Онлайн чтение книги Кара Дон Жуана
Глава 2. Адлер. Лето, 1990 год

Лето выдалось жарким. Даже в июне температура зашкаливала за сорок. Но в десять утра было еще терпимо. Именно поэтому Андрей рано вставал, чтобы попасть на пляж до жары. Его семья: родители, сестра, двоюродные братья, Гурген и Федор, подтягивались лишь к одиннадцати. Они долго спали, долго завтракали, долго собирались. А придя на пляж, тут же прятались под зонтики и навесы, чтобы избавить себя от пагубного воздействия ультрафиолета. Андрей же любил жариться на солнышке. По три часа утром и два вечером. Лежа у кромки моря. На приятно прохладной гальке.

За те две недели, что они гостили у тетки в Адлере, он загорел до черноты. На его теле было всего лишь два белых пятна: одно на бедрах, от трусов, второе на безымянном пальце от подаренного отцом на совершеннолетие платинового перстня, который он никогда не снимал.

Андрею шел загар. Его стройный безволосый торс, покрытый темным золотым загаром, становился скульптурным. А красивое лицо завораживающим: зеленые, с желтыми крапинками глаза на шоколадном фоне казались еще ярче, пронзительнее. Именно поэтому Андрей с начала весны принимал солнечные ванны – садился на балкон своего дома, подставлял лицо под ласковые мартовские лучи и дремал под музыку Синатры до заката. В этом не было бы нужды, пойди он в отца, тот был от рождения смугл, но Андрей унаследовал кожу матери, белокурой зеленоглазой русской по имени Елена. От нее ему достался прямой аккуратный нос и яркие полные губы. Слишком нежные, слишком девчоночьи, как казалось Андрею. Лучше бы их унаследовала его сестра Марианна. Но та во всем пошла в отца: и смуглостью, и носатостью, и узкогубостью. Притом она была красива, но суровой, холодной, какой-то мужской красотой. Женственная, ранимая, мягкая Марианна производила впечатление неприступной, высокомерной, жесткой девушки. Несмотря на то что у нее была отличная фигура, роскошные черные волосы, большие светло-карие глаза, чистая гладкая кожа, парни не спешили к ней «клеиться». Смотрели издали, восхищенно цокали языками, но подходить боялись. Впрочем, Марианна нисколько от этого не страдала, поскольку мальчики ее пока не интересовали – несмотря на кажущуюся зрелость, в свои шестнадцать она оставалась сущим ребенком…

Андрей в ее возрасте был совсем другим. Бывалым, раскрепощенным, вкусившим плотских удовольствий молодым человеком. Оно и понятно – невинности он лишился в тринадцать, а в четырнадцать мог похвастаться тем, что имел секс с двумя троюродными сестрами, тремя соседками, одной двадцатипятилетней медсестрой и парой одноклассниц одновременно. К девятнадцати он немного пресытился, и симпатичные девушки уже не вызывали у него вспышки низменного желания. Лишь одна категория женщин по-прежнему его волновала: зрелые, искушенные, грудастые блондинки, которых было немало на пляжах Адлера. Вот и сейчас Андрей ловил на себе вожделенный взгляд одной такой нимфы: полной, зеленоглазой курортницы, самого наилучшего возраста – лет двадцати семи – двадцати восьми. Она возлежала на надувном матрасе в метре от него и делала вид, что читает. По опыту Андрей знал, что минут через десять она отправится в море и по дороге заденет его своим бедром. Если он прореагирует на это прикосновение, то завяжется беседа, в результате которой они договорятся встретиться под маяком. Встреча, естественно, состоится. Затем они пойдут в какое-нибудь кафе на набережной, посидят там, дуя пиво или шампанское. Он закажет для нее песню, купит ей розу, скажет кучу комплиментов, в результате она пригласит его в свою съемную комнатку, в которой они займутся тем, ради чего, собственно, знакомились. А через пару дней она уедет в свой Новосибирск или Самару, где будет вплоть до зимы рассказывать о своем коротком приключении подружкам…

Он же забудет ее сразу, как только она скроется в чреве аэропорта, и даже не вспомнит, как ее зовут, так стоит ли реагировать на ее прикосновение?

Андрей лениво перевернулся на живот, отворачиваясь от ищущего взгляда сексапильной блондинки. Опустил голову на гальку. Прищурившись, посмотрел вдаль. Его внимание привлекла стайка смуглых цыганят, толкущихся у катамарана. Кудрявые, чернявые, вертлявые ребятишки разглядывали его с таким интересом, как будто это был космический корабль. Глядя на них, Андрей вспомнил девочку, с которой познакомился несколько лет назад на этом же пляже…

Это произошло в 1985-м. Тогда четырнадцатилетний Андрей так же с семьей гостил у тетки. И так же любил являться на пляж ни свет ни заря. В тот день он строил замок из гальки. Выискивая в прозрачной утренней воде красивые камни, он забрел к самому волнорезу, где на приколе стояли лодки и катамараны. На сиденье одного из них он увидел девочку. Ей было лет одиннадцать-двенадцать. Хрупкая, загорелая, с длинной черной косой, она сидела спиной к Андрею и самозабвенно кидала в воду камни. Груда гальки лежала рядом с ней, она брала по голышу и швыряла в волны. Метила она в такую же чернявую, как у нее, головку, но не попадала.

– Ты чего делаешь? – гневно спросил Андрей у девочки. – Так же покалечить можно…

Маленькая чертовка не ответила, а голыши швырять стала реже, но прицельнее.

– Перестань хулиганить! – прикрикнул Андрей, раздосадованный таким поведением – сам он никогда не совершал пакостей исподтишка, поэтому не терпел, когда это делали другие. – Иначе я все скажу твоим родителям!

Девочка не испугалась, но швыряться камнями перестала, а все потому, что горка метательных снарядов иссякла. Тогда она поднялась, вытянула руку и зачерпнула горсть голышей, дабы возобновить обстрел.

