Онлайн чтение книги Борьба за жизнь: Сирота Les Combattants de la Vie. Orphelin
ГЛАВА 34. ВОЕННЫЙ СОВЕТ

В Париже разворачивались описанные события, а в девственном лесу Гвианы голландский офицер конвоировал троих беглецов-французов.

Благодаря оказанной помощи Марьетта, Поль и Майпури пришли в себя. Но они были слишком слабы, чтобы идти, и бригадир Розенталь, человек совсем не злой, решил пленников нести. Их уложили в гамаки, просунули через края гамаков шесты, шесты водрузили на плечи носильщиков, по два на гамак, и отряд двинулся к Марони. Через два дня пути остановились на берегу реки. На воде покачивалась лодка, на которой приплыли голландские солдаты с поста Альбины. Невдалеке разбила лагерь группа индейцев галиби[166]Галиби — одно из индейских племен. под водительством старого Вемпи. Их большая пирога[167]Пирога — лодка, выдолбленная или выжженная из целого ствола дерева., классическое индейское средство передвижения по воде, была привязана к стволу дерева рядом с лодкой голландцев. За пирогой плавала какая-то темная масса, из нее торчала двухметровая стрела.

Поль и Майпури подошли поближе. Стоявший рядом Розенталь кивнул в сторону пироги:

— Смотрите, вам посчастливилось больше, чем ему. Этот беглец наткнулся на индейцев Вемпи, и в его ребра вонзилась стрела с ядом кураре. На шею бедняге накинули лиану, привязали к пироге, и будьте добры в Сен-Лоран! Ведь труп легче транспортировать, чем живого, — его не нужно кормить. Вы живы, а это немало! И потому никогда не знаешь, что ждет тебя впереди, — философски заключил бригадир.

У Майпури и Поля одновременно вырвался крик изумления — привязанный лианой труп, в груди которого торчала отравленная стрела, был останками Виктора!

Узнав об их побеге, Виктор тоже решил бежать, но попал в лапы к краснокожим, которые убили бывшего парижского сутенера, как дикого зверя!

Отряд Розенталя погрузился в лодку. Отчалили. Впереди шла лодка, за ней — пирога со своим ужасным трофеем. В Сен-Лоран прибыли этим же вечером.

Наших друзей заключили каждого в одиночную камеру, а Марьетту поместили в женское отделение, находившееся под опекой монахинь из Сен-Жозеф-де-Клюни. При прощании, которое могло оказаться для влюбленных последним, до того момента хорошо державшаяся Марьетта впала в отчаяние.

— Прощай, Поль, прощай, любовь моя, мы так и умрем на каторге и никогда не будем вместе! — Девушка почти не могла говорить.

— Надейся на лучшее, дорогая, может быть, судьба смилуется над нами. — Поль тоже с трудом держал себя в руках.

Заключение продлилось неделю. Кормили плохо, но силы беглецов все же восстановились.

Ждали военного совета.

Перед советом Поля и Марьетту посетил доктор Шарле.

Обвиняемым полагается защитник, обычно назначают кого-либо из офицеров гарнизона. Доктор Шарле выразил желание взять на себя эту миссию. Ему разрешили. Доктор считал своим долгом попытаться помочь юным протеже. Увидев военного врача, Поль заплакал от радости и поцеловал ему руку.

— О, господин доктор! Скольким я вам обязан! Вы появляетесь в самые трудные минуты моей жизни и защищаете от ударов неумолимой судьбы. Мой долг вам все растет. Бедная Марьетта! Такая преданная, такая мужественная… Умоляю, спасите ее! Пусть девушку отправят обратно в Париж, вернут дочь родителям! Ее могут, должны оправдать. Сам я погиб. Закон суров к беглому каторжнику. Какое значение имеет моя невиновность! Меня заточат здесь на всю жизнь. Молю Бога только об одном — чтобы ранняя смерть оборвала мучения!

Морской врач ободрил своего подопечного:

— Для Марьетты скорее всего удастся добиться милости. Судьи — честные вояки, и они не чужды жалости. Что касается тебя, друг мой, то я буду говорить о смягчающих обстоятельствах, напомню о твоей хорошей работе и примерном поведении, заявлю о твоей невиновности, ведь на ней настаивают уважаемые люди, и, надеюсь, добьюсь менее строгого наказания. Ты будешь его терпеливо и спокойно нести, обещаешь?

— Обещаю!

— Главное — жизнь продолжается, друг мой, и, кто знает, может, довольно скоро истина выйдет наружу и тебя оправдают.

После разговора с Полем доктор зашел к Марьетте, уверил, что добьется для нее оправдания, и повторил сказанное Полю. Сам он — увы! — не очень верил в полный успех, зная жестокость закона.

