь, дерьмо? – спросил он себя. И после короткого приступа жалости к себе ответил, что собирается добыть сведения о Доминике. Об играх, проповедующих насилие. О том, что, возможно, происходит в Тулузе. А потом ты отправишься в офис к Хаузену, мысленно приказал он себе, и доложишь о том, что удалось обнаружить.

Вставив трубку обратно в ячейку, Худ прошел к лифту и поднялся на пятый этаж.

Нэнси открыла дверь. Она была в узких джинсах и розовой облегающей водолазке, которая подчеркивала изящество плеч. Стоячий воротничок демонстрировал длинную шею. Волосы были собраны в “конский хвост”, как она делала это, когда они отправлялись на велосипедные прогулки.

Нэнси улыбнулась ему и, повернувшись, подошла к кровати. На покрывале лежал раскрытый чемодан. Она стала укладывать последние вещи, и Худ приблизился к ней.

– Вот уж не ожидала тебя увидеть, – призналась она. – Я решила, когда мы расстались, что это конец.

– В который раз?

Нэнси подняла глаза. Худ стоял у края кровати, наблюдая за ней.

– Туше, – сдалась Нэнси, слегка улыбнувшись. Закончив сборы, она закрыла чемодан и поставила его на пол.

Затем присела, медленно и грациозно, словно леди в дамское седло.

– Итак, Пол, в чем дело? – спросила она. Улыбка почти исчезла с ее лица. – Почему ты пришел?

– Честно? Чтобы задать тебе пару вопросов о твоей работе, – ответил Худ.

Нэнси удивленно вперила в него взгляд.

– Ты это что, серьезно? Он прикрыл глаза и кивнул.

– Думаю, с большим удовольствием я выслушала бы какую-то ложь, – сказала она, вставая и отворачиваясь. – Ты ничуть не изменился, не правда ли, Пол? Романтичный, как Скарамуш «Скарамуш – в итальянской народной комедии масок глуповатый и трусливый хвастун.» в постели, и целомудренный, как святой Франциск «Франциск Ассизский (1182 – 1226) – итальянский проповедник, основатель ордена францисканцев, канонизированный как святой. Имя его широко известно в США после одноименного фильма М. Кертеза (1961).» в своем деле.

– Не правда, – возразил Худ. – Мы находимся в спальне, а я сохраняю целомудрие.

Она взглянула на него, и Пол улыбнулся ей. Нэнси рассмеялась.

– Два-ноль в твою пользу, святой Пол! – воскликнула она.

– Теперь уже папа Пол, – поправил ее Худ. – По крайней мере, так меня прозвали в Вашингтоне.

– Меня это не удивляет, – заметила Нэнси. Она подошла к нему ближе. – Готова поспорить, кличку придумала отчаявшаяся воздыхательница.

– Должен сознаться: так оно и было, – смутился Худ. Нэнси подошла совсем близко. Худ хотел было отойти в сторону, но она положила руки ему на пояс, зацепив большие пальцы за брючный ремень. И посмотрела ему в глаза.

– Хорошо, папа Пол, – вздохнула она, – так что ты хотел спросить о моей работе?

Худ смотрел сверху вниз на ее лицо и не знал, куда девать свои руки. В конце концов он сложил их за спиной. Одна ее коленка была рядом с его, другая – с внутренней стороны ноги.

Черт побери, сказал он себе, а ты думал, что это будет как-то иначе? Ты ведь знал, что придется нелегко. Однако больше его беспокоило то, что почти все в нем желало именно этого. Да поможет ему Бог, но это так.

– Это глупо, – сказал он вслух. – Как я могу с тобой разговаривать в такой позе?

– Ты только что уже сделал это, – мягко подметила она. – Теперь сделай это снова.

Лоб его горел, сердце было готово выскочить, а кровь стучала в висках. Он узнал запах шампуня, исходивший от ее волос, ощущал тепло ее тела, видел глаза, в которые столько раз смотрел во мраке спальни…

– Нэнси, нет, – сказал он как можно тверже, потом, взяв за запястья, отвел ее руки и сделал шаг назад. – Нам нельзя этого делать. Нельзя.

Она опустила голову, и ее такая притягательная чувственная фигурка сникла.

– Твоя работа… – продолжил Худ и глубоко вздохнул. – Необходимо, чтобы ты мне рассказала… Я имею в виду, мне хотелось бы, чтобы ты рассказала, над чем ты работаешь.

Нэнси одарила его неприязненным взглядом.

– Тебе известно, что ты сошел с ума? – поинтересовалась она. Скрестив руки на груди, Нэнси встала вполоборота к нему.

