Онлайн чтение книги Лейли и Меджнун Layli va Majnun
ГЛАВА XXII

По всем страницам пробежав, калам

Такую повесть поверяет нам:

Немало в небе вероломства есть,

С обманом у него знакомство есть,

И шутки начало шутить оно!

А шутки — что? Бесстыдство лишь одно!

Меджнуну повелело: «В брак вступи!»

И в то же время мчится по степи

Со всеми родичами Ибн-Селлям:

Он в стан Лейли велел скакать коням!

С почетом племя встретило гостей —

И жениха, и всех его людей.

И свой народ созвал отец Лейли,

И вскоре кубки пира принесли.

Продлилось пиршество немало дней,

А наливались кубки все полней.

Но только свадьба веселит пиры!

Дождались гости радостной поры.

И выбран был благословенный час,

Для двух народов незабвенный час.

И проповедник высунул язык —

Он попусту давно болтать привык —

И закрепил он брачный договор,

И все пошли к Лейли, в ее шатер,

Вступили в целомудрия приют,

И вот луну дракону отдают.

Невесту к Ибн-Селляму подвели,

Он руку протянул руке Лейли,

Но странный случай с ним произошел.

Страдал он сердцем. Был недуг тяжел

И мучил Ибн-Селляма издавна.

К тому же много выпил он вина,

Как будто заливал вином пожар, —

И на пиру его хватил удар.

Все тело судорогой сведено, —

Вперед запомнит он, как пить вино!

Но вот затих, недвижный, как мертвец,

И люди все подумали: конец.

Казалось, был он смертью покорен…

Смех свадьбы стал рыданьем похорон.

И жениха скорее унесли —

Забыли о невесте, о Лейли.

От горьких дум, которым нет числа,

Павлиньи сломаны ее крыла.

И думы ей покоя не дают,

Уйдут — придут на смену сотни смут.

Она решила ночью мертвой лечь

И притаила ядовитый меч.

Желанье Ибн-Селлям не утолит,

Она себя от мира удалит!

Она свободной сделает себя,

Умрет, единственного полюбя!

И выбран этот меч недаром был:

Наказан Ибн-Селлям ударом был…

Коварству неба где найти предел!

Как много в мире непонятных дел!

И вот одно: Меджнуна и Лейли —

Две несказанных радости земли —

Ударила судьба такой волной,

Что двое сделались четой одной.

Но две жемчужины разлучены:

Тот — мужем наречен другой жены,

Той — суждено другому стать женой —

И что же? Нет отверстья ни в одной!

И все это в одну случилось ночь!

Как вероломство неба превозмочь?

Не знают новобрачные родства,

Чужими стали, в брак вступив едва.

Или для них и час, и день, и год

Один и тот же выбрал звездочет?

О нет: и звездочет бессилен тут.

Ведь сказано: «Все звездочеты лгут!»

Когда, решив: жених сейчас умрет, —

Стоял всю ночь вокруг него народ,

Тогда вернулось мужество к Лейли:

Свободна от супружества Лейли!

Пока без чувств лежал ее жених,

Тихонько, незаметно для родных,

Она покинула отцовский дом

И скрылась вскоре за степным холмом.

Куда идет? Не ведает сама,

Не видно стана за песком холма…

И в ту же сторону Меджнун идет,

Не сам идет — любовь его ведет,

И приближаются в степной дали

Лейли к Меджнуну и Меджнун к Лейли!

Его печальный голос ей знаком:

Животворящим он звенит стихом.

Меджнун ее дыхание вдохнул,

Ее благоухание вдохнул.

К Меджнуну подошел его кумир.

Подобной встречи не запомнит мир!

И друг на друга смотрят, не дыша:

Вернулась к телу слабому душа.

Теперь им нужен был один творец!

Для двух жемчужин был один ларец!

Два солнца всходят на одной земле.

Две розы зреют на одном стебле.

В едином теле две души сошлись,

В глазу едином два зрачка зажглись.

Дух плотью стал, и духом стала плоть —

Единой сделал двойственность господь.

Слил виночерпий вина разных лоз

И чашу единения поднес,

Любовным зельем сделалась она,

Он сделался поклонником вина.

Он захмелел, она пьяным-пьяна,

И тот, и та — поклонники вина.

Два имени у них — что из того?

Единое мы видим существо!

Слились две капельки живой воды.

Их не разнять, напрасны все труды!

Она — вода, он — сахар в их судьбе.

Всю воду сахар притянул к себе.

Она — вода. От вздохов он дрожит,

Он пузырьками по воде бежит!..

Над ними небо сжалилось на миг,

И сон в глаза жестокости проник.

И каждое дыхание земли,

И каждое создание земли,

Все крохотные твари в эту ночь

Стремились двум любовникам помочь.

Раскинул нитку длинную паук:

Закрыл их паутиною паук.

Чтобы влюбленных скрыть, на мир легло

Летучей мыши серое крыло.

