Онлайн чтение книги Роль читателя. Исследования по семиотике текста Lector in fabula. La cooperazione interpretativa nei testi narrativi
0.3. Уровни текста

0.3.1. Тексты повествовательные и неповествовательные

Выше было сказано, что всякий текст есть некое синтактико-семантико-прагматическое устройство, чья предвидимая интерпретация есть часть самого процесса его создания. Но такое определение все же слишком абстрактно. Чтобы сделать его более конкретным, следовало бы представить «идеальный» текст как некую систему «узлов» или «сплетений» и установить, в каких из них ожидается и стимулируется сотрудничество-сотворчество М-Читателя.

Вероятно, подобное аналитическое представление – «вне пределов нынешних возможностей семиотики текста как теоретической дисциплины. До сих пор попытки в этом направлении предпринимались лишь применительно к отдельным текстам (и хотя в таких случаях аналитические категории создавались ad hoc, они нацеливались и на более общее применение). Примеры наиболее успешных попыток такого рода, на мой взгляд, – это анализ новеллы Бальзака «Сарразин», проведенный Р. Бартом (Barthes, 1970)[19] Барт Р. S / Z : Бальзаковский текст: опыт прочтения / пер.  Г. К. Косикова и  В. П. Мурат ; общ. ред., вступит. ст. Г. К. Косикова. – М.: Ad Marginem , 1994. 2‑е изд., испр.: УРСС, 2001. 3‑е изд.: М.: Академический проект , 2009., и анализ рассказа Мопассана «Два друга», выполненный А. Греймасом (Greimas, 1976). Более детальные и более формализованные анализы более коротких отрывков текста (как, например, разбор «Маленького принца» Сент-Экзюпери у Я. Петефи – Petőfi, 1975) явным образом задумывались скорее как опыты применения соответствующей теории, а не как попытки исчерпывающей интерпретации выбранного текста.

Современные теории, разрабатывая модели «идеального» текста, обычно представляют его состоящим из различных структурных уровней, которые так или иначе понимаются как идеальные стадии процесса его порождения и / или интерпретации. Так буду действовать и я.

Чтобы представить «идеальный» текст, обладающий наибольшим числом уровней, я буду рассматривать в основном модель вымышленных повествовательных (нарративных) текстов (a model for fictional narrative texts)[20]Об определении «художественного вымысла» (fictionality) см.: Barthes, 1966; van Dijk, 1976a; 1976c; Schmidt, 1976. Критический обзор традиционных представлений см. в книге: Scholes / Kellogg, 1966.. Такое решение обусловлено тем, что бóльшая часть очерков, собранных в этой книге, посвящена именно текстам вымышленно-повествовательным. Но тексты подобного рода ставят перед исследователем большинство из тех проблем, которые возникают при изучении других типов текстов: в вымышленно-повествовательных текстах мы можем найти примеры текстов диалогических, описательных, дискурсивных и т. д., т. е. любые типы речевых актов.

Т. А. ван Дейк (van Dijk, 1974b) различает повествования естественные (natural) и  искусственные (artificial). Оба представляют собой описания действий, но первые повествуют о событиях, которые представляются как действительно произошедшие (их субъекты – люди или человекоподобные существа, живущие в «реальном» мире; события развиваются от некоего начального состояния до состояния конечного), а вторые имеют дело с персонажами и действиями, относящимися к миру «воображаемому» или «возможному». Очевидно, что в  искусственном повествовании не выполняется ряд прагматических условий, обязательных для  повествования естественного (например, в художественной литературе [fiction] от автора, строго говоря, не ожидается, что он будет говорить правду), но даже это различие для меня сейчас несущественно: так называемые искусственные повествования всего лишь заключают в себе более широкий диапазон экстенсиональных* проблем (см. обсуждение проблемы возможных миров в главе 8 данной книги).

Поэтому моя модель будет моделировать повествовательные (нарративные) тексты вообще (будь то искусственные или  естественные). Я предполагаю, что идеальная модель текстовых явлений, задуманная на более высоком уровне сложности, будет пригодной и для текстов более простых.

Несомненно, художественно-повествовательный текст гораздо сложнее, чем условные контрфактические высказывания[21] Контрфактическое высказывание  – условное высказывание, предполагающее ситуацию, не имеющую места в действительности, т. е. противоречащую фактам, например: «Если бы я вышел на 10 минут позже, я бы опоздал на поезд» (тогда как на самом деле я не опоздал). – Прим. ред. разговорного характера, хотя в обоих случаях речь идет о возможном положении дел или о возможном ходе событий. Одно дело – рассказать какой-нибудь девушке, что с ней могло бы случиться, если бы она наивно приняла ухаживания какого-нибудь распутника. И совсем другое дело – поведать кому-либо (вне зависимости от пола) то, что  уже необратимо произошло в Лондоне, в XVIII в., с девушкой по имени Кларисса, когда она наивно приняла ухаживания распутника по имени Ловелас.