– Тебе не стыдно? – задал резонный вопрос Андрей.

– Нет, – ответила девочка, не оборачиваясь. – Сегодня он украл у меня куклу. А вчера съел мой пирог с курагой… – Она сжала маленькие кулачки и добавила: – Я его ненавижу!

– Нельзя так говорить, – наставительно заявил он.

– Да пошел ты, козел!

Андрей собрался пожурить девочку за грубость, но тут она обернулась и воззрилась на него с таким пренебрежением, что он замолчал.

– Ну, че уставился? – спросила она. – Топай отсюда и не лезь куда не следует!

Из уст маленькой девочки ругань звучала так нелепо, что Андрей рассмеялся.

– Вот обезьяна, – с улыбкой буркнул он. – И кто тебя научил так разговаривать?

– Иди в жопу!

Андрей хотел было дать девочке подзатыльник, но передумал. В это время из моря выскочил чернявый мальчишка, тот самый, что подвергся обстрелу, и дернул воительницу за косу. Та тут же вскочила, норовя лягнуть обидчика. При этом она кричала что-то гневное на непонятном языке и корчила рожи, а мальчишка хохотал, все сильнее накручивая на кулак ее толстую косу. Наверное, девчонке было очень больно, но она не плакала, только методично обругивала обидчика да дрыгала тонкими ногами с ободранными коленками в надежде достать до его живота жесткой пяткой.

– Эй, парень, да ты ей скальп сейчас снимешь! – воскликнул Андрей, кидаясь разнимать дерущихся. – Отпусти ее!

Мальчишка послушался, но девочку его капитуляция не тронула, как только ее волосы освободились от тисков, она с еще большим азартом начала дубасить противника, пустив в ход не только пятки, но и кулаки.

– Вот бестия, – хохотнул Андрей и схватил девчонку под локти, чтобы оттащить от пацана.

Когда он приподнял ее над землей, она задрала свою кудрявую головку и посмотрела на него такими глазами, что Андрей опешил. Только сейчас он заметил, как красива смуглянка. У нее был удивительный взгляд: невинный и порочный одновременно, будто ангел и дьявол уживались в этом маленьком человечке… А лицо! Какое у нее лицо! Тонкое, правильное, с точеными чертами: нежный овал, изящный маленький нос, мягкие губы, надломленные брови, огромные влажные глаза, а в них пылает необузданная ярость. Наверняка именно такой взгляд был у медузы Горгоны. Именно такой взгляд убивал!

– Отпусти! – выкрикнула девочка, долбанув Андрея пяткой под дых. – Без тебя разберемся!

– Да, – поддакнул мальчишка. – Мы постоянно деремся, нас мама и та не разнимает…

– Вы родственники?

– Мы брат и сестра. Разве не похожи?

Нет, они совершенно не походили друг на друга. Идеально красивая, утонченная сестра и бровастый, носатый брат. Даже их смуглость была разной: ее персиковая, нежная, его коричнево-горчичная, почти негроидная. Она походила на испанскую инфанту, он на цыганенка-кочевника… Одно их объединяло – акцент, с которым они говорили по-русски, да еще облачение: и брат и сестра были одеты в обноски. Он в шорты и вылинявшую футболку, она в юбку и рубаху с оторванными рукавами.

– Хотите мороженого? – ни с того ни с сего спросил Андрей, обращаясь к инфанте. – Или пирогов с курагой?

– Лучше деньгами дай, – нагло заявил мальчишка. – Мы на них сигарет купим…

– Да, – поддакнула его сестра. – А пирогами мы и без тебя разживемся! Нам постоянно их подают! Нет бы кто пачку «Явы» кинул…

– Вы милостыню собираете?

– Че это? – обиделась девочка. – Мы на набережной выступаем: танцуем, поем, гадаем. Нам за представление прохожие платят. Кто деньгами, кто сладостями, а иногда…

Чем иногда расплачиваются с певцами-побирушками курортники, Андрей так и не узнал: в этот момент на волнорезе показалась низкорослая цыганка с младенцем на руках. Несмотря на жару, она была одета в длинное пышное платье, штаны, сапоги и шерстяную кофту. Судя по суровому выражению лица, она была чем-то недовольна. Наверняка своими детьми – в том, что эта женщина мать мальчишки, сомневаться не приходилось: он был ее маленькой копией.

Предположение Андрея тут же подтвердилось, так как женщина, увидев ребят, проорала на своем языке нечто грозное, а затем раздраженно махнула рукой, призывая их следовать за ней. Дети подчинились. Но перед тем как взобраться на лестницу, девочка обернулась и одними губами произнесла:

– Меня зовут Кара, а тебя?

– Андрей, – так же беззвучно ответил он.

Кара кивнула и припустила вслед за братом.

Как только они скрылись в толпе спешащих на пляж курортников, Андрей вернулся к своему галечному замку, но до самого вечера вспоминал лицо маленькой разбойницы с символичным именем КАРА…

А вечером увидел ее вновь.

Он гулял по набережной в компании родителей. Импозантный, с иголочки одетый отец вел под руку утонченную, безумно красивую маму в легком розовом платье, а облаченный в небесно-голубые джинсы и белую майку Андрей шел на два шага впереди, расточая улыбки симпатичным девочкам и их мамашам. Минут через двадцать он планировал отделиться от родителей – как ни приятно ему было их общество, а одному гулять по набережной лучше: при маме он стеснялся заигрывать с девушками, а при отце боялся курить, так что избавиться от предков надо было обязательно, поскольку без заигрывания и курева бродить скучно…

Андрей нащупал в кармане мягкую пачку сигарет «Лаки Страйк», проверил, не сломались ли, затем пересчитал деньги, в наличии оказалась смешная сумма, которой хватит только на пару банок пива. Значит, придется втихаря попросить у мамы – то, что дал ему отец, Андрей давно прогулял. Пока он раздумывал над тем, как улучить момент, чтобы обратиться к матери с просьбой, родители остановились около уличного художника, рисующего шаржи.

