Онлайн чтение книги Южный Крест
ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Я что-то не очень понимаю. Выходит, моя работа кончена?

— Здесь — да. Дитмар переходит ко мне, а ты получишь другое назначение.

— А… с Келли как же? — неуверенно спросил Кривенко.

Полунин, полуотвернувшись от собеседника и свесив руку за спинку стула, продолжал разглядывать выцветшую афишу с изображением матадора, взмахнувшего мулетой перед самыми рогами быка.

— Ты деньги от кого получаешь, от меня или от Келли?

— Да нет, я просто…

— Короче говоря, пусть это тебя не волнует. Ты сейчас свободен?

— До обеда отпросился.

— Поехали, покажешь мне, где живет эта ваша фрау Клара…

В автобусе Кривенко удрученно молчал — то ли ему не хотелось расставаться с полюбившимся поднадзорным, то ли не давала покоя мысль, не проштрафился ли чем-нибудь перед строгим начальством. На одной из остановок тронул Полунина за локоть: «Следующая — наша… »

Они вышли на тихой, тенистой от платанов окраинной улочке. Полунин осмотрелся, стараясь запомнить ориентиры — альмасен на углу, дом необычной для здешних мест архитектуры, похожий на швейцарский «шале», незастроенный участок рядом. На следующем квартале Кривенко остановился, показал рукой через улицу.

— Вон тот, белый, со ставнями…

— Пошли, нечего пальцем тыкать, — Полунин, не замедляя шага, окинул дом быстрым взглядом, словно сфотографировал в памяти. — Машину где оставляете?

— Дальше, за углом…

Тупичок действительно был глухой и вечером, вероятно, совсем темный.

— Ясно, — сказал Полунин. — Ну что ж, здесь я с ним и встречусь, это удобно…

— Мне его предупредить?

Полунин, закуривая, пожал плечами.

— Да нет, пожалуй… вдруг еще что-нибудь помешает, а он будет ждать. Нет, ничего пока не говори. В субботу, когда оставишь его здесь, приходи сразу в тот бар — возле автобусной станции. С десяти вечера я буду там. Только сразу, никуда не заходя, понял?

— Яволь! Буду как штык.

— Теперь вот еще что. Когда ты последний раз писал Келли?

— Да уж дней двадцать будет, — с виноватым видом сказал Кривенко, — все как-то было не собраться…

— И хорошо, что не собрался. — Полунин достал лист, протянул Кривенко. — Держи! Перепишешь это своей рукой и завтра пошлешь. Почерк разбираешь?

Кривенко, наморщив лоб, стал медленно читать вслух по-испански: «Соратник Келли, в субботу мы с объектом наблюдения едем недели на две в Сан-Луис, так что если что будет надо, то пишите туда до востребования центральный почтамт… »

— Все верно, — кивнул Полунин. — Закончишь там, как у вас принято обычно. «Диос и Патрия» [64]«Dios у Patria» — «Бог и Родина» (исп.). — так, кажется?

— Так точно. А подпись — соратник такой-то.

— Только смотри, завтра же сдашь на почту. Да, пока не забыл…

Он отдал Кривенко деньги — такую же пачку, как прошлый раз в Буэнос-Айресе, новенькую, в банковской оклейке.

— Вот спасибо, Полунин! А то я уж, признаться…

— Иди, иди, на работу опоздаешь.

Обрадованный Кривенко побежал к автобусной остановке. Полунин походил еще по прилегающим улицам, чтобы лучше освоиться с районом действия, даже набросал в записной книжке схематичный план, пометив стрелками улицы с односторонним движением, и вернулся в отель.

— Ну, кажется, все в порядке, — сказал он. — Пришлось дать сукиному сыну еще пять тысяч, но что поделаешь. Пошли пообедаем, и нужно приступать к поиску убежища.

— Кажется, оно найдено, — сказал Филипп. — Дино тут встретил своего земляка…

— Да какой он мне земляк, иди ты! — возмутился Фалаччи. — Я исконный лигуриец, а этот заморыш — из Реджо-Эмилии. С кем они действительно земляки, так это с Бенито, — тот ведь оттуда родом, во время фашизма все реджо-эмильянцы ходили гордые, как индюки, — как же, земляки самого дуче, поррка мизерия!

— Ладно, успокойся, дело прошлое. Расскажи лучше, что ты там нашел со своим не-земляком.

— Понимаете, я ему сказал, что нам нужно помещение где-нибудь за городом, чтобы испытать точные геодезические приборы, которые не переносят шума и вибрации. А он говорит: я знаю такое место, у меня брат сторожем работает в старых каменоломнях…

— Интересно. А где это?

— Где-то там, в сторону гор, вечером съездим. Главное, говорит, там так тихо — кричи не докричишься…

Домик сторожа действительно оказался самым подходящим местом. В карьерах уже давно не работали, отвалы щебня поросли бурьяном, оборудования не было; сторож присматривал только за тем, чтобы не воровали камень, — компания, вероятно, все еще не теряла надежды его продать. За триста песо итальянец охотно согласился на недельку переселиться в город.

— Только раньше не возвращайтесь, — предупредил Дино, подняв палец. — У нас крайне опасные научные эксперименты!

— Нет, нет, — сторож замахал руками. — Боже меня упаси! Вы тогда скажите брату, когда закончите. А опасного ничего не оставите?

— Все вывезем до последнего атома, — заверил Дино.

До западной окраины Кордовы отсюда было около десяти километров, до шоссе, по которому ходил автобус, — не больше трех. Словом, лучшего тайника было не придумать.

В субботу они рассчитались в отеле, забрали свои вещи и, отвезя все в каменоломню, вернулись в Кордову послеобеденным автобусом. Полунин зашел в агентство «Аэролинеас Архентинас» и взял билет до Формосы — на самолет, вылетающий в пять утра. Когда поужинали, оказалось, что нет еще восьми.

— Что за черт, — нервно выругался Дино, — совсем оно, что ли, остановилось, это проклятое время!

— Спокойнее, дети мои, спокойнее, — сказал Филипп, — мы ждали этого дня достаточно долго, чтобы потерпеть еще несколько часов…

— В Энтре-Риос тоже придется ждать, — напомнил Полунин. — Еще неизвестно, вернется ли Морено к двадцатому…

Ровно в десять они были в баре у автобусной станции. Вошли порознь — сначала Дино с Филиппом, устроившись за дальним столиком в углу, потом Полунин, севший у входа. Прошло еще около часа, прежде чем в дверях показался запыхавшийся Кривенко.

— Извиняюсь, припоздал, — сказал он, подсаживаясь к Полунину. — Думал уж, не выберется сегодня герр Дитмар к своей крале…

— А что случилось?

— Да приехали там к нему какие-то камрады, мать их… Весь вечер просидел с ними.

— Пили? — поинтересовался Полунин.

— Не, вроде трезвый вышел, и в машине не пахло…

— Кстати, он вообще как насчет выпивки?

— Это Дитмар? Поддает — будь здоров, — с почтением сказал Кривенко. — Но абы что пить не станет, ему виски подавай, коньяк.

— Генеральские, однако, вкусы у твоего шефа. Ну ладно, ключи давай сюда.

— Ключи?

— Да, я подожду в машине — не на улице же стоять. Потом ему отдам. В чем он одет сегодня?

— Светлый плащ, шляпа такая… вроде зеленая. Только как же я без ключей в понедельник машину из гаража заберу?

— А тебя в понедельник здесь не будет, — Полунин достал бумажник, протянул Кривенко билет. — На, держи. Твое новое назначение — Формоса, самолет завтра в пять утра.

У капитана отвисла челюсть.

— Формоса, — обалдело повторил он. — Это что же, к Чан Кай-ши, что ли, меня посылаете? [65]Остров Тайвань на Западе принято называть Формозой. Да я ведь ни хрена по-китайски не петрю!

— Какой тебе еще к черту Чан Кай-ши? — взорвался Полунин. — Ты что, пьян? Город Формоса, а не остров! Столица аргентинской провинции Формоса, на границе с Парагваем!

— А-а… ну, понятно. Только чего я там делать буду?

— Ждать инструкций, вот что ты там будешь делать. Каждый день, начиная со следующего воскресенья, будешь приходить на главный почтамт и спрашивать «до востребования». Вопросы есть? Нет вопросов. И правильно, капитан. Бывают положения, когда умные люди вопросов не задают. Ключи быстро!