Однажды утром за узниками пришли и повели в зал, где ждал военный совет.

Перед большим, покрытым зеленым сукном столом, сидели четыре капитана, три лейтенанта и один сержант. Все принадлежали к морской пехоте. Старший из капитанов помещался в середине, выполняя функции председателя. Справа, перед небольшим столиком, располагался восьмой офицер, письмоводитель.

Председатель спросил у обвиняемых имена, фамилии, возраст, место рождения, затем письмоводитель зачитал обвинительный акт. Каждому напомнили о прошлых проступках: Майпури — о его преступлении и трех побегах, Полю — о краже чеков и изготовлении золотника. Марьетте-Леони, дочери супругов Биду, предъявлялось обвинение в сообщничестве.

После допроса обвиняемых, сразу признавших свою вину, заслушали свидетелей — надзирателей и солдат, стрелявших по Полю, когда он уводил шлюп. Затем выступил обвинитель, представитель правительства. Он настаивал на примерном наказании провинившихся, чтобы другим было неповадно, ведь число побегов неуклонно растет, требовал одинаково суровой кары и для зачинщиков, и для сообщников. Впрочем, речь оказалась недолгой. Для чиновника дело было рутинным[168]Рутинный — шаблонный, повторяющийся изо дня в день., и, вообще, — считал он, — военные должны заниматься своими прямыми обязанностями, а не вершить правосудие, предоставив это компетентным[169]Компетентный — знающий свое дело, имеющий право в пределах своих обязанностей выносить суждения, делать выводы, принимать решения. профессионалам.

Наступил черед доктора Шарле. Он вложил в выступление всю душу и нашел слова, взволновавшие членов совета. Доктор живо обрисовал ужасы каторги, показал, как она мучительна для людей с тонкой душой, какими были Поль и Марьетта, постарался найти извинение мании бегства, которой некоторые люди не могут противостоять. Говоря о каждом обвиняемом в отдельности, защитник подчеркнул преданность Майпури, напомнил, как тот остановил сорвавшегося с привязи быка, как бросился в воду, чтобы спасти тонувшего капрала, хотя и был обременен двойной цепью. Указывая на Поля, доктор сказал:

— Господа, взгляните на это лицо — на нем написаны ум, доброта и честность. Сравните его с другими депортированными. Не странно ли, что человек без единого пятнышка на всей предшествующей жизни, находится здесь? Все, кто сталкивался с восемьсот восемьдесят первым, задавался этим вопросом. Не смущается ли ваша солдатская совесть от возможности судебной ошибки? Вам, господа, известно о прецедентах — у нас уже бывали невинно осужденные. Возможно, перед нами подобный случай? Не забудем, что все знающие заключенного в один голос твердят о его невиновности. Но если он действительно невиновен, то, может, он уже достаточно пострадал? А вы хотите еще увеличить его мучения, возможно, незаслуженные, повторяю! Нет, господа, верните его в барак продолжать обычную жизнь каторжника. И подумайте, каким кошмаром были для него дни бегства. Это ли не наказание? А его подруга? Воплощенная преданность и самоотречение! Безутешная невеста готова на любые жертвы! Оставить семью и пересечь океан, чтобы разделить страдания того, кто должен был стать ее мужем… Неслыханно! Разве не достойна эта девушка, почти ребенок, восхищения и уважения? Совесть ее чиста, честь выше любых подозрений. Не ставьте же любящей женщине в вину стремления помочь тому, ради которого она все отвергла! Девушка будет разлучена с любимым на долгие годы. Простите ей проступок, о серьезности которого она не знала. Судите не по букве закона, но по велению сердца. Господа, будьте милосердны!

Доктор Шарле закончил. Члены совета были взволнованы и настроены доброжелательно. Однако защитник не очень-то рассчитывал на мягкий приговор, особенно Полю, главному организатору побега. Закон очень суров к беглецам, и судьи, даже если бы и захотели, не смогли бы его обойти.

Члены совета удалились на совещание, а обвиняемых поместили в маленькую комнатку под присмотром двух надзирателей. Влюбленные были наконец вместе, но ненадолго и в последний раз. Они сидели рядом и тихо беседовали. Это даже трудно назвать беседой — отрывистые слова, вздохи и всхлипывания.

— Все кончено, — говорили они. — Ах, почему мы не умерли в лесу? Было бы лучше…

Майпури тоже плакал, его доброе сердце разрывалось при виде страданий его дорогих «ребятишек». Зашел доктор Шарле, снова постарался утешить молодых людей, уговаривая не отчаиваться.