– Андрюшка, – окликнула сына мама. – Иди сюда, смотри, как здорово!

Но Андрей не подошел – его внимание привлекла кучка народа, собравшаяся около парапета. Человек двадцать курортников, обступив кого-то, смеялись и хлопали в ладоши. Наверное, перед ними выступал какой-нибудь клоун или дрессировщик с обезьянкой. Скорее последнее, так как животные пользовались у публики наибольшим успехом.

Чтобы удостовериться в правильности своей догадки, Андрей влился в толпу.

Оказалось, он ошибся. Перед праздной публикой выступали не животные, а люди. Вернее, дети. Четыре маленьких цыганенка. Две девочки и два мальчика. Ребята танцевали, вскидывая коленки, приседая, хлопая себя по бокам, тряся нечесаными кудрями. Одна из девчонок пела, вторая ей аккомпанировала на бубне. К моменту, когда Андрей подошел, выступление уже заканчивалось. Но цыганята на бис решили исполнить еще один номер.

– Танец «Умирающий лебедь», – громко объявил один из плясунов, в котором Андрей узнал своего недавнего знакомца с пляжа. – Исполняется впервые!

Публика зааплодировала, а на передний план выдвинулась девочка с бубном, только теперь инструмента при ней не было, зато на плечах появилась шаль, как потом оказалось, символизирующая крылья. Она выставила вперед босую ножку с вытянутым носком, согнулась, опустила руки к асфальту, склонила головку, закрыла глаза и замерла, будто ожидая, когда зазвучит музыка. Несколько секунд она простояла так, потом резко распрямилась, вытянулась в струну, взмахнула кистями рук и начала свой танец умирающего лебедя. К счастью, длился он не очень долго, иначе зрители умерли бы от смеха, потому что девочка-лебедь умирала до того потешно, что спокойно смотреть на это было невозможно. Комичность усугублялась тем, что «балерина» и не думала никого смешить, она была очень серьезна и сосредоточенна, а на дружный хохот не реагировала.

– Какая удивительная девочка, – Андрей услышал за спиной голос мамы. – Я никогда не видела таких красавиц среди цыган…

– Да, – поддакнул отец. – Она не похожа на цыганку. Наверное, полукровка.

– Просто Эсмеральда! Ей только козочки с золотыми рожками не хватает…

– Это Кара, – встрял в разговор родителей Андрей. – А тот мальчик, что повыше, ее брат.

– Совсем не похожи…

– Да нет, – не согласился отец. – Что-то общее есть, но девочку явно зачали от какого-нибудь белого человека. Русского или, например, поляка. – Он тронул сына за руку: – Андрюша, пойди, дай ей денег, чтобы перестала дурачиться – танцевать она совсем не умеет…

Андрей выгреб из кармана все имеющиеся деньги, шагнул к Каре, которая, рухнув на колени, задрожала, изображая агонию, после чего распласталась на асфальте и замерла.

– Умер наконец-то лебедь! – со смехом выкрикнул какой-то пьяненький дядька. – Теперь на похороны будут собирать!

И точно, как только танцовщица поднялась, ее товарищи кинулись к публике с протянутыми ладошками. Одна Кара не двинулась с места. С надменным, как у примадонны, видом она начала раскланиваться. На деньги, протянутые ей Андреем, даже не взглянула, их выхватила из его рук вторая девочка.

Собрав гонорар за выступление, цыганята убежали. Но Кара, перед тем как сорваться с места, сделала шаг к Андрею и быстро прошептала:

– Завтра на том же месте…

Он кивнул, давая понять, что придет. После этого она унеслась вслед за своими товарищами, подобрав длинную юбку. А Андрей, вместо того чтобы, отсоединившись от родителей, пуститься в вольное плавание по набережной, ушел домой. Ему не хотелось гулять, не хотелось флиртовать, кутить и курить. Больше всего в тот момент он желал, чтобы побыстрее наступило завтра…

И когда оно наконец наступило, он примчался на пляж, разбитый и больной от недосыпа. Лег у катамарана и стал ждать. Но не дождался. Ни в этот день, ни на следующий Кара не пришла. Больше он вообще не встречал ни ее, ни брата. Очевидно, табор перекочевал в другой город.

Со временем Андрей забыл о Каре и вот, увидев цыганят возле катамарана, вспомнил.

Ей сейчас лет семнадцать, восемнадцать. Наверное, она вышла замуж – цыгане, как известно, рано женятся, быть может, она уже ребенка родила, а то и двух. Обабилась, погрубела, потолстела, обросла усами. Теперь она не танцует, а гадает или торгует фальшивой французской помадой.

От этих мыслей почему-то стало грустно, и Андрей решил подняться на набережную, чтобы выпить в кафе пива. Он встал с камней, взял кошелек, обул сланцы. Не обращая внимания на приглашающий взгляд блондинки, направился к лестнице.

В кафе он взял кружку пива и вареных раков. Сел за столик. Пока пил, рассматривал фланирующих по набережной дам. Благодаря моде на бикини он мог оценить не только лица, ноги, плечи, но и ягодицы с грудью. Вдруг среди оголенных беспечных людей он увидел необычную девушку. Очень юная и очень красивая брюнетка быстро шла сквозь толпу, легко ступая босыми ногами по мостовой. Она была одета в длинную многоярусную юбку и изрядно поношенную рубаху с пышными рукавами. На ее шее висели гирлянды дешевых медных бус, а в нечесаных волосах белел цветок жасмина.

