Онлайн чтение книги Сердца трёх Hearts of Three
Глава XXVIII

Товарищи недаром прозвали Ригана Волком с Уолл-стрит. Обычно это был не более чем осторожный, хотя и с широким размахом, игрок. Но время от времени он, словно запойный пьяница, пускался в неожиданные авантюрные предприятия. По крайней мере пять раз за свою долгую карьеру биржевика ему случалось переворачивать вверх дном нью-йоркскую биржу, и каждый раз извлекать из этого миллионные барыши. Но Риган лишь изредка позволял себе такие выходки и никогда не пачкал рук из-за мелочей. Иногда он в течение нескольких лет держался как можно тише и незаметнее, чтобы усыпить бдительность своих врагов и внушить им, что волк под старость наконец присмирел. И вот тогда он и обрушивался, точно гром, на тех людей, которых хотел сокрушить. Долгие месяцы и годы он тщательно, день за днем, готовился к нападению, вырабатывая план и условия битвы.

Точно так же Риган разработал и подготовил Ватерлоо для Фрэнсиса Моргана. Основным мотивом при этом была месть, но месть не живому, а мертвому. Не на Фрэнсиса, а на его отца был направлен этот удар, словно Риган собирался через живое сердце вонзить нож в могилу. Восемь лет он выжидал и искал удобного случая, пока старый Р. Г. М. — Ричард Генри Морган наконец не умер. Случая так и не представилось. Риган справедливо считался Волком с Уолл-стрит, но ему ни разу не посчастливилось напасть на льва, ибо Р. Г. М. до самой своей смерти оставался львом Уолл-стрит.

Неизменно сохраняя маску доброжелательства, биржевик перенес всю свою ненависть с отца на сына. Однако месть Ригана была построена на ложном и ошибочном основании. За восемь лет до смерти Р. Г. М. Риган попытался перейти ему дорогу и потерпел неудачу. Но ему и в голову не приходило, что старый Морган догадался об этом. А между тем Р. Г. М. не только догадывался, но, проверив догадку, быстро и ловко нанес поражение своему вероломному компаньону. Знай Риган о том, что Р. Г. М. всего лишь ответил ударом на удар, он, вероятно, проглотил бы пилюлю, не помышляя о мести. Но не сомневаясь, что Р. Г. М. так же бесчестен, как и он сам, и поступил так просто из низости, не имея никаких подозрений, Риган решил, что сведет с ним счеты, разорив его или же теперь — его сына.

И Риган дождался своего часа. Сначала Фрэнсис стоял в стороне от биржевой игры, довольствуясь доходами, которые приносили ему деньги, помещенные его отцом в солидные предприятия. И до тех пор, пока Фрэнсис не проявил, наконец, активности, вложив немало миллионов в Тэмпико-Нефть — предприятие, сулившее ему огромную прибыль, — Ригану не представлялось случая под него подкопаться. Но как только появилась такая возможность, он не стал терять времени, хотя медленная и тщательная подготовка кампании все же заняла много месяцев. Прежде чем к ней приступить, Риган подробно выяснил, какие бумаги были у Фрэнсиса на онкольном счету[38]Онкольный счет — текущий счет в банке или счет до востребования, открываемый под обеспечение процентных бумаг. и какими он владел непосредственно.

На все эти приготовления у него ушло целых два года. В некоторых предприятиях, где Фрэнсис был сильно заинтересован, Риган сам состоял членом правления или, по меньшей мере, считался влиятельной личностью. В Железнодорожной Компании Фриско он был председателем. В Нью-Йоркском, Вермонтском и Коннектикутском обществах — вице-председателем. В Северо-Западной Электрической Компании ему удалось посредством ловких маневров завладеть двумя третями голосов. Таким образом, Риган прямо или косвенно держал в руках тайные пружины и рычаги финансового и делового механизма, от которого зависело состояние Фрэнсиса, его коммерческое благополучие.