Целый час, показавшийся им и безмерно долгим, и слишком коротким, бедняги просидели бок о бок, с тоской ожидая приговора.

Дверь отворилась, страж ввел подсудимых в зал. Сейчас они узнают свою судьбу…

Но атмосфера заседания явно изменилась. Еще недавно суровые и непроницаемые, лица членов трибунала лучились добротой и дружелюбием. Все явно были чем-то довольны. Что же произошло?

Председатель поднялся, за ним встали остальные. Обращаясь к Полю, он почти ласково сказал:

— Месье Поль Бернар, будьте добры подойти.

«Месье»! Поля назвали «месье»! А ведь больше года и даже час тому назад он был номер 881-й! Поль и его друзья ничего не понимали. Юноша не двинулся с места. Тогда председатель повторил:

— Месье Поль Бернар, подойдите. У меня для вас хорошие новости. Только что получена срочная депеша. Вот она.

И председатель зачитал:

— «Начальник кабинета государственного секретариата по делам колоний губернатору Гвианы. Сообщник Виктора Бине по делу о краже чеков Отмона арестован. Поль Бернар признан невиновным и помилован президентским указом в ожидании пересмотра дела». Месье Поль Бернар, — заключил председатель, — вы свободны!

Марьетта радостно вскрикнула и упала в объятия жениха. Поль оставался неподвижен. Глаза его расширились, лицо побелело. Он думал о том, кто же сообщник. Неужели отец, и тогда его жертва была напрасной?!

Председатель тем временем продолжал:

— Официальную телеграмму сопровождает частная. А господин губернатор был так любезен, что добавил от себя несколько строк. Слушайте:

У Поля свалился с души огромный камень. Он поцеловал Марьетту, которую держал в объятиях. В зал вошел управляющий и отечески обратился к молодой паре:

— Вы оба свободны и можете на меня рассчитывать, я принимаю близко к сердцу просьбу губернатора. Мы постараемся, чтобы вы забыли незаслуженные мучения. Теперь вы наши гости.

Поль и Марьетта пожимали руки доктору и благодарили управляющего, а Майпури стоял один, со слезами на глазах, не решаясь подойти. Управляющий обратился к нему:

— Ну что, Майпури? Слышал депешу губернатора? Можешь дать мне слово, что не станешь убегать? Если да, то будешь жить свободно на вверенной мне территории.

— Вы очень добры, господин управляющий! Но обещать… Черт! Слово связывает по рукам и ногам… Это слишком…

— Не дури, не упрямься. Я ведь тебя хорошо знаю, ты славный малый… Из дружбы к тем двоим дай слово чести, слышишь, чести, что бросишь свои выходки. Не огорчай их. Каково им будет, если твой срок еще вырастет?

Слова начальника убедили Майпури.

— Господин управляющий! — воскликнул он. — Даю честное слово, никогда больше не пущусь в бега.

— Отлично, мой друг, иного я и не ждал. Ты волен ходить куда хочешь. У тебя будет хижина, скот, инструмент, все, что нужно для свободного проживания.

— Спасибо, господин управляющий, можете рассчитывать на меня и на мою признательность.

До своего отъезда в Кайенну Поль и Марьетта устроились у супругов Шарле. Через две недели «Ойапок» должен был отвезти их в столицу Французской Гвианы. Майпури свободно навещал друзей, пришел с ними проститься и принес подарки — Полю два индейских лука со стрелами, глиняные кувшины с оригинальной местной росписью, индейские весла и шкуры животных; Марьетте гигант преподнес хорошенькую маленькую ручную обезьянку и пойманных им самим разноцветных попугаев. Майпури был счастлив за друзей, но сильно грустил — он оставался совсем один. У отъезжавших тоже разрывалось сердце. Все трое со слезами обнялись. Гигант плакал как ребенок. Мысль о том, что он больше никогда не увидит своих «ребяток», которым отдал душу и сердце, была невыносима.

Но вот «Ойапок» отчалил.

По прибытии в Кайенну пришлось неделю ждать судно, на котором они должны были отправиться во Францию.

Господин Кордье оказал молодым людям гостеприимство. Полина, страшно довольная тем, что вновь видит свою «дорогую маленькую демуазель», без умолку повторяла:

— О! Я довольна! Да! Очень счастлива видеть вас вместе! Теперь все хорошо!

Наконец наши страдальцы оказались на палубе пакетбота, увозившего их на родину. Какое счастье! В Гвиану они ехали порознь — она вся в слезах, не зная, что ждет впереди, он — в клетке для каторжников. Возвращались бок о бок, рука в руке, переполненные радостью и надеждой. Их глаза и сердца устремлялись к милой старой Франции, где наконец-то могли осуществиться их мечты.