«Цирк уехал, а клоун остался, – весело подумал Андрей. – В данном случае уехал театр „Ромэн“, а осталась его молодая актриса, которая отбилась от труппы, одичала, пообносилась и бродит теперь по городу, смеша всех своим глупым видом…»

А девушка тем временем запрыгнула на парапет набережной, сделала ладони рупором и, обратив лицо к волнорезу, закричала что-то на непонятном языке. Тут же на ее зов примчались давешние цыганята, обступили ее и загалдели. Слов Андрей не разобрал, только одно показалось ему до боли знакомым – это было слово «КАРА».

Кара? Та самая?

Андрей вскочил со стула, чтобы лучше рассмотреть девушку. Тоненькая, невысокая, с маленькой узкой ножкой, ей нельзя было дать больше пятнадцати. Значит, не она… Или?

– Кара! – позвал он не очень громко, но девушка услышала. – Кара, это ты?

– Вы меня? – спросила она на плохом русском.

– Ты ведь Кара?

– Да.

– А я Андрей, ты меня не помнишь?

– Нет, – быстро ответила Кара, не взглянув на него.

– Мы познакомились на этом пляже пять лет назад…

Но девушка не стала его слушать – развернулась и, окруженная стайкой пацанят, унеслась в сторону рынка.

Немного смущенный Андрей вернулся за столик, быстро допил пиво и собрался уже покинуть кафе, как стоящий за стойкой бармен позвал его кивком головы.

– Я вижу, тебе девочка понравилась, – сказал он, когда Андрей подошел. – Так вот, она вечерами у пирса танцует. Если хочешь ее видеть, подгребай часам к десяти – не ошибешься…

Андрей поблагодарил сердобольного бармена, но для себя решил, что ни к какому пирсу вечером не пойдет – зачем? Да, когда-то Кара ему очень нравилась. Можно сказать, он был в нее по-настоящему влюблен – чисто, бескорыстно, как-то по-детски… Да-да, именно по-детски, ибо любовь к Каре была последним платоническим чувством, которое он испытал. После он увлекался только теми, кто мог подарить ему наслаждение… А что ему может дать Кара? Да ничего! Хотя она, безусловно, превратилась в роскошную девушку, и теперь ее можно было бы полюбить не только платонически, но нужен ли ему секс с немытой цыганкой? К его услугам холеные русские курортницы, пылкие местные красотки, раскрепощенные иностранки (вчера он познакомился с двумя кенийками), а он пойдет искать встречи с какой-то дикаркой? Ну уж нет! Пусть Кара остается в его юношеских воспоминаниях, именно там ей место…

Так он уговаривал себя целый день. Но в десять вечера, несмотря ни на что, приплелся к пирсу. Кара была там – танцевала перед десятком курортников. Та самая КАРА. Дерзкая маленькая чертовка с глазами серны. Она почти не изменилась. Повзрослела, конечно, но не настолько, чтобы ее не узнать.

Она танцевала цыганочку, а не «Умирающего лебедя». Так же бездарно, как раньше, но не так смешно. Вокруг нее вились ее маленькие чернявые сородичи, стуча в бубен, тряся кудрями, сверкая черными пятками. Когда выступление закончилось и подтанцовка кинулась собирать плату с зевак, Кара вышла на поклон с самодовольной, дерзкой физиономией уставшей от успеха примы. С этой же миной она приняла у Андрея деньги – он не стал давать их пацанятам, а протянул томно взирающей на толпу Каре. Но когда он отошел, она бросила на него совсем другой взгляд: озорной, веселый. И он понял, что она его узнала.

Подбодренный этим взглядом, Андрей собрался заговорить с девушкой, но она громко рассмеялась, оттолкнула его и бросилась бежать. А за ней, громко вереща, кинулись ее оруженосцы.

– Их табор у горной речки стоит, – сказал один из зрителей своей подруге. – Помнишь, мы ходили рассвет встречать, а вдалеке костры горели? Это были цыгане…

– Их в город не пускают, – включился в разговор еще кто-то. – Говорят, они наркотиками приторговывают… Да и вообще… Воруют, попрошайничают, грязь разносят. Не место им в курортной зоне!

– А я слышал, что их девушки проституцией занимаются…

– Да нет, они не по этой части! Кому такие грязнули нужны?

В обсуждение этой темы включились еще несколько человек, но Андрей не стал принимать в нем участие, он отделился от толпы, направившись в ту сторону, где, по его разумению, протекала речка, рядом с которой разбили свой лагерь цыгане. Вдруг он понял, что очень хочет видеть Кару. Хотя бы видеть, а там… Там будь что будет!

Цыганское стойбище он нашел довольно быстро. Еще издали он увидел яркое пятно костра. А подойдя ближе, разглядел палатки и людей, сидящих на земле. Они что-то ели, хлебая ложками из котелка, висящего над огнем. Андрей не увидел у костра ни одного взрослого мужчины, только женщин и детей (как потом оказалось, мужчины уже поели и отдыхали в палатках), но Кары среди них не было.

– Эй, красивый! – окликнула Андрея одна из цыганок. – Тебе чего?

– Ничего… Просто мимо шел…

– Да ты не стесняйся! Если дури надо, так и скажи…

– Нет, не надо, спасибо, – пробормотал Андрей, чувствуя себя полным идиотом. – Я правда мимо шел…

Тут с земли поднялась низкорослая усатая цыганка с бутылкой красного вина в руке и, каркнув что-то на родном языке той, что предлагала дури, подошла к Андрею.

– Я знаю, – заговорила она почти без акцента, – чего тебе нужно… Ты к моей дочери пришел.

– Нет, вы ошибаетесь.

– Ее Карой зовут. Ты ведь к ней?

– А откуда вы…

– По глазам вижу! Те, кого моя Кара околдовала, совсем по-другому на мир смотрят… – Она широко улыбнулась, обнажив плохие зубы, затем сделала большой глоток из бутылки, вытерла рот рукавом грязной кофты, рыгнула. – Вся в меня пошла, зараза! Я такой же была… Нет, я была лучше! Я петь умела, танцевать, в ансамбле выступала… Однажды меня чуть в кино не сняли… – Она опять рыгнула, и Андрей понял, что женщина изрядно пьяна. – А девка моя в папашу своего пошла – ни петь, ни танцевать!