Однако все это были сущие пустяки по сравнению с главнейшим — Тэмпико-Нефтью. В этом предприятии, если не считать жалких двадцати тысяч акций, купленных на бирже, Риган ничем не владел и ни на что не влиял; а между тем близилось время, когда он собирался начать кампанию против молодого Моргана, и для ее успеха необходимо было взять в свои руки и Тэмпико-Нефть, которая являлась, в сущности, единоличной собственностью Фрэнсиса.

Кроме самого Моргана, в этом предприятии были заинтересованы только несколько его друзей, в том числе миссис Каррутерз. Она без конца надоедала Фрэнсису и отравляла ему жизнь телефонными звонками. Были и другие — такие, как Джонни Патмор, которые никогда его не беспокоили по этому поводу и при встрече лишь вскользь, да и то оптимистически, говорили о состоянии биржи и о финансах вообще. Но Фрэнсиса эта деликатность удручала еще больше, чем постоянная нервозность миссис Каррутерз.

Из-за махинаций Ригана акции Северо-Западной Электрической упали на 30 пунктов и замерли на этом, и люди, считавшие себя компетентными, но незнакомые с закулисной стороной биржи, полагали, что это предприятие далеко не надежно. Затем шла небольшая старая, крепкая, как скала Гибралтара, Железнодорожная Компания Фриско. О ней ходили самые неблагоприятные слухи, поговаривали даже об ее банкротстве. Монтанская Руда все еще не могла оправиться после сурового и далеко не лестного отзыва Малэни, а Вестон, авторитетный эксперт, посланный английскими акционерами, тоже не сумел найти ничего успокоительного. В течение шести месяцев Имперский Вольфрам приносил огромные убытки вследствие массовой забастовки, которой не предвиделось конца. Однако никто, кроме нескольких провокаторов, не подозревал, что в основе всех этих неудач лежит золото Ригана.

В происходящих событиях Бэскома больше всего тревожили таинственность и смертельная опасность нападения. Казалось, медленно сползающий ледник увлекает за собой в пропасть все состояние Фрэнсиса. С внешней стороны нельзя было ничего заметить, кроме упорного и настойчивого падения акций, в результате которого огромное состояние Моргана непрерывно уменьшалось. Падали акции и те, на которых он играл на разницу.

А тут еще пошли слухи о войне. Послам вручали паспорта, и половина мира занялась мобилизацией. Вот этот-то момент — когда охваченная паникой биржа колебалась, а державы еще медлили с объявлением мораториев,[39]Мораторий — отсрочка платежей, разрешаемая правительством на определенный срок в случае народного бедствия или войны. — Риган и выбрал для решительного штурма. Настало, наконец, время, когда он вместе с десятком других крупных дельцов, проводивших его финансовую политику, мог во всю ширь развернуть свои планы. Впрочем, даже участники кампании не знали полностью, в чем состоят эти планы и какую они имеют цель. Они участвовали в нападении, просто чтобы на этом заработать, полагая, что Риган преследует ту же цель. Им и в голову не приходило, что он стремится не к наживе, а к тому, чтобы отомстить Фрэнсису Моргану, а через него — призраку его отца.

Фабрика слухов, распространяемых людьми Ригана, заработала вовсю, и в первую очередь упали акции предприятий Фрэнсиса, которые и без того уже — еще до начала паники — стояли очень низко. Однако Риган остерегался оказывать чересчур сильное давление на Тэмпико-Нефть. И компания все еще гордо стояла посреди общего смятения, в то время как Риган с нетерпением ждал решительного момента, когда доведенный до полного отчаяния Фрэнсис будет вынужден бросить ее на рынок, чтобы заткнуть брешь в других местах.

* * *

— Господи! Господи!

Бэском схватился рукой за щеку и скривился, словно от зубной боли.

— Господи! Господи! — повторял он. — Биржа так и ходит ходуном, и Тэмпико вместе с ней. Как Тэмпико провалилась! Кто бы мог этого ожидать!

Фрэнсис сидел в кабинете Бэскома и усиленно затягивался папиросой, не замечая, что забыл ее зажечь.