Во втором случае мы наблюдаем некоторые специфические черты, характерные именно для искусственных повествований:

а) посредством специальной вводной формулы (явной или подразумеваемой) читателю дается понять, что он не должен спрашивать, истинны или не истинны излагаемые факты (иногда читателю внушается, что он должен воспринимать эти «факты» как правдоподобные; это условие отсутствует в повествованиях откровенно нереальных, например в волшебных сказках);

b) читателя знакомят с некими личностями, представляемыми ему с помощью ряда описаний, «привешенных» (по выражению Дж. Сёрла) к их именам собственным и придающих им определенные свойства;

c) последовательность событий более или менее локализована в пространстве и во времени;

d) эта последовательность событий считается «конечной», т. е. у нее есть начало и конец;

e) чтобы рассказать о том, что произошло с Клариссой, текст начинает с некой исходной ситуации, в которой находилась Кларисса, а затем следует за героиней в перипетиях ее жизни, предоставляя читателю возможность задаваться вопросами о том, что произойдет с Клариссой на следующем этапе повествования;

f) весь ход событий в целом, описанный в повествовании, можно резюмировать некоторым числом макровысказываний (macropropositions), образующих остов, каркас данного повествования (мы будем называть этот остов фабулой), выделив таким образом уже иной уровень текста, производный от его линейной манифестации[22]О понятии линейная манифестация текста см. ниже раздел 0.4.1., но не тождественный ей.

С другой стороны, контрфактические высказывания отличаются от отрывка искусственного повествования только тем, что в первом случае адресат приглашается к более активному сотрудничеству в деле актуализации предложенного ему текста – он должен сам придумать историю, которую ему подсказывает текст. Ниже мы рассмотрим также несколько неповествовательных текстов, которые как будто не должны соответствовать предлагаемой модели. В таких случаях можно, конечно, попытаться видоизменить модель. Но можно несколько видоизменить и сам текст: как мы увидим, неповествовательный текст обычно можно преобразовать в повествовательный, просто развернув некоторые заложенные в нем потенции.

Конечно, повествовательные тексты – особенно тексты художественные (fictional) – более сложны, чем многие иные типы текстов, и поэтому более трудны для семиотического анализа. Но тем самым они делают такой анализ более интересным и вознаграждающим. Именно поэтому, наверное, мы больше узнаём об устройстве текстов от тех исследователей, которые дерзают изучать сложные повествовательные тексты, чем от тех, кто ограничивается анализом текстов более коротких и простых. Может быть, во втором случае достигается большая степень формализации, но зато опыты первого рода дают нам более высокую степень понимания.

0.3.2. Уровни текста: теоретическая абстракция

Понятие уровни текста весьма проблематично. В линейной манифестации текста (т. е. в той, которая, собственно, и предстает читателю) нет никаких уровней. Согласно Чезаре Сегре (Segre, 1974, 5), «уровень» и «порождение» [текста] – это две метафоры: автор не «говорит», он «уже сказал». При восприятии текста мы имеем дело с  планом выражения*  – и вовсе не очевидно (во всяком случае, никем не доказано), что то, как  мы воспринимаем текст, преобразуя план выражения в  план содержания*, отражает (в обратном порядке) тот процесс, в ходе которого некое задуманное содержание преобразовалось в данное выражение. Поэтому понятие уровни текста  – понятие чисто теоретическое; оно принадлежит метаязыку семиотики.

На рис. 0.3 постулируется определенная иерархическая схема операций, осуществляемых при интерпретировании текста. Эта моя схема многим обязана модели Яноша Петефи (которая называется TeSWeST: Text-Struktur-Welt-Struktur-Theorie)[23]См.: Petőfi, 1976b; 1976c. Несколько иное деление на  глубинные структуры (deep structures), поверхностные структуры (superficial structures) и  структурыма нифестации (structures of manifestation) см. в работе: Greimas / Rastier, 1968., хотя я и попытался ввести в свою картину элементы еще и других теоретических построений (в частности, актантные структуры А. Греймаса и некоторые идеи Г. А. ван Дейка). В модели Петефи меня особенно привлекает стремление сочетать интенсиональный* и  экстенсиональный подходы.

Однако модель Петефи жестко определяет направление порождающего процесса, в то время как моя модель (рис. 0.3) демонстративно отказывается изображать какие-либо направления и какую-либо иерархию этапов (фаз) в процессе читательского сотворчества.

Рис. 0.3

Все уровни и подуровни на моей диаграмме (все они, по сути дела, – лишь метатекстовые «ящички») взаимосвязаны таким образом, что движение от одного к другому возможно в обоих направлениях. Творческое сотрудничество читателя-интерпретатора на более низких уровнях может быть успешным лишь потому, что еще прежде у него возникают гипотезы относительно более высоких уровней – и наоборот. Но то же справедливо и для процесса порождения текста: нередко автор принимает решение, затрагивающее глубинную семантическую структуру всего текста (of his story), только и именно в тот момент, когда он делает некий выбор на уровне лексики, предпочитая, по чисто стилистическим причинам, одно выражение другому. Подобным же образом стрелки на моей диаграмме не изображают какой-либо временной или логический процесс, пусть даже идеализированный; они всего лишь указывают на взаимозависимость между «ящичками».

Таким образом, рис. 0.3 изображает (металингвистически) некие абстрактно представимые уровни, на которых может осуществляться сотворческая активность читателя. Поэтому во избежание недоразумений впредь я буду говорить не об «уровнях» текста (поскольку эта метафора неизбежно подсказывает идею иерархии конкретных операций), а только о «ящичках», имея в виду конкретные элементы теоретически постулированной мною визуализации.

На рис. 0.3, пожалуй, лишь в одном-единственном отношении изображен реальный ход интерпретации текста: движение неизбежно должно начинаться в «ящичке» № 3 («линейная манифестация текста») – и нельзя «прыгнуть» из этого «ящичка» дальше, не пройдя хотя бы через «ящичек» № 1, обозначающий систему кодов и субкодов, необходимых для преобразования плана выражения в план содержания.