– Кем он был, ее отец?

– Черт его знает! Моряком вроде… Он не наш. Русский. Влюбился в меня, жениться хотел, да я не пошла… Зря, наверное! Меня, когда узнали, что я брюхатая, из ансамбля выгнали… Помотаться пришлось, пока своих нашла… Я ж из табора девочкой сбежала. Артисткой стать хотела. – Она залпом допила вино, швырнула бутылку в кусты. Постояла, покачиваясь, несколько секунд, потом спросила: – А тебе чего от девки моей надо?

– Так… Поговорить.

– Да ладно врать-то! Скажи, что конкретно хочешь! Она все подряд не делает.

– В смысле? – не понял Андрей.

– На анальный и групповой можешь не рассчитывать, – с цинизмом бывалого сутенера выдала мамаша. – А чисто потрахаться – это пожалуйста!

Андрею стало противно. Он никогда не слышал из уст матерей таких предложений. Но пьяная цыганка не отставала:

– Ну так что? Берешь девку на ночь? Или тебе часа хватит? – Она цепко ухватилась за его локоть. – За час десятка. За ночь тридцать… Если у тебя, конечно, есть баксы… В рублях дороже будет…

Баксы у Андрея были. Он вытащил из портмоне пятьдесят долларов, брезгливо сунул их цыганке и спросил нетерпеливо:

– Где Кара?

– Обожди минутку…

Она обернулась и крикнула что-то мальчишке, играющему с собакой возле палатки. Тот оттолкнул пса и нырнул в брезентовое убежище. Через минуту из его нутра показалась еще более взлохмаченная, но по-прежнему украшенная цветком (уже подвядшим) голова Кары. Мать жестом подозвала дочь к себе, а когда та подошла, шепнула ей на ухо несколько слов, после чего удалилась к костру.

Оставшись наедине с Карой, Андрей заговорил:

– Я заплатил твоей матери за всю ночь, так что можем гулять до утра. – Он смущенно улыбнулся. – Куда бы ты хотела пойти?

– К тебе домой, – спокойно ответила она. – Там нам будет удобнее…

– Удобнее? – тупо переспросил Андрей.

– Ну да… Я не люблю делать это на пляже… Там жестко и холодно…

– Ты часто это делаешь?

– Редко. Только с теми, кто мне нравится. Я сама выбираю, с кем спать… – Она потянула его за руку. – Ну что, пошли? Если не хочешь вести меня к себе домой, давай пойдем на «Поляну любви» – там все это делают.

– Может, просто погуляем?

– Как это «просто»? Ты заплатил пятьдесят долларов за прогулку?

– Я… Я… – Он досадливо поморщился. – Я не привык так… Это отвратительно… Покупать любовь.

– Любовь не купишь, – покровительственно улыбнулась она. – Купить можно только секс.

– Да, наверное, но я не собирался… Я просто хотел увидеть тебя. Ты не обязана…

Он запнулся, а Кара заполнила паузу переливчатым смехом.

– Почему ты смеешься? – спросил Андрей.

– Я смеюсь над тобой. Ты такой глупый…

Сказав это, она счастливо улыбнулась, схватила его за руку и побежала прочь от лагеря. Когда огонь костра стал далеким, Кара остановилась, развернулась к Андрею, тесно прижалась к нему всем своим тонким телом, будто хотела приклеиться, и зашептала:

– Неужели ты еще не понял, глупый, что с тобой я согласилась бы и задаром? Я выбрала тебя… Давным-давно выбрала. Пять лет назад я решила, что ты будешь моим… Я знала, что мы встретимся. И мы встретились.

– Я искал тебя…

– Меня нельзя найти. Меня можно только случайно встретить.

– Ты знала, что я приду?

– Да… – Она нежно поцеловала его в шею. Для этого ей пришлось встать на носочки. – Я чувствовала… А еще Зара мне нагадала…

– Нагадала?

– Вчера она сказала, что совсем скоро я повстречаю свою судьбу… Я сразу поняла, что вновь увижу тебя… – Кара зарылась носом в вырез его рубашки. – Как здорово от тебя пахнет… Именно так, как я думала – морем и ветром…

Андрей подивился ее догадливости – от него действительно пахло морем и ветром, а именно лосьоном после бритья «Storm Force» (что-то вроде «Сила шторма»). Зато от нее костром, пылью, грязной одеждой и чуточку диким жасмином (очевидно, именно его цветки украшали ее волосы). При этом запаха пота и немытого тела он не почувствовал. Наверное, она только недавно искупалась в горной речке…

– Ты хочешь меня? – неожиданно резко спросила Кара.

– Да, – не задумываясь, ответил Андрей. – Я очень тебя хочу…

– Тогда чего ты медлишь?

С этими словами она сорвала с себя блузку, молниеносно выскользнула из юбки и осталась совершенно голой. Тело у нее оказалось на удивление зрелым и очень гармоничным: узкие, но округлые бедра перетекали в тонкую талию, а груди были похожи на два спелых яблочка.

– Ты очень красивая, – хрипло пробормотал Андрей.

Она с достоинством кивнула, принимая комплимент.

– Похожа на статуэтку…

Глаза Кары сверкнули, как у кошки, она шагнула к Андрею, обвила руками его шею. Он прижал ее к себе, ощутив каждой клеточкой своего тела ее жар, ее нетерпение и желание.

Рубашка мешала – он сорвал ее. Вырванные с корнем пуговицы рассыпались в разные стороны. Брюки, ботинки, носки, трусы полетели в темноту.

