Онлайн чтение книги Княжья доля
К читателю. Внесем ясность

Историческая река времени и впрямь течет неравномерно, в точности соответствуя красивым и мудрым строкам поэта, что вынесены мною в качестве эпиграфа.

Проследить, где грань не между годами, а хотя бы между веками, почти невозможно. Уж очень редко – особенно в эпоху Средневековья – они очерчиваются резкой, четкой линией. Чаще переход из тихой камышовой заводи к буйному перекату происходит плавно.

Однако бывают исключения и из этого правила, как, например, в случае с тринадцатым веком, изначально обреченным на ужасы бедствий, хищное пламя пожарищ, слезы и кровь, боль и смерть.

Грань эту отчертили даже не одно, а два символических события, которыми судьба оповестила людей о его приближении, предвещая великие бури и потрясения для большей части европейской цивилизации.

Одно из них произошло в январе 1204 года, когда озверевшее от безнаказанности «рыцарство» Запада в своей неуемной жажде наживы овладело столицей Византийской империи Константинополем, учинив в древнем городе неслыханное варварство.

Да, разумеется, не следует обвинять в происшедшем только их одних. Если бы у жителей было бы хоть немного желания защитить себя, то городом никогда не удалось бы овладеть. Но прогнивший духом Царьград, подобно престарелой блуднице, сам охотно распахнул ворота перед грубыми, неграмотными, дурно пахнущими западными вояками, словно в насмешку – иначе и не скажешь – именующими себя рыцарями.

Падение столпа всего восточного христианства уже само по себе предвещало великие потрясения. Однако, не удовольствовавшись этим, судьба осуществила еще один «звонок», причем отдельный – для Руси.

Произошел он даже чуточку раньше по времени. В 1203 году князь Рюрик Ростиславович совместно с черниговским князем Всеволодом Чермным и союзными половцами взял Киев.

Не имея серебра для уплаты степнякам, он не нашел ничего лучшего, как отдать им русскую столицу на разграбление. Радостные половцы сожгли не только Подол, но и Гору, дочиста разграбили Десятинную церковь и Софийский собор, вытащили из многочисленных монастырей всех монахов и монахинь, из коих старых и увечных перебили, а молодых увели с собой на продажу в Крыму.

Словом, начало тринадцатого века символично ознаменовалось жуткой резней в двух самых крупных городах Восточной Европы.

А где-то далеко-далеко, в степях Центральной Азии уже назрела черная опухоль, прорвавшись в 1206 году, в день, когда на великом курултае всех монгольских племен был поднят на белой кошме злобный, жестокий и беспощадный степняк Темучжин, названный Чингисханом.

Тогда-то она и лопнула, а из открытой раны зловонным гноем хлынула степная конница, с каждым годом приближаясь все ближе и ближе к границам цивилизованных государств.

С этого дня неумолимый в своей жестокости «обреченный» век окончательно вступил в свои права, а невидимый метроном времени стал безжалостно отсчитывать дни, недели, месяцы и годы, неуклонно приближая древнюю Киевскую Русь к неизбежному концу – вначале к Калке, а затем к нашествию полчищ Батыя.

Была ли альтернатива этой катастрофе? Возможен ли был иной вариант последующих событий?

На первый взгляд – нет. В то время раздробленная более чем на пятьдесят основных и удельных княжеств Русь и впрямь была уже не в силах оборонять свои границы.

Уже в начале предыдущего двенадцатого века она окончательно перестала расширяться, а в середине его, напротив, стала терпеть одно поражение за другим.

Великие деяния Рюрика, Олега, Святослава, Владимира и Ярослава сменились у их потомков на мелкие делишки вроде дележа все того же Киевского княжества, которое числилось старшим лишь номинально, по привычке.

Занятые в бесконечных сварах и междоусобицах князья дома Рюрика докатились до того, что в Галиче провозгласил себя князем боярин Владислав. Один этот факт говорит об очень многом.

