Онлайн чтение книги Живой металл
ГЛАВА XXXIV. Черкис

На лице Кулуна отражались недоумение и страх. Он спустился с парапета к своим воинам. Раздался громкий трубный звук. Что должно было теперь произойти?

С зубчатых стен полетели рои стрел и тучи копий. Катапульты двинулись вперед. Они выбросили град камней. Я невольно подался назад под этим ураганом смерти.

Я услышал смех Норхалы, и прежде, чем стрелы и копья могли долететь до нас, они остановились в воздухе, точно мириады рук схватили и задержали их.

Чудовище, на спине которого мы находились, протянуло гигантскую руку, молот, усаженный кубами. Он ударил по стене в том месте, с которого соскочил Кулун. Камни посыпались с грохотом. Вместе с обломками покатились солдаты, которых камни хоронили под собой. В стене образовалась пробоина футов в сто шириной.

Рука снова вытянулась. Она прошлась по парапету, разрушая его, точно он был из картона.

Чудовище протянуло еще несколько рук и угрожающе потрясло ими.

В долине поднялись вопли. К нам не летело больше ни стрел, ни камней. Снова раздались трубные звуки, крики умолкли. Наступила тишина, жуткая и напряженная.

Кулун выступил вперед, высоко подняв руки. Весь его задор исчез.

— Вступаю в переговоры, — закричал он, — вступаю в переговоры, Норхала. Уйдешь ли ты, если мы тебе отдадим девушку и мужчину?

— Приведи их, — ответила она, — и передай Черкису мое приказание, чтобы он пришел вместе с ними.

Мгновение Кулун стоял в нерешительности. Ужасные руки чудовища поднялись для удара.

— Пусть будет так, — крикнул Кулун. — Я передам твое приказание.

Он направился к башне и исчез из виду. Мы моЛча ждали.

Я заметил движение в отдаленной части города. Из противоположных ворот бежали жители. Норхала тоже увидела это, и с той непонятной, мгновенной покорностью ее мыслям, которую я уже не раз замечал, множество металлических предметов образовали с десяток обелисков.

В одно мгновение колонны эти загородили дорогу беглецам и стали теснить их обратно к городу.

Со сторожевых башен и со стен раздались крики ужаса и стоны. Обелиски соединились и превратились в одну толстую колонну. Она неподвижно стояла теперь, сторожа дальние ворота.

На внешней стене началось движение. Блеснули копья и мечи. Появилось двое закрытых носилок, окруженных тройным рядом вооруженных людей. С ними был и Кулун.

Предводитель воинов, сопровождавших вторые носилки, раскрыл их занавеси.

На землю сошли Руфь и Вентнор.

— Мартин! Руфь! — крикнули мы.

Вентнор замахал нам рукой, и мне показалось, что он улыбнулся.

Кубы, на которых мы стояли, двинулись вперед и остановились невдалеке от Руфи и Вентнора. Тотчас же воины подняли свои мечи и стояли, как будто выжидая знака ударить.

Теперь я увидел, что Руфь одета иначе, чем когда она была с нами. На ней было легкое, очень открытое платье, и волосы ее были спутаны. Лицо ее выражало такое же негодование, как и лицо Норхалы. На лбу Вентнора, от виска к виску, шел кровавый красный шрам.

Занавеси первых носилок заколыхались. За ними кто-то говорил. Носилки, на которых принесли Руфь и Вентнора, быстро убрали. Воины, вооруженные мечами, отступили. На их место выбежали и опустились на колени человек десять с луками. Они окружили Руфь и Вентнора, целясь им прямо в сердце.

Из носилок вылез великан — высотой он был, вероятно, футов в семь. С могучих плеч его спадал плащ, весь разукрашенный драгоценными камнями. На густых, седеющих волосах, лежал обруч из сверкающих камней.

В сопровождении Кулуна и воинов человек прошел к пробоине в стене. Он встал у самого края ее и молча стал разглядывать нас.

— Черкис! — шепнула Норхала, — Черкис!

Я почувствовал, как затрепетало ее тело. Жгучее желание убить этого человека передалось от нее мне. Перед нами была маска жестокости, зла и порока… Глаза были узкими, черными щелками, жирные, отвислые щеки тянули книзу углы толстых губ, придавая рту презрительное, злобное выражение.

На лице этом отпечатались все животные страсти. Но все же в этом человеке чувствовалась сила: жуткая, недобрая, — но все же сила. Норхала прервала молчание.

— Привет, Черкис! — в голосе ее звучало беспечное веселье. — Едва я постучалась у твоих ворот, как ты уже поспешил мне навстречу! Кланяйся же, свинья, плевок жабы, жирная улитка под моей сандалией!

Он невозмутимо выслушал все оскорбления, хотя среди окружавших его поднялся ропот, и глаза Кулуна засверкали.

— Давай торговаться, Норхала, — спокойно ответил он.

— Торговаться! — она рассмеялась. — Что же ты мне можешь предложить?

— Вот их, — он указал рукой на Руфь и ее брата. — Меня ты можешь убить, так же, как и моих людей. Но прежде, чем ты сделаешь движение, мои стрелки из лука вонзят свои стрелы в сердца этих двух.

Норхала уже не смеялась.