Кривенко беспрекословно выложил на стол два ключа, прицепленных к короткой цепочке с брелоком.

— Тогда все, — сказал Полунин. — Как говорится, до следующей встречи. Инструкции, вероятно, получишь дней через десять, а пока поживи там. Только смотри, Кривенко, — он постучал пальцем по краю стола, — чтобы без фокусов сегодня! За тобой присмотрят, пока ты не сядешь в самолет, так что учти…

Выждав несколько минут после ухода Кривенко, Полунин щелкнул пальцами, подзывая официанта, расплатился и вышел. На углу его догнали Филипп и Дино.

— На, возьми, — сказал он, отдавая Дино ключи. — Чуть не сорвалось сегодня — к Дитмару неожиданно нагрянули какие-то гости… Скорее, вон наш автобус.

Они без труда нашли нужную улицу, дом фрау Клары (ставни были закрыты, но сквозь прорези-сердечки был виден свет), притаившийся в темном тупичке большой черный «плимут». Дино, позвякав в темноте ключами, забрался внутрь, запустил двигатель. Машина тронулась и, прокатившись немного вперед, вернулась задним ходом.

— Ну что ж, все в порядке, — возбужденным шепотом сказал Дино, опустив стекло и высунув голову наружу. — Я тут не сразу разобрался с переключением скоростей. Мотор запускается легко, это главное. Сейчас посмотрим, как с бензином… — Пригнувшись к щитку, он стал нащупывать кнопки, на секунду включил освещение приборов. — Есть, три четверти бака…

— Ладно, сиди тут, — сказал Филипп, — мы пошли.

Вдвоем они вышли из тупичка. Под фонарем Полунин посмотрел на часы — было десять минут первого.

— Волнуешься? — спросил он.

— Ты знаешь, нет… Даже странно, а?

— Я тоже. Переволновались заранее, теперь перегорело.

— Наверное… — Филипп помолчал, потом добавил: — В маки тоже так бывало, помнишь? Заранее волнуешься, а потом весь словно каменеешь в последний момент…

Они медленно дошли до угла и повернули обратно. Свет за ставнями продолжал гореть, в соседних домах было уже темно.

— Ты узнал, как он одет? — спросил Филипп.

— В светлом плаще… Да не все ли равно, вряд ли отсюда выйдет другой мужчина…

— Почем знать. А если это конспиративная квартира для встреч?

— Не думаю, — сказал Полунин. — Они же не в подполье…

Половина первого. Без двадцати час. Пять минут второго. Они по нескольку раз прошлись по одной стороне улицы, по другой, постояли на каждом углу. В двадцать минут второго мужчина в светлом плаще вышел из белого домика, закурил и не спеша направился в сторону тупичка.

— Это он! — сквозь зубы сказал Филипп, ускоряя шаги. — Говори по-испански, громко…

— Я тебе говорю, — подхватил мигом Полунин, — на эту кобылу вообще никто не ставил! Дохлый случай, че, ее давно уже хотели списать…

Он сунул руку в карман кожанки, ощупал теплую угловатую тяжесть «люгера» и большим пальцем сдвинул предохранитель.

— Анда, — насмешливо бросил Филипп. Из скороговорки друга он, естественно, ничего не понял, но знал, что это испанское словцо может выражать что угодно и применимо во всех случаях жизни.

— Не веришь? — продолжал Полунин. — Тогда вот сходи завтра к лысому Пепе, спроси у него — и можешь назвать меня рогоносцем, если он не скажет то же самое. На третьем круге эта дохлятина обходит на полкорпуса самого Фиц-Роя — и как обходит! Мамочка моя, что тут началось на трибунах… Давай, быстро!

Последние слова он произнес по-французски, вполголоса и, бросившись на Дитмара, который к этому моменту опережал их на каких-нибудь два шага, «полицейским» захватом скрутил ему правую руку и ткнул под ребра стволом пистолета. Одновременно то же самое сделал с левой рукой немца Филипп. Дитмар мгновенно замер, не пытаясь вырваться.

— Э, мучачос [66]Muchachos — ребята (исп.)., что за глупая шутка, — произнес он с досадой, — немедленно отпустите меня, слышите…

— Спокойно, Дитмар, спокойно, — по-французски сказал Филипп. — Сейчас все объясним, только без глупостей, иначе будем стрелять…

— Нет, это просто… мальчишество какое-то, — брюзгливо сказал немец, щурясь от яркого света стосвечовой лампы под потолком. Он обвел взглядом убогую внутренность сторожки, посмотрел на сидящего напротив Филиппа, пожал плечами. — Конечно, я помню и вас и… того господина, — он указал подбородком на Полунина. — Я помню задание, которое выполнял в вашей… вашем отряде. Но это было в сорок четвертом году, тогда очень многие выполняли то, что им приказывали. Уверяю вас, если бывший макизар приезжает сегодня в Федеративную Республику, никто и не думает мстить ему за то, что во время войны он убивал германских солдат…

Дитмар держался спокойно, но был бледен и курил сигарету за сигаретой, — консервная жестянка между ним и Филиппом была полна окурков, разговор уже шел второй час По-французски он говорил правильно, хотя и с жестким акцентом, лишь временами запинаясь в поисках нужного слова.

— Правильно, — кивнул Филипп, — но «бывший противник» и «предатель» — понятия разные Не так ли? И потом, если бы мы просто хотели с вами рассчитаться, вы уже давно были бы мертвецом, — куда проще застрелить вас на улице, не устраивая этого похищения. Нам нужно другое. Нам нужно, чтобы вы предстали перед французским судом, чтобы во всеуслышание рассказали историю провала руанской сети весной сорок четвертого года. Прежде всего — чтобы реабилитировать память Анри Фонтэна, который после вашего исчезновения был обвинен в том, что явки провалились по его вине. Во Франции есть люди, пытающиеся задним числом очернить все движение Резистанса в целом Пишут, что макизары были бандитами, что весь гражданский сектор Резистанса был пронизан предательством и так далее. Мне самому приходилось читать, что именно руанские события служат в этом смысле убедительным примером. Так вот — мы хотим, чтобы хоть это пятно было смыто. Мы хотим доказать, что в Руане не было предательства среди своих, а была самая гнусная, подлая гестаповская провокация…

— Прошу прощения, — надменно сказал Дитмар. — Я протестую против подобных выражений. Я был офицером и выполнял задание своего командования. В самом задании тоже не вижу ничего подлого и гнусного, это была обычная инфильтрация — метод, которым пользуется любая разведка. Разве ваша секретная служба не засылала к нам своих людей под видом нацистов?

— Ладно, Дитмар, — сказал Филипп. — Пусть будет так. Если вы действительно выполняли задание, от которого не могли отказаться, и если суд найдет, что в ваших действиях не было состава преступления, — тем лучше, тогда вам нечего бояться. У вас будет адвокат, свидетели защиты и все прочее. А пока изложите свою версию тех событий в письменной форме — вот бумага…

— Зачем? — спросил Дитмар. — Я напишу, а потом вы меня пристрелите?

— Я еще раз говорю: нам нужно, чтобы вы выступили перед судом, — терпеливо сказал Филипп. — Ваши письменные показания нужны только как гарантия — вдруг вы потом решите отказаться от своих слов?

— Не откажусь.

— Прекрасно, тогда что вас останавливает? Предварительные показания будут зачтены судом как доказательство искренности, Готовности помочь правосудию Уж поверьте, ваш адвокат сумеет это использовать…

Дитмар задумался, закурил новую сигарету.

— Что ж, не возражаю, — сказал он. — Должен ли я изложить свои показания по-немецки или по-французски?

— По-французски, немецким мы не владеем.

— Пишите тогда сами, я буду диктовать, а то запутаюсь в грамматике.

— Я готов, — Филипп придвинул к себе маленькую дорожную «оливетти», заправил в каретку два листа бумаги, переслоенных копиркой, и вопросительно глянул на Дитмара.

— Пишите! В декабре тысяча девятьсот сорок третьего года я был вызван к начальнику разведки Семьдесят четвертого армейского корпуса, полковнику Эрнсту Вольфгангу…

Полунин с Дино вышли из сторожки и стали у окна — так, чтобы видеть, что делается внутри. То, что там делалось, выглядело со стороны вполне мирно: Филипп быстро печатал двумя пальцами, Дитмар сидел в непринужденной позе, закинув ногу на ногу и покачивая носком замшевой туфли.

