Онлайн чтение книги Король Лир King Lear
Акт первый

Тем временем мы вам хотим открыть

Другой наш замысел. – Подайте карту. —

Мы разделили наше королевство

На три удела и решили твердо

Стряхнуть с усталых плеч обузу власти

И возложить на молодых и сильных

Груз государственный, – чтоб налегке

Доковылять до гроба. Этот день

Мы выбрали, любезные зятья,

Чтобы заране выделить вам долю

Наследства нашего, предотвратив

Грядущий спор. Два славных жениха,

Король Французский и Бургундский герцог,

Соперники за руку нашей младшей,

Сегодня также ждут от нас решенья.

Но прежде, чем сложить монарший жезл,

Хотел бы я от дочерей услышать,

Кто больше любит нас, чтобы щедрей

Ту наградить из них, в ком громче голос

Природных чувств. Пусть первой говорит,

Как старшая рожденьем, Гонерилья.

О государь! Не передать словами

Моей любви; вы мне дороже жизни,

Здоровья, красоты, богатства, чести,

Свободы, радости, земли и неба.

Я вас люблю, как мать – свое дитя

И как дитя – кормилицу родную.

Нет мочи продолжать, язык немеет

И грудь спирает от такой любви.

А что сказать Корделии? Молчи.

Люби без слов.

Весь этот край обширный

С прохладой рек и пестротой лугов,

С полями и тенистыми лесами —

От сих границ до сих – передаю

Тебе с супругом и потомкам вашим

В владенье вечное. – А что нам скажет

Дочь средняя, разумница Регана?

Мой государь, я из того же теста

И чувствую все то же, что сестра,

Хотя могла бы кое-что прибавить.

Я вас люблю так, что любая мысль

О радости иной мне ненавистна,

Как недостойная моей души,

Что нет мне счастья больше, чем всегда

Любить вас одного!

Что мне сказать?

Кто любит сердцем, а не языком,

Тот чувствами богаче, чем словами.

Тебе с твоим потомством отдаю

Треть королевства вплоть до сей границы,

Обширностью и красотой не хуже,

Чем доля Гонерильи. – А теперь

Что скажет младшая из дочерей,

За чью любовь французская лоза

Соперничает с молоком бургундским?

Что скажешь ты, чтоб за собой оставить

Край более обширный и богатый,

Чем сестрин?

Ничего, мой государь.

Как – ничего? Подумай хорошенько.

Из ничего не выйдет ничего.

Скажи ясней.

Как приневолить сердце

Жить напоказ? (Громко.) Мой добрый государь,

Я вас люблю, как долг велит дочерний,

Не больше и не меньше.

Это – всё?

Корделия, поправься поскорей,

Пока еще не поздно.

Государь,

Меня вы породили, воспитали,

Любили и лелеяли. В ответ

Я вас люблю и чту, как подобает

Послушной дочери. Но не скажу,

Как сестры, что я больше никого

Не полюблю. Когда я выйду замуж,

Часть моей нежности, любви, заботы

Достанется супругу. Я не стану

Любить и в женах одного отца.

Так говоришь от сердца?

Да, милорд.

Так молода и так черства душой?

Так молода, отец, и так правдива.

Возьми ее в приданое себе —

Свою правдивость. Солнцем светозарным,

Плодотворящим землю, и луной,

И колдовскими чарами Гекаты,

И всеми тайнами ночных светил,

В чьей власти мы с рождения до смерти,

Клянусь, что отрекаюсь навсегда

От кровной связи, от родства с тобой

И всех забот отцовских. Дикий варвар,

Что пожирает собственных детей,

Отныне будет мне родней и ближе,

Чем ты, моя уже не дочь!

Милорд…

Ни слова, Кент; не суйся поперек,

Когда дракон разгневан! – Я любил

Всех больше эту, младшую. Я думал:

Вот кто под старость будет мне опорой.

– Сокройся с глаз моих! Чтоб мне в могиле

Покоя не найти, коль я не вырву

Тебя из сердца! (Слугам) Короля зовите

И герцога Бургундского. Живей!