Кара запрыгнула на Андрея. Как обезьянка вскарабкалась по его длинному телу, чтобы удобнее было терзать его рот. Неумело присасываясь, кусаясь, стукаясь своими зубами об его, она стонала и бормотала что-то на своем языке. Когда же его губы заболели от ее поцелуев, Кара сползла вниз, упала на спину, протянула к нему руки и прошептала:

– Иди ко мне!

Андрей не знал, сколько времени прошло, прежде чем он смог от нее оторваться. Часа два, не меньше. Да и оторвался только потому, что стало прохладно от росы и пришлось одеться.

Напялив на себя свое тряпье, Кара, как кошка, свернулась на коленях Андрея, обхватила его талию руками и задремала. Пока она спала, он прислушивался к собственным ощущениям. Они были новыми, странными, пугающими. То, что ни с одной женщиной ему не было так хорошо, Андрея удивляло меньше всего – он подозревал, что именно так и будет. А вот почему к чувству глубокого удовлетворения прибавилось еще что-то, нежное, щемящее, он не понимал… Что это за чувство, от которого так сладко ноет сердце? Неужели любовь? Но почему именно к НЕЙ? К этой дикой, немытой, необразованной девчонке, пахнущей гарью и пылью? Почему не к другой, утонченной, холеной, успешной? Их так много было в его жизни…

– Ты жалеешь? – услышал Андрей чуть хриплый ото сна голос Кары.

– О чем?

– О том, что полюбил меня?

– Мы один раз переспали…

– Три!

– Хорошо, три, – раздраженно согласился он – его пугало, что она читала его мысли. – Три раза переспали, а ты уже говоришь о любви! Не рано?

– Одного раза достаточно, чтобы полюбить. Остальные два, чтобы проверить, правильно ли сделал выбор… – Она привстала, заглянула ему в глаза. – Ты думаешь о том, что я не та, которая тебе нужна. Я совсем тебе не подхожу! Я другая! Из-за меня у тебя могут быть проблемы…

– Откуда ты можешь знать, что я думаю?

– Я думаю о том же… – Кара опять опустилась на его колени. Широко раскрытыми глазами посмотрела в небо. – Я ругаю себя. Уговариваю. Клянусь себе, что забуду тебя… Мне надо было полюбить своего. Цыгана. Родить ему детей. Как делают все наши… Надо было сделать это еще два года назад, когда ко мне сватались…

– А теперь не сватаются?

– Нет. Для всех я шлюха. Чокнутая шлюха, которая отвергает своих, но спит с чужаками за деньги… – Она сжала его локоть. – Но я спала только с теми, кто хоть чуть-чуть напоминал мне тебя… Я боялась, что не дождусь!

Выпалив это, Кара уткнулась носом в живот Андрея и едва слышно произнесла:

– Я завтра уезжаю из города, и ты меня больше не увидишь…

– Уезжаешь? Одна?

– Нет, со всеми… У нас неприятности с э-э… – она не могла подобрать нужного слова.

– С властями?

– Да. Один человек сказал Заре, что, если мы не уедем сами, нас выкинут из города… – Ее начала бить мелкая дрожь, и Андрей приподнял ее за плечи, обнял, чтобы согреть. Прижавшись холодным носом к его шее, Кара зашептала: – Так что не переживай сильно. Судьба нас свела, она и разведет… Ты больше меня не увидишь… Когда не видишь, легче забыть.

– Я не хочу забывать тебя… – хрипло проговорил он. – И не хочу с тобой расставаться.

– Придется – ты же не можешь поехать с нами…

– А ты? Ты не можешь остаться? – Андрей отстранил ее, чтобы посмотреть прямо в глаза. – Останься со мной…

– Нет.

– Я сниму тебе квартиру. Буду обеспечивать… У меня есть деньги – я помогаю отцу в работе… У нас свой строительный бизнес, так что ты ни в чем не будешь знать отказа…

– Меня не отпустят так просто. Мать не позволит. Она сама когда-то сбежала из табора, и ничего хорошего из этого не вышло. Когда она вернулась с прижитым от чужака ребенком, ее приняли, но перестали уважать… И замуж никто не хотел брать. Только старый Миро согласился. И то потому, что ни одна за него не шла – он свою первую жену до смерти забил, а вторую довел до помешательства…

– Зачем же твоя мать за него пошла?

– Кто-то должен был о нас заботиться…

– А где этот Миро сейчас?

– Умер три года назад.

– От чего?

– От злости! Когда мать бил, задохнулся – он ведь уже старый был…

– И кто же теперь о вас заботится?

– Я, – спокойно ответила она.

– Почему ты, а не твой брат? Тот, которого ты когда-то обстреливала камнями?

– Он погиб еще до Миро. Его менты забили дубинками, когда он бутылку пива с лотка украл… – Кара тихонько шмыгнула носом. – Мать много пьет. Особенно после того, как Миро умер… Он раньше ей запрещал – у нас нет такого, чтобы женщина пила, а теперь запрещать некому, вот она и сорвалась… Так что я теперь обо всех забочусь. Всех кормлю, пою… Зарабатываю везде, где можно. Танцую, на бубне играю, гадаю… – Она замялась. – Иногда сплю с мужчинами за деньги. Но это редко, ты не думай…

– И тебе такая жизнь нравится?

Она пожала плечами:

– Какая разница, нравится или нет? Я другой не видела…

– Так посмотри! Вместе со мной.

– Если я убегу, мать меня проклянет! – горячо воскликнула Кара. – И тебя тоже! Ты хочешь жить с цыганским проклятием?

– Мне плевать!

– Нет, на это нельзя плевать! Это серьезно, – испуганно зашептала она. – От него и ты пострадать можешь, и дети твои…

– А если я уговорю твою мать? Тогда останешься?

– Ты не сможешь ее уговорить…

– А если смогу?

