Онлайн чтение книги Идеальная мать The Perfect Mother
Глава V

День второй

КОМУ: «Майские матери»

ОТ КОГО: Ваши друзья из «Вилладжа»

ДАТА: 6 июля

ТЕМА: Совет дня

ВАШ МАЛЫШ: ДЕНЬ 53

Подумываете о совместном сне? Еще не поздно начать. Может быть, это и не всем подходит, но преимуществ очень много. Дети, которые спят вместе с родителями, обычно спят дольше. Это упрощает грудное вскармливание и предотвращает проблемы с лактацией. И самое главное – совместный сон помогает наладить особую связь между матерью и ребенком. Ну, и потом, кто не любит обнимашки посреди ночи?

В метро было душно, жарко и тесно. Люди толпились на платформе, подходили близко к краю, высматривая огни приближающегося поезда. Мужчина слева от Колетт жевал мясные чипсы – дорогие, из тех, что совсем недавно стали продаваться в бруклинских магазинах. Справа от нее две женщины слишком громко разговаривали; на сгибах локтей у них болтались гигантские дизайнерские сумки, в руках были зажаты телефоны.

– У меня подруга даже плавает с ним. А ты?

– Прямо в океане?

– Да.

– Я нет, – девушка растопырила пальцы левой руки и поправила огромное кольцо с блестящим бриллиантом. – Я в своем даже в душ, если честно, стараюсь не ходить.

Колетт двинулась дальше по платформе и остановилась у газетного киоска, возле которого стоял мужчина в тюрбане. Целыми днями он, вдыхая запахи метро, торговал бутылками с водой и гремящими коробочками «тик-така». С первой полосы «Нью-Йорк пост» на нее смотрела Уинни, фотография была сделана год назад. Колетт могла бы удивиться, но не удивилась. Вчера Уинни записала видео, в котором умоляла вернуть Мидаса, и с тех пор это стало новостью чуть ли не национального масштаба.

Вчера, лежа в постели, Колетт посмотрела это видео раз десять, пока Поппи мирно спала рядом. Чарли был на работе. Час пролежав в темноте, снова и снова прокручивая в голове тревожные мысли, она поняла, что не заснет. На видео Уинни сидела у окна террасы на сером стуле с мягкой обивкой. Она была очень красива: убранные назад волосы, четко очерченная линия челюсти, из-под черной шелковой блузки виднелась длинная шея.

– Пожалуйста, – она посмотрела в камеру, голос ее дрогнул. – Пожалуйста, не причиняйте вреда моему малышу. Кто вы ни были, пожалуйста, верните его мне.

Колетт услышала скрип – рядом затормозил поезд – и отыскала в сумке две монеты по двадцать пять центов. Вагон был полон, она пыталась сохранить равновесие среди толпы шатающихся людей и открыла газету на нужной странице.

Статья была написана журналистом по имени Элиот Фолк, заголовок был такой:

У общественности начали возникать сомнения в компетентности комиссара полиции Джейсона Делла, который возглавил расследование дела об исчезновении семинедельного Мидаса Росса, пропавшего 2 дня назад. 4 июля няня ребенка Альма Ромеро сообщила о его исчезновении. «Нью-Йорк пост» получила подтверждение, что полиция прибыла на место преступления более чем через 23 минуты после звонка Ромеро. Полиция сообщает, что причина заключается в загруженности полицейских участков в связи с необходимостью обеспечения безопасности 4 июля и аварией около Бруклинского моста. В результате столкновения двух городских автобусов пострадали пассажиры обоих транспортных средств, в том числе двое детей и молодая мать, их состояние на данный момент критическое. По прибытии в дом Росс полиция не смогла обеспечить необходимую охрану места преступления. Лица, находившиеся в тот момент в доме, возможно, покинули место преступления, поскольку одна из дверей осталась без охраны.

Мать ребенка, Гвендолин Росс, бывшая актриса, в тот вечер была не дома, она проводила время с участницами так называемой группы матерей.

Колетт остановилась и вернулась к предложению: «Лица, находившиеся в тот момент в доме, возможно, покинули место преступления, поскольку одна из дверей осталась без охраны».

