Онлайн чтение книги Кот, который любил Брамса
ТРИНАДЦАТЬ

Когда зазвонил телефон, Коко и Юм-Юм сидели на шкуре белого медведя и умывались, съев утреннюю банку крабов. Розмари на кухне собиралась поставить индейку в печь. Квиллер на веранде пил третью чашку кофе, и тут кухонный шкаф издал приглушенное «дзин-дзин-дзин».

Квиллер пытался собраться с мыслями. Мёртвый кролик был самой трудной частичкой мусвиллской головоломки. Зато слова Ника о сбежавшем заключенном успокоили журналиста, подтвердив, что он, Квиллер, всё ещё в состоянии отличить человеческое тело от автомобильной шины. Теперь было ясно, что именно эти тайные перевозки, а вовсе не поиски затонувших сокровищ побудили Бака затеять частное расследование и тайна его убийства будет раскрыта если отыскать хладнокровного перевозчика. Для него (или неё, как сказала Лори) убийство стало делом привычным.

У Квиллера не было возможности узнать, какие улики полиция отыскала в опилках или как продвигается следствие. Работая в «Дневном прибое», он мог рассчитывать на помощь полицейского репортёра, но здесь, в Мусвилле, он был чужаком, который поднимал шум из-за охотящейся совы, мёртвого кролика или попавшегося на рыболовный крючок трупа. В одном он не сомневался: в тумане звучал тот же голос, что и на кассете. Если бы он нашёл обладателя этого голоса в Мусвилле, следствие получило бы полезную информацию. Однако наговоренное на кассету не имело ничего общего с обдуманным намерением утопить человека.

На веранде появилась Розмари.

– Тебя к телефону, Квилл. Это мисс Гудвинтер.

Он тут же вспомнил о духах и ямочках, но приятные воспоминания улетучились, как только он услышал серьезный голос адвоката.

– Да, мисс Гудвинтер… Нет, радио у меня не включено… Нет! И как сильно?.. Ужасно! Не может быть… Что сделали? Я могу чем-нибудь помочь?.. Да, конечно. Немедленно. Где мы встретимся?.. Примерно через час.

– Что случилось? – спросила Розмари.

– Плохие новости. Тётя Фанни ночью упала с лестницы.

– О Квилл! Какой ужас! Она… Это же для неё смертельно! Она жива?

Он покачал головой:

– Том нашёл её утром у подножия лестницы. Мертвой. Бедная тётя Фанни! Она была такая энергичная, с молодой душой. Так любила жизнь. Никогда не жаловалась на возраст.

– И такая щедрая. Подумать только – подарила мне стаффордширский кувшин! Он, несомненно, очень ценный.

– Пенелопа просила, чтобы я встретился с ней как можно скорее в доме Фанни. Надо кое-что обсудить. Тебе нет нужды ехать со мной, но я буду очень благодарен, если ты поедешь.

– Конечно поеду. Только суну индейку обратно в холодильник.

Прежде чем уехать в Пикакс, Квиллер запер все окна, затворив внутренние ставни, чтобы никто не смог увидеть кошек, и закрыл обе двери, чтобы кошки не могли выбраться на веранду.

– Вы уж простите меня, ребятки, – сказал он, – но это единственный способ обеспечить вашу безопасность. Кто бы мог подумать, – обратился он к Розмари, – что в таком месте потребуются меры предосторожности? На следующей неделе уеду отсюда. Пожалуй, после смерти тети Фанни меня попросят освободить её домик. Об этом адвокат, наверное, и хочет поговорить со мной.

– Хорошо бы, если так.

– Да, прямо-таки идеально – никаких осложнений. Но простая жизнь на природе оказалась совсем не так проста. Ну и почешут об меня языки, когда я появлюсь в пресс-клубе. Дурацким шуткам не будет конца.

Когда они подъехали к каменному дому, Том работал во дворе, но даже не поднял головы и не помахал, как обычно, рукой.

Дверь открыла Пенелопа, и Квиллер представил ей свою спутницу:

– Это Розмари Уайтинг. Мы оба потрясены случившимся.

– Мы только вчера обедали с ней, – сказала Розмари, – и она была как огурчик.

– Никто бы не подумал, что ей через месяц девяносто, – согласилась мисс Гудвинтер.

– Это случилось здесь? – показал Квиллер на парадную лестницу.

Пенелопа кивнула:

– Да. Здесь, Она скатилась с самого верха, а при её хрупкости… У неё иногда случались обмороки, и мы с Алексом советовали ей перебраться в дом поменьше, одноэтажный, но убедить её было невозможно. – Она беспомощно пожала плечами. – Хотите чашку чаю? Я нашла в кухне пакетики с чаем.