— Спокойный он, этот рогоносец, — заметил Дино, — я думал, начнет скулить…

— Да, в выдержке ему не откажешь. Хотя, в сущности, чего ему бояться? Что мы его не собираемся хлопнуть, он уже понял, а на суде легко отделается.

— О, это уж точно! Я в Италии насмотрелся на эти процессы. Нанимают лучших адвокатов, свидетелей обвинения запугивают, и в результате — пшик. Как отсыревшая хлопушка, знаешь? Впрочем, это уж от нас не зависит. Наше дело — доставить его в Руан, а там уж как получится.

— В Руан… Сначала до Уругвая попробуй добраться.

— Доберемся, — сказал Дино. — Машину только надо хорошо проверить.

— Что-нибудь не в порядке?

— Да нет, я имею в виду обычную профилактику — смазать, почистить карбюратор, установить зажигание. И резину хорошо бы сменить на передке.

— В здешних мастерских это делать опасно, — подумав, сказал Полунин. — Поезжай лучше в Альта-Грасиа — так будет спокойнее.

— Далеко отсюда?

— Километров сорок.

— Прекрасно. Жаль только, придется ждать до понедельника.

Уже рассвело, когда Дитмар кончил диктовать свои показания. Филипп монотонным от усталости голосом прочитал вслух все двенадцать страниц.

— Дитмар, я правильно записал ваши слова?

— Будем считать так…

— Свидетели, — Филипп обернулся к Дино и Полунину, — считаете ли вы нужным добавить что-либо к показаниям Дитмара?

Дино молча пожал плечами.

— Там одно место… насчет Фонтэна, — сказал Полунин. — То, что улики сложились против него, — это случайно вышло, или вы хотели, чтобы так получилось? — спросил он у Дитмара.

— В общем, конечно, не совсем случайно, — подумав, ответил тот.

— Тогда это надо отметить. Прикинь, Фил, как лучше сформулировать.

— Ну… — Филипп подавил зевок — Можно написать так «Также признаю, что улики против Анри Фонтэна были мною подтасованы нарочно, поскольку в мою задачу входило не только установить личности рядовых участников подпольной организации, но и скомпрометировать ее руководство в глазах местного населения». Вы согласны с такой формулировкой, Дитмар? Свидетели тоже?

Он допечатал фразу и передал пачку исписанных листов Дитмару.

— Прочитайте внимательно и подписывайте, если не найдете никаких неточностей. Подписать нужно каждую страницу, оба экземпляра.

Он встал, потянулся и сделал знак Дино и Полунину. Втроем они вышли из сторожки, оставив Дитмара погруженным в чтение.

— Дело вот в чем, — сказал Филипп. — Нам это тоже нужно будет подписать как свидетелям Вопрос — подписывать ли и Мишелю?

— А почему нет? — спросил тот.

— Я бы этого не делал. Дитмар ведь не знает твоей настоящей фамилии? Я даже не уверен, что он помнит, как тебя называли в отряде. Тем лучше, старина, пусть он и пребывает в неведении. Когда на суде речь зайдет о том, как происходило похищение…

— Верно, — подхватил Дино. — Твое имя не должно упоминаться, мы с Фелипе ничем не рискуем, а ты и твоя жена — дело другое. Микеле, он прав.

Полунин почувствовал себя по-мальчишески задетым, но возразить было нечего.

— Как хотите, — он пожал плечами, — можно обойтись и без моей подписи, двух ваших хватит…

Дитмар, когда они вернулись в прокуренную сторожку, заканчивал чтение, аккуратно расписываясь в углу каждой страницы. Дождавшись последней, Филипп снова вставил ее в машинку и напечатал:

— А теперь — спать, — сказал Дино, расписавшись следом за ним. — Первым дежурю я, через четыре часа разбужу Микеле, Филипп пусть выспится подольше, — не понимаю, как у него пальцы выдержали…

Дитмара заперли в кладовой — надежном каменном помещении без окон, войти в которое можно было только через сторожку. Было уже совсем светло, над Кордовой всходило солнце. «Интересно, не опоздал ли Кривенко на самолет», — подумал Полунин, засыпая.

Воскресенье прошло томительно. Дитмар вел себя тихо, шуршал в кладовой газетами, пообедал вместе со всеми и снова удалился к себе Когда ему предложили прогулку, он не отказался — чинно вышагивал по усыпанной щебнем площадке перед карьером, держа руки за спиной, как полагается дисциплинированному узнику. «Заранее входит в роль, — шепнул Дино, указывая на него Полунину, — ничего, пусть привыкает». За ужином Филипп предложил ему написать записку в контору, чтобы там не удивлялись его отсутствию в ближайшие дни.

— И отсутствию шофера тоже, — добавил Полунин.

Дитмар криво усмехнулся.

— Алекс, насколько понимаю, работал на вас?

— Естественно, — сказал Полунин. — Обычная инфильтрация, говоря вашими словами.

Дитмар понимающе кивнул и, вырвав из своей записной книжки листок, написал под диктовку:

В понедельник утром Дино довез Полунина до автобусной остановки и свернул на шоссе, идущее в Альта-Грасиа. Отправив один экземпляр показаний заказным экспресс-пакетом в адрес Дуняши, Полунин отнес в «Консэлек» записку Дитмара, потом отправился на переговорный пункт и заказал разговор с Монтевидео.

Ждать пришлось около часа, но ожидание оказалось не напрасным. Услышав знакомый уже голос личного секретаря Морено, Полунин спросил, нет ли новых известий о возможной дате возвращения дона Хосе, и секретарь сказал, что дон Хосе вернулся в пятницу и находится в своей офисине. Их тут же соединили.

— Ола, — хрипло прорычала трубка голосом доктора Морено. — Это вы, молодой человек? Рад вас слышать. Извините, простужен как бестия. Ну, как там ваша охота?

— Полный успех, доктор, — сообщил Полунин.

— Неужто? Ну, поздравляю. Честно говоря, мне не очень верилось, что вы сумеете выследить добычу. Рад за вас! Что-нибудь от меня требуется? Выкладывайте.

— Доктор, у нас проблема с доставкой трофея, здесь не очень удобно его хранить…

— Ну, еще бы. Так что вы предлагаете?

— Освальдо говорил, у вас есть самолет…

— Правильная информация! У меня одномоторный «бичкрафт». Постойте, вы звоните из Кордовы?

— Да.

— Далековато, дон Мигель!

— Нет, об этом речь не идет. Завтра мы будем в Энтре-Риос.

— Это уже реальнее. Где именно?

— Ну, хотя бы в Конкордии.

— Можно и не так близко. Впрочем, вы правы — чем ближе, тем лучше. Теперь слушайте: в Конкордии остановитесь в отеле «Колон» — это на улице Карлос Пеллегрини — на всякий случай запишите телефон, можно заранее заказать номер. Двадцать восемь пятнадцать. Записали?

— Записал…

— Хотя заказывать не обязательно. Если мест не будет — скажете управляющему, что вы от меня. Он все сделает. Там и ждите, мой пилот вас разыщет.

— Когда приблизительно это может быть?

— В среду утром, самое позднее — в четверг. Если бог захочет, как говорится.

Полунин засмеялся.

— У бога, я думаю, не будет оснований морального порядка ставить нам палки в колеса…

— Мне тоже так кажется. Скорее наоборот — что, кстати, уже и подтвердилось. Ну а дальше? Что вы думаете делать с трофеем потом?

— Отправим во Францию. Эта часть плана, доктор, уже обдумана.

— Ну, тем лучше. Значит, договорились.

— Спасибо, доктор. Да, еще одно — самолет на сколько мест?

— Четырехместный. «Бичкрафт-бонанса», если вы знаете.

— Нет, я в этих вещах невежда. Четыре места, не считая пилота?

— Нет, с пилотом. Пилот плюс три пассажира.

— Ах, вот что… — Полунин задумался. — А пятерых, значит, уже не поднимет?

— Исключено. В самом деле — ведь вас трое, не считая…

— Да, не считая трофея.

— Увы, тут уж ничем не могу помочь. Придется вам кинуть кости, кому лететь.

— Ладно, это мы решим. Вы ведь моих друзей знаете, обоих?