Могло ли такое случиться? Когда полицейские приехали, человек, который забрал Мидаса, был в доме? И поэтому задняя дверь была открыта?

В статье было несколько фотографий. На одной Мидас лежал на спине на овечьей шкуре, а рядом с ним – маленький пластиковый жираф. Мидас смотрел в камеру, кожа его была белой, словно фарфор, а карие глаза блестели так, будто их отполировали. На фото ниже Уинни сидела на покрывале в парке с Мидасом на руках. У Колетт перехватило дыхание, когда она поняла, что она сама дала это фото детективу Марку Хойту, когда он вчера вечером приходил к ней домой. Чарли как раз ушел на пробежку вместе с Поппи, а Колетт готовила ужин.

«Что вы знаете о ее прошлом? – спросил ее Хойт. – Какими подробностями своей жизни она с вами делилась?»

Колетт действительно казалось, что в лице Уинни было что-то смутно знакомое. Но с тех пор, как Уинни снималась в сериале, прошло двадцать лет, и Колетт не поняла, что она Гвендолин Росс, хотя иногда и смотрела сериал. Порой, пока другие девочки из ее школы собирались выпить вина или выкурить украденный у родителей косяк, Колетт удавалось уговорить мать побыть с ней – в те редкие выходные, когда Розмари бывала дома. Они сидели на диване с маской из белка и меда на лице, про которую Колетт прочитала в журнале «Севэнтин», между ними стояла миска попкорна, они смотрели «Синюю птицу».

Поезд остановился на нужной Колетт остановке, она с трудом поднялась по ступенькам и прошла через Сити-Холл парк, где толпа туристов фотографировалась у фонтана. У них с Уинни был еще один разговор, о котором она не упомянула в беседе с Марком Хойтом, разговор, о котором она вспомнила только прошлой ночью.

После самой первой встречи «Майских матерей» они с Уинни вместе шли домой. Они не спеша брели вдоль ограды парка, стараясь идти по тени. Колетт вспомнила запах жареных орехов, которые продавались на углу, – там Уинни остановилась и купила пакетик кешью. И там Колетт, сама того не желая, призналась, в каком ужасе она была, узнав, что забеременела.

«Я несколько месяцев говорила, что это ошибка, – сказала она. – Сейчас я счастлива, но случилось это далеко не сразу. Я не была готова».

Уинни бесстрастно посмотрела на Колетт: «Могу тебя понять».

«Правда?» – спросила Колетт и почувствовала прилив облегчения. С тех пор как она познакомилась с «Майскими матерями», она чувствовала себя изгоем, чуть ли не самозванкой среди всех этих женщин, которые, казалось, всю свою жизнь только и ждали, чтобы стать мамами. Которые уже много лет следили за циклом, измеряли температуру, после секса лежали, задрав ноги, и надеялись, что в этом месяце повезет. Такие, как Юко, которая перестала принимать противозачаточные в ночь помолвки. Или Скарлет, которая стала веганом, готовя свое тело к беременности и родам. Или Фрэнси, которая сразу, на самых первых встречах, рассказала, как непросто ей было после двух выкидышей, как дорого стоили две попытки ЭКО и что у них долг во много тысяч долларов.

«А у тебя как было?» – спросила Колетт у Уинни, но та лишь отмахнулась.

«Как-нибудь потом расскажу», – сказала она, роясь в кошельке.

К ним повернулась пожилая женщина с бумажным стаканчиком с орехами в руках. Увидев их округлившиеся животы, она улыбнулась. Она положила руку Уинни на плечо: «Вы и представить себе не можете, что вас ждет, – сказала она, и глаза ее увлажнились. – Самое прекрасное, что может быть на свете».

«Это было мило», – сказала Колетт, когда женщина ушла.

«Тебе так показалось? – спросила Уинни, не глядя на нее. Она смотрела словно сквозь нее, сквозь каменную ограду, в парк. – Почему все так любят говорить о том, что мы обретем? Почему все молчат о том, что мы потеряем?»