– Давайте я займусь чаем, а вы поговорите, -предложила Розмари.

– Большое спасибо, мисс Уайтинг, – согласилась Пенелопа. – Мы будем в оранжерее.

Они прошли в комнату с высокими стеклянными дверями, где вдоль стен стояли кадки с каучуковыми деревьями и огромное кресло-качалка, которое так любила тётя Фанни.

– Она называла эту комнату солярием, – вспомнил Квиллер.

Пенелопа позволила себе сдержанную улыбку.

– Когда она вернулась сюда, прожив много лет на Восточном побережье, то изо всех сил старалась скрыть свою образованность и утонченность. Пыталась разговаривать как старенькая бабушка, хотя мы прекрасно знали, что она совсем не такая… Я утром позвонила Алексу в Вашингтон, и он велел связаться с вами как с ближайшим родственником. Он не сможет вернуться раньше субботы.

– Мы с Фанни не родственники. Она была близкой подругой моей матери, и всё.

– Но она называла вас племянником и относилась к вам с нескрываемой любовью и восхищением, мистер Квиллер. Других родственников у неё нет. – Юристка открыла свой портфель. – Наша фирма вела все её дела, даже занималась перепиской, чтобы оградить её от писем с оскорблениями и просьбами дать денег. Она вручила нам запечатанный конверт с последними распоряжениями. Никаких пышных похорон, никаких визитов и официальных церемоний, кремация. «Пустячок» готовит на завтра некролог на целую страницу, а в субботу по ней отслужат панихиду в церкви.

– Она принадлежала к какой-то церкви?

– Нет, но делала ежегодные взносы во все пять мусвиллских церквей; поминальная служба пройдёт, наверное, в самой большой. Её многие захотят проводить, люди соберутся со всего Мусвилла.

Во время разговора то и дело звонил телефон.

– Я не беру трубку, – пояснила Пенелопа. – Это просто любопытствующие. Все официальные звонки пойдут в контору.

– А как же местная «политика открытых дверей»? – поинтересовался Квиллер. – Разве вы не позволите желающим войти в дом?

– Тому приказано выпроваживать посетителей, Тут Розмари принесла чай, и разговор переключился на добрые воспоминания. Пенелопа показала любимую качалку Фанни. Квиллер помянул её склонность к экстравагантным нарядам. Наконец он проговорил;

– Кажется, вы обо всем позаботились, всё предусмотрели. Вы уверены, что мы ничем не можем помочь?

– Алекс сказал, я должна обсудить с вами ещё один маленький вопрос. – Она выдержала паузу. – У нас нет завещания Фанни.

– Что? Владея таким огромным состоянием, она не написала завещания? Быть этого не может!

– Мы уверены, что существует собственноручно написанное завещание. Она настаивала на том, чтобы оно оставалось у неё, хотела сохранить его в тайне.

– Такой документ имеет законную силу?

– В нашем штате – да… если он написан её собственной рукой, есть подпись и дата. Свидетелей не требуется. Она хотела, чтобы это было сделано именно так, и никто не осмеливался спорить с Фанни. Естественно, мы проконсультировали её, в какой форме составить документ, чтобы в дальнейшем избежать юридических осложнений. Местонахождение завещания она должна была указать в письме, но к сожалению…

– И что же теперь?

Пенелопа с надеждой взглянула на Квиллера:

– Нам ничего не остаётся, как найти её завещание.

– Найти? Так вот чего вы хотите от меня!

– А вы решительно против?

Квиллер посмотрел на Розмари, та энергично закивала:

– Фанни вчера показала мне весь дом, не думаю, что это будет очень трудно.

– Позвоните мне в контору, если возникнут какие-нибудь затруднении, – сказала Пенелопа. – И не подходите к телефону, от него одно беспокойство.

Когда Квиллер и Розмари остались одни, журналист повернулся к приятельнице:

– Ну хорошо! Если ты считаешь, что это так просто, с чего начнем?

– В библиотеке есть большой письменный стол, в гостиной на втором этаже – ещё один, маленький. Добавь старинный сундук в спальне.

– Ты потрясающая женщина! Всё замечаешь. Но тебе не приходило в голову, что они могут оказаться запертыми?

Она сбегала на кухню и вернулась с целой пригоршней маленьких ключей.

– Они лежали в фарфоровом чайнике, в котором я заваривала чай. Почему бы тебе не начать с библиотеки? А я тем временем пороюсь в сундуке.

Учитывая пристрастие Квиллера к печатному слову, это было явно ошибочное решение. Поднимавшиеся до самого потолка полки, уставленные переплетёнными в кожу книгами, вызвали у него огромный интерес. Он решил, что где-то на самом верху дедушка Клингеншоен припрятал несколько классических порнографических романов. На одной из полок и впрямь нашлось целое собрание пикантных повествований, написанных в двадцатые годы, с личным экслибрисом Фанни, и, когда Розмари влетела в библиотеку, он с увлечением читал «Пять легкомысленных красоток» Глэдис Гауди.

