Онлайн чтение книги Истории Бесконечного Регрессора I'm an Infinite Regressor, But I've Got Stories to Tell
Компаньон (2)

  Тот же феномен повторился на 24-м и 25-м забегах. Мне пришлось пережить временную линию, где старик Шо умирал в общей сложности три раза. Единственным фактором, отделяющим эти забеги от других, было то, был ли со мной хоть один товарищ, однако воспринимаемая сложность возросла в пять или шесть раз. Именно тогда я понял, как сильно я полагался на Шо все это время.

  Наконец, это произошло в 26-м забеге.

  В старом здании больницы Пэкче было кафе. Он, должно быть, предвидел, что я примчусь, и использовал пустое кафе, чтобы варить кофе на досуге.

  Кофе с молоком, приготовленный стариком Шо, был действительно вкусным. Это было в 11-м забеге? Должно быть, это было благодаря навыкам бариста, которые он тогда приобрел.

— Покажи свое лицо, старик, — крикнул я по-немецки. К 26-му заходу я тоже мог читать стихи на иностранных языках.

— Это ты меня прощаешь?

— 7, 7, 7

— А?

— Ты знаешь, что означают эти цифры?

— Джекпот в игровом автомате казино?

— Нет. Это те забеги, которые я пережил без тебя. Вместе они составляют 21 год. Черт, после того, как я не видел тебя больше 20 лет, я почти забыл, как ты выглядишь. Давай поговорим лицом к лицу, — старик Шо не ответил, по-видимому, запуганный и молчаливый.

  Я сел напротив него и выпил свой кофе. К этому времени я мог бы зайти в любое кафе, куда мне вздумается, и быстро выпить чашечку, но я не пил настоящий кофе уже пять долгих лет.

  Как человек, который только что прожил семь лет перед смертью, я не мог себе позволить насладиться настоящим кофе с молоком, а не какой-то машинной имитацией. Регрессия не так уж плоха. Кофе. Разливное пиво. Сигареты. Еще не умершие товарищи... Испытать их всех снова было для меня чрезвычайно важно.

— 21 год, да... Удивительно. Я видел тебя в последний раз меньше полу-часа назад.

  Похоже, это не для старика Шо.

  Точнее, самая ценная вещь в его списке «воспоминания, которые следует сохранить в памяти» все еще была вне досягаемости.

— Но я понимаю. Я сам не видел лица своей жены больше ста лет. Я знаю, каково это.

— ......

— Я вижу ее лицо на фотографиях. Я могу смотреть видео, которые я сохранил, чтобы услышать ее голос. Но все равно внутри меня есть сухой колодец, который остается пустым.

  Мои предчувствия не были напрасными.

  Если бы это было похоже на любую другую историю регрессии, старик Шо сохранил бы свою душевную стойкость, я бы нашел какое-то чудесное решение в рамках ограничений, и пожилая пара, возможно, воссоединилась бы после преодоления столетней разлуки.

— Я хочу увидеть свою жену лично.

  Но, как я уже сказал, моя история — это не рассказ об успехе, а послесловие, описывающее череду неудач.

  Дух старика Шо был сломлен. Меньше чем за 30 минут он трижды покончил с собой, чтобы поговорить с женой. У меня не было возможности спасти его.

— Ты меня не понимаешь? Ты единственный человек, который должен меня понять. Используй свои способности, чтобы помочь мне...

— Это невозможно, — категорически отказался я.

  Так же, как у старика Шо был природный талант к фехтованию, у меня тоже были различные способности помимо регрессии. Возможность чтобы обсудить мои способности появится в свое время, но для целей этого обсуждения, способность, о которой говорил старик Шо, была «Печать времени». И я не собирался использовать ее на товарище, которого я мог видеть собственными глазами.

— Знаешь, старик. Как только время запечатано, оно закончено. Оно никогда не раскроется — никакое количество регрессий не сможет его сломать.

— Возможно, но я все равно могу разговаривать с ней во сне.

— Вы бы просто вечно повторяли один и тот же день.

— Чем это отличается от нашей нынешней ситуации?

  На этот раз без ответа остался я.

— И все же, — сказал я после минутного колебания, — это невозможно. Я не могу позволить себе потерять нашего самого сильного союзника таким образом.

— Быть по сему.

  Предвидел ли он мою реакцию? Как только план А был отвергнут, старик Шо тут же предложил план Б.

— Продолжай попытки, пока не найдешь решение. Продолжай регрессировать, пока не сможешь спасти людей в Сеуле в течение минуты после начала. Или пока не признаешь, что это невозможно, и не сдашься, как это сделал я.

— А ты?

— Я устал. Правда… Я устал. Так что я просто немного отдохну, пока вы не придете к какому-то выводу.

  В ту ночь старик Шо покончил с собой.

  Это был тот "отдых", о котором он говорил.

— …Боже мой.

  Подходящий для мечника, который достиг достаточных высот, чтобы быть названным Звездой Меча, Старик Шо мог владеть взрывной аурой, достаточно мощной, чтобы снести кому-то голову. Это была бы безболезненная смерть.

  27-й, 28-й и 29-й заходы не принесли никаких изменений.

  Старика Шо я нашёл мертвым на крыше здания кафе, в котором когда-то располагалась больница.

Всякий раз, когда я заходил в кафе после прохождения подземелья на станции Пусан, на столе всегда стояла чашка кофе с молоком, встречавшая меня теплым дуновением воздуха.

  Под чашкой кофе была записка.

  Я криво улыбнулся.

— …Полагаю, я наткнулся на одно и то же кафе, которое посещаю каждое десятилетие.

  Однажды я представил себе жизнь своего товарища.