— Просто столпотворение какое-то! — вставил он.

— Это продлится самое большее до завтрашнего утра, а затем вас пустят с молотка, и меня вместе с вами, — уточнил его маклер, бросив быстрый взгляд на часы.

Они показывали двенадцать, в чем Фрэнсис не замедлил убедиться, в свою очередь машинально взглянув вверх.

— Пустите в оборот остатки Тэмпико, — сказал он устало. — Это даст нам возможность продержаться до завтра.

— А что будет завтра? — спросил маклер. — Что принесет нам завтрашний день, если мы и так уже окончательно потеряли почву под ногами, и абсолютно все, включая посыльных, начинают играть на понижение?

Фрэнсис пожал плечами.

— Ведь вы знаете, — сказал он, — что я ликвидировал и дом, и Дримуольд, и Адейрондак.

— Есть у вас какие-нибудь друзья?

— В такое-то время? — горько усмехнулся Фрэнсис.

— Время-то, положим, самое подходящее, — возразил Бэском. — Послушайте, Морган, я знаю всю вашу университетскую компанию. Во-первых, Джонни Патмор…

— Ну, этот уже залез по уши. Он лопнет вместе со мной. А Дэву Дональдсону придется жить на свои сто шестьдесят в месяц. Что касается Криса Вестхауза, то ему останется только пойти на киностудию. Он всегда любил театр, и его лицо, по-моему, просто создано для экрана.

— Есть еще Чарли Типпери, — напомнил Бэском, относясь с полной безнадежностью к собственному предложению.

— Да, — согласился Фрэнсис с такой же безнадежностью. — Одна беда — отец его еще жив.

— Старый пес ни разу в жизни не рискнул долларом, — добавил Бэском. — У него в любую минуту найдется уйма миллионов, но, к несчастью, он все еще жив.

— Чарли мог бы уговорить его и сделал бы это для меня, если бы не одно маленькое «но».

— Вам нечего дать в залог? — спросил маклер.

Фрэнсис кивнул головой.

— Без золота старика не заставишь расстаться ни с одним долларом.

Тем не менее несколько минут спустя, надеясь застать Чарли Типпери днем в его офисе, Фрэнсис послал ему свою визитную карточку. Торговый дом Типпери был самым крупным ювелирным предприятием Нью-Йорка. Больше того, он считался первым в мире. У старика Типпери было в бриллиантах гораздо больше денег, чем об этом догадывались даже те, кто считал себя всеведущими в подобных вопросах. Но Фрэнсис убедился, что его предположения были вполне справедливы. Старик все еще крепко держал в своих руках бразды правления, и сын почти не надеялся добиться от него согласия.

— Я знаю старика, — сказал он Фрэнсису. — И хотя попробую его уломать, ни минуты не надейся, что из этого что-нибудь выйдет. Мы с ним поругаемся, и на этом все закончится. Самое досадное то, что у него сколько угодно наличных денег, не говоря уже о надежных государственных бумагах. Но, видишь ли, мой дед как-то в молодости одолжил одному из своих друзей тысячу долларов. Он так и не получил ее обратно, причем до самой смерти не мог с этим смириться. Точно так же не смирился и мой отец. Этот опыт оказал на них решающее влияние. Мой отец не даст ни пенни под весь Северный полюс, если ему не принесут этого полюса в залог и не подвергнут его оценке экспертов. А у тебя нет никакого обеспечения. Но вот что я могу тебе пообещать. Я заведу со стариком разговор вечером после обеда, когда он бывает в более или менее благодушном настроении. Затем пересмотрю свои дела и увижу, чем лично располагаю и что смогу для тебя сделать. О, я понимаю, что несколько сотен тысяч не могут тебя устроить, но я сделаю все возможное, чтобы раздобыть как можно больше. Во всяком случае, завтра в девять утра я буду у тебя.

— Завтра мне предстоит хлопотный денек, — слабо улыбнулся Фрэнсис, пожимая ему руку. — Я выйду из дома в восемь.