– Нэнси…

– Ты меня отвергаешь и тем не менее хочешь, чтобы я тебе помогла? Я вижу тут малюсенькую нестыковку, Пол.

– Я уже сказал, я не отвергал тебя, – возразил ей Худ. – Я тебя вовсе не отвергал.

– Тогда почему я здесь, а ты там?

Пол полез в карман пиджака и достал портмоне.

– Потому, что это ты отвергла меня. Он извлек билеты в кино и дал им спорхнуть на кровать. Нэнси молча смотрела на бумажки.

– Ты отвергла меня, и я устроил свою жизнь по-иному, – продолжил Худ. – И я не стану ее предавать. Просто не могу.

Нэнси взяла билеты и бережно пропустила между большим и указательным пальцами. Затем неожиданно разорвала их пополам. Два клочка она возвратила Полу, а еще два засунула в карман своих джинсов.

– Я тебя не отвергала, – тихонько проговорила она. – Не было ни единого дня, чтобы я не пожалела, что не схватила тебя в охапку и не увезла с собой. Потому что, помимо всего прочего, я ценила в тебе убежденность истинного рыцаря. В моей жизни ты остаешься единственным человеком, которому нет нужды зарекаться в предновогоднюю ночь. Ты всегда поступал так, как думал, и не менял своих решений.

Худ спрятал половинки билетов в бумажник.

– Если это послужит утешением, я чертовски жалею, что ты меня не сгребла и не увезла с собой. – Он ухмыльнулся. – Хоть я и не уверен, как воспринял бы Пола и Нэнси в роли Бонни и Клайд «Бонни Паркер и Клайд Берроу – американские гангстеры, терроризировавшие грабежами и убийствами жителей юго-западных штатов в начале 30-х годов Их имена широко известны в США после фильма А. Пенна (1967).».

– Паршиво, – заверила она. – Ты меня скорей всего заставил бы явиться с повинной.

Он обнял ее и прислонил ее голову к своей груди. Она крепко прижалась к нему и еще крепче обняла. Однако на этот раз объятие было невинным. И какой-то частице в нем стало очень-очень грустно.

– Нэнс?… – позвал он.

– Я знаю, – откликнулась она, все еще укрываясь в его объятиях. – Ты хочешь знать про мою работу.

– Кое-что непотребное творится в компьютерных сетях, – пояснил Худ.

– И кое-что прекрасное происходит здесь, – сказала она. – Я чувствую себя такой защищенной. Неужели мне нельзя понаслаждаться хоть капельку еще?

Худ стоял, вслушиваясь в тиканье своих часов и глядя на смеркающееся небо за окном, он старался сосредоточиться хоть на чем-нибудь, лишь бы не на той самой мечте, которая оставалась в его руках и в его памяти. Он подумал о том, что выписка из гостиницы происходит сразу после полудня. Она осталась, чтобы повидаться с ним, и не рассчиталась, потому что ожидала продолжения.

Однако он здесь находился не для этого. И пора было со всем кончать.

– Нэнси, – шепнул он ей на ухо, – я должен спросить тебя…

– Да? – мечтательно откликнулась она.

– Ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Жирар Доминик?

Нэнси напряглась в его руках, а затем отстранилась.

– Неужели ты не можешь быть хоть чуточку романтичней? Лицо Худа передернулось от упрека, словно от пощечины.

– Прости, – извинился он. – Ты ведь знаешь… – Пол остановился и заглянул ей в глаза. – Ты ведь знаешь, что я могу. Тебе следовало бы понимать, что мне этого очень хотелось бы. Но приехал я сюда не за романтикой.

Глаза Нэнси наполнились болью, и она посмотрела на часы.

– Есть рейс, на который я могла бы еще успеть, и я думаю, что мне следует поторопиться. – Она перевела взгляд с часов на кровать, с кровати на чемодан. – И не надо меня провожать. Ты можешь идти.

Худ даже не шелохнулся. Словно и не прошло этих двадцати лет, и он снова стоял посреди ее квартиры и участвовал в одной из тех их размолвок, что начинались с безобидной снежинки и вдруг обрушивались на вас бураном. Было любопытно, как память уменьшала их серьезность, но случались они более чем часто.

– Нэнси, – снова заговорил Худ, – мы считаем, что Жирар Доминик стоит за производством видеоигр, проповедующих расизм, и они уже начали появляться в Америке. Только что подобная игра объявилась в компьютере Хаузена, и один из ее персонажей был с лицом замминистра.