  Для старика Шо жизнь свелась к звонкам жене, длящимся около 10-20 секунд, а затем 10 минут на приготовление кофе с молоком для старого товарища, который мог его навестить. Это повторение не изменилось с 29-й по 1183-ю регрессию.

  Тело на крыше. Чашка кофе с молоком на столе.

  Кто был более безумным: регрессор, который ни разу не лишил себя жизни за более чем тысячу циклов, или тот, кто непрерывно делал это более тысячи раз? Я не мог сказать.

Однако с каждым новой регрессией стали замечаться постепенные изменения в содержании разговоров старика Шо с женой.

— Боже! Наконец-то ты взяла трубку!

「Эмит? Что-то случилось? Я сейчас на конференции...」

— Я люблю тебя, Адель. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя.

 

  Старик Шо всегда записывал свои разговоры с женой, возможно, чтобы воспроизвести их перед окончанием своей короткой жизни. Благодаря этому я мог подслушать, о чем говорили пожилые супруги каждый раз.

— Я люблю тебя, Адель... Я люблю тебя.

  В течение первых десяти или около того регрессий не было никаких существенных изменений. Старик Шо просто отчаянно пытался передать свою любовь жене. Но после 30-го цикла содержание звонков начало тонко меняться.

— Адель, на самом деле я повторяю свою жизнь. Миру придет конец, но я все еще люблю тебя.

 「О Боже. Ты что, пьян? Почему ты ведешь себя как ребенок? Подожди минутку, Эмит. В небе что-то странное...」

— Помнишь? 20 лет назад в Турине. Я пошёл под мост и сорвал для тебя жёлтый цветок. Как назывался этот цветок?

「Что? Ты звонишь мне сейчас, чтобы спросить об этом?」

— Пожалуйста, ответь мне, Адель. Я умру, если ты этого не сделаешь.

— Извини, как звали твоего брата?

「Максимилиан, а что..?」

— Ах! Да, Максимилиан! Хаха, я забыл! Спасибо!

「Ха... безнадежно. Подожди? С неба доносится какой-то шум...」

  Это было любопытно.

  По мере продолжения регрессий звонки Старика Шо с женой перешли от односторонних передач к чему-то похожему на настоящий разговор. Они были краткими, длились всего около 20 секунд, прежде чем обрывались, но когда их собрали вместе, они, казалось, образовали почти полноценный диалог.

— Мне никогда не нравился этот парень, Максимилиан.

「А? Почему так внезапно?」

— Он вообще не считает, что семья важна! У этого парня все перепутано в приоритетах. Он просто делает вид, что слушает тебя.

「Эмит? Подожди. Что-то странное происходит в небе...」

— Дорогая, помнишь Рождество? Когда твой брат привёл кого-то, он сказал, что это его девушка. Честно говоря, Максимилиан гей?

「А? Внезапно? Почему ты спрашиваешь это по телефону...? Подожди, Эмит. Что-то странное. Я слышу что-то в небе.」

— Точно! Моя интуиция никогда не ошибается. Адель. Твой брат — абсолютный гей!

「Боже! Эмит, о чем ты вдруг?」

— Нет, я ничего не имею против. Просто вы с братом решили, что я этого не приму, и держали это в секрете все это время, и это разочаровывает.

「Я схожу с ума. Что за...? Подождите, давайте отложим этот разговор до личной встречи! С неба доносится странный шум.」

— Адель. Нам нужно быть более открытыми друг к другу! Я не такой закоснелый старик, как твой отец!

  Если не обращать внимания на то, что жизнь пожилой пары была «поставлена на паузу», то их общение, похоже, было полностью двусторонним разговором.

— Значит, слова старика имели под собой основания.

  В конце концов, мне пришлось это признать. То, что старик Шо называл "отдыхом", было именно этим.

  С каждой регрессией, по мере того как звонки становились длиннее, жизнь возвращалась в голос Старика Шо, и воспоминания о прошлом, когда-то давно забытом, оживали. Со временем он, казалось, все меньше и меньше заботился о том, что этот разговор подходит к концу.

  Но даже при этом старик Шо не перестал лишать себя жизни. Или, точнее, если выражаться его словами, он не перестал звонить своей жене.

  К 500-му циклу я перестал подслушивать звонки Старика Шо.

  Содержание постепенно стало слишком интимным для подслушивания посторонними. У меня никогда не было желания узнать даже малейшие подробности о его сексуальных предпочтениях.

  Однако каждый раз, когда начинался новый забег, я обязательно заходил в здание и выпивал чашечку кофе с молоком.

  Эмит Шопенгауэр, мой бывший коллега из далекого прошлого, память о котором теперь окутана мраком. Его выбор кофе с молоком ощущался как ритуал, как способ укрепить себя перед грядущими испытаниями.

  Это не было исключением и во время моей 1183-й регрессии. Под чашкой кофе, как всегда, лежала записка.

  Ну, честно говоря, я сдался, но не хотел признаваться в этом этому молодому человеку. (К настоящему времени я уже намного превзошёл его по возрасту.) Возможно, когда-нибудь, признаюсь, но сейчас немного шалости не помешает. В конце концов, я провел тысячи лет в одиночестве. Я это заслужил.

— Если подумать, интересно, о чем Шо с ней говорит?

  Внезапно меня охватило любопытство. Прошло много времени с тех пор, как я доставал старый смартфон Шо, чтобы прослушать его записанные звонки.

  Когда я нажал кнопку воспроизведения, раздался характерный, живой голос Шо.

— Дорогая! Я же говорил тебе тысячу раз, пей только газировку с нулевой калорийностью! Сахар вреден для здоровья!

「Что?」

  Я потягивал кофе с молоком в кафе, а спор звучал словно фоновая музыка в кофейне.

  Кофе был восхитительным.