– Квилл! Я сделала потрясающее открытие!

– Завещание?

– Нет, не завещание. Пока нет. Но сундук набит дневниками Фанни и альбомами с вырезками – начиная с того времени, когда она училась в колледже. А ты знал, что твоя дорогая тётя Фанни была исполнительницей экзотических танцев в Нью-Джерси?

– Стриптиз? В весёлых домах?

– Она сохранила все афиши и несколько «художественных фотографий», – с наслаждением сообщала Розмари. – И ещё письма от самых страстных поклонников. Неудивительно, что она хотела, чтобы ты написал книгу! Идём наверх. Альбомы все датированы. Я только начала их разбирать.

Они изучали содержимое сундука несколько часов.

– У меня такое чувство, словно я подглядываю в замочную скважину. Когда она говорила, что была деятельным членом каких-то клубов, я представлял себе клуб любителей садоводства, помощь больницам или общество дам, увлеченных изучением того-сего.

Ничего подобного. Фанни Клингеншоен делала свою карьеру в ночных клубах Атлантик-Сити, сначала как танцовщица, потом как менеджер и, наконец, хозяйка. Пик её карьеры пришёлся на время сухого закона. В сундуке хранились вырезки из газет, фотографии «Клуба Франчески» и самой Франчески в обществе политиков, кинозвёзд, знаменитых бейсболистов и гангстеров. О замужестве нигде не упоминалось, но, судя по всему, у неё был сын. В одном из альбомов имелись его фотографии с младенчества до взрослого возраста, пока – согласно вырезке из газеты – он не был убит во время какого-то загадочного происшествия на набережной Нью-Йорка. Но завещания в сундуке не оказалось. Квиллер позвонил Пенелопе и пообещал, что поиски продолжатся на следующий день. Он постарался сделать вид. будто это занятие, скучное и однообразное, им претит. На самом деле интерес к прошлому Фанни смягчил печаль, вызванную её кончиной, и они с Розмари испытывали странное возбуждение.

– Давай сделаем что-нибудь такое-разэтакое. Например, по дороге домой завернем в «Гнусное меню».

Фургончик стоял у шоссе на пустоши, вокруг ни одного дома – только гниющие бревна, оставшиеся от входа в шахту « Димсдейл». На лужайке, служившей стоянкой для автомобилей, не было машин, но на дверях висела табличка ОТКРЫТО, противореча картонке, приклеенной на окне, – ЗАКРЫТО.

В боковой стенке фургончика были проделаны окошки самой разнообразной формы – надо думать, соответственно рамам, которые нашлись на местной свалке. Внутри стены покрывали пожелтевшие плакаты и выцветшие меню ещё тех времен, когда чашка кофе стоила пять центов, а сандвич – десять. Квиллер повёл чувствительным носом и принюхался.

– Вареная капуста, жареный лук и марихуана, – доложил он. – Что-то не видно здешнего метрдотеля. Куда бы ты хотела сесть?

Вдоль задней стены протянулась обшарпанная стойка и ряд высоких табуреток, из них несколько без сидений. Столы и стулья – времен Великой депрессии, скорее всего, они попали сюда из шахтерских кухонь. И никаких признаков жизни, разве только один-единственный, и тот весьма неопределенный: высокий мужчина, тощий и бледный, будто неделю не кормленный, словно лунатик вышел из тёмного угла в конце фургона.

– Симпатичное у вас заведеньице, – весело бросил Квиллер. – Есть какое-нибудь фирменное блюдо?

– Гуляш, – жестяным голосом ответил мужчина.

– А мы-то надеялись на телятину «Кордон-блю». Артишоки у вас есть?.. Нет?.. Розмари, у них нет артишоков. Может, поедем в другое место?

– Я бы хотела попробовать этот гуляш, – уперлась она. – Как ты думаешь, это настоящий венгерский гуляш?

– Леди хочет знать, настоящий ли это венгерский гуляш, – повторил Квиллер, обращаясь к официанту.

– Почём мне знать.

– Пожалуй, мы оба возьмём гуляш. Звучит великолепно. А салат «Паради» у вас есть?

– Только из капусты.

– Чудесно! Надо полагать, очень вкусный салат.

Розмари бросала на Квиллера настороженные, недовольные взгляды, как всегда, когда на него находило игривое настроение. Официант, он же повар, вылез из своей тёмной норы с солидными порциями чего-то наваленного на щербатые тарелки, и она с тем же выражением посмотрела на еду.