Вы, Корнуэл и Олбани, вдобавок

К полученному прежде разделите

Между собой и эту треть. Пусть гордость,

Что кажется гордячке прямотой,

Берет ее в супруги. Вас обоих

Я облекаю ныне нашей властью,

Величием и всем, что вытекает

Из власти и величья. Мы же сами

Намерены по месяцу гостить

У вас поочередно, с личной свитой

В сто рыцарей. Себе мы оставляем

Лишь имя с титулами; остальное —

Правленье, суд, налоги – целиком

Вам отдаем, зятьям моим любезным,

Владейте ими.

Благородный Лир,

Кого я чтил как своего монарха,

Любил и покорялся, как отцу,

Молился, как святому!..

Осторожней —

Стрела уже дрожит на тетиве!

Так пусть летит и пусть пронзит мне сердце!

Кент будет груб, пока безумен Лир.

Опомнись! Или думаешь, я струшу

И промолчу, когда король блажит,

Опутан лестью? Чести долг не в этом.

Остынь, обдумай все по-королевски

И принятое в пагубной горячке

Решенье отмени. Ручаюсь жизнью,

Дочь младшая тебя не меньше любит,

Хоть меньше говорит. Лишь тот котел

Гудит, который пуст.

Ни слова больше!

Ты жизнью шутишь, Кент.

Я жизнь ценил

Не больше пешки, в бой ее бросая

За короля. Не пощажу и ныне

Для чести короля.

Прочь с глаз моих!

Смотри, король! Изгнав из глаз прицел,

Не промахнись.

Клянусь великим Фебом!

Клянусь, клянешься Фебом ты напрасно.

Предатель! Негодяй!

Убей врача!

Болезни скверной этим не излечишь.

Нет, отмени неправое решенье —

Иль буду я твердить тебе в лицо:

Ты зло творишь.

Ты все сказал, изменник?

Так слушай же, что повелит монарх:

За то, что ты дерзнул подвигнуть нас

Нарушить наше клятвенное слово,

Что с честью королевской несовместно,

И вздумал прекословить нашей воле,

Вот приговор тебе: четыре дня

Даем тебе на сборы, чтоб на пятый

Покинул ты пределы королевства;

И помни: коль на следующий день

Застигнут будешь ты в моих владеньях,

То смерть тебе. Юпитером клянусь,

Быть по сему.

Ну что ж, прощай, король.

Когда престол во власти сумасброда,

Изгнанье – здесь, а за морем – свобода.

Пусть небеса хранят тебя, дитя,

За то, что отвечала ты не льстя.

Желаю, леди, чтоб осталась в силе

Хоть часть того, что вы наговорили.

А Кент уйдет, – прощайте, господа! —

Под новым небом жить, как жил всегда.

Король Французский и Бургундский герцог —

Здесь, государь.

Вас, мой Бургундец, первым

Хочу спросить. Вы с королем Французским

За дочь мою вели любовный спор;

Каким довольствуетесь вы приданым,

Чтоб продолжать ходатайство свое,

Не отступившись?

Тем, что обещали

Вы прежде, благородный государь;

А меньше не предложите вы сами.

Достойный герцог, прежде мы ценили

Ее дороже, но с тех пор, увы,

Цена упала. Вот она, глядите:

Коль что-то в этой маленькой притворе

Вам нравится, – берите так, как есть,

С немилостию нашею в придачу.

Я поражен; не знаю, что сказать.

Ответьте мне: такую, как теперь,

Отверженную, нищую, в опале,

С приданым из отцовского проклятья —

Возьмете вы ее?

Простите, сэр;

Но на таких условьях – не решаюсь.

А никаких других условий, герцог,

Нет у меня.

Вам, славный мой король,

И предлагать не стану этой сделки,

Чтоб нам не раздружиться. Обратите

Свою любовь на более достойных

От этого презренного созданья:

Самой Природе стыдно за нее.

Как странно! Та, которая была

Еще вчера любимицею вашей, —

Вы нахвалиться ею не могли! —

Была отрадой для отцовских глаз

И утешеньем старости, – так скоро

В немилость впала! Не могу представить,

Какой ее чудовищный поступок

Вдруг совершил такую перемену.