— Конечно, мы знакомы еще с мая. Не волнуйтесь, дон Мигель, кто бы ни прилетел, я сделаю все, что нужно…

Еще раз поблагодарив Морено, Полунин повесил трубку. Действительно, непредвиденное осложнение…

Однако делать было нечего. Когда все идет слишком гладко, это тоже нехорошо — чрезмерного везения судьба обычно не прощает. Полунин пообедал, купил свежих газет, позвонил в «Консэлек» и с удовлетворением услышал спокойный ответ секретарши, что дон Густаво уехал по делам фирмы и вернется, вероятно, только на будущей неделе. Уже на автобусной остановке он вспомнил, что забыл купить Дитмару бритву, которую тот просил Пришлось еще идти покупать сукиному сыну туалетные принадлежности.

Вернувшись в каменоломни, он застал все в полном порядке: «трофей» в своей кладовке слушал радио, Филипп читал журналы, лежа в гамаке под навесом.

— Ну, как дела? — спросил он, откладывая «Пари матч».

— Сейчас расскажу. Ты обедал?

— Да, поел сам и накормил господина обер-лейтенанта. И он еще выразил неудовольствие, что нет спиртного! Все-таки нет более похабной профессии, чем тюремщик, — Филипп плюнул. — Не знаю, как мы это выдержим до прихода «Лярошели»…

— Выдержим, теперь уж недолго. Я говорил с Морено…

— Он уже вернулся? — обрадованно спросил Филипп.

— Вернулся и обещает прислать свой самолет, мы должны ждать его в Конкордии. К сожалению, всем нам не улететь — мест только три.

— А, черт, досадно… Неужели никак не поместимся?

— Пилот не позволит. Так что придется решать — кому…

Филипп задумался.

— Обсудим еще, когда вернется Дино, — сказал он, — но вообще я считаю, что тебе лететь не нужно.

— Какие у тебя соображения?

— Те же, что я уже приводил вчера, когда мы решали, подписываться тебе как свидетелю или не подписываться. Считаю, что тебе разумнее немедленно вернуться в Буэнос-Айрес — ну, как только мы посадим Дитмара в самолет — и постараться обеспечить себе алиби для Келли. Подумай над этим, Мишель, дело может обернуться серьезно. Предположим, здешние немцы что-то заподозрят… Предположим, они поделятся своими догадками с местными альянсистами — не с Келли, который, может быть, тебе доверяет, а с его начальством. Кстати, и его доверие к тебе, — насколько он искренен, кто знает?

— Я, во всяком случае, на его «доверие» не полагаюсь.

— Тем более. А если они возьмутся расследовать это дело всерьез… В конце концов, все наши расчеты до сих пор строились на временной слепоте противника, и пока это оправдалось. Но согласись, стоит лишь им сопоставить ряд фактов — твое участие в экспедиции, которую они уже расшифровали, твой разговор с Келли насчет Дитмара, наконец исчезновение этого рекомендованного тобой осведомителя…

— Ладно, можешь не продолжать. Прекрасно понимаю, что риск есть, — прервал Полунин, — но мы уже обсуждали этот вопрос два года назад.

— С тех пор кое-что изменилось, не так ли? Тогда ты был одиноким бродягой, который при малейшей опасности мог в двадцать четыре часа покинуть Аргентину с одним чемоданом в руке. А теперь? Что будет с твоей женой в случае чего? Как умеет мстить эта сволочь, уж я-то знаю, хотя бы на примере наших ультра…

— Ладно, — сказал Полунин, — отложим это до приезда Дино. Обсуждать — так уж всем вместе.

Он понимал, что Филипп прав и сейчас, как был прав вчера. Мысль об опасности, которую он невольно навлекал на Дуняшу, давно уже беспокоила и его самого. То, что она ни о чем не догадывается, усугубляло его чувство вины. Строго говоря, конечно, он обязан был хотя бы намекнуть ей о возможной опасности…

Дино приехал, когда Филипп уже принялся за приготовление ужина из консервов. Лихо затормозив перед сторожкой, он выскочил из машины и любовно похлопал по капоту.

— Конфетка! — крикнул он, поцеловав кончики пальцев. — Как я сейчас гнал — сто десять на спидометре, и сама держит дорогу! Да я ее теперь и на «Альфа-Ромео» не променяю! Резина новая, свечи новые, клапана отрегулированы, карбюратор заменили на двухкамерный — можно хоть в гонках участвовать. А тормоза какие: чуть тронул педаль — и намертво!

Узнав последние новости, Дино согласился с Филиппом, что Полунину следует возвращаться домой.

— Тем более, — добавил он, — что кому-то из нас нужно быть на «Лярошели», когда она будет уходить из Буэнос-Айреса. Договоренность договоренностью, но лучше, чтобы на судне находился свой человек. Филипп, ты напиши письмо этому твоему капитану, Мишель явится к нему и обо всем договорится окончательно. Они там тебя где-нибудь спрячут, Микеле, а когда мы передадим Дитмара на борт, Филипп отправится с ним, а мы с тобой вернемся на катере.

— А зачем возвращаться тебе? — спросил Филипп. — Поплывешь с нами до ближайшего французского порта, а там поездом.

— Слишком долго, — возразил Дино. — Полечу самолетом, у меня и без того уже все дела в полном расстройстве…

— Ладно, давайте ужинать, — сказал Полунин, — и надо собираться. Выедем, я думаю, часов в одиннадцать, чтобы поменьше было движения на дорогах…

— Кстати, о дорогах! — Дино прищелкнул пальцами. — В этой мастерской я встретил одного paesano [67]Земляка (итал.).…

— Интересно, есть на земле место, где бы ты был застрахован от встреч со своими paesano? — поинтересовался Филипп.

— Но согласись, от них всегда польза! Парень работает на дальних перевозках и знает эти места наизусть, и он мне сказал, что отсюда напрямик в Санта-Фе мы не проедем… Дай-ка карту, Микеле. Вот, смотрите, прямая дорога через Эль-Тио и Сан-Франсиско — там сейчас ремонтные работы, сорок километров сплошных объездов. На легковой машине, да еще с полной нагрузкой и ночью, нечего и думать. Он советует ехать на Росарио, а оттуда по правому берегу вверх до Санта-Фе. Это километров на двести дальше, получается большой крюк, но зато всюду асфальт…

— А в Росарио нельзя переправиться? — спросил Филипп.

— Можно и там, оттуда ходит паром до Виктории, но тогда нам весь остаток пути придется ехать по грунтовым дорогам — асфальта в Энтре-Риос практически нигде нет. И если там нас застанет дождь…

— Что ж, поедем через Росарио и Санта-Фе, — сказал Полунин, помолчав. — Только вот как быть с Дитмаром…

— В каком смысле?

— Понимаешь, я не очень доверяю его спокойствию. По-моему, сукин сын что-то замыслил.

— А что он мог замыслить?

— Не знаю… Ну хорошо, представим себе такую возможность: нас останавливает патруль дорожной полиции, обычная проверка водительских прав. Что, если он в этот момент заорет, что его увозят насильно?

— Надо его предупредить, — предложил Дино, — что в таком случае он немедленно получит пулю в бок.

— На глазах у полицейских? Чепуха, он прекрасно понимает, что мы не такие идиоты.

— Тоже верно, — озабоченно сказал Филипп.

— А если просто — педаль до полу и смываться?

— От них не смоешься, — возразил Полунин. — Ты видел здешних патрульных? Ездят на «харлеях» с форсированным двигателем, и на каждом мотоцикле — двусторонняя радиосвязь. Так что, даже если тебе удастся оторваться от одного, другие уже будут ждать на ближайшем перекрестке. Нет, это не выход…

— Съездить, что ли, в аптеку за хлороформом? — пошутил Филипп.

— Да, хорошо бы… Впрочем, погоди, — сказал Полунин, вспомнив вдруг последний свой разговор с Кривенко. — Ты, кажется, говорил, у тебя есть коньяк?

— Есть. А что?

— А то, что этот сукин сын, по словам шофера, большой любитель коньяка…

— Слушай, пошел ты к черту! Ты соображаешь, что говоришь? Чтобы эта скотина вылакала двадцатилетний «мартель»!

— Ну, ну, оставь. Не пытайся меня уверить, что это последняя бутылка «мартеля» во Франции. Серьезно, Филипп, вот тебе и решение проблемы, — кстати, он у тебя еще в обед требовал выпивки…

— Требовать не требовал, но был недоволен ее отсутствием. Нет, парни, как хотите, а это кощунство…

— Микеле прав, — прикрикнул на него Дино. — Не будь гарпагоном и выдай бедняге арестанту его законную порцию, — пусть упьется до потери сознания и не просыпается до самого Уругвая.