— В таком случае я буду у тебя в восемь, — ответил Чарли Типпери, снова сердечно пожимая ему руку. — А пока займусь делом. У меня уже мелькают в голове кое-какие соображения.

В тот же день, после обеда, у Фрэнсиса состоялось еще одно деловое свидание. Вернувшись в контору своего маклера, он узнал от Бэскома, что Риган звонил по телефону и изъявил желание видеть Фрэнсиса, чтобы сообщить ему какие-то интересные сведения.

— Я сейчас же побегу туда, — сказал Фрэнсис, хватаясь за шляпу, в то время как лицо его осветилось надеждой. — Риган был старым другом моего отца, и если кто-нибудь может еще вытащить меня из беды, то это именно он.

— Не надейтесь чересчур, — покачал головой Бэском. Он сделал на минуту паузу, словно не решаясь высказать то, что вертелось у него на языке. — Я позвонил ему перед вашим возвращением из Панамы и говорил с ним вполне откровенно. Сказал, что вы отсутствуете, а положение достаточно опасно, и прямо, совершенно открыто, спросил его, не смогу ли я в случае крайней необходимости рассчитывать на его помощь. И тут он начал хитрить. Вы знаете, каждый начинает хитрить, когда у него просят об одолжении. В этом не было ничего удивительного, но мне показалось, что тут скрывается нечто большее… Нет, я не решился бы сказать враждебность… Но у меня осталось впечатление… Как бы это сказать?.. Ну, словом, мне показалось, что он с каким-то особенно подчеркнутым хладнокровием и безразличием относится к тому, что вы можете разориться.

— Пустяки! — рассмеялся Фрэнсис. — Он был слишком хорошим другом моего отца.

— Слышали вы когда-нибудь об истории с Интернациональной Железнодорожной Компанией Мерджера? — многозначительно осведомился Бэском.

Фрэнсис быстро кивнул и сказал:

— Но это было очень давно. Я только слышал об этом. Выкладывайте! Расскажите мне, в чем было дело. Почему вы упомянули об этой компании?

— Это слишком длинная история, но послушайтесь моего совета — когда увидите Ригана, не открывайте ему своих карт. Пусть он сперва выложит свои и, если намерен сделать вам предложение, пусть его сделает по собственному почину, без просьбы с вашей стороны. Конечно, я могу ошибаться, но вам во всяком случае не повредит, если вы будете настороже.

Через полчаса Фрэнсис и Риган сидели в офисе старого биржевика.

Положение Фрэнсиса было настолько тяжелым, что он с большим трудом сдерживался, чтобы не высказаться откровенно; однако, помня инструкции Бэскома, старался как можно небрежнее говорить о состоянии своих дел и даже попытался схитрить.

— Что, глубоко нырнул, а? — начал было Риган.

— О нет, во всяком случае, голова моя еще на поверхности, — небрежным тоном ответил Фрэнсис. — Я дышу вполне свободно, а скоро начну, пожалуй, и глотать.

Риган ответил не сразу. Вместо того он пробежал глазами ленту биржевого телеграфа.

— Так или иначе, вам пришлось выбросить довольно большую партию акций Тэмпико.

— И рынок поглощает ее, как акула, — заметил Фрэнсис. В этот момент в его голове впервые мелькнула мысль, что Бэском, возможно, прав.

— Все равно, ведь вы же сами видите, что Тэмпико-Нефть, несмотря на спрос, сильно падает, а это очень странное явление, — настаивал Риган.

— На бирже бывает очень много странных явлений, — возразил Фрэнсис с напускным спокойствием. — Но когда они достаточно наглотаются моих пилюль, то начнут кататься в коликах. Кое-кому придется, пожалуй, дорого заплатить за то, чтобы вывести их из организма. Мне кажется, все они вывернут свои карманы еще прежде, чем я с ними справлюсь.

— Но ведь у вас не осталось никаких ресурсов, мой мальчик. Я следил за этой битвой еще в то время, когда вы были в отсутствии. Тэмпико — ваша последняя ставка.