Прошу вас, подтвердите, государь,

Что не убийство, не потеря чести,

Не заговор злодейский, не измена

Меня лишили милости отца,

А только неуменье лицемерить,

Юлить и угождать, – привычка делом

Доказывать любовь, а не словами,

Коль в том моя вина, я не стыжусь.

Молчи! Уж лучше б ты не родилась,

Чем так отца родного опозорить.

И только-то? Природная стыдливость,

Которая не терпит пустозвонства

И чувств не выставляет напоказ, —

Причина этой бури? Что нам скажет

Бургундский герцог?

То, что я сказал. —

Властительный король, я буду рад

Взять в жены вашу дочь, коль вы дадите

За нею то, что обещали прежде.

А я сказал, что и гроша не дам.

Мне жаль, но в этом случаю, боюсь,

Вы жениха теряете.

Тем лучше.

Я не жалею, герцог. Вы искали,

Как видно, выгоды, а не любви.

Корделия, ты в бедности своей

Еще дороже мне, в пренебреженье —

Желаннее, в несчастии – любимей.

Тебя, отвергнутую, принимаю

Как дар судьбы. Ты будешь королевой

Прекрасной Франции, и общий жар

Любви и поклонения растопит

В твоей душе жестокий лед обиды.

Король, я в жены вашу дочь беру

Не бесприданницей. Она сама —

Сокровище. За тысячу Бургундий

Такой не купишь. Попрощайся с ними,

Корделия моя, и не горюй

О том, что покидаешь. Там, за морем,

Ты лучший край найдешь.

Возьми ее.

Я дочери такой не знаю больше

И видеть не желаю. Пусть уходит

Без нашего напутствия, любви

И отчего благословенья. Нищей.

Идемте, благородный герцог.

Что ж! попрощайся с сестрами, – и в путь.

Сокровища отцовские, на вас

Гляжу очищенным слезами взором.

Я знаю цену вам и вашим чувствам,

Хоть как сестра об этом умолчу.

Пусть будет так. Любите же отца

Хоть в половину ваших обещаний.

Увы, когда бы не моя опала,

Я бы на вас надеяться не стала.

Прощайте.

Не учи нас, как нам чтить

Отца родного.

Поучись-ка лучше,

Как угождать тому, кто взял тебя

Из жалости, как нищенку. Свой жребий

Строптивостью вполне ты заслужила.

Покажет время, кто лукав, кто нет,

И тайные дела явит на свет.

Счастливо оставаться вам.

Идем,

Моя Корделия!

Природа, только ты моя богиня.

Тебе одной служу. Ужель я должен

Склониться пред обычаем нелепым

И ветхим правилом – лишь оттого,

Что я на десять иль двенадцать лун

Моложе брата? Незаконный сын!

Что это значит? Или я сложеньем,

Лицом, манерами или умом

Ущербнее того, кто был зачат

В супружеской постели? Что за кличка,

Которой метят, как бычков тавром,

Таких, как я? Бастард! Сынок побочный!

Как будто в сладкий миг любви запретной

Природа не творит сильней и ярче,

Чем в затхлой, душной и унылой спальне,

Где, одурев от сна, плодят вслепую

Трусливых олухов? Я больше вправе

Владеть землей отцовской, чем Эдгар,

Хоть он и старше. Своего бастарда

Отец не меньше любит, чем тебя,

Законный отпрыск. Если план удастся

И он прочтет письмо, – побочный сын

Восторжествует над сынком законным.

Смелей, бастарды! Боги любят вас.

Ну и дела! Изгнать с позором Кента,

Обидеть Францию, а самому

Отречься от своей монаршей власти,

Оставив только титул? Сгоряча,

Как будто злою мухою ужален?

– Какие вести, Эдмунд?

Доверчивый отец и честный сын,

Чье благородство чуждо подозрений;

На этой честности я и сыграю.

Бастард? Зато умом не простоват —

И, значит, прав. Вот так вокруг мизинца

Я обведу законного глупца

И завладею землями отца.

Он мне чинит обиды днем и ночью,

Без счета безобразия творит;

От рыцарей его житья не стало.

И он же упрекает нас во всем!

Такое положенье нестерпимо.

