Онлайн чтение книги Легенды крови и времени Time's Convert
Глава 4. День первый

13 мая

Фиби сидела перед закрытыми окнами своей комнаты. Шторы цвета спелой сливы были полностью отдернуты, открывая парижский пейзаж. Насытившаяся кровью создательницы, Фиби пожирала город глазами и жаждала новых открытий, которые преподносило ей изменившееся зрение.

Она узнала, что ночная темнота вовсе не является черной. Нет, темнота имела тысячи оттенков и отличалась по фактуре: от хрупкой, как крылышки стрекозы, до плотной, бархатистой на ощупь. То, что прежде казалось черным цветом, было немыслимым количеством оттенков: от темно-пурпурного и темно-синего до нежнейших светло-серых полосок.

Ее жизнь не всегда будет такой легкой, как сейчас. А пока ей незачем дожидаться появления грызущего ощущения в животе. Достаточно постучать по двери. Рано или поздно Фиби придется прочувствовать голод. Без этого она не научится жаждать живой крови какой-нибудь зверюшки и управлять настоятельным желанием добыть эту кровь.

Но пока ее настоятельным желанием было рисовать. Этого Фиби не делала очень давно, с тех пор как преподаватель рисования с категоричной небрежностью высказался о ее художественных способностях. Его слова заставили Фиби прекратить собственные эксперименты с холстом и бумагой и переключиться на изучение истории искусства. Но сейчас у нее зудели пальцы от желания схватить кисть и погрузить в густую масляную краску или, смочив водой, коснуться ванночки с акварелью. Холст или бумага – значения не имело.

Но сможет ли она точно передать цвет плиток крыши соседнего дома, находящегося по другую сторону сада: голубовато-серый, с легким серебристым оттенком? Удастся ли ей изобразить иссиня-черное небо в вышине и резкое металлическое свечение на горизонте?

Сейчас Фиби хорошо понимала, почему Джек, правнук Мэтью, работал в технике светотени, покрывая поверхности стен своими воспоминаниями и переживаниями. Игра света и теней была бесконечной. Игра, за которой Фиби могла бы наблюдать часами, не испытывая скуки.

Об этом она узнала от единственной свечи в серебряном подсвечнике, оставленной Фрейей на туалетном столике. Волнообразность света и темнота в сердце пламени оказывали гипнотическое действие. Фиби просила принести в комнату еще несколько свечей. Ей хотелось окружить себя ослепительно-яркими точками, в которые можно погружаться.

– Одной достаточно, – ответила Фрейя. – Нам только не хватало твоего светового обморока в первый день.

Пока Фиби регулярно получала кровь создательницы, ее главной опасностью как новорожденного вампира была атака чувств и ощущений. Стремясь предотвратить несчастные случаи, Фрейя и Мириам зорко следили за ее окружающим пространством, сводя к минимуму опасность потеряться в ощущениях.

Так, сразу же после преображения Фиби пожелала принять душ. Фрейя сочла игольчатые струи воды слишком травмирующими. Вместо душа Франсуаза наполнила ванну теплой водой. Время нахождения в ванне было строго ограничено, чтобы Фиби не захватило ощущение воды, мягко скользящей по ее коже. Закрыли не только окна в ее комнате, но и во всем доме, преградив доступ манящим человеческим запахам, запахам соседских собак и кошек и загрязненному воздуху. Когда Фиби попросила хотя бы чуточку приоткрыть одно окно – ей хотелось прочувствовать дуновение ветра, – Фрейя покачала головой:

– Прости, Фиби, но мы хорошо помним, как в прошлом году новорожденный вампир обезумел, попав в парижское метро. Запах старой тормозной системы оказался для него непреодолимым искушением, и мы потеряли его в туннелях Восьмой линии. В результате – сплошные задержки в движении поездов. А дело было утром. Мэр был крайне возмущен. И Болдуин тоже.

Фиби знала: она могла бы с легкостью разбить стекло, а заодно и раму сломать. Если ей понадобилось бы сбежать отсюда, она бы даже пробила дыру в стене. Но обуздание подобных искушений было проверкой ее умения владеть собой и подчиняться распоряжениям, тестом на то, годится ли она Маркусу в спутницы жизни. Фиби была полна решимости пройти испытания и потому сидела в наглухо запертой комнате, следя за вспышками и движением оттенков света. Она ощущала все: облако, закрывшее луну, далекую звезду, прекратившую мерцать, и даже поворот Земли, чуть приблизивший эту часть планеты к восходу солнца.

– Мне бы красок. И кистей, – шепотом произнесла Фиби, но собственные слова эхом отозвались в ушах.

– Я спрошу у Мириам, – донесся издалека ответ Фрейи.

Судя по царапающим звукам перьевой ручки, которые слегка будоражили нервы Фиби, Фрейя сейчас что-то записывала у себя в дневнике. Иногда Фиби слышала медленный удар сердца Фрейи.

Еще дальше, на кухне, Шарль курил сигару и читал газету. Шелест страниц. Струйка дыма, вырвавшаяся изо рта. Тишина. Удар сердца. Шелест страниц. Струйка дыма. Тишина. Подобно тому как парижская ночь имела свою палитру, все существа обладали неповторимыми палитрами звуков. Такую же песню затянуло сердце Фиби, когда она впервые вкусила крови у Мириам.

– Фиби, тебе еще что-нибудь нужно?

Ручка Фрейи перестала царапать бумагу. Шарль раздавил окурок сигары в металлической пепельнице. Оба ждали ответа Фиби. Конечно, она не сразу привыкнет к возможности разговаривать с вампирами, находящимися в разных комнатах и на разных этажах большого дома.

