Онлайн чтение книги Ивашка бежит за конём
Глава третья. ДЯДЕНЬКА МУДРИЛА

Весь день Ивашка промаялся — не пускает его тётка Любаша в Смоленск бежать. Подожди да подожди, вот вернётся мой хозяин.

Вот и вечер настал, возвратился домой Иван Мудрила. Молча вошёл, снял шапку, на скамью положил, из-за пояса достал топор, в угол поставил, скинул кафтан тётке Любаше на руки, ковшом из бочки зачерпнул воды, сполоснул руки и сел за стол. Тётка Любаша хлоп очет у печи, говорит:

— Наш-то найдёныш ожил нынче поутру.

Мудрила посмотрел на Ивашку и похлопал ладонью по скамье. Садись, мол, рядком, ужинать будем. Ивашка сел. Тётка Любаша подаёт им кушанье, спрашивает:

— Вкусно ли?

А Мудрило отвечает:

— Есть можно.

Тётка Любаша Ивашке подмигивает, шепчет:

— Слышь, каково мудро говорит — ни словечка лишнего, а что ни слово, то истина. Тётка Любаша говорит:

— Ожил птенец, крылышками захлопал, из нашего дома улететь собирается.

У Мудрилы в одной руке ложка, в другой — ломоть хлеба, рот кашей набит. Ему отвечать несподручно. Он ложкой помахал, и без слов понятно — глупости это.

Тётка Любаша шепчет Ивашке:

— Я тебе давеча тоже говорила — глупости это. Они ещё кушают, тётка Любаша им ещё кушанье подкладывает, говорит:

— У нашего найдёныша злые люди выкрали сестрицу. Надо думать, в Смоленск повезли продавать.

Он перестал жевать, что было во рту проглотил, подумал, говорит:

— Всяко бывает.

— Вот и я ему давеча так говорила, — подхватывает тётка Любаша. — А как ему теперь дальше быть, уж это ты пореши.

На это Мудрила сразу не ответил. Молча ложку положил, подумал, промолвил:

— Спать пора. Утро вечера мудреней. Наутро Мудрила говорит:

— Через два дня погоним ладьи в Смоленск. Можно и его с собой взять.

А Ивашке не терпится — поскорей бы. Невмоготу ещё два дня сидеть в избе. Мудрила пошёл на работу, и Ивашка с ним напросился пойти, погулять, что ли.

Вот они приходят к берегу реки. Там две ладьи на воде качаются, третью мужики спускать собрались. Такая огромная ладья — Ивашка таких и не видывал. Мужики вокруг неё стараются. Подкладывают под неё, подо дно ей, круглые брёвна, все вместе приналягут, зат янут:

— Двигай, двигай! Стронулась! Сама пойдёт! Кругляши-то покатятся — и ладья качнётся, с места стронется, немного вперёд продвинется. Они её поддерживают с боков, плечами приналягут, не скачнулась бы на сторону, не завалилась бы. А как она немного сдвинетс я, они за её следом подбирают брёвна и опять тащат их вперёд, подкладывают. Не одни мужики тут работают, ещё два-три мальчишки тут же вертятся, вроде помогают.

Ивашке это дело показалось занятно. И он плечом приналёг, понатужился, запел:

— Сдвинулась, сама пошла!

А она сама не идёт, её надо толкать. И тяжёлая же, уже на плече мозоль натёрла. Как бы не надорваться.

Ивашка отошёл, сел в сторонке, смотрит, как они, будто муравьи вокруг длинной соломины, хлопочут. Со стороны смотреть — будто весёлое занятие, вроде игра. Здоровые мужики — им нипочём. Когда он подрастёт, ещё сильней будет. Он такую ладью одной рукой под толкнёт, она сразу в воду плюхнется, а сейчас ещё тяжеловато.

Тут настал полуденный час, мужики прервали работу, достали узелки с обедом, сидят, едят, отдыхают. Рядом с Ивашкой те, другие, мальчишки пристроились. Расспрашивают Ивашку:

— Ты кто такой, да откуда взялся, да как тебя по имени звать?