Дальновидность уступила место политической слепоте, героические сражения за Русь сменились грызней за власть, и войны эти год от года становились все более бессмысленными и вместе с тем все более жестокими.

Только одна битва под Липицей, где насмерть схлестнулись несколько родных братьев Всеволодовичей, деля наследство умершего отца, унесла свыше девяти тысяч жизней.

Большая часть погибших были из ополчения – это так. Но кто сочтет, сколько полегло опытных, бывалых дружинников – профессионалов военного дела? И ведь гибли лучшие, потому что участь их – идти впереди, а следовательно, умирать первыми.

Да что там Липица, когда, даже идучи на Калку, князья так и не сумели избрать, говоря современным языком, главнокомандующего соединенными дружинами. Каждый был сам за себя. Да и потом полученный жестокий урок так никого и ничему не научил.

А если бы в то время нашелся среди князей человек, который сумел бы сплотить страну, что могло бы произойти?

Сумела же нищая убогая Литва расширить свои границы «от моря до моря», увлекаемая на все новые и новые завоевания неутомимыми, отважными и умными князьями – вначале Миндовгом, а затем Гедемином и его сыновьями Ольгердом и Кейстутом. И это невзирая на постоянное противодействие весьма сильных врагов.

История, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Исследователь того или иного времени обязан полагаться только на факты и события.

Никаких «если бы».

Эти слова для него – неумолимое табу.

По счастью, я – не историк, хотя и весьма неравнодушен к богине Клио. Я – писатель, а потому имею полное право задать этот вопрос: а что было бы, если бы?..

Только представьте себе, что в это роковое для нашей державы время отыскался бы на Руси человек, обладающий именно теми качествами, о которых я упомянул, говоря о литовских князьях.

Вообще-то ответ на мой вопрос уже дал известный советский поэт Эдуард Асадов:

А если этот человек к тому же еще и наш с вами современник, который перенесся в далекое прошлое прямиком из конца двадцатого века?..

Пускай он будет далеко не супергерой с мускулатурой Шварценеггера – меня, признаться, и самого коробит от голливудской вульгарщины, – а самый обыкновенный человек, который и драться-то толком не умеет, тем паче лихо скакать на коне и метко стрелять из лука.

Да и голова у него далеко не компьютер самой последней модели, чтоб мгновенно просчитывать все варианты с вычленением из них самого оптимального. Увы, но раз мы договорились, что он – обычный человек, то тем самым ему автоматически предоставляется право на ошибку.

Или ошибки.

Словом, как получится.

Зато он любит Русь, знает, что ее ждет в ближайшем будущем, и полон самого горячего желания избежать всего этого.

Мало, скажете вы. К этому неплохо было бы добавить автоматы, систему «Град» и парочку реактивных бомбардировщиков, тогда и желание его сразу будет выглядеть намного увесистее.

Увы. Я и сам знаю, что маловато, но тут уж ничего не попишешь. Все остальное останется неизменным. Чтобы соблюсти честность, весь исторический фон того времени должен быть сохранен в целости, и практически ничего из него мы не удалим и не добавим.

Более того, мы и знания этого человека попытаемся как-то нейтрализовать, ну хотя бы частично, то есть сохранятся только общие, а некоторые подробности, в том числе весьма важные, «позабудутся». Словом, все точно так же, как и было, но плюс та самая неуловимая добавка под кодовым названием «человеческий фактор».

Сможет ли он перевесить неисчислимые конные армады, неумолимо движущиеся по степи в сторону Руси?

Честно говоря, я и сам этого до конца не знаю, уж больно мало отпущено этому человеку времени на подготовку, к тому же в истории, как верно заметил еще Лев Гумилев, все явления – это не противостояния, а многоугольники. Обстоятельств, могущих повлиять как положительно, так и отрицательно, – масса.

А давайте посмотрим вместе, что из всего этого получится. Вдруг да и выйдет нечто путное…

Не утомил? Тогда вперед, потому что я уже начинаю…