Когда вернется он с охоты, Освальд,

Скажи, что я не выхожу, – больна.

И не бросайся исполнять приказы;

Служи с прохладцей; я за все отвечу.

Не угождай ему. Вели и слугам

Не суетиться и не угождать.

Не нравится – пускай к сестрице едет;

Она во всем со мной единодушна

И не позволит помыкать собой.

Ему всё кажется, что он владеет

Верховной властью. Старики – как дети:

И ласка, и острастка им нужна,

Чтоб осадить порою шалуна.

Запомни это.

Хорошо, мадам.

Служите людям короля небрежно;

Пусть возмущаются. Мне нужен повод,

Чтоб объясниться с ним начистоту.

Тем временем я напишу сестре,

Чтоб нам держаться заодно. Ступай же,

Распорядись об ужине.

Я бороду убрал; когда в придачу

Еще и выговор я изменю,

Чтобы меня по речи не признали,

Мой план удастся. Послужи-ка, Кент,

Там, где изгнанник ты и вне закона;

Авось твой старый добрый господин

Сочтет, что новобранец пригодится.

Считай то, что тратишь,

Хватай, что ухватишь,

Таи то, что знаешь,

Держи, что поймаешь,

Цени, что имеешь,

Смотри, что посеешь,

Не пей больше кружки,

Не верь потаскушке, —

Не станешь убогим

Скитальцем безрогим.

Кто дал тебе совет

Отдать зятьям свой трон,

Тот добрый был дурак,

Но хуже злого он.

Взгляните – тут рядком

Два славных дурака:

Один прикрылся колпаком,

Другой – без колпака.

Король корону, как яйцо,

Рассек мечом шутя,

Увидел две скорлупки —

Запрыгал, как дитя.

Пляши, пляши, цыпленок

С седою бородой,

Дурацкую макушку

Скорлупкою прикрой!

Шутам невесело сейчас,

Дела их стали плохи

С тех пор, как умники у нас

Ведут, как скоморохи.

От счастья плакали они,

Фортуну объегоря,

Тогда-то, видя этот срам,

Дурак запел от горя.

Ну, здравствуй, дочка. Вижу, ты не в духе.

Тебя я часто хмурой застаю…

Кто всё спустил с высокой горки,

Захочет есть, а нет ни корки.

Был бычок – стал сухой стручок.

Сэр, не один лишь этот наглый шут,

Вся ваша невоздержанная свита

Весь день буянит, пьянствует, бранится

И ставит кверху дном всё в замке. Раньше

Я думала, вы их угомоните

По нашим просьбам, но теперь я вижу,

Что, покрывая явные бесчинства,

Вы лишь потворствуете им. Боюсь,

Мы вынуждены будем предпринять

Иные меры, чтоб покончить с буйством,

Гостеприимству тоже есть предел.

Писклявил кукушонок,

Покуда был он мал,

А вырос из пеленок —

Папашу заклевал.

Довольно, сэр.

Оставьте глупости и выкрутасы,

Которые не подобают вам,

И возвратитесь к трезвому рассудку.

Кто я такой? Ужели вправду Лир?

Чьи эти руки? Разве Лир так смотрит?

Так говорит? Так ходит? Нет, не верю;

Не может быть… Какой тяжелый сон!

Эй, кто-нибудь, кто помнит короля,

Скажите мне, кто я теперь?

И вправду. Можно было догадаться.

Когда-то, быв еще в уме и в силе,

Я, кажется, имел трех дочерей…

Довольно!

Устала я от ваших представлений.

Прошу вас, правильно меня поймите:

Вы стары, вам пристало быть мудрей.

Сто рыцарей огромной вашей свиты

С их дерзким, необузданным разгулом

Двор герцога всечасно превращают

В подобье постоялого двора.

Поэтому мы предлагаем, сударь,

Уменьшить вдвое шумную ораву,

А тех, что остаются, – приструнить,

Чтоб знали, как себя вести.

Проклятье!

Седлайте лошадей; сзывайте свиту.

Тебя, бездушный выродок, отныне

Обременять собою я не стану.

Есть у меня другая дочь.

Вы бьете

Моих людей, а ваш разгульный сброд

Чинит обиды высшим.