Поднимаясь по ступенькам ратуши, Колетт вспомнила фотографию Мидаса с подписью: «Жирафиха Софи, французская игрушка-пищалка, популярная у американских родителей, и голубое детское покрывало тоже пропали. Если вы владеете какой-либо информацией, просьба обратиться в полицию Нью-Йорка по номеру 1-800 – линия для анонимного сообщения информации, связанной с преступлениями криминального характера».

Кем бы ни был человек, который похитил Мидаса, зачем ему было брать с собой все эти вещи? Заходя в лифт, Колетт решила, что это хороший знак. Ведь только кто-то, кто его любит, – или, по крайней мере, не собирается причинить ему вреда, – мог подумать о том, чтобы захватить его любимое одеяльце и игрушку.

Эта мысль не оставляла ее, когда двери лифта открылись на четвертом этаже. В холле было непривычно тихо, Элисон сидела за столом, глядя в компьютер. Услышав, как каблуки Колетт цокают по мраморному полу, она подняла голову.

– Привет, – сказала Элисон.

Колетт увидела на экране компьютера детский стульчик, автомобильное кресло и синюю пластиковую ванночку в форме кита.

– Дай угадаю, – сказала Колетт. – Составляешь виш-лист подарков к рождению ребенка?

Неделю назад Элисон под страшным секретом рассказала Колетт, что беременна: «У меня только восьмая неделя, так что никому не говори. Особенно мэру Шеперду. У него и так куча забот: и выборы, и эта книга».

– Это что-то невообразимое, – доверительно сказала Элисон. – Я и не думала, сколько всего нужно, когда у тебя младенец.

Колетт посмотрела на экран:

– На самом деле, совсем не все из этого нужно. Ничего с ним случится, если ты не купишь нагреватель для влажных салфеток.

– Сестра то же самое говорит. Наверное, надо довериться экспертам. Спасибо. И вот еще что: он задерживается.

– Да ты что, – Колетт в притворном удивлении подняла брови. – Мэр Шеперд задерживается?

Элисон рассмеялась:

– Он сказал, чтобы ты в наказание выпила весь его кофе. Я только что сделала новую порцию, а с утренней встречи осталась выпечка.

– Спасибо, – сказала Колетт и внезапно поняла, что голодна. С того вечера в «Веселой ламе», когда они заказали картошку фри, она очень мало ела. Ей было не до того, слишком она тревожилась о Мидасе.

Она вошла в кабинет мэра, там стояла тишина. За последние несколько месяцев она много раз сюда приходила, но всякий раз невольно поражалась. Из огромного окна открывался вид на Бруклинский мост, в кабинете был настоящий камин, письменный стол, который когда-то принадлежал Джеймсу Болдуину[2]Американский писатель, активный борец за права человека (1924–1987). (это был подарок от его семьи). Этот кабинет разительно отличался от кабинета директора в государственной школе номер 212 в Бронксе, в котором не было окон. Четыре года назад они с Тэбом просиживали там часами. Работали над его первыми мемуарами, на столе стояли бутылки с пивом и бурритос из ближайшей мексиканской забегаловки. Книга оказалась неожиданно успешной: рецензии на первой полосе, большие статьи в журналах, турне по всей стране. А через год он победил на выборах и стал мэром Нью-Йорка. Издатель Тэба предложил ему целое состояние за сиквел про его отношения с матерью. Она была гражданской активисткой, участвовала в маршах из Сельмы вместе с Мартином Лютером Кингом.

Колетт налила себе кофе, села за круглый стол и стала смотреть на Сити-Холл парк. Она пыталась не злиться на то, что ей в очередной раз приходится его дожидаться. Она понимала, что нужно бы воспользоваться этими свободными минутами, чтобы поработать над новым материалом, который ей предстояло сдать через несколько дней. Вытащив из сумки ноутбук, она открыла файл и стала пролистывать главы, которые накануне отправила Аарону Нили, начальнику штаба Тэба. Лицо немело от стыда. Текст был ужасен. Слог примитивен и натянут, а диалоги практически нечитабельны.

Она услышала, что ей пришел имейл, и потянулась за телефоном, радуясь поводу отвлечься. Письмо от Фрэнси. В эти два дня она много переписывалась с Нэлл и Фрэнси: они слали друг другу ссылки на статьи про «малыша Мидаса» (под таким именем он все чаще и чаще фигурировал в прессе), спрашивали, как дела и не поговорил ли уже кто-то из них с Уинни.

