Онлайн чтение книги Осень в Пекине L'Automne à Pékin
VI

Анжель поднялся на палубу. Корабль вышел в открытое море. По всей длине палубы гулял ветер дальних широт, в результате чего получался крест — явление вполне обычное в этих краях, потому как владения Папы начинались где-то пап-лизости.

Анна и Рошель закрылись в каюте, и Анжелю захотелось уйти подальше. Правда, в мыслях он далеко уйти не мог. Анна был с ним все так же приветлив. Самое ужасное, что и Рошель тоже. Но в каюте они уединились не для того, чтобы беседовать о нем. Может, они вообще не будут беседовать. Они будут... Может, они...

Сердце Анжеля бешено заколотилось, потому что он представил себе Рошель без ничего, как она сидит там с Анной, в каюте. Ведь если бы она не была без ничего, они не стали бы запирать дверь.

Вот уже несколько дней она смотрит на Анну по-особенному, и это невыносимо для Анжеля. В глазах у нее появилось то же выражение, что у Анны, когда он целовал ее в машине: такие страшные, ошалелые, невидящие глаза, а веки как помятые цветы с раздавленными, пористыми, полупрозрачными лепестками.

Ветер пел в крыльях летящих чаек, цеплялся за предметы, выступающие над палубой, оставляя на каждом выступе перышки тумана, как облака на вершине Эвереста. Солнце било в глаза и отражалось в мигающем, кое-где совсем белом море. Море дивно пахло рагу из морской коровы и напоенными теплом, зрелыми морскими плодами — дарами глубин. Поршни гулко ходили взад-вперед, и корпус корабля подрагивал им в такт. Синий дымок поднимался над вытяжными отверстиями в крыше машинного отделения и мгновенно рассеивался по ветру. Анжель наблюдал за всем, что происходит. Прогулка по морю умиротворяет: ласкающий шепот волн; пена, лижущая бок корабля; вскрики и хлопанья крыльев снующих чаек. Анжель словно захмелел, и, несмотря на Анну и Рошель, закрывшихся в каюте, кровь в его жилах стала струиться легче, быстрее и заиграла, будто шампанское.

Воздух был бледно-желтого и чистого, иссиня-бирюзового цвета. Рыбы по-прежнему тыкались носом в корабль. Анжель хотел было спуститься посмотреть, не остаётся ли вмятин на старой обшивке. Но потом прогнал эту мысль, а с ней ушло и видение Анны и Рошель. Ветер был восхитителен на вкус, а матовый гудрон на палубе весь покрыт искрящимися трещинками, похожими на прожилки причудливо-капризных листьев. Анжель пробрался на нос корабля, чтобы облокотиться там о поручни. У перил уже стояли, свесившись, Олив и Дидиш. Они смотрели на пряди белой пены, которая, как усы, лепилась к подбородку судна — странное место для усов. Дидиш все еще обнимал Олив за шею, а ветер трепал их волосы и напевал что-то им на ухо. Анжель остановился около детей. Заметив присутствие постороннего, Дидиш обернулся и окинул его недоверчивым взглядом, постепенно смягчившимся. На щеках Олив еще виднелись следы высохших слез; она всхлипнула в последний раз, уткнувшись в рукав.

— Ну что? — спросил Анжель. — Вам здесь нравится?

— Нет, — буркнул Дидиш. — Этот капитан — старый козел.

— Что он вам сделал? Прогнал из рубки?

— Он хотел сделать больно Олив. Он ущипнул ее вон там, — сказал Дидиш.

Олив приложила руку к тому месту, где ее ущипнули, и выразительно шмыгнула носом.

— Все еще больно, — пожаловалась она.

— Каков негодяй, — сказал Анжель. Он был возмущен.

— Я дал ему воронкой по морде, — сказал мальчик.

— Ага, — подтвердила Олив, — это было ужасно смешно. — И она тихонько прыснула.

Анжель и Дидиш тоже засмеялись, представив себе физиономию капитана.

— Если он снова начнет щипаться, — сказал Анжель, — позовите меня. Я сам накостыляю ему.

— Вы совсем другое дело. Вы — друг, — сказал Дидиш.

— Он хотел меня поцеловать, — добавила Олив. — От него несло красным вином.

— А вы не будете ее щипать, правда? — спросил Дидиш с неожиданной тревогой в голосе (с этими взрослыми надо держать ухо востро).

— Не бойся, — сказал Анжель. — Я не собираюсь ее щипать. И целовать тоже.

— О, — заявила Олив, — я вовсе не против, чтобы вы меня поцеловали. Но только не щиплитесь, это очень больно.

— Я считаю, что совершенно не обязательно вам ее целовать, — сказал Дидиш. — Если нужно, я и сам могу это сделать.

— Ты что, ревнуешь? — спросил Анжель.

— Вовсе нет.

Щеки Дидиша вспыхнули красивым ярким румянцем, а взгляд устремился куда-то поверх головы Анжеля. Для этого ему пришлось очень неудобно запрокинуть голову. Анжель засмеялся. Он подхватил Олив под мышки, приподнял и расцеловал в обе щеки.

— Вот так, — сказал он, поставив девочку на место. — Теперь мы в самом деле друзья. Давай лапу.

Дидиш нехотя протянул ему свою грязную ладонь, потом заглянул Анжелю в лицо и перестал хмуриться.

— Вы пользуетесь тем, что вы старее меня. Но мне плевать, — сказал мальчик. — Все равно я целовал ее до вас.

— Поздравляю, — сказал Анжель. — У тебя отличный вкус. Ее очень приятно целовать.

— Вы тоже едете в Экзопотамию? — спросила Олив, чтобы сменить тему разговора.

— Тоже, — сказал Анжель. — Я буду там работать инженером.

— А наши родители — исполнительная бригада, — с гордостью проговорила девочка.

— Это они будут делать всю работу, — пояснил Дидиш. — Они говорят, что инженеры без них ничего не могут.

— Они абсолютно правы, — подтвердил Анжель.

— А еще есть старший мастер Арлан, — сказала Олив.

— Он большая сволочь, — добавил Дидиш.

— Поживем — увидим, — сказал Анжель.

— А кроме вас есть еще инженеры? — поинтересовалась Олив.

И тогда Анжель вспомнил про Анну и Рошель, которые заперлись в каюте. Ветер сразу же стал холодным, и солнце скрылось. Началась сильная качка. Голоса чаек зазвучали резко и враждебно.

— Нет... — с усилием произнес Анжель. — Есть только мой друг. Он там, внизу...

— А как его зовут? — спросил Дидиш.

— Анна.

— Чудное имя, — заметил Дидиш. — Собачье какое-то.

— А по-моему, красиво, — возразила Олив.

— Это собачье имя, — упрямо повторил Дидиш. — Глупо, когда у человека собачье имя.

— Да, глупо, — согласился Анжель.

— Хотите посмотреть на нашего баклана? — предложила Олив.

— Не стоит его будить, — сказал Анжель,

— Мы вас чем-то огорчили? — осторожно спросила Олив.

— Да нет, что ты! — Анжель положил руку на ее круглую голову, погладил по волосам и вздохнул.

Солнце все еще пряталось, не решаясь выглянуть из-за туч.