Слишком поздно

Раскаянье пришло!

Вы тоже, сэр?

И вы того желаете, не так ли?

Готовьте лошадей.

Неблагодарность,

Исчадье ада с сердцем ледяным!

В обличии дочернем ты ужасней,

Чем гад морской.

Что тут случилось, сэр?

Ты лжешь, стервятник подлый! Мой отряд —

Цвет рыцарства, отборные дворяне,

Отлично знающие, в чем их долг,

Блюдущие всего превыше имя

И честь свою. О как был мелок промах

Корделии, что показался мне

Таким ужасным и, как рычагом,

Перевернул мой разум, в одночасье

Изгнав любовь из сердца и взамен

Вселив вражду и гнев!

Дурацкий Лир,

Стучи теперь в ворота, что впустили

Таких гостей!

– Уйдем отсюда, шут!

Милорд, поверьте, я здесь неповинен,

Я ничего не знал.

Речь не о вас. —

Услышь мои моления, Природа!

Великая богиня, затвори

Ей чрево, сделай так, чтоб никогда

Она не знала славы материнства;

Пускай все детородное ее

Усохнет, пусть из проклятого лона

Вовек не явится на свет дитя;

А если явится, пусть будет злым,

Жестоким и бесчувственным, чтоб вечно

Терзать и мучить мать, чтоб насмехаться

Над скорбью материнской, чтобы слезы

До срока на ее щеках изрыли

Глубокие морщины, – вот тогда

Она поймет, насколько хуже яда,

Острей, чем жало горькое змеи,

Детей неблагодарность.

– Ну, идемте!

О боги! Как все это понимать?

Не утруждай себя. Пусть пошумит

Старик несчастный, впавший в слабоумье.

Что, половина рыцарей моих

Уже распущена?

Милорд, в чем дело?

Сейчас скажу.

О стыд моих седин!

Мне горько, что я мужество свое

Утратил пред тобой, что эти слезы,

Которых ты не стоишь, поневоле

Текут из глаз моих. Пускай насквозь —

До сердца, до утробы, до костей —

Пронзит тебя проклятие отцово!

О старческие глупые глаза,

Попробуйте заплакать вновь – я вырву

И брошу вас, чтоб вы своею влагой

Каменья умягчали. – Ничего,

Есть у меня другая дочь. Я знаю:

Когда она услышит, как жестоко

Ты обошлась со мной, она взовьется,

Чтобы когтями выцарапать очи

Тебе, волчица. Ты еще увидишь,

Как возвращу я прежнее величье,

Которое, ты мнишь, навек ушло.

Увидишь – я тебя предупреждаю!

Ну, каково?

Ты знаешь, Гонерилья,

Как я люблю тебя, но я скажу…

Уж лучше помолчи. Где Освальд? – Освальд!

А ты, скорей мошенник, чем дурак,

Марш за хозяином!

У дурака вся грудь в крови,

А ей и горя мало.

Поймал лисицу – удави,

Пока не покусала.

Сто рыцарей! Придумано неплохо.

Удобно под рукой иметь отряд

В сто рыцарей. Случится что-нибудь

Иль померещится: обида, сплетня,

Небрежность, мелкий спор, – всегда он может

Любой каприз угрозой подкрепить,

Держа нас в вечном страхе.

– Где же Освальд?

Ты слишком подозрительна.

А ты

Беспечен чересчур. Предотвратить

Разумней, чем потом врасплох попасться.

Я написала обо всем сестре;

Навряд ли ей понравится терпеть

Сто буйных рыцарей…

Я здесь, мадам.

Готово ли мое письмо?

Готово.

Возьми охрану и скачи к сестре,

Поведай ей о наших опасеньях;

Добавь, что слышал сам, и мчи назад,

Не останавливаясь.

Нет, милорд:

За ваш телячий, мягкотелый нрав

Я вас не упрекаю; но иные

Скорее будут вас корить за глупость,

Чем вашей добротою восхищаться.

Нам будущее не дано прочесть;

Гонясь за лучшим, губим то, что есть.

О боги! Только б не сойти с ума!

Пошлите мне терпения и сил,

Чтоб не свихнуться!