— Ладно, черт с вами, — согласился Филипп. — В конце концов, коньяк можно купить и в Монтевидео, было бы что праздновать…

Они вошли в сторожку, Филипп достал из чемодана заветную бутылку, раскупорил, с сожалением понюхал. Полунин отпер дверь кладовой.

— Ужин подан, — объявил Филипп, ставя на стол коньяк и тарелку разогретого корнед-бифа. — Приятного аппетита, герр Дитмар.

При виде бутылки арестант оживился, внимательно изучил этикетку, сказал «гут, гут», но тут же выразил предположение, что его хотят отравить.

— Есть более дешевые способы это сделать, — огрызнулся Филипп. — Дело ваше, не хотите, не пейте, никто не настаивает.

— Ладно, поверю на слово…

Замысел удался как нельзя лучше — к одиннадцати часам Дитмар был уже мертвецки пьян. Поначалу он разговаривал сам с собой, что-то бормотал, ругался, обозвал своих похитителей иудейскими свиньями и недочеловеками и, явно желая их позлить, затянул было во весь голос «Die Fahnen hoch» [68]«Выше знамена» (нем.) — начальные слова песни «Хорст Вессель». — но не доорал первого куплета, умолк и очень скоро захрапел.

Он продолжал храпеть и в машине, когда его не без труда водворили на заднее сиденье. Вслед за Дитмаром быстро погрузили уже собранные вещи, тщательно уничтожили все следы своего пребывания и даже подмели пол. Полунин погасил свет, запер дверь и сунул ключ в условленное со сторожем место под порог. Дино, вытащив из-под рубашки золотой медальончик с изображением святого Христофора — покровителя странствующих и путешествующих, — поцеловал его, потыкал направо и налево рогами из пальцев, дабы отогнать нечистую силу, и взялся за рычаг скоростей. Перегруженная машина тяжело пошла по щебенке, раскачиваясь на ухабах и высвечивая фарами бело-желтые отвалы известняка.

Около полуночи, благополучно проскочив все еще шумные, несмотря на позднее время, центральные кварталы Кордовы, они увидели нужный указатель и выехали на автостраду номер 9. Кончились последние улочки предместья, исчезли фонари, справа отраженно вспыхнул и пропал во мраке большой бело-синий щит: «Вилья-Мариа — 146 км, Росарио — 402 км, Буэнос-Айрес — 768 км».

— Все правильно, — удовлетворенно сказал Дино, прибавив скорости, — четыреста километров — как раз к завтраку и поспеем.

Дино и Филипп сменяли друг друга каждый час. Полунина, как водителя менее опытного и к тому же не имеющего прав, допускали к рулю только на безопасных участках, свободных от движения и дорожных патрулей. Впрочем, движение было небольшое — автотуристы по ночам не ездят, и навстречу попадались время от времени лишь огромные фургоны междугородных перевозок, — просторная кабина, оборудованная спальным местом для запасного водителя, обычно позволяет экипажу такой машины быть в пути круглые сутки.

Осталась позади Вилья-Мариа. Шоссе, словно прочерченное по линейке, бежало теперь почти прямо на восток, — к четырем часам небо впереди стало светлеть, прозрачно наливаясь рассветной синью. Вокруг лежала открытая до самого горизонта степь — проволочные изгороди пастбищ, чертополох, кое-где одинокое ранчо с неизменным ветряным насосом на решетчатой мачте, похожим на огромную заржавленную ромашку…

Начали просыпаться городки, нанизанные на струну автострады, — Армстронг, 92 километра до Росарио, Каньяда-де-Гомес — 73, Каркаранья — 40. Все чаще пролетали навстречу легковые машины с чемоданами на багажниках, многие со столичными номерами, — ночевавшие в Росарио туристы спешили доехать до Кордовы к обеду. И вдруг беззвучной атомной вспышкой полыхнуло из-за горизонта яростное солнце. Филипп притормозил, надел дымчатые очки.

— Вообще я бы уже не прочь перекусить, — сказал он.

Дино, сидевший рядом с ним, сверился с картой.

— Через восемь километров — Ролдан. Впрочем, позавтракать можно и на заправочной станции, лучше не терять времени…

Ролдан промчались без остановки. До Росарио было еще двадцать шесть километров, стрелка указателя уровня стояла почти на нуле; Дитмар начал проявлять признаки жизни.

— Если сукин сын продерет глаза, когда будем заправляться… — Дино озабоченно прищелкнул языком.

— А мы вот что сделаем, — предложил Филипп. — Ты нас высади всех километра за три до станции и поезжай туда один, а мы тем временем погуляем. Возьмешь там каких-нибудь бутербродов и кофе — в оба термоса, не забудь и на его долю.

— В бутылке еще остался коньяк…

— Думаю, что после вчерашнего его скорее потянет на кофе.

— Ну, это кого как, — возразил Дино. — Дед мой, помню, всегда опохмелялся тем же. Самое главное, говорил, это — не перепутать. Скажем, упиться вальполичеллой, а утром хлебнуть кьянти. Тогда вообще конец света…

Движение на шоссе становилось все более оживленным, скоро впереди показались на горизонте дымящие трубы, ажурные опоры высоковольтной электропередачи, очертания гигантских элеваторов. Промелькнул указатель с изображением бензоколонки и цифрой — «5 км». Увидев впереди пересечение с проселочной дорогой, Филипп сбросил газ и остановил машину на обочине.

— Выйдем здесь, — сказал он. — Давай, Мишель, буди пассажира и предложи ему размять ноги…

Дитмара растолкали. Он тоже вышел, постоял, с недоумением огляделся.

— Куда едем? — спросил он хриплым спросонья голосом.

— В Чили, куда же еще, — сказал Филипп.

— Не валяйте дурака. А горы где?

— Будут вам и горы. Пошли, прогуляемся, только без глупостей — мы оба вооружены…

Дитмар пожал плечами и не спеша направился по проселочной дороге. Полунин с Филиппом шли в нескольких шагах позади.

— Знаете, — сказал пленник, не оборачиваясь, — а ведь вы все-таки идиоты.

— Знаем, — отозвался Филипп, — идиоты, унтерменши и так далее. Только почему «иудейские свиньи»? Вот уж чего нет, того нет.

— Вчера я перебрал, прошу принять мои извинения. Но сейчас давайте поговорим, как разумные люди. Думаете, похищение человека так легко сойдет вам с рук — даже в вашем французском суде?

— Поживем — увидим. Во всяком случае, это уж не ваша забота.

— Ну, как сказать. Разумеется, ваши неприятности меня не волнуют, тут вы правы. Меня волнуют мои. Не думаю, чтобы суд в Руане отнесся ко мне слишком уж сурово, — тут и давность, и изменившаяся политическая ситуация, словом вы меня понимаете. Но суд есть суд — уверенности в благополучном исходе у меня тоже нет. Чем полагаться на волю случая, почему бы нам не прийти заранее к соглашению, как цивилизованным людям?

— Какое соглашение вы имеете в виду?

— А вот какое. В конце концов, чего вы добиваетесь? Реабилитировать память этого… Фонтэна, не так ли? Вы сами об этом сказали, и это вполне понятно — он был вашим товарищем. На суде он будет реабилитирован в любом случае, он реабилитирован уже сейчас — моими показаниями, которые я дал охотно и без принуждения. Кроме этого, надо полагать, вы еще и хотите, чтобы порок был наказан — в моем лице. Вот с этим дело обстоит более проблематично. Будет ли он наказан, это еще вопрос…

— Вы что же, хотите, чтобы мы вас отпустили, ограничившись получением вашего признания?

— Нет, нет, зачем считать меня таким уж болваном, — возразил Дитмар. Остановившись, он похлопал себя по карманам и обернулся. — Сигарет у вас нет?

— Берите, — Филипп протянул ему пачку.

— Мерси… Нет, я понимаю, что вы меня не отпустите и суда мне не избежать. Соглашение, которое я вам предлагаю, сводится к следующему: вы отказываетесь от своего второго намерения — покарать злодея. В самом деле, так ли уж это важно, покарают его или не покарают? Я же взамен избавлю вас от возможных неприятностей юридического порядка — как, скажем, обвинение в людокрадстве — тем, что готов признать факт моего похищения не имевшим места…

Филипп переглянулся с Полуниным и пожал плечами.