– Только Маркуса, – с грустью ответила Фиби.

Она привыкла считать себя частью их общего «мы» вместо прежнего индивидуального «я». Ей хотелось столько всего ему рассказать, поделиться впечатлениями о своем первом дне после преображения. Но их сейчас разделяли сотни миль.

– Почему бы не поупражняться в ходьбе? – спросила Фрейя, завинчивая колпачок авторучки, а через мгновение тетка Маркуса была уже возле двери, в замке мягко повернулся ключ. – Давай я тебе помогу, – предложила Фрейя.

Через порог просочился свет из коридора, где тоже горели свечи. Фиби заморгала, реагируя на мгновенное изменение атмосферы комнаты.

– Свет, оказывается… живой, – сказала Фиби, изумленная сделанным открытием.

– Свет одновременно волна и частица. Странно, как долго теплокровные доходили до понимания этого. – Фрейя встала напротив Фиби и протянула руки, готовая помочь. – Запомни, пожалуйста: не надо давить руками на стул или ногами на пол. Процесс вставания для драугра [1]В скандинавской мифологии драугр – это оживший мертвец; существо, близкое к вампиру. – это просто раскрытие. Как страницу перевернуть. Тебе незачем напрягаться.

Фиби и сутки не пробыла вампиром, а уже успела сломать несколько стульев, оставить приличную вмятину на стенке ванны.

– Поднимайся плавно. Просто подумай о желании встать и вставай. Спокойно. Вот так.

Фрейя оказывала ей постоянную поддержку, и Фиби сразу вспомнила свою детскую учительницу танцев – женщину столь же суровую, но заметно уступавшую Фрейе ростом. Фрейя была настоящей валькирией. Благодаря мадам Ольге, так звали учительницу, Фиби поняла, что рост не имеет ничего общего с телосложением.

Вспомнив о мадам Ольге, Фиби выпрямила спину и инстинктивно схватилась за руку Фрейи, как за деревянные перила. Что-то хрустнуло и сдвинулось.

– Дорогая, пощади мой палец. – Фрейя отпустила руку Фиби; ее указательный палец висел как-то странно, и Фрейя быстро вправила себе вывих. – Ну вот. Мои руки снова в рабочем состоянии. До конца лета ты успеешь еще и кости сломать. – Фрейя взяла Фиби под руку. – Давай походим по комнате. Медленно.

Теперь Фиби понимала, почему теплокровным кажется, что вампиры умеют летать. Вампиру достаточно подумать о месте назначения – и через мгновение он уже там. Вампир и не помнит, чтобы шевелил ногами.

Нынешние ощущения показывали Фиби всю беспомощность состояния новорожденной вампирши. Сделав один робкий шаг, она замирала, восстанавливая равновесие. В дополнение ко всему ее центр тяжести изменился и теперь находился не в крестце, а в сердце. Это вызывало у Фиби странное ощущение. Ее пошатывало, словно она перебрала шампанского.

– Маркус мне рассказывал: он быстро научился особенностям вампирской жизни.

Величественные движения Фрейи постепенно успокоили Фиби. Казалось, Фрейя не столько ходит, сколько вальсирует.

– Другого ему и не оставалось, – с оттенком сожаления ответила Фрейя.

– Почему? – нахмурилась Фиби.

Быстро повернув голову – ей хотелось увидеть выражение лица Фрейи, – Фиби опрокинулась прямо на свою няньку.

– Дорогуша, ты же знаешь: такие вещи надо спрашивать не у меня. – Фрейя осторожно поставила ее на ноги. – Прибереги свои вопросы для Маркуса. Драугр не рассказывает чужих историй.

– Никак у вампиров есть тысяча названий для своей породы? Совсем как у саамов. Но у тех есть тысяча названий для оленей.

Слово «драугр» Фиби уже занесла в свой расширяющийся вампирский словарь.

– Думаю, больше, – ответила Фрейя, наморщив лоб. – У нас даже есть слово, обозначающее болтливого вампира, который без разрешения рассказывает о чужом прошлом.

– И ты знаешь это слово? – Фиби снедало любопытство.

– Конечно знаю, – серьезным, мрачноватым тоном ответила Фрейя. – Мертвый вампир.

Фиби измотали усилия, затраченные на обыкновенное медленное хождение по комнате так, как ходят теплокровные, не продавливая паркетин и не ломая костей. Дважды благополучно обойдя с Фиби комнату по периметру, Фрейя позволила ей отдыхать, а сама вернулась в утреннюю гостиную, к оставленному дневнику. Писала она обычно всю ночь, пока не взойдет солнце.

Фиби затушила свечу. Ей хотелось увидеть, как ночь сменяется днем. Холодные пальцы едва ощутили жар горящего фитиля. После этого она забралась в кровать, больше по привычке, чем рассчитывая уснуть, и до подбородка натянула одеяло, наслаждаясь мягкостью ткани и жесткостью кромки.

Она лежала в мягкой постели, смотрела на уходящую ночь, слушала музыку пера Фрейи. Из сада и соседней улицы доносились приглушенные звуки.

Я есть.

Отныне и навсегда.

Сердце Фиби изменило свою песню. Оно билось медленнее и ровнее. Напряженное человеческое сердцебиение исчезло, сменившись более простым и мощным ритмом.

Я есть.

Отныне и навсегда.

Интересно, какой она теперь услышит песню сердца Маркуса? Мелодичной и приятной – в этом Фиби не сомневалась. Ей так хотелось поскорее услышать, как бьется сердце ее жениха, и навсегда запомнить.

– Скоро, – прошептала Фиби, напоминая себе, что им с Маркусом принадлежит все время мира. – Скоро.