Онлайн чтение книги Яма слепых
Глава XXI

НОРОВИСТЫЙ КОНЬ

Карлос Атоугиа, ставший после смерти карлика конюхом, очень обрадовался, когда старый хозяин приказал седлать Бен Ура, крепкого бело-фарфорового коня, голубые вены которого, казалось, скользили под его молочно-прозрачной кожей. Слуги называли Диого Релваса королем, да, с белой бородой он действительно походил на короля, а конь — его трон, с высоты которого все — и люди, и вещи — ему казалось мелким.

Верхом на лошади Диого Релвас не появлялся в поселке уже года четыре. Впрочем, и раньше такое случалось нечасто — тогда, когда он желал о себе напомнить. И вот теперь арест Антонио Жоакима Борда д'Агуа, похоже, побудил его это сделать. Диого Релвас всегда поддерживал в народе миф о своем бесстрашии, даже когда от страха бежали по коже мурашки.

— Еду в логово карбонариев…

— Будьте осторожны с этим сбродом, — сказала Эмилия Аделаиде, глядя на него с восторгом. Она почувствовала, что сердце отца открылось ей и стало нежным. «Похоже, — подумала она, — сидевшая в нем столько лет ядовитая змея, что держала его в напряжении, убита. И он выходит из кокона, который свила боль».

Уже сидя в седле, Диого Релвас попросил подать ему тот хлыст, которым он любил поглаживать лошадиную гриву. Этим же хлыстом, как видно, он собирался встретить и своих врагов. Хозяин Алдебарана любил коней крепких, тех, что не теряли нервность от излишней полноты. Он не признавал полных — ни коней, ни женщин. Благодарение богу, и по сегодняшний день он не утратил чувства красоты. Последнее время он даже возобновил свои поездки в Сантана-да-Карнота, так дня на два, на три. Тайну свою старик хранил умело.

А что он там делал?! Ишь что захотели узнать! Я считаю, что всю подноготную такого человека, как Диого Релвас, рассказывать хоть и интересно, но не совсем удобно. Но если вы обещаете хранить тайну, то могу добавить, что там, в Сантана-да-Карнота, жила Капитолина, да, в маленьком домике, в глубине цветущего сада, где еще и сегодня есть гостеприимная тень от виноградной лозы, вьющейся около колодца с самой свежей водой во всем округе Аленкар. До чего же хороша там земля! Истинная правда, хороша!

В тот самый вечер Диого Релваса ждало одно из самых больших удовольствий жизни. Оделся он со вкусом: в коричневую куртку, на голове того же цвета, чуть посветлее, шляпа, на сапоге — серебряная шпора, та, что была на нем в день королевского визита. Но сегодня одна, сегодня было достаточно и одной. Он огляделся — вокруг вроде бы не было ни души — и позволил себе согнуться. Ведь сидеть в седле прямо ему уже было трудно и не по возрасту, что правда, то правда. Теперь он ехал на спине Бен Ура, расслабившись. Бен Ур не имел себе равных в благородстве. Ехал Диого Релвас, стараясь держаться в тени деревьев и стен. Однако, завидев какую-нибудь человеческую фигуру, тут же выпрямлялся и подхлестывал животное, которое, подняв голову, шло красивым танцующим шагом.

Тем же шагом Бен Ур вошел и в поселок, а на нем Диого Релвас, ну прямо монарх, которому сдался осажденный им город, — гордо сидя в седле, стремена на должной высоте, колени согнуты, руки на поводе — все легко, непринужденно, точно наездник и лошадь составляли единое целое.

— Все еще держится молодцом, — поговаривали те, кто видел его на лиссабонской дороге.

Метров за пять они поднимались и, держа шапки и плащи в руках, приветствовали его — сеньора сеньоров, который потчевал их кнутом и пряником. Он же, не поворачивая головы и не глядя в их сторону, прикладывал в ответ два пальца к полям шляпы.

Теперь, видя, с каким уважением его встречали, Диого Релвас сожалел, что так давно не выезжал из имения. Путь им был продуман, продуман как следует: он проедет мимо двери местного касика, где чуть придержит коня, показывая себя хорошим наездником (у Бен Ура был прекрасный боковой шаг) — пусть видят все, — потом двинется к тюрьме, даст тюремщику две серебряных монеты — пожертвование взятым под стражу землекопам (он считал необходимым, чтобы его традиционная доброта была и на этот раз всеми замечена, тем более что она была адресована этим лодырям), и на секунду заедет в муниципалитет, где посоветует председателю, в присутствии всех его подчиненных, быть снисходительным к этим двоим, хотя они и отрицают то, что для всех очевидно.

На обратном пути он посетит больницу, чтобы навестить больных, подойдет к каждому и потом, наконец, остановится у двери таверны, где обычно пьют и беседуют землекопы. Он знал, что Ассоциация не прекратила свою деятельность, и вкупе с другими землевладельцами готовил им отпор. Достойный отпор. Но желал взглянуть в лицо врагу. Увидеть врага во весь рост. Особенно сегодня, решившись на все (ему нравилось так думать, хотя он и знал, что у него уже не было прежней твердости). С Зе Педро Борда д'Агуа он расправился, как считал нужным! И там, где считал нужным… Однако после того они оба умерли, думал Диого Релвас, Зе Педро умер физически, а сам он — морально. «Нет, этим типам я не должен давать денег… Я даю пять мильрейсов для всех остальных заключенных».