– Такие игры делаются легко, – ответила Нэнси, направляясь в прихожую. Достав с вешалки модный белоснежный пиджак, она набросила его на плечи. – Отсканировать чью-то фотографию тоже несложно. Это под силу любому подростку, имей он хорошую аппаратуру.

– Но еще раньше, сегодня утром, Доминик позвонил по телефону и угрожал Хаузену.

– Правительственным чиновникам вечно кто-нибудь угрожает, – заметила Нэнси. – Может, он это заслужил. Хаузен многим действует на нервы.

– А его тринадцатилетняя дочь тоже действует кому-то на нервы?

Губы Нэнси медленно вытянулись в одну линию.

– Мне очень жаль, – сказала она.

– Конечно, тебе жаль, – согласился Худ. – Но вопрос заключается в том, можешь ли ты мне помочь? Ты работаешь на этого человека.

Нэнси отвернулась.

– Думаешь, если много лет назад я предала нанимателя, то я сделаю это снова?

– Это не совсем одно и то же, тебе не кажется? – поинтересовался Худ.

Нэнси тяжко вздохнула и опустила плечи. Худ почувствовал, что метель затихает.

– На самом деле, – заговорила она, – это в точности то же самое. Полу Худу что-то понадобилось, и я должна спустить свою жизнь в унитаз, чтобы он это что-то получил.

– Ты не права, – возразил он. – Первый раз я ни о чем не просил. Это было твоих рук дело.

– Дал бы мне понежиться на волнах сочувствия, – съязвила женщина.

– Извини. Я испытываю сочувствие к той упертой девчонке, но то, что ты сделала, повлияло на массу судеб. Твою, мою, моей жены, всех тех, с кем ты была, всех, с кем мы вместе общались…

– Твоих детей, наших детей, – с горечью стала перечислять она. – Детей, которых у нас никогда уже не будет.

Сделав шаг вперед, Нэнси обвила шею Худа руками и разрыдалась. Он прижал ее к себе покрепче, ощущая, как ее лопатки вздрагивают под его ладонями. Какая потеря, подумал он. Какая все же это огромная трагическая потеря…

– Ты не знаешь, как много ночей я лежала в постели одна, проклиная себя за то, что натворила. Я хотела тебя так сильно, что собиралась вернуться и прийти к ним с повинной. Но когда я позвонила Джессике узнать, как у тебя идут дела, она мне сказала, что у тебя есть новая подружка. Так какой же был смысл?

– Жаль, что ты не вернулась, – посетовал он. – И еще очень жаль, что тогда обо всем этом я ничего не знал. Нэнси кивнула.

– Я была дурой. Беззащитной, напуганной, злой на тебя за подружку на моем месте. Во мне много чего было. Полагаю, есть и сейчас. Во многих смыслах время для меня остановилось еще двадцать лет назад, но сегодня после обеда стрелки часов снова тронулись. – Нэнси освободилась из его рук и стянула с ночной тумбочки салфетку. Она высморкалась и вытерла глаза. – Вот и приехали. Оба полны сожалений, а один из нас считает, что вернуть ничего нельзя. Но только не я.

– Мне очень жаль, – сказал Худ.

– И мне тоже, мне тоже… – повторила Нэнси со вздохом. Потом она распрямилась и заглянула Полу в глаза. – Да, я работаю на Жирара Доминика, – призналась Нэнси. – Но я не очень посвящена в его политику или частную жизнь. Так что не думаю, что смогу тебе тут помочь.

– Есть хоть что-нибудь, что ты могла бы мне рассказать? Над чем ты работаешь?

– Карты, – ответила она. – Карты американских городов.

– Ты имеешь в виду обычные схемы и планы? – спросил Худ. Она покачала головой.

– Это то, что мы называем визуальными картами. Путешественник вводит координаты улицы, и на экране компьютера появляется в точности то же самое, что он увидел бы, находись сам в этом месте. Дальше вводишь, куда ты хотел бы попасть, или спрашиваешь, что находится за углом или где тут ближайшая станция метро либо автобусная остановка, и компьютер все это тебе показывает. И снова, как если бы ты сам шел по этим улицам. Так же при желании можно сделать распечатку обычной карты. Это помогает людям определить, что они собираются посмотреть и как туда пройти в том или ином городе.

– Занимался ли Доминик путеводителями раньше?

– Насколько мне известно, нет, – ответила Нэнси. – Это первый такой опыт.

Худ на мгновенье задумался.

– Ты не видела каких-нибудь планов по маркетингу?