— То есть как? Вы намерены заявить, что явились в суд добровольно?

— Именно, — покивал Дитмар. — Я могу сказать, что… Ну, допустим, что мы с вами встретились совершенно случайно, — встретились, узнали друг друга, начали выяснять старые отношения — ну и так далее. И что я, дескать, услышав о прискорбном стечении обстоятельств, жертвой которых стал ни в чем не повинный… э-э-э… Фонтэн, почувствовал, если хотите, укор совести…

— Вы бы хоть это имя не называли, — прервал Полунин, — совсем, что ли, стыда уже у вас нет, сукин вы сын…

Филипп успокаивающим жестом тронул его за локоть.

— Продолжайте, Дитмар. Итак, в вас проснулась совесть, и вы решили добровольно предстать перед судом. Так, что ли, вы хотите это изобразить?

— Ну, — Дитмар пожал плечами, — в общих чертах. Детали для убедительности можно продумать сообща… если ваш импульсивный молодой друг не станет возражать. А куда, кстати, уехал третий?

— Заправить машину и привезти еды, мы позавтракаем здесь. Надеюсь, вы не против.

— О, нисколько! — Дитмар благодушно улыбнулся и всей грудью вдохнул свежий утренний воздух. — «Завтрак на траве»… для полной идиллии не хватает только дам. Тем более приятно, что в ближайшем будущем я, насколько понимаю, на какой-то срок буду лишен подобных маленьких радостей…

Заслонившись рукой от солнца, он с минуту всматривался в пейзаж.

— Если не ошибаюсь, это элеваторы Росарио? Правильно, я должен был бы сообразить — ближайший к Кордове порт, куда заходят океанские суда… Что ж, тогда нам тем более нужно решить этот вопрос сейчас — не будем же мы торговаться на пирсе…

— Я думаю, Дитмар, мы вообще не будем торговаться, — сказал Филипп. — Подождем, конечно, пока вернется наш товарищ, но я думаю, что он скажет то же, что и мы Идем к шоссе, он должен скоро подъехать…

Они вернулись к шоссе, постояли там, молча глядя на пролетающие в обоих направлениях машины, потом снова повернули обратно.

— А чем, собственно, вас не устраивает мое предложение? — спросил Дитмар.

— Моральной стороны дела касаться не будем, — сказал Филипп. — Но даже чисто практически Предлагаемая вами версия никуда не годится, поскольку во Франции вы окажетесь без визы. Кто же поверит в ваш добровольный приезд? Если бы у вас действительно возникло желание предстать перед судом, вы бы попросили визу и приехали в страну легальным способом.

— Вы правы, — согласился Дитмар. — Черт возьми, виза… Об этой детали я и в самом деле не подумал. Ну хорошо, а… почему бы ее и не получить? В Росарио, если я не ошибаюсь, есть французский консул. Я дам телеграмму в Кордову, мне пришлют мой паспорт, и мы вместе побываем в консульстве. Все это время можете не отпускать меня ни на шаг… и, как говорится, не спускать с меня глаз. Право, подумайте над этим вариантом. Туристскую визу сейчас дают без задержки, а паспорт у меня в порядке.

Филипп улыбнулся.

— Мы уже слышали, Дитмар, что вы считаете нас идиотами, но не до такой же степени!

Оглянувшись, Полунин увидел черный «плимут», съезжающий с шоссе на проселок.

— Ну как, погуляли? — весело спросил Дино, вылезая из машины. — Сейчас устроим пикник. Микеле, помоги-ка мне…

— Из синего термоса не пей, — сказал он Полунину вполголоса, доставая из багажника свернутый брезент. — Я там забежал в аптеку… Сейчас поедим, этот тип заснет, и надо спешить — до Санта-Фе полтораста километров, а паром отходит в одиннадцать с минутами, я узнал расписание. Если не успеем на этот, придется ждать до половины пятого…

Они расстелили брезент, Дино достал пакет с бутербродами, картонные стаканчики, термосы.

— Хотите кофе? — спросил он, ставя перед Дитмаром синий. — Там, правда, еще остался ваш «мартель», — достань бутылку, Фелипе, она в дверном кармане…

— Не надо, — отмахнулся Дитмар и налил себе кофе. — Коньяк с утра…

— Вот и я тоже так думаю. Бутерброды, прошу вас…

За едой Филипп рассказал о предложении Дитмара. Дино выслушал с изумлением и решительно высказался против.

— Что ж, — сказал Дитмар, — как вам угодно. Считаю, что вы делаете еще одну глупость, но… — он пожал плечами и потянулся за очередным бутербродом.

— Еще большей глупостью было бы идти с вами к консулу, — возразил Филипп. — Да вы бы там сразу подняли шум, стали бы орать: «На помощь, меня похищают! » Нет уж, давайте будем придерживаться прежнего плана.

— Придерживайтесь, черт с вами, — безразличным тоном сказал Дитмар, подавив зевок. — Посмотрим, чем это для вас обернется…

Когда они въехали в Росарио, он уже снова храпел.

— Ты не перестарался? — озабоченно спросил Филипп.

— Ерунда, две обычных дозы — ничего с ним не будет…

На полпути перед Санта-Фе погода начала портиться, горизонт заволокло мглой, стал накрапывать дождь. Но Дино не сбавлял скорости, и на одиннадцатичасовой паром они все-таки поспели, — следом за ними приняли еще только две машины, и команда начала отдавать швартовы.

— Потрясающая река, — сказал Филипп, глядя на безбрежную гладь глинистой мутной воды, по которой плыли ветки, листья, даже кое-где целые вывороченные с корнем деревья — в верховьях, видимо, уже начался весенний паводок. — Просто фантастика, ничего подобного не видел…

— Вторая в Южной Америке, что ты хочешь, — отозвался Полунин.

— А в ясную погоду противоположный берег отсюда виден?

— Не знаю, никогда не был в этих местах. Вряд ли, здесь ширина русла около сорока километров.

Дино с тревогой поглядывал на небо, вспоминая рассказы о плохих дорогах Междуречья. Дождь то усиливался, то переставал, потом снова стало разъясниваться, к концу второго часа плавания неожиданно проглянуло солнце. Туман быстро рассеялся, и впереди показались зеленые холмистые берега провинции Энтре-Риос.

Остаток пути прошел тоже без происшествий. Дорога Парана — Вильягуай, хотя и грунтовая, была в хорошем состоянии, по ней можно было гнать с семидесятикилометровой скоростью. Да Вильягуая они добрались около пяти вечера, быстро пообедали (ели по очереди — один шел в ресторан, двое стерегли спящего Дитмара) и тронулись дальше, на Конкордию. Здесь уже пошел совсем другой климатический пояс — пампа и пшеничные поля Правобережья, напоминающие Южную Украину, сменились почти субтропическим пейзажем; местность, покрытая буйной растительностью и пересеченная множеством речушек, местами выглядела заболоченной.

— Странно, — заметил Филипп, поглядывая на высокие пальмы, освещенные закатным солнцем, — можно подумать, что мы снова в Парагвае, а ведь эти места нисколько не севернее Кордовы…

На последний стокилометровый перегон ушло около трех часов. Когда подъезжали к Конкордии, было уже темно. Дитмар успел проспаться и сидел с одурелым видом, явно не понимая, почему его опять куда-то везут, а не переправили контрабандой на борт какого-нибудь французского судна еще в Росарио…

Нужно было решать вопрос с ночлегом. Полунин, как было условлено с Морено, должен был остановиться в городе, а куда девать остальных? Увидев в стороне от дороги какое-то темное строение, он попросил остановить машину и вышел вместе с Дино, взяв электрический фонарик. Они подошли ближе, он похлопал в ладони, вызывая хозяев по местному обыкновению, — ответа не было. Домик — глинобитная лачуга типа ранчо — оказался необитаемым.

— Что ж, — сказал Дино, когда они вошли и осмотрели брошенное жилье, посвечивая вокруг фонариком, — это, конечно, не «Ритц», скажем прямо, но в нашем положении лучшего места не придумать. По крайней мере никаких соседей. Интересно, а куда могли деваться хозяева?

— В город, вероятно. Скорее всего, какой-нибудь арендатор — сейчас многие уходят с земли… Ну что, останетесь тут?