Вчера Колетт написала Уинни, та ответила через несколько часов: «Где мой ребенок? Как мне с этим жить?»

Колетт сразу спросила, не нужно ли с ней побыть или занести ей еды, Но Уинни так и не ответила ни на имейл, ни на смс, которую Колетт отправила спустя несколько часов.

«Девочки, вы только посмотрите», – писала Фрэнси. Она в очередной раз отправила им ссылку на криминальный блог – один из многочисленных блогов для целого сообщества доморощенных сыщиков, о существовании которых Колетт раньше и не подозревала. Судя по всему, они большое количество времени тратили на то, чтобы самостоятельно раскрыть самые загадочные преступления.

Колетт стала читать пост:

Тут же стали приходить имейлы от Нэл: «Они вообще понимают, что мы живем в Бруклине? Тут могут оштрафовать, если ты в какой-то момент не попадешься кому-то на глаза с плачущим младенцем на руках».

– Привет, Колетт, прости, что заставил ждать.

Колетт закрыла почту на телефоне. В дверях стоял Аарон Нили. Мятая рубашка, подбородок не добрит.

– Все в порядке? – спросила она.

Аарон нес в руках стопку папок, прижимая их к груди. Он по одной переложил папки к Тэбу на стол.

– Да, просто у него встреча с Деллом. Из-за похищения. Это ужас какой-то, – он посмотрел на нее. – Ты наверняка о нем слышала.

Она откашлялась. Она понимала, что нужно все объяснить Аарону, сказать, что Уинни ее подруга и что она в тот вечер была с ней. Но почему-то она решила подождать и обсудить это с Тэбом один на один. Она понимала, чем может для него обернуться тот факт, что кто-то из его окружения имеет непосредственное отношение к этой ситуации.

– Ага.

– А сколько сейчас Пэтти?

– Ее зовут Поппи. Почти восемь недель.

Аарон кивнул:

– Моим близняшкам семь. Страшно представить, что ей приходится терпеть.

– А есть какие-то новости? – спросила Колетт.

– Я ничего не знаю, Делл осторожничает. Там какой-то полицейский – молодой, совсем недавно закончил учебу – сильно напортачил. Не надел перчатки, повсюду оставил свои отпечатки. Там все черт-те как. – Аарон вздохнул и посмотрел на Колетт. – Ну, мэр уже скоро должен прийти. Очень хотелось бы обсудить то, что ты вчера прислала. Мы уже на финишной прямой, да ведь?

– Ну конечно.

Аарон вышел, а она повернулась к экрану. Встреча с Джейсоном Деллом. Они дружили со времен Перчейз-колледжа. А когда Тэб назначил Делла, который тогда работал заместителем комиссара полиции в Кливленде, на самую высокую должность в Нью-Йоркской полиции, все стали говорить, что это чистой воды непотизм. По мнению общественности, не было человека, который меньше подходил для должности руководителя Нью-Йоркской полиции.

Колетт снова открыла текст и изо всех сил постаралась сосредоточиться. Она посмотрела на папки, которые Аарон оставил у Тэба на столе, и подумала, вдруг там есть заметки о той главе, которую она вчера сдала. Она встала и, поглядывая на папки, пошла к столику, чтобы взять булочку. Она остановилась, и ей пришлось дважды прочитать тонкие черные буквы на желтой бумажной папке, прежде чем она осознала, что там стояло имя:

Росс, Мидас.

Колетт подошла к двери слегка прикрыла ее. Вернулась к столу Тэба, сжимая в руке булочку, открыла папку и заглянула внутрь. Там была фотография какого-то мужчины, худого и высокого. Он был одет в толстовку с капюшоном и протягивал что-то продавцу в магазине. На другом фото, явно с камеры видеонаблюдения, был виден его профиль в тот момент, когда он отвернулся от прилавка. На следующей он шел к двери и смотрел наверх, прямо в камеру. Она стала перебирать содержимое папки: копии каких-то записок, фотография кроватки Мидаса с мятно-зеленым постельным бельем, на стене изящный узор в виде летающих птиц. А потом ей попалась еще одна фотография того мужчины, четкая и цветная. Он смотрел прямо в камеру: явно родом с Ближнего Востока, на голове солнечные очки, а на руках младенец. Ребенок был прикрыт покрывальцем.