Чтоб не тревожить их, комар замолк.

Глаза прикрыл мохнатым ухом волк.

Замолк и филин, тяжело вздохнув,

Под перьями он свой упрятал клюв.

Бродил в степи с баранами пастух, —

Вошел в его собаку сонный дух,

И на нее, чтоб не будила стан,

Накинул из бараньих шкур аркан. [18] Накинул из бараньих шкур аркан. — По древнему поверью, чтобы собака, сторожащая стадо, крепко заснула, дух сна накидывает на нее аркан, сплетенный из шерсти охраняемых ею животных.

Чтобы лиса проснулась лишь к утру,

Ночь окурила всю ее нору.

Заснули насекомые в степи.

Спокойно спят пасомые в степи.

И все летающие твари спят.

И все кусающие твари спят.

За жертвою не скачет крупный зверь.

Не воет и не плачет малый зверь.

Ослабли силы четырех стихий

И стали неожиданно тихи:

Вода бурливой не шумит волной.

Не гонит пыль густую вихрь степной.

Дыханье стужи дремлет под замком,

И пламя не болтает языком:

Оно завесой шелковой встает,

Чтоб войско стужи не сошло с высот.

Луны лепешка скрыта темнотой,

И стала ей земля сковородой.

От глаз Меркурий отгоняет сон,

«Воистину, готовы…» [19] «Воистину, готовы…» — Начальные слова 51 стиха 68 главы Корана, служащие талисманом от дурного глаза. — пишет он.

Венера не читает книг своих,

В руках Венеры звонкий чанг затих.

Любовников дурной не сглазит глаз:

Его проколет Марс копьем сейчас.

Воззвал Юпитер к совести судьбы,

Он распростер ладони для мольбы.

Сатурн влюбленным робкий шлет привет,

И ночи цвет — Сатурна робкий свет, [20] И ночи цвет — Сатурна робкий свет. — По представлениям древних астрономов, эта планета испускала темноватый, тусклый свет.

Но руки вымазала ночь в смоле,

Чтоб не нашел рассвет пути к земле.

Боится утро холодком пахнуть,

На пепел ночи ветерком дохнуть,

Не дышит утро истинное здесь, —

Дыхание развеет пепел весь.

И даже утро ложное, поверь, [21] И даже утро ложное, поверь. — То есть первые проблески зари.

Такое осторожное теперь!

Не виден людям утренний рассвет,

Светильников для них на небе нет,

Чтоб разлучить влюбленных не могли!..

Как чуден мир: Меджнуна и Лейли

Преследовали небеса всегда, —

В одну лишь ночь исчезла вся вражда!

Душа и тело, — вот они слились,

Как плющ и кипарис, переплелись.

Один целует ноги у другой,

Ласкает шею робкою рукой.

Она — ладони сетью заплетет,

Как волосами, друга обовьет,

А то ведет ладонью по глазам,

По шее, по лицу, по волосам.

Он тоже к сердцу друга припадет

И локонами руки обовьет,

И кудри — как чудовище-дракон:

Всегда хранит сокровище дракон!

Она, смущаясь, кудри соберет

И — спутанными — пыль с него сотрет,

И говорит: «О, пыль тоски твоей

Татарского мешочка мне милей!» [22] Татарского мешочка мне милей!  — Имеется в виду лучший сорт мускуса.

Свиданием с возлюбленным пьяна,

Себя Меджнуном чувствует она.

В Лейли мечтает воплотиться он:

Игрив и ласков, как девица, он!

Она есть он, отныне он — она.

У них одно дыханье, жизнь одна.

Не страшен путь греха такой чете:

Их даже грех приводит к чистоте.

Кто чистотою равен им, для тех

Вовек любовь не превратится в грех,

Влюбленный должен чистым быть всегда:

Любовь желанью грязному чужда!

Соединила двух людей любовь, —

Решило небо стать жестоким вновь,

И ложным утром озарило всех:

Раздался вероломный, лживый смех.

Взлетели искры утра выше гор,

В груди Меджнуна запылал костер.

Подобна утру светлому Лейли, —

Росой кровавой слезы потекли.

Прошла для них свидания пора,

Настала расставания пора.

Лейли, роняя красный цвет из глаз,

О прошлой ночи повела рассказ,

И на слова Меджнун переложил

Все то, что прошлой ночью пережил,

Один другому ноги целовал,

Один другому сердце разрывал,

Ожог разлуки ожигая вновь,

Немые руки обретая вновь.

С любимым быть на ложе — хорошо,

Но и расстаться — тоже хорошо!

Ушла Лейли: скрывается луна,

Созвездием скорбей окружена.

Пошел безумец по тропам степным:

И боль, и горе следуют за ним…

Свиданья ночь пришла, чудотворя,

Но сеть разлуки нам плетет заря.

Пусть ночь продлится век, — всё жаждем нег.

Как вздох, как вздох один, промчится век!