Фрэнсис покачал головой.

— Я не сказал бы этого, — солгал он. — У меня есть фонды, о которых и не подозревают мои биржевые враги. Я убаюкиваю их, нарочно стараюсь усыпить их бдительность. Вам, Риган, я, конечно, говорю это по секрету. Вы были другом моего отца. Моя игра верная, и если хотите послушать дельного совета — покупайте. Будьте уверены, что вы не прогадаете.

— Какими же это фондами вы располагаете?

Фрэнсис пожал плечами.

— Они узнают это, когда вдоволь наглотаются моих бумаг.

— Похвальба! — вырвалось у Ригана. — Вы унаследовали выдержку старика — что верно, то верно. Но докажите, что это не просто втирание очков.

Риган ждал ответа, и Фрэнсиса вдруг осенило. Он сделал решительный ход.

— Вы правы, — пробормотал он. — Так оно и есть. Моя голова уже под водой. Но я не утону, если вы мне поможете. Вспомните о моем отце и протяните руку помощи его сыну. Если вы поддержите меня, мы им покажем!

И тут-то Волк с Уолл-стрит оскалил зубы. Он указал на портрет Ричарда Генри Моргана.

— Как вы думаете, почему я столько лет держу у себя на стене этот портрет? — спросил он.

Фрэнсис пожал плечами, словно считал единственным подходящим объяснением их старинную дружбу.

— Вот и не угадали! — мрачно ухмыльнулся Риган. — Попробуйте еще раз.

Фрэнсис в полном недоумении покачал головой.

— Для того чтобы никогда не забывать о нем, — снова начал Волк. — И я ни на минуту не забывал его. Помните Железнодорожную Компанию Мерджера? Так вот, старый Р. Г. М. утопил меня в этом деле. И здорово утопил, поверьте мне. Но он был слишком хитер, чтобы дать мне возможность отыграться. Вот почему его портрет висел здесь, а я сидел и ждал. Но теперь время пришло.

— Вы хотите сказать… — спокойно начал Фрэнсис.

— Вот именно то, что говорю, — прорычал Риган. — Я ждал и тщательно готовил этот день, и он настал. Я поставил щенка на то место, которого для него желал. — Он злорадно посмотрел на портрет. — И если старик не перевернется в своей могиле…

Фрэнсис встал на ноги и окинул своего врага испытующим взглядом.

— Нет, — сказал он, как бы отвечая на свои мысли. — Не стоит…

— Что не стоит? — подозрительно спросил тот.

— Бить вас, — был хладнокровный ответ. — Я мог бы в пять минут задушить вас вот этими руками. Ведь вы не волк, а попросту помесь дворняжки с хищным хорьком. Меня предупреждали, что вы способны на это, но я не верил и пришел сюда, чтобы самому убедиться. Они были правы. Вы вполне заслуживаете всех тех эпитетов, которыми вас награждают. Ну, надо поскорее выбираться отсюда. Здесь пахнет, как в лисьей норе. Фу, какая вонь!

Фрэнсис остановился, взявшись за ручку двери, и оглянулся. Ему не удалось вывести Ригана из себя.

— Что же вы собираетесь предпринять? — насмешливо спросил тот.

— Если вы разрешите мне переговорить по вашему телефону с моим маклером, то сами узнаете об этом, — ответил Фрэнсис.

— Пожалуйста, мой дорогой мальчик, — произнес Риган с внезапно зародившимся подозрением, — я сам вызову его для вас.

Удостоверившись, что у телефона действительно находится Бэском, он передал трубку Фрэнсису.

— Вы были правы, — заявил последний Бэскому. — Риган еще хуже того, что вы о нем говорили. Приступите к выполнению плана, который мы с вами выработали. Мы загоним его, куда хотели, хотя старая лиса ни минуты не верит этому. Он думает, что уложил меня на обе лопатки, — Фрэнсис остановился на минуту, чтобы как можно эффектнее пустить пыль в глаза. — Я скажу вам кое-что, чего вы не знаете, — продолжал он. — Старый плут с самого начала руководил кампанией, направленной против нас. Таким образом, теперь вы знаете, кого нам нужно похоронить.