– Тогда… Тогда… – Кара резко вскочила на ноги, тут же рухнула на колени, вцепилась в плечи Андрея и, захлебываясь смехом, выкрикнула: – Я за тобой… хоть в огонь… хоть на край света!

Он поцеловал ее в смеющиеся губы и сказал:

– Идем к твоей матери! Только сначала мне надо сбегать домой. Посиди тут, я скоро…

Он вернулся к Каре через час. Еще через полчаса предстал пред мутными очами ее матери. И уговорил ее отпустить дочь с ним. Согласилась та не сразу. Андрею пришлось выслушать тирады брани, увидеть море фальшивых пьяных слез. Но когда он бросил к ногам цыганки десять пачек по тысяче долларов, она заткнулась. И благословила дочь. Вместе с благословением Кара получила приданое: два сценических платья своей матери, старый бубен, колоду карт и амулет гадалки Зары. Сложив все это добро в матерчатый мешок и прихватив свидетельство о рождении (семнадцатилетняя Кара не имела паспорта), она ушла из табора. Ушла, ни разу не оглянувшись на затухающее пламя костра – она решила, что больше туда не вернется… Ни за что! Она не повторит ошибок своей матери. Даже если Андрей ее бросит – хоть завтра, хоть через год, хоть беременную, хоть с двумя детьми – она все равно не вернется в табор! Ушла так ушла – пути назад нет…

– Пути назад нет, – тихо сказал Андрей, обняв Кару. – Ты это понимаешь?

– Да.

– Ни у тебя, ни у меня.

– И что мы будем теперь делать?

– Я пока не решил… – Он сжал ее плечо. – Но ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю… Денег у меня сейчас нет, я все отдал твоей матери, но я могу занять… Мы снимем комнату, пока поживем в ней, а там… Там поглядим…

Андрей замялся, он сам не знал, что будет потом. В одном был уверен – его семья ни за что не примет Кару. Они будут в ужасе от его выбора! Как же! Их красивый, умный, перспективный внук, сын, брат, племянник связался с оборванкой. И ладно бы просто с девочкой из малообеспеченной семьи, а то ведь с цыганкой из табора! Грязной, нечесаной, босой! Такая не пара их Дюсику…

Не пара. Андрей это понимал. Более того, он думал так же. Но ничего не мог с собой поделать – жизнь без КАРЫ казалась ему теперь пустой, серой, безрадостной… Не жизнь, а смерть! И его родные должны это понять.

Понять и принять.

– Я хочу познакомить тебя со своей семьей, – решительно сказал Андрей. – Иди умойся, расчеши волосы, стряхни пыль с юбки…

– Прямо сейчас? – испугалась Кара.

– Чем скорее, тем лучше!

Кара поняла, она сосредоточенно кивнула и унеслась к речке умываться.

Вернулась она через десять минут вся мокрая. Сырыми были волосы, одежда, кожа. Вода капала с ресниц, носа, подбородка, Кара стряхивала ее своими тонкими пальчиками и смеялась…

– Ты зачем в одежде в реку полезла?

– Мы всегда так купаемся… – Она свернула волосы в узел, выжала их. – По дороге все на мне высохнет… Не беспокойся. А теперь пошли!

Пока они брели через весь город к особняку тетки, одежда действительно высохла, как и волосы. Кара пригладила их щербатой расческой, украсила ярко-розовым цветком, сорванным в палисаднике какого-то дома. Умытая и причесанная, свежая, персиково-румяная, нежная, яркоглазая, похожая на маленького эльфа, она робко ступила на порог двухэтажного особняка.

Андрей отпер дверь, взял Кару за руку и ввел ее в просторную столовую, где за завтраком собралась вся семья. Когда лица жующих родственников повернулись в его сторону, сказал по-русски, чтобы и Кара поняла его:

– Это Кара, моя невеста. Знакомьтесь.

Услышав эту новость, Марианна нервно рассмеялась, мама недоуменно приподняла брови, отец нахмурился, бабушка покачала головой, тетка выронила ложку, Гурген с Федором обменялись гримасами. Никто из них не поверил в серьезность его заявления.

– Это не шутка, – предупредил Андрей. – Я люблю Кару и хочу с ней жить.

– Где? – хрипло спросил отец, сумрачно посмотрев сыну в лицо.

– Я думал для начала снять комнату… Потом, когда вернемся в Абхазию, квартиру…

– Зачем снимать комнату, если у тебя в этом доме есть отдельная спальня? – рассудительно сказала бабушка по-армянски. – Или ты думал, что тебя выгонят отсюда только потому, что ты влюбился не в ту девушку, которую мы хотели бы видеть рядом с тобой? Плохо же ты знаешь своих родных… – Она строго глянула на обалдевшую хозяйку дома. – Ну что ты, Каринэ, расселась? Не видишь, у нас гости! Поставь еще одну тарелку – девчонка, наверное, голодная…

– Нет, спасибо, я сыта, – возразила Кара на плохом, но понятном армянском.

– Ты знаешь язык? – удивилась бабушка.

– Немного…

– Девочка не так уж безнадежна! – улыбнулась старушка. – Она владеет тремя языками: своим, нашим и русским.

– Я еще по-итальянски говорю. Вернее, пою. Хотите послушать?

И не дожидаясь ответа, заголосила «Соле мио». Пела она так же, как и танцевала, то есть ужасно. Но ее старания вызвали доброжелательную улыбку бабушки Бэлы Ашотовны, а это многого стоило – в семье Караян она была непререкаемым авторитетом.

– Что еще ты умеешь? – спросила бабушка, когда песня закончилась.

– Хотите, я для вас станцую?

– Только не «Умирающего лебедя», – нервно рассмеялась мама. – Ведь это вы когда-то его танцевали на набережной?

– Я.

Отец удивленно воззрился на Кару и протянул:

– А я-то думаю, откуда мне ее лицо знакомо… – Он покосился на сына. – Значит, с тех пор у вас… любовь?