— Конечно, где же еще. Брезент у нас есть — отлично переспим! Пошли, выгрузим их, а потом я отвезу тебя и захвачу чего-нибудь на ужин…

— Купи свечей или керосиновый фонарь, и хорошо бы взять для Дитмара еще бутылку какого-нибудь пойла… Он не смоется, пока тебя не будет?

— Скажем Филиппу, чтобы не спускал глаз. Да и куда ему, я его так накачал барбитуратом — до сих пор не очухается…

Отель «Колон», к подъезду которого они с Дино подкатили через полчаса, оказался весьма фешенебельным заведением.

— Вот сукин сын этот Морено, — озабоченно сказал Полунин, потирая колючий подбородок, — нашел куда направить. Да меня в таком виде и на порог не пустят…

— Пустят, — возразил Дино, — в случае чего иди прямо к управляющему.

— Ладно, ты только пока не уезжай, подожди здесь.

— Иди, иди, я подожду…

Небритая физиономия приезжего, его джинсы и потертая кожаная куртка и в самом деле вызвали явное недоумение у нескольких кабальеро, сидевших в глубоких клубных креслах в устланном коврами холле. Полунин с независимым видом прошел к стойке полированного красного дерева, за которой читал газету элегантный клерк. Тот окинул его таким же взглядом — медленно, удивленно, с головы до ног. Полунин достал смятую пачку сигарет, выудил из нее последнюю, а пачку скомкал и метко бросил в стоящую поодаль ярко надраенную плевательницу.

— Я из Кордовы, — сказал он, прикурив от настольной зажигалки. — Мне нужно встретить здесь человека от доктора Морено. Если он еще не прибыл, я возьму номер.

Клерк мгновенно заулыбался.

— Дон Мигель, ну как же, как же! Рад вас видеть, администрация предупреждена. Лицо, с которым вы должны встретиться, уже здесь… Эй, малыш! — Он обернулся и щелчком пальцев подозвал лифтера в куцем мундирчике с золотыми пуговицами. — Проводи сеньора в тридцать шестой!

— Одну минуту, — подумав, сказал Полунин, направляясь к двери.

Он вышел на улицу. Дино зевал и потягивался, стоя возле забрызганного грязью «плимута».

— Ну что, все в порядке?

— Идем со мной, летчик уже здесь…

Следом за мальчишкой-лифтером они поднялись на второй этаж. Летчик Морено, молодой парень с набрильянтиненной головой и щегольскими, тонко пробритыми усиками, представился по имени — Рауль.

— Я ждал вас только завтра, — сказал Полунин, пожимая ему руку. — Знакомьтесь, это один из ваших пассажиров… по-итальянски не говорите?

— Несколько слов, — улыбнулся летчик.

— А сеньор Фалаччи знает несколько слов по-испански, так что вы друг друга поймете. Доктор Морено объяснил вам, что нужно сделать?

— Так точно — взять на борт троих пассажиров и доставить в эстансию «Арройо Секо».

— Это где?

— Возле Такуарембо, сорок минут полета.

— Когда сможете вылететь?

Рауль заулыбался еще шире:

— Да когда угодно, хоть сегодня!

— Сегодня? — переспросил Полунин. — Вы хотите сказать, что могли бы вылететь ночью?

— Сеньор, я пилот первого класса, а на самолете установлено радионавигационное оборудование, какое не часто увидишь и на лайнере. Доктор предпочитает летать по ночам, понимаете?

— Ясно. Минутку, мы сейчас посоветуемся… Слушай, — Полунин обернулся к Дино, — он может забрать вас хоть сейчас. Говорит, привык к ночным полетам. Как ты считаешь?

— А что я? Я в этих делах понимаю столько же, сколько и ты. Если он говорит — можно, значит можно. Не думаю, чтобы Морено доверял свою жизнь неопытному пилоту.

— Нет, это понятно. Я в том смысле, что, может, вам лучше отдохнуть перед полетом? Все-таки почти сутки за рулем…

— Там в этой норе не очень-то и отдохнешь, — с сомнением сказал Дино. — Полет ведь будет недолгий — я правильно понял, сорок минут?

— Так он говорит.

— Тогда летим. Чем скорее, тем лучше…

Полунин снова обернулся к летчику:

— Где ваш самолет?

— Здесь, в ангаре аэроклуба.

— Доктор Морено сказал вам, что пассажиры покидают Аргентину… без соблюдения формальностей?

Пилот опять улыбнулся:

— Пусть это вас не беспокоит. Там сегодня дежурит человек, на которого можно положиться. Так что вы решаете — летим мы или не летим?

— Летим…

— Вы знаете, как проехать в аэроклуб? — спросил Рауль, когда они вышли к машине. — Тогда разрешите, я сяду за руль… Но где же третий пассажир?

— Пассажиров еще двое, я не лечу, — сказал Полунин. — Всем в машине не поместиться, поэтому мы вас оставим на аэродроме, а сами привезем остальных. Они здесь недалеко.

— Ладно, я тем временем все приготовлю. Запоминайте только дорогу, чтобы не заблудиться, когда будете ехать без меня…

Летное поле аэроклуба представляло собой обычный луг, по краю которого тянулся ряд низких ангаров гофрированного металла. Поодаль стояла контрольная будка, над которой возвышалась мачта с полосатым мешком ветроуказателя. Все было тускло освещено редкими фонарями. Рауль затормозил у ворот, затянутых металлической сеткой, дважды просигналил и вышел. Показался человек в белом комбинезоне.

— Это я, Пабло, — крикнул Рауль, — не узнаешь, что ли? — Он обернулся к Полунину: — Когда сможете подвезти пассажиров?

— Скажем, через час.

— Пабло! Пропустишь потом эту машину, а сейчас пойдем, откроешь мне ангар… Так я вас жду, сеньоры…

— Ну и денек, — пробормотал Дино, отъехав от ворот задним ходом и разворачиваясь. — Я уже вообще ничего не соображаю…

— Не хватает только заблудиться и, не найти ту хижину.

— Не говори…

Полунин чувствовал себя не лучше. Две таблетки хениоля, которые он проглотил час назад, нисколько не помогли — голову сжимало тупой пульсирующей болью. Он попытался прилечь на спинку сиденья — заболело еще сильнее.

Снова проехали мимо «Колона», нашли указатель поворота на Вильягуай. Удалось найти и заброшенное ранчо.

— Ну как? — спросил Филипп, выходя навстречу.

— Давай быстро, — бросил Дино, — сейчас вылетаем, пилот уже здесь!

Не прошло и часа, как они снова были у ограды аэроклуба. Маленький одномоторный самолет, нарядно поблескивающий синим и серебряным лаком, стоял на поле возле контрольной будки. Дино посигналил фарами, человек в белом комбинезоне открыл ворота, и они въехали на летное поле.

— Вовремя, — одобрительно сказал Рауль. — Багажа много?

— Два чемодана, сумка, пишущая машинка…

— Пустяки. Грузите все вон туда, назад!

Вещи погрузили, в машине остался только портфель Полунина. Дитмар, кивнув в ответ на приглашающий жест, молча полез в кабину. Он уже ничему не удивлялся и все воспринимал философски — не потому, что был стоиком по натуре, а просто из осторожности. В первые минуты после похищения его охватил панический страх: когда он увидел, что машина сворачивает к заброшенным карьерам (он хорошо знал эту часть окрестностей Кордовы), ему стало ясно, что убивать будут именно там, и он решил бежать — не для того, чтобы спастись, на это-то он и не рассчитывал! — а просто чтобы получить свою пулю в спину быстро и без лишних унижений. Но когда машина остановилась и ему велели выходить, он понял, что просто не сможет бежать, физически не сможет — настолько был обессилен страхом. Этот-то страх его и спас. Лишь позже, когда похитители начали требовать от него показаний и угрожать судом во Франции, — лишь только тогда он понял, какого дурака чуть было не свалял! Он был бы уже мертв, попытайся бежать, его пристрелили бы как паршивого зайца; а так — ему практически ничто не грозило, кроме небольшой отсидки Конечно, что говорить, французская тюрьма это отнюдь не санаторий, и куда приятнее было бы оставаться в Аргентине, где у него уже так успешно пошли дела, но — увы — жизнь вообще полна превратностей, важно не падать духом. Дитмар был уверен, что надолго его не упекут, он достаточно внимательно следил все эти годы за процессами «военных преступников» в странах Западной Европы. Сейчас его только немного озадачило, что бандиты отправляют его самолетом, а не засадили в трюм какого-нибудь французского сухогруза еще в Росарио, — но это уж их собачье дело. Во всяком случае, они вполне могли не тратиться ни на коньяк, ни на снотворное, все эти детские хитрости порядком его позабавили, — сам-то он ни о каком побеге уже не помышлял, ему хотелось одного: поскорее очутиться под надежной защитой полиции, хотя бы французской. Бандиты, что ни говори, доверия не внушали, особенно этот молчаливый, в кожаной куртке. Хорошо еще, что он, похоже, лететь не собирается…

— Ну что, парни, кажется, все? — спросил Полунин. — Держите там сукиного сына, чтобы не вывалился наружу. И не забудьте завтра же дать телеграмму…

— Дадим, не волнуйся. Значит, ты все понял? Как только придет «Лярошель», позвонишь Морено, и мы начнем готовиться…

— Погоди-ка, а письмо? Ты же собирался мне дать письмо для капитана!