— Двух дорогих мне ты давно уже убил, Черкис, — сказала она, — и вот почему я здесь.

— Знаю, — тяжело кивнул он головой. — Но это было давно, и с тех пор я многому научился. Я и тебя убил бы, если бы только нашел. Но теперь я не сделал бы этого, я поступил бы совершенно иначе. Я очень сожалею, Норхала, что убил тех, кого ты любила. Я очень жалею.

В словах его был оттенок насмешки. Быть может, за эти годы он научился причинять еще большие страдания, подвергать еще более утонченным пыткам? Норхала, по-видимому, иначе поняла его слова и казалась заинтересованной.

— Да, — бесстрастно продолжал хриплый голос. — Все это теперь не имеет никакого значения. Ты хочешь получить эту девушку и этого человека? Они в моей власти, и жизнь их зависит от одного моего кивка головы. Они умрут, если ты сделаешь хоть шаг ко мне. И я одержу тогда верх над тобой, даже если ты меня потом убьешь. Я ведь лишу тебя того, что дорого тебе.

На лице Норхалы было сомнение. В узких глазах-щелках блеснул огонек торжества.

— Пусть будет твоя победа надо мной, Норхала, — продолжал злорадно Черкис.

— Чего ты хочешь взамен? — нерешительно спросила Норхала. Я с ужасом услышал в ее голосе трепет сомнения.

— Если ты обещаешь уйти сейчас же, как только получишь их, — ответил Черкис, кивая в сторону своих пленников, — я тебе их отдам. Если же нет, они умрут.

— Но каких доказательств, какого залога ты потребуешь? — в глазах Норхалы было беспокойство. — Я не могу клясться твоими богами, Черкис, потому что не верю в них. Ведь, если я скажу тебе «да», и возьму девушку и мужчину, я потом могу напасть на тебя и уничтожить. Ты так и сделал бы, старый волк.

— Норхала, — ответил он, — я не прошу ничего, кроме твоего слова. Разве я не знал тех, которые родили тебя? Разве они не до самой своей смерти держали данное слово? Мне не нужно твоих клятв, дай только слово.

Хриплый голос стал ласковым. Он не льстил, а точно отдавал должное. Лицо Норхалы смягчилось. А я почувствовал уважение к уму этого человека, хотя отвращение мое к нему от этого нисколько не уменьшилось.

— Это правда, — гордо ответила Норхала. — Но я не знаю, как можешь ты говорить такие слова, ты, Черкис, слова которого быстротечны, как река, а обещания не прочнее пузырей на воде.

— Я очень изменился за последние годы, Норхала. Я многому научился. Тот, который говорит с тобой сейчас, мало похож на того, кого тебя учили ненавидеть.

— Может быть, ты и говоришь правду! Ты, конечно, не похож на того, каким я себе рисовала тебя. Во всяком случае, ты говоришь правду, что раз обещав, я уйду, не уничтожив тебя.

— Но зачем же уходить, Норхала? — спокойно спросил он. Потом выпрямился во весь рост и протянул вперед руки.

— Зачем тебе уходить от нас, Норхала? — громко раскатился его голос. — Разве мой народ не твой народ? Соедини свое могущество с нашим. Я не знаю, как построена эта твоя воюющая машина. Но я знаю, что если мы соединим наши силы, мы можем пойти в забытый нами мир, сметая его города, и властвовать над ним. Ты научишь нас строить такие машины, Норхала. Ты станешь женой моего сына Кулуна, и вы будете вместе со мной управлять моим народом. А когда я умру, ты будешь управлять вместе с Кулуном. Так забудется вся наша вражда. Я знаю, что тебе нужны мужчины, сильные мужчины, которые следовали бы за тобой, мужчины, собирающие жатву твоего могущества, молодые и сильные мужчины… Пусть будет забыто прошлое. Приди к нам, великая, со своей силой и красотой! Учи нас. Веди нас! Вернись к своему народу и владычествуй над миром!

Он замолчал. Над крепостными стенами и над всем городом нависло молчание, точно город знал, что судьба его положена на весы…

Меня охватил ужас. Ни это уединенное место, ни его забытый народ, ни даже наша участь не занимали меня в это мгновение. На чашах весов лежала судьба всего внешнего мира, будущее человечества.

— Нет, нет! — раздался голос Руфи. — Не верь ему, Норхала. Это — ловушка. Он унижал меня… мучил меня…

Черкис полуобернулся к ней. Лицо его было страшно. Вентнор зажал Руфи рот рукой.

— Твой сын, — заговорила Норхала, и Черкис тотчас снова повернулся к ней, — твой сын и владычество над миром! — голос ее звучал как будто восторженно, — и все это ты предлагаешь мне, Норхале?

Она пронизывала его взглядом.

— Норхала, — шепнул я, — не делай этого. Он хочет выпытать от тебя твои тайны, завладеть ими.

Она схватила меня за руку.

— Пусть выступит вперед мой жених, чтобы я посмотрела на него, — сказала Норхала.

Черкис и Кулун обменялись торжествующим взглядом. Я увидел, как Руфь склонилась на руки Вентнора. На стенах поднялись крики ликования. Русзарк торжествовал!

— Цельтесь в Кулуна, — шепнул мне Дрэк. — Я расправлюсь с Черкисом. Только не промахнитесь.