– Да, – твердо ответил Андрей. – И я надеюсь, что ты как мужчина меня поймешь.

– Как мужчина понимаю: она красивая, страстная, экзотичная, но как отец – нет… Ты совершаешь глупость! Тебе вообще еще рано думать о браке, пусть и гражданском! Ты только на третий курс перешел!

– Я доучусь!

– Да она тебе к диплому троих народит – у них, у цыган, это принято! – начал кипятиться отец. – В тридцать станешь отцом-героем, в сорок дедушкой!

Тут в спор вступила тетка:

– Да о чем ты вообще говоришь! Папа-дедушка! Они разбегутся через месяц! Дюся наш наиграется и бросит ее!

– Ну и зачем тогда глотку драть? – иронично сказала бабушка, перейдя на греческий – по матери она была гречанкой и научила этому языку своих детей. – Дайте ему месяц. Пусть мальчик поиграет…

– Что ты такое говоришь, мама? Неужели ты не видишь, кого он привел? – по-гречески же ответил отец.

– Очень милую девочку. Мне она нравится. – Бабушка ласково улыбнулась ничего не понимающей Каре. – Красивая, искренняя, и Андрея нашего любит.

– Она бродяжка! – яростно прошептал отец. – Я не удивлюсь, если у нее вши!

– Вшей выведем, это не проблема!

– Мама, я тебя не узнаю, – пораженно прошептала тетка. – Моего Гарика ты видеть не хотела. Тебе не нравилось, что он азербайджанец, не нравилось, что ресторанный певец, не нравилось, что разведен! Ты говорила, что он голодранец, дешевка, пьянь, что он меня не достоин! Ты выгнала его, а мне запретила с ним видеться!

– И чем все кончилось? Ты сбежала с ним в Ростов! Вышла за него замуж, родила Федьку! А потом не знала, как от мужа своего, пьяницы и дебошира, отделаться! Спасибо Карэну, увез тебя от него, беременную Гургеном, иначе муженек забил бы тебя до смерти! – Она в сердцах махнула морщинистой рукой. – Вот до чего запреты доводят! Не давила бы я на тебя, глядишь, ты бы сама поняла, какой твой Гарик выродок, и не было бы в твоей жизни этого ужасного брака!

Андрей не очень хорошо понимал суть спора – он совсем плохо говорил по-гречески, но уяснил одно: бабушка на его стороне. От этого ему сразу стало спокойнее. Он знал, что к ее мнению прислушиваются все, в том числе отец. Он даже женился с ее благословения. Взрослый, самостоятельный, бывалый Карэн, он же Барс, гроза абхазской братвы, ни за что не привел бы в дом женщину, которая не понравилась его матери. Бэла Ашотовна подняла троих детей в одиночку (муж ее погиб в сорок пятом под Берлином), многим ради них пожертвовала, и они, все трое, безмерно ее уважали. А младший, Карэн, мать просто боготворил…

– Меня, между прочим, ваш отец тоже с черного хода в дом привел, – вновь заговорила бабушка. – Он был профессорским сынком, а я прачкина дочка.

– Мама, ты ходила в обуви и умела читать, – попыталась спорить тетка. – А эта дикарка, как пить дать, не знает алфавита…

– Зато я не умела пользоваться ножом, не знала, кто такой Шиллер, не разбиралась в искусстве, за столом рыгала, ковыряла в зубах, сморкалась. От меня семья Ованеса плакала! Но Караяны были интеллигентными людьми, они не выказывали своего превосходства, более того, они помогли мне стать лучше… Благодаря им я получила высшее образование, стала настоящей леди.

– Почему же они выгнали вас из своего дома перед войной? – подала голос Марианна, она хорошо владела греческим и все понимала.

– Ради нашего блага. Они знали, что обречены… У папы Ованеса было много врагов, в итоге на него кто-то написал донос. – Бэла Ашотовна аккуратно промокнула глаза чистым платочком, вынутым из-за рукава. – Его посадили, потом расстреляли. Свекровь моя умерла в лагерях. Нас с Ованесом это не коснулось, быть может, потому, что мы перебрались из Ленинграда, где жили, в Сухуми. Там нас не достали…

– Мама, может, хватит лирических отступлений? – рявкнул Карэн. – История нашей семьи не имеет никакого отношения к цыганке, которую привел в дом мой сын…

– Пусть поживут, сынок, – мягко перебила его бабушка. – Читать, писать научим, оденем, причешем, а там посмотрим… Вдруг эта девушка создана для него богом? Вдруг она его судьба?

– Кара она его, а не судьба! Ну ладно, пусть живут! Только если завшивеешь, не жалуйся – сама ввела в дом эту бродяжку! – Отец резко встал из-за стола и обратился к сестре по-русски: – Дай девушке полотенце, мочалку, зубную щетку и что там еще нужно… А ты, – он ткнул пальцем в грудь сыну, – покажи ей вашу комнату. Обед в два, просьба не опаздывать! И еще… – он вытащил из нагрудного кармана рубашки кошелек, достал несколько купюр, сунул их Марианне: – Купи девушке какой-нибудь одежды на твой вкус. И запиши ее к парикмахеру…

Пока он раздавал распоряжения, бабушка склонилась к Каре и тихо-тихо спросила:

– Те десять тысяч, которые я вчера дала Андрюшке, куда пошли?

– Он отдал их моей матери.

– Калым, значит, заплатил… Ну в точности как его дед! – Она тяжело поднялась с кресла, опершись на свою клюшечку, поковыляла к двери. – Пошли, молодежь, я вас провожу… А ты, Карэнчик, – бросила она на греческом, – помяни мое слово – через месяц-другой они поженятся…

– Типун тебе на язык, мама!

– Вот увидишь!

Бэла Ашотовна, как всегда, оказалась права – спустя шесть недель (ровно столько делали паспорт Каре) молодые люди поженились.