– Нет, но это меня и не удивляет. Это не моя область. Хотя, что меня удивило: мы не готовили пресс-релизы об этих программах. Обычно ко мне приходят журналисты и задают вопросы о том, что уникального в той Или иной программе или зачем она может понадобиться людям. На самом деле это происходит на очень раннем этапе, чтобы торговцы имели возможность разместить заказы на потребительских выставках и демонстрациях. А здесь – тишина.

– Нэнси, ты уж прости, но я вынужден об этом спросить. Сведения не пойдут дальше меня и моих ближайших сотрудников.

– Даже если ты собирался бы поместить объявление в “Ньюсуик”, – сказала она, – я не могу устоять, когда ты занимаешься исполнением своего чертова долга.

– Нэнси, под угрозой жизни множества людей.

– Можешь не объяснять, – отмахнулась она. – Это одна из ваших черт характера, за которую я вас полюбила, мой рыцарь. Худ покраснел.

– Спасибо, – поблагодарил он и попытался сосредоточиться на деле. – Ты только скажи мне, “Демэн” занимается разработкой каких-то новых технологий? Чего-нибудь такого, что обычный компьютерный игрок счел бы неотразимым?

– Постоянно. И осталось немного до запуска в продажу одной из них – силиконового чипа, стимулирующего нервные клетки. Изначально он был разработан для людей с ампутированными конечностями или поврежденным позвоночником, чтобы управлять протезами. – Нэнси ухмыльнулась. – Но сказать наверняка, разработали ее мы или же она попала в “Демэн” тем же путем, что и мой старый чип, я не смогла бы. Как бы то ни было, но мы его слегка модифицировали. Если его вставить в джойстик, чип генерирует слабые импульсы, чтобы игрок испытал что-то вроде неосознанного удовлетворения, или более сильные – чтобы вызвать чувство опасности. Я его уже испробовала на себе. Все происходит на уровне подсознания, что-то такое, чего даже не осознаешь. Как с никотином.

Худ ощутил некоторую подавленность. Фанатик, торгующий чипами, вызывающими положительные или отрицательные эмоции. Игры, полные ненависти и насилия, попадающие в США через Интернет. Все это смахивало на какую-то научную фантастику, хотя он понимал, что достижения современной науки порой бывали просто немыслимыми. Впрочем, как и вредные последствия их применения.

– Можно ли их использовать вместе? – спросил Худ. – Расистские игры и чип, воздействующий на эмоции?

– Конечно, – подтвердила Нэнси, – почему бы и нет?

– Как ты думаешь, Доминик мог бы это сделать?

– Как я уже сказала, – напомнила она, – я не отношусь к числу людей, входящих в его близкое окружение. Я просто не знаю. Я и понятия не имела, что он штампует расистские игры.

– Ты говоришь это так, как если бы тебя это удивило, – заметил Худ.

– Да, удивило, – согласилась Нэнси. – Когда с кем-то вместе работаешь, у тебя складывается определенное впечатление об этом человеке. Доминик – патриот, но радикал?

Худ дал Хаузену слово, что никому не станет рассказывать о прошлом Доминика. Но даже если бы он его нарушил, Нэнси вряд ли поверила бы его рассказу.

– Вы когда-нибудь пользовались фотографиями из Тулузы? – продолжил свои вопросы Худ.

– Ясное дело, – ответила она. – Мы используем изображения нашей маленькой изящной крепости в качестве заднего плана для некоторых рекламных заставок.

– Тебе не доводилось видеть уже конечный продукт? Нэнси отрицательно покачала головой.

– А вот я, кажется, видел, – заметил Худ. – В той игре, что попала в компьютер Хаузена, тоже была ваша крепость. Нэнси, еще один момент. Можно ли в играх использовать карты, которые ты разрабатывала?

– Конечно, – ответила она.

– И наложить лица конкретных людей? – уточнил Худ.

– Да, можно встраивать фотографии или компьютерную графику. В точности, как в кино.

Перед Худом начинала проясняться картина, которая ему совсем не нравилась. Он не спеша подошел к телефону и, присев на кровать, снял трубку.

– Я собираюсь позвонить в свою контору, – пояснил он Нэнси. – Происходит нечто такое, что начинает вызывать у меня серьезное беспокойство.

Женщина понимающе кивнула.

– Если мир находится в шатком равновесии, не стоит менять его полюсы местами.

Худ посмотрел на Нэнси. Та вовсю улыбалась. Благослови ее Господь, подумал он. Ее настроения все так же могли вылиться в самые неожиданные эмоциональные всплески.

– Так уж выходит, – заговорил Худ, набирая номер Майка Роджерса, – что мир – или изрядная его часть, скорее всего действительно пребывает в шатком равновесии. И вполне может статься, что ты единственная из всех, кто способны его удержать.