От их громких голосов Ивашка оробел. Он и дома-то не любил с ребятами водиться. Он молчит, а они наперебой галдят:

— Видал ладью-то? Хороша? Мы на ней в Смоленск-город поплывём. Ивашка шепчет:

— И меня Мудрила обещал взять в Смоленск. Они сразу исполнились к нему уважением, другими глазами смотрят, спрашивают:

— Ты Мудрилин ученик? Это тебе счастье, повезло. Он у нас такой мастер! Всему тебя обучит. Один мальчишка пищит:

— У него не зазеваешься. Он спуску не даёт. Зазеваешься — за уши оттаскает.

Это Ивашке не понравилось. Он губы надул и говорит:

— Да я ещё не знаю.

— Узнаешь, чего там!

Тут они стали перед ним свои знания показывать.

— Вот, гляди, эта большущая-то ладья — её на корню готовили. Такая была липа — пятерым мужикам не в обхват. Ей сколько лет в ствол вгоняли клинья, глубже да глубже — она и раздалась, тут её и повалили. А те две ладьи топором долблённые. Оно скорей, да не так прочно. А в этой и в море пуститься не страшно. Ишь, огромная — в ней десять коней поместятся.

Тот писклявый мальчишка примерился глазом, сплюнул и пискнул:

— Десять не поместятся. Не боле восьми.

— Десять!

— Восемь!

— Десять! И полезли драться.

Третий мальчишка посмотрел, пожал плечами и заговорил:

— Этот Ярмошка всегда всем наперекор говорит. Ты на него но обращай внимания. Лучше давай со мной водиться. Я тебе всё могу рассказать. И как ствол дерева сперва долбят топором, а затем тешут теслом. Колоду распарят и разведут бока, а чтоб не треснуло, к репко связывают нос и корму. А те канаты вьют из камыша, обвивают лыками. Я тебе все расскажу, а ты за меня замолви Мудриле доброе словечко. Мне тоже в Смоленск хочется, а меня не берут.

Этот день хорошо прошёл, и второй день прошёл так же, и назавтра поутру уж им в путь трогаться. А вечером тетка Любаша отвела Ивашку в угол и заговорила:

— Всё у нас хорошо и всего у нас хватает, а деток нам не дано. Без детушек какая это жизнь? Ни в чём толку не видишь, живёшь зазря. Ты мне так полюбился, Ивашенька! Такой ты тихий и ласковый. Никакого от тебя беспорядка не будет. Толстенький ты такой, во лосики пушистые. Я этих худых вихрастых мальчишек терпеть не могу! Задумчивый ты такой. Оставайся с нами, Иваша, будешь нам вместо родного сына. Я уж Мудриле про это говорила. Он тобой тоже доволен.

— Я бы рад, тётка Любаша, — говорит Ивашка. — А как же Аннушка?

— И про Аннушку не сомневайся. Поедет Мудрила ладьи сплавлять, он там, в Смоленске, найдёт её и выкупит и сюда привезёт. Будут у нас сынок и дочка.

Ивашка думает:

"Дяденька Мудрила — он всех мудрее, а без меня ему Аннушки не найти. А найдёт, не узнает. Он её сроду не видал, как узнать? Не у одной Аннушки косы длинные, не у ней у одной рубаха домотканая, не ей одной пятнадцатый годок. Многие в плен взятые. Бабка-то сказывала: "Плачут девушки во всех концах земли".

— Нет, — говорит Ивашка. — Спасибо тебе на твоей доброте, а я с дяденькой Мудрилой поеду. Без меня ему Аннушку не найти.

— Да постой ты! — говорит тётка Любаша. — Ты ещё после болезни слабенький. Куда тебе ехать? Я печку истоплю, ты на лежанке прикорни. Молочка парного не хочешь ли? Я мигом корову подою, цельную кринку тебе принесу. Чего тебе хочется, ты только словечко вы молви, я всё исполню.

У тётки Любаши слезы на глазах, Ивашке её жалко стало. Он говорит:

— Ты не плачь. Смоленск-то — он не за горами. Найдём Аннушку, сюда воротимся. Тебе Аннушка понравится. Она и ткать, и прясть, и по дому помочь, и горшки сполоснуть, ни одного не поколотит,

Тётка Любаша опять повеселела. Утром проводила их до околицы, платочком помахала, крикнула вслед:

— Скорей возвращайтесь!