Кое— какие воспоминания все еще его волновали. И тогда его глодала ненависть, воспламеняя кровь. И тут он не удержался и решил поехать в сторону Тежо, совсем забыв повернуть лошадь, которой вонзил в бок шпору, отчего животное встало на дыбы, не зная, в какую сторону податься, и персе гало слушаться и хозяйского окрика, и хозяйской плетки. Диого Релвас в злости и волнении стал его успокаивать:

— Э-э, Бен Ур, спокойно, спокойно, о-о!

Но конь храпел и ржал, возможно испугавшись крепкой руки хозяина. На какое-то время Диого Релвас отвлекся на то, чтобы подчинить себе животное, посвистывал и поглаживал его гриву. Наконец конь успокоился, поднял уши и, высоко вскинув голову, пошел танцующим шагом. Однако, чувствуя, что пальцы хозяина все еще дрожат, держался недоверчиво. И тут два укола шпорой напомнили Бен Уру, на чьей стороне сила.

В небольшой бухте в излучине реки стояли лодки и баркасы со спущенными парусами и вознесшимися к небесам мачтами. Бездельничающие носильщики травили маленького упрямого пса, вцепившегося в мешковину, которую один из парней старался у него отнять, волоча пса по земле, потом поднял его в воздух и стал кружить вокруг себя, отчего все пришли в неописуемый восторг и зааплодировали. Войдя в раж, парень не заметил, как оказался посередине пристани, и теперь уже кружил висевшего на мешковине пса, совершенно обалдевшего от столь обычного для зимородка или ласточки полета, кружил выше своей головы и не заметил коня Релваса.

Веселье мгновенно стихло, как только Диого Релвас заорал на парня и тсуг от страха выпустил и мешковину и пса, который, с визгом шлепнувшись оземь, тут же бросился к одному из баркасов, откуда его звали. Бездельники поднялись и приветствовали сеньора Алдебарана, хотя некоторые тут же вслед ему стали корчить рожи, передразнивая его, конечно, делая вид, что почесывают воображаемую бороду.

Диого Релвас поднял пальцы к полям шляпы и проследовал дальше, к таверне, дверь которой была распахнута. На земле, прислонившись к стене таверны, сидел маляр Норберто, такой верзила, что, похоже, и свою профессию избрал потому, что в стремянке не нуждался. Он надвинул на самые глаза кепку со сломанным козырьком и размышлял о своей проклятой жизни, при которой в кармане нем даже ломаного гроша, чтобы напиться, ведь пьяному печаль не печаль, ему и море по колено. Тут он услышал стук копыт и увидел совсем рядом лошадиные ноги, но не поднял голову. На душе у него было тяжело.

Диого Релвас приблизился к двери, поинтересовался, есть ли кто в таверне. Похоже, никого. Никого внутри не было. Может, он слишком рано пожаловал, а может, его надули, дав ложные сведения. Он хлопнул в ладоши, что по обыкновению делал в подобных случаях, но никто к нему не вышел, даже хозяин.

— Эй, парень! Эй, ты!… Поди принеси мне из таверны газеты…

Поскольку маляр даже не шевельнулся, он склонился к нему и тронул его кончиком хлыста. Норберто приподнял козырек и посмотрел на него прищуренным глазом. Но с места не двинулся. Диого Релвас задрожал. Они смотрели друг на друга.

— Ты!…

— Это вы мне?

— А ты видишь здесь кого-нибудь еще?

Шутник и балагур Норберто посмотрел вокруг и глухо сказал:

— Нет, здесь никого больше нет.

— Так вот пойди к Корте Нова и скажи ему, чтобы он прислал мне с гобой газеты.

Маляр пожал плечами и вынул из-за уха самокрутку.

— Ты что, не слышал? — заорал землевладелец.

— Да слышал, слышал. Но я вот думаю… Да, думаю, какого черта ты сам не слезешь с клячи и не пойдешь за своими газетами…

И опять Диого Релвас почувствовал, что вроде бы холодный и острый клинок вошел в его голову и прошел до низа живота. Он поднял хлыст, намереваясь ударить негодяя, который тут же отскочил на приличное расстояние на глазах у испуганных парней.

— Как тебя зовут, как тебя зовут, бандит? — кричал землевладелец, зашедшийся в злобе.

— Сейчас скажу, как же, на-кась выкуси, — закричал маляр, прячась за угол дома.

Диого Релвас было решил преследовать парня, но потом отказался от этой затеи, зная, что станет мишенью для насмешек шайки оборванцев, если тот уйдет от него, а похоже, что уйдет. Хоть бы узнать его имя, черт подери! Но ему ответили, что он, должно быть, нездешний, никто его здесь раньше не видел. Должно быть, поденщик, а может, и какой-нибудь бродяга.

В этот самый момент Диого Релвас был готов поджечь поселок, если бы на то были силы. Но сил не было, и он прошептал:

— Канальи! Когда-нибудь вы поплатитесь за все…