– Я думала, гуляш – это нарезанная кубиками говядина, тушённая в красном вине с луком и сладким перцем, – прошептала она Квиллеру. – А это макароны с консервированными помидорами и гамбургером.

– А это – Мусвилл, – ответил он. – Попробуй. Если не слишком задумываться, то не так уж и плохо.

Когда повар принёс помятый жестяной кофейник, Квиллер весело поинтересовался:

– Вы хозяин сего милого заведения?

– Вдвоём с приятелем.

– А не хотели бы его продать? Моя дама не прочь открыть тут чайную и небольшой магазинчик. – Он говорил, не решаясь взглянуть на Розмари.

– Не знаю, что и сказать. Его хочет купить старая леди из Пикакса. Она хорошо заплатит.

– Мисс Клингеншоен?

– Ей здесь очень нравится. Она приезжает сюда с этим тихим пареньком.

Квиллер и Розмари двинулись дальше.

– Вот тебе наглядный пример политики Фанни, -прокомментировала Розмари. – Она давала безответственные обещания бедняге. И ты ничуть не лучше с твоими шутками о чайных и артишоках.

– Мне нужно было сравнить его голос с тем, что на кассете, – объяснил Квиллер. – Нет, не подходит. Да и сам человек тоже не годится на роль опытного преступника… Хотя за такой гуляш он вполне заслуживает тюрьмы. Теперь мой главный подозреваемый – тот тип, что владеет «…ДА».

– Смотри! – воскликнула Розмари, когда они свернули на ведущую к коттеджу дорожку. – Балтиморский скворец. – Она глубоко вздохнула. – Какой чудесный озёрный воздух! И как чудесно эта дорожка сначала вьётся между деревьями, а потом вдруг выходит на открытое место… и открывается вид на озеро.

Квиллер резко остановил машину.

– Кошки на веранде! Как они выбрались? Я же запер их в доме!

Две коричневые голубоглазые мордочки смотрели на них через сетку и выли дуэтом.

Квиллер выскочил из машины, бросив через плечо:

– Дверь в доме нараспашку!

Он бросился внутрь, следом нерешительно двинулась Розмари.

– Здесь кто-то был! Табуретка возле бара перевернута… и кровь на медвежьей шкуре! Коко, что случилось? Кто здесь был?

Коко лёг на бок и принялся вылизывать лапы, далеко выпустив когти.

– Здесь открыто окно! – крикнула из своей комнаты Розмари. – Стекло на полу, и ставня держится на одной петле. Сетку разрезали!

Это было то самое окно, которое выходило на выгребную яму и поросшую лесом верхушку дюны.

– Кто-то вломился в дом, чтобы забрать кассету, – предположил Квиллер. – Видишь? Он подставил высокий табурет, чтобы добраться до лосиной головы, и упал или спрыгнул в панике, опрокинув табурет. Это Коко – руку дам на отсечение – сиганул на него с одной из балок. Восемнадцать сиамских когтей жалят как восемнадцать стилетов, а Коко не станет церемониться и специально выбирать, куда бы ударить. Крови много: должно быть, он вцепился негодяю в ухо.

– О боже! – Розмари даже передернуло.

– Потом этот тип бросился к двери – возможно, с орущим котом на голове. С того момента, как мы вернулись домой, Коко не перестаёт вылизывать когти.

– Он нашёл кассету?

– Её там не было. Я её спрятал. Только ничего не трогай – сейчас я снова вызову шерифа.

– Если бы моя машина стояла около дома, ничего бы не случилось. Он бы решил, что мы дома.

– Мы заберём твою машину завтра.

– Мне нужно возвращаться в субботу. Квилл, поедем со мной. Этот человек опасен, и он знает, что ты нашёл его кассету. Что ты скажешь шерифу?

– Спрошу, любит ли он музыку, и дам послушать «Святую ложь».

Позже вечером Квилл и Розмари сидели на веранде, наблюдая, как заходящее солнце окрашивает бирюзовую воду озера в пурпур.

– Ты когда-нибудь видел такое небо? – спросила Розмари. – Какие краски! От абрикосовой до лиловой и зеленовато-голубой, а облака густо-фиолетовые.

Коко беспокойно переходил с веранды на кухню, из кухни в гостиную, а оттуда обратно на веранду.

– Он расстроен: чересчур свирепо обошёлся с грабителем, – объяснил Квиллер. – Коко – цивилизованный кот, но всё же сохранил память о далеких временах и дальних землях, где его предки бродили по крепостным стенам вокруг дворцов и храмов и спрыгивали на непрошеных гостей, чтобы разорвать их на части.

– Ну что ты, Квилл, – засмеялась Розмари. – Он просто чует индейку в духовке, вот и всё.