Сказав еще несколько фраз в том же духе, он повесил трубку.

— Видите ли, — объяснил он, снова остановившись на пороге, — вы так ловко вели дело, что мы не могли понять, кто скрывается за всем этим. Черт побери, Риган, мы готовились к битве с неведомым врагом, которого считали раз в десять сильнее вас. Теперь, когда оказалось, что это вы, мы вздохнем с облегчением. Мы ждали жестокой кампании, но с вами она превратится в веселое приключение. Завтра в это же время в вашей конторе состоится отпевание покойника, но вы будете не в числе плакальщиков. Вы будете трупом, и довольно неприятным финансовым трупом, когда мы с вами покончим.

— Как две капли воды старый Р. Г. М.! — усмехнулся Волк. — Господи, как он умел втирать очки!

— Жаль, что он не похоронил вас сам, а оставил мне эти неприятные хлопоты, — сказал на прощание Фрэнсис.

— Да и все расходы, — бросил ему вслед Риган. — Боюсь, что это влетит вам в копеечку, а покойника отсюда все-таки не вынесут.

* * *

— Ну, завтра решающий день, — заявил Фрэнсис Бэскому, прощаясь с ним вечером. — Завтра в это время я буду представлять собою превосходно оскальпированный, обескровленный, высушенный и прокопченный экземпляр для частной коллекции Ригана. Но кто же мог подумать, что старая лиса имела зуб против меня? Я никогда не причинял ему вреда, напротив, всегда относился к этому пройдохе, как к лучшему другу моего отца. Если бы только Чарли Типпери удалось вытянуть что-нибудь из своего папаши!..

— Или если бы Соединенные Штаты объявили мораторий, — столь же безнадежно откликнулся Бэском.

А Риган в этот момент говорил собравшимся агентам и специалистам по фабрикованию слухов:

— Продавайте, продавайте, продавайте все, что у вас есть, и как можно быстрее, — крах будет грандиозный! Я не предвижу ему конца.

И Фрэнсис, возвращаясь домой, прочел огромный пятидюймовый заголовок последнего экстренного выпуска биржевых новостей:

В восемь утра следующего дня Чарли Типпери не застал Фрэнсиса дома. В эту ночь весь чиновный Вашингтон не сомкнул глаз. Ночные телеграммы разнесли по стране весть, что Соединенные Штаты, несмотря на свой нейтралитет, объявили мораторий. Бэском уже в семь часов утра привез эту весть во дворец на Набережной и сам разбудил Фрэнсиса. Затем они оба отправились в город. Мораторий давал им надежду на спасение. Впереди было немало дел.

Однако Чарли Типпери оказался не первым, посетившим в этот день дворец Моргана. За несколько минут до восьми Генри и Леонсия, загорелые и запыленные с дороги, стремительно промчались мимо открывшего им дверь швейцара и вбежали наверх, к великому смущению и замешательству Паркера.

— Напрасно вы изволите так врываться, — уверял он их. — Мистера Моргана нет дома.

— Куда же он ушел? — спросил Генри, перебрасывая из руки в руку свой чемодан. — Нам необходимо видеть его пронто — должен вам заметить, что «пронто» значит очень быстро. А вы-то кто, черт побери?

— Я камердинер мистера Моргана, — торжественно ответил Паркер. — А вы кто будете?

— Моя фамилия Морган, — коротко ответил Генри, оглядываясь, словно в поисках чего-то. Затем он подошел к двери библиотеки, заглянул в нее и увидел телефон.

— Где Фрэнсис? По какому номеру его можно вызвать?

— Мистер Морган отдал строгое распоряжение, чтобы никто не беспокоил его по телефону, разве только по очень важному делу.

— Мое дело чрезвычайно важное. Какой номер?

— Мистер Морган очень занят сегодня, — упрямо повторил Паркер.