Она поднесла фотографию к глазам, чтобы получше рассмотреть ее, но тут услышала, что кто-то идет. Она быстро закрыла папку, положила обратно в стопку и поспешно села за стол. Шаги вскоре затихли, Колетт снова принялась просматривать свои заметки – историю о том, как Тэб в конце концов дал отпор бойфренду своей матери, который их тиранил. Но она не могла выкинуть из головы фотографию. Улыбку того мужчины. Его руки. То, как он придерживал головку младенца.

Где мой ребенок? Как мне с этим жить ?

Не успев осознать, что делает, Колетт схватила взяла со стула свою сумку и положила туда папку со стола Тэба. Затем спокойно вышла в фойе и прошла по коридору в ксероксную. Закрыла за собой дверь и заперла ее. Она стала перебирать бумаги, вспотевшие ладони оставляли пятна на надписи «конфиденциальная информация», которая стояла на каждой странице. Она понимала, что грубо нарушает условия своего контракта с Тэбом. Она подписала соглашение о неразглашении информации, в соответствии с которым имела доступ только к той информации, которую Тэб сочтет нужным ей предоставить. Ей было запрещено с кем-либо обсуждать информацию, полученную в процессе работы. Она даже не имела права никому рассказать, что это она пишет эту книгу – «ни членам семьи, ни друзьям, ни прочим лицам».

В дверь постучали.

– Эй, – Элисон подергала дверную ручку. – Кто тут?

Колетт сунула документы в папку и положила ее на полку над ксероксом, под какую-то коробку. Взяла с пола сумку и стала в ней рыться, одновременно расстегивая верхние четыре пуговицы на рубашке, так, чтобы виднелся лифчик для кормления. Она постаралась дышать ровнее и приоткрыла дверь.

– Ой, прости, – Она наградила Элисон извиняющейся улыбкой и продемонстрировала портативный молокоотсос. – Мэра все нет, а мне нужно сцедить молоко. В туалете не получается, там грязновато.

Элисон смущенно наморщила лоб:

– Извини, ради бога, что помешала. Продолжай, пожалуйста, я прослежу, чтобы тебе не помешали.

– Спасибо, ты ангел.

Колетт вновь заперлась и, выждав несколько минут, опять взялась за папку. Десять минут спустя она вернулась в фойе и спокойно подошла к Элисон:

– Видишь, что тебя ждет?

Войдя в кабинет Тэба, она вернула папку на место. Только она успела сесть и открыть ноутбук, как вошел Тэб. Он был без пиджака, а рукава закатал до локтя. Хлопковая рубашка туго обтягивала мускулистую спину.

– Злишься на меня? – спросил он и кинул на стол блокнот. У него была широкая и лучезарная улыбка – она украшала билборды по всей стране, поскольку он снимался в рекламной кампании «Ральф Лорен» «Истинные герои». По нему совершенно не было заметно, что он только что был на очень непростой встрече.

– Конечно, нет, господин мэр.

Он скривился:

– Сколько раз я тебя просил, не называй меня так. Из твоих уст это звучит странно.

– Прошу прощения. Нет, я не злюсь на тебя, Тэб Маркус Амедео Шеперд.

– Давай не преувеличивать, – он бегло просмотрел папки, которые ему оставил Аарон и отложил их на маленький столик за письменным столом. – У меня плохие новости.

У нее сжалось сердце:

– Что-то с Мидасом?

– Мидас?

Она кивнула:

– Мидас Росс. Младенец, о котором все время говорят в новостях. Аарон сказал, ты встречался с Деллом. Я подумала, ты расскажешь о…

– Я так и думал, что ты расстроишься. Малышу столько же, сколько Поппи, – он повернулся к ней спиной и налил себе кофе. – Каким же чудовищем надо быть, чтобы украсть ребенка.