— О, черт совсем забыл! Сейчас, одну минуту…

Достав блокнот, Филипп развернул его на крыле «бичкрафта» и начал быстро писать.

— Пабло, — сказал Рауль, — давай на контроль! Осветишь мне вторую взлетную, а как только увидишь, что я оторвался, сразу гаси.

Вырвав страницу, Филипп сложил ее вдвое, написал поперек: «Капитану Р. Керуаку, п/х „Лярошель“ — и вручил Полунину.

— Держи! Договоришься с ним о деталях и звони — будем держать связь через секретаря. Итак, до встречи в открытом море…

Они обнялись, и Филипп тоже полез в кабину. Дино, уже попрощавшись с Полуниным, вдруг обернулся:

— Слушай, а ведь машину жалко! Может, оставишь так, пусть кто-нибудь пользуется, а? Я ее прямо полюбил.

— Ты что, спятил? — Полунин постучал пальцем себя по лбу — Там наши отпечатки на каждом квадратном сантиметре!

— Тоже верно, — Дино с сожалением покачал головой, вздохнул. — Ну ладно, делай тогда как договорились. Но у меня прямо сердце болит, как подумаю Ну, счастливо, Микеле, чао!

Рауль занял место пилота, нацепил наушники, Полунин отошел подальше. Самолетик, словно просыпающаяся птица, пошевелил закрылками, качнулись вправо и влево какие-то щитки на V-образном хвостовом оперении. Неожиданно взвыл и тонко заверещал стартер. Лопасти винта медленно пошли по кругу, потом побежали все быстрее. Филипп за гнутым плексигласом окна улыбался, махал рукой. Оглушительно взревели заработавшие разом цилиндры, из выхлопного патрубка туго ударило короткое бледно-синее пламя, лопасти винта вдруг исчезли — на их месте мерцал теперь прозрачный сектор серебристого тумана. Самолет легко тронулся с места, покачивая крыльями. В ту же секунду на дальнем краю поля вспыхнула двойная цепочка уставленных низко, у самой земли, оранжевых газоразрядных ламп.

Все произошло так быстро, что Полунин не успел опомниться. Только что они были здесь… Оранжевые огни погасли, дежурный в белом комбинезоне вышел из контрольной будки, гул мотора быстро стихал в исколотом звездами ночном небе.

— Хороший взлет, — сказал Пабло, доставая из кармана пачку сигарет. — Парень свое дело знает, ничего не скажешь. Мате пососать не хотите?

— Спасибо, не откажусь…

Они вошли в дежурку, Пабло включил электрический чайник, заварил в тыковке свежий мате, помешал трубочкой и передал Полунину. Тот сделал пару глотков и передал тыковку обратно, соблюдая обычай.

— Занятные у вас в Конкордии порядки, — сказал он. — Вроде пограничный город, а иностранный самолет приземляется и улетает, когда захочет… и с кем хочет.

— Так ведь это чей самолет, — подмигнул Пабло. — Тут вся земля в округе — его, Морено то есть. И здесь, и по ту сторону тоже. Вот и смотрите — неужто пограничники станут портить отношения с таким человеком?.. Им ведь небось тоже есть-пить надо. И потом, что ж, контрабанду он не возит, это ему ни к чему, а другими его делами жандармерия не интересуется. Пусть бы попробовали поинтересоваться!

— Да-а… Иногда, выходит, не так плохо быть богатым.

— По мне, так я бы хоть завтра…

Мате допили молча. Полунин посмотрел на часы — была полночь, ровно сутки назад они выехали из Кордовы.

— Ну что ж, мне пора, — сказал он. — Спасибо, и спокойного вам дежурства…

Миновав мостик километрах в шести от аэроклуба, он остановил машину, достал из багажника сумку с инструментами и снял номера. Бросив их через перила — снизу послышался двойной всплеск, — он проехал еще пару километров, вышел и постоял, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь в окружающей темноте. Насколько можно было понять, жилья поблизости не было. Фонари на шоссе, ведущем в город, виднелись далеко впереди.

… Черт, вот эту часть плана они не продумали! Днем все было бы просто — найти Пустынное место, отогнать машину подальше от дороги… Может, так и сделать? Пусть постоит где-нибудь до утра, а еще лучше — он здесь же в ней и переночует, а завтра все сделает по «дневному варианту»… Нет, нельзя. Утром он должен быть в Буэнос-Айресе, лишние несколько часов могут все погубить. Но как это сделать? Он прислушался, вглядываясь в темные заросли. Если это чей-то сад… случайно может там кто-нибудь оказаться — увидит человека, убегающего от горящей машины, и позвонит тут же в полицию. Минимальный, но все же риск. Нет, надо что-то придумать. Он с сожалением вспомнил, что в кладовой, где они держали Дитмара, валялся кусок бикфордова шнура. Как это не сообразили прихватить такую полезную вещь…

Голова болела все сильнее — не помогло и мате, обычно хорошо снимающее усталость. Он посидел в машине, закурил еще одну сигарету и, уже вставив на место патрон электрозажигалки, вытащил его обратно и стал разглядывать. Собственно, вот тебе и взрыватель замедленного действия — если удалить выталкивающий механизм…

Он быстро разобрал зажигалку, вынул пружину и поставил на место калильную спираль. Потом взял свой портфель, отнес подальше на обочину, достал из багажника запасную канистру и положил на переднее сиденье. От головной боли путались мысли, он крепко потер виски, достал парабеллум из внутреннего кармана кожанки, — пистолет угрелся там, был теплым, как живое существо. Полунин с сожалением подбросил его на ладони, взялся за удобную, в шероховатой насечке, рукоятку. Почти двенадцать лет назад — в декабре сорок третьего — он взял этот «люгер 0/8» из кобуры убитого фельджандарма, и потом по меньшей мере дважды спасала ему жизнь точная безотказная машинка. Впрочем, всему свое время — хватит тешиться подобными сувенирами…

Полунин бросил пистолет на сиденье. Подняв все стекла, он отвинтил на один оборот крышку горловины канистры — сразу резко запахло бензином — вдвинул прикуриватель до отказа, выскочил из машины и захлопнул дверцу.

Он бежал в темноте, размахивая портфелем, а взрыва все не было — ему уже подумалось, что импровизированный взрыватель так и не сработает. Но он сработал. Полунин едва успел оглянуться в очередной раз и уже замедлил бег, чтобы вернуться и посмотреть, какого черта оно не взрывается, — и вдруг сзади рвануло так, как если бы в «плимут» шарахнули противотанковой гранатой. Полунин спрыгнул в канаву, присел, прислушался. Где-то залаяли собаки, но других признаков тревоги пока не было. Сухо затрещали патроны, рвущиеся в магазине «люгера», потом еще раз ухнуло слепящей вспышкой — огонь, видно, добрался до бензобака. Вокруг черного, осевшего набок каркаса все полыхало в радиусе полусотни метров. Уж теперь-то никаких отпечатков, подумал Полунин с удовлетворением и, выбравшись из канавы, зашагал в сторону шоссе.

Автобусов уже не было, но скоро он заметил приближающийся красный огонек свободного такси и поднял руку.

— Пожар там, что ли, — сказал таксист, включив счетчик.

— Да нет, криков вроде не слышно. Мальчишки, наверное, костер зажгли. Мне на буэнос-айресский поезд — успеем?

— Успеем, — заверил таксист. — До буэнос-айресского еще почти час…