— Неважные дела, а? — спросил Генри.

Лицо камердинера осталось таким же бесстрастным.

— Похоже, что сегодня его полностью обчистят, а?

Лицо Паркера не выразило и тени волнения:

— Говорю вам еще раз, что мистер Морган очень занят…

— К черту все эти церемонии! — перебил его Генри. — Ни для кого не тайна, что он по уши завяз на бирже. Все это знают. Об этом пишут утренние газеты. Ну-ка, мистер камердинер, назовите мне его номер, у меня к нему чрезвычайно важное дело.

Но Паркер был неумолим.

— Как фамилия его адвоката? Или его агента? Или кого-либо из его представителей?

Паркер покачал головой.

— Если вы скажете мне, какого рода ваше дело, — начал он.

Генри опустил чемодан и сделал движение, словно хотел броситься на Паркера и вытряхнуть из него номер Фрэнсиса, но тут вмешалась Леонсия.

— Скажи ему, — сказала она.

— Сказать ему? — закричал Генри. — Нет, я сделаю лучше, я покажу ему. Ну-ка, подойдите сюда, вы!

Он вошел в библиотеку, швырнул чемодан на стол и начал его распаковывать.

— Послушайте, мистер камердинер, наше дело — самое важное. Мы намерены спасти Фрэнсиса Моргана. Мы собираемся вытащить его из дыры. У нас припасено для него много миллионов вот здесь, в этом чемодане.

Паркер, холодным неодобрительным взглядом следивший за всем происходившим, при последних словах в ужасе отпрянул назад. Эти странные посетители несомненно или сумасшедшие, или хитрые преступники. В ту самую минуту, пока они занимались болтовней о миллионах, их соучастники, возможно, обчищают верхний этаж дома. А что касается чемодана, то весьма вероятно, что он наполнен динамитом.

— Вот!

Быстрым движением Генри поймал Паркера за ворот в ту самую минуту, когда тот обратился в бегство. Другой рукой Генри приподнял крышку чемодана, и перед верным камердинером засверкала груда необработанных драгоценных камней. Лицо Паркера ясно показывало, что он близок к обмороку, хотя Генри никак не мог угадать причину такого волнения.

— Я был уверен, — самодовольно заявил он, — что сумею вас убедить. Ну, смените гнев на милость и скажите нам номер.

— Присядьте, сэр… и вы, леди, — пробормотал Паркер с почтительными поклонами, стараясь как можно быстрее овладеть собой. — Присядьте, пожалуйста. Я оставил частный номер мистера Моргана в его спальне. Мистер Морган дал мне его сегодня утром, когда я помогал ему одеваться. Я вернусь сию минуту, а пока, пожалуйста, присядьте.

Очутившись за дверью библиотеки, Паркер тотчас же проявил необыкновенную деловитость и распорядительность. Ясность мышления снова к нему вернулась. Одного из лакеев он оставил у парадной двери, второго — у дверей библиотеки, а остальных слуг разослал по верхним этажам посмотреть, не прячутся ли там соучастники этого гнусного дела. Сам же он вызвал по телефону из буфетной ближайший полицейский участок.

— Да, сэр, — повторил он дежурному. — Это не то сумасшедшие, не то уголовные преступники. Пришлите, пожалуйста, немедленно полицейскую карету, сэр. Я не могу даже сказать вам, какие ужасные преступления совершаются, быть может, в эту минуту под нашей крышей.

В то же время швейцар, стоявший у парадной двери, бросился на звонок и с явным облегчением впустил одетого во фрак, несмотря на столь ранний час, Чарли Типпери, узнав в нем испытанного друга их хозяина. А через минуту второй лакей с таким же облегчением, подмигивая и всячески предостерегая Чарли знаками, впустил его в библиотеку.

Не зная, чего или кого ему ждать, Чарли Типпери прошел через огромную комнату навстречу незнакомым мужчине и женщине. Не в пример Паркеру, он решил, что их загорелые и запыленные с дороги лица заслуживают большего внимания, чем то, которое обычно уделяет обремененный делами житель Нью-Йорка заурядным посетителям. Красота Леонсии его поразила, и он сразу догадался, что перед ним настоящая леди. А бронзовые загорелые черты Генри, так поразительно напоминавшие Фрэнсиса и Р. Г. М., внушили ему восхищение и уважение.

— С добрым утром, — обратился он к Генри, почтительно поклонившись в то же время Леонсии. — Друзья Фрэнсиса?

— О сэр! — воскликнула Леонсия. — Мы больше чем друзья, мы приехали сюда, чтобы спасти его. Я читала утренние газеты. Если бы только не упрямство и глупость его слуг…

Последние сомнения Чарли Типпери тотчас рассеялись. Он протянул руку Генри.

— Я Чарли Типпери, — сказал он.

— А меня зовут Морган. Генри Морган, — горячо откликнулся Генри, хватаясь за него, как утопающий за спасательный круг. — А это мисс Солано. Сеньорита Солано — мистер Типпери. Мисс Солано, собственно говоря, моя сестра.

— Я явился сюда по тому же делу, — заявил Чарли Типпери, когда взаимные представления были окончены. — Спасение Фрэнсиса, насколько я понимаю, может заключаться в очень большой наличности или в неоспоримых ценностях, которые могли бы послужить обеспечением. Я принес с собой все, что мне удалось наскрести за эту ночь. Но я уверен, что этого далеко не достаточно.

— Сколько вы принесли? — прямо спросил его Генри.

— Миллион восемьсот тысяч. А вы?

— Пустяки, — сказал Генри, указывая на открытый чемодан. Ему и в голову не приходило, что он разговаривает с представителем трех поколений ювелиров.

Чарли быстро осмотрел несколько камней, лежавших сверху, и еще быстрее опытным глазом определил их количество; лицо его выразило глубочайшее удивление и восторг.

— Но ведь тут миллионы, миллионы! — воскликнул он. — Что вы намерены с ними сделать?

— Пустить в оборот, чтобы помочь Фрэнсису выпутаться из беды, — ответил Генри. — Ведь под такое обеспечение можно достать сколько угодно денег, не правда ли?

— Закройте чемодан! — воскликнул Чарли Типпери. — Я сейчас же позвоню по телефону. Мне нужно связаться с моим отцом, прежде чем он уйдет из дому, — бросил он через плечо, ожидая ответа станции. — Это в пяти минутах ходьбы отсюда.

Не успел он обменяться с отцом несколькими короткими фразами, как в библиотеку вошел Паркер в сопровождении полицейского сержанта и двух полицейских.

— Вот эта шайка, сержант, арестуйте их, — сказал Паркер. — О, простите, мистер Типпери, это, конечно, относится не к вам, а только к этим двум. Не знаю, какое им можно будет предъявить обвинение — это, во всяком случае, сумасшедшие, если не что-нибудь похуже, что всего вероятнее.

— Добрый день, мистер Типпери, — приветствовал сержант Чарли, как старого знакомого.

— Вы никого не арестуете, сержант Бернс, — улыбнулся в ответ Чарли Типпери. — Можете отослать свою карету. Я переговорю с инспектором. Дело в том, что вам придется проводить меня вместе с этими подозрительными личностями ко мне домой. Вы будете охранять — о, не меня, а этот чемодан. В нем лежат миллионы — осязаемые ослепительные миллионы. Когда я открою его перед моим отцом, вы увидите зрелище, которое не многим удается увидеть. А теперь — идем! Мы теряем время.

Они с Генри одновременно ухватились за ручки чемодана, и в тот момент, когда их руки соприкоснулись, сержант Бернс кинулся им помочь.

— Пожалуй, лучше уж я понесу его, пока дело не закончено, — сказал Генри.

— Разумеется, разумеется, — согласился Чарли Типпери. — Только не будем терять драгоценных минут. Уйдет немало времени на то, чтобы реализовать эти камни. Ну, идем, живее!