Онлайн чтение книги Письма к провинциалу Lettres Provinciales
Письмо первое

О прениях в Сорбонне и о ближайшей способности, к изобретению которой прибегли мояинисты, чтобы добиться цензуры на Арно [58]Как — то, так и все последующие изложения содержания принадлежат Никалаю, который приложил их к сносному латинскому переводу Писем и 1658 г. (Все постраничные примечания к Провинциалиям принелепы по изданию 1898 г. — О. X.).

Париж, 23 января 1656 г.

Милостивый Государь!

Нас ввели в заблуждение. Я только вчера убедился в своей ошибке, а до тех пор думал, что предмет прений в Сорбонне очень важен и может иметь далеко идущие последствия для религии. Многочисленные заседания такого знаменитого общества, как богословский факультет в Париже, в течение которых произошло столько чрезвычайных и беспримерных событий, внушают до того высокое представление об обсуждавшихся там вопросах, что недопустимой кажется сама мысль, будто отсутствовал чрезвычайный повод к обсуждению. А между тем Вы изумитесь, когда из моего рассказа узнаете, к чему сводится весь этот шум; я изложу Вам данный вопрос в краткой форме на основании обстоятельного изучения дела.

Исследуются два вопроса: один о факте, другой о праве[59]Выражения «вопрос о факте» и 4вопрос о нраве» часто встречаются в связи с полемикой между янсенистами и иезуитами. «Вопрос о факте» означает вопрос о действительном присутствии или отсутствии какого — либо положения или фразы в некотором сочинении; «вопрос о праве» (или «о вере») — вопрос о соответствии тех или иных идей догматам веры..

Вопрос о факте состоит в следующем: был ли дерзок г — н Арно, заявив во втором своем письме, что он прочел внимательно книгу Янсения и не нашел в ней положений, осужденных покойным папою[60]См. прим. 37 к статье Ф.Брюнетьера.; что он тем не менее осуждает эти положения, где бы их ни встретил, осуждает их и у Янсения, если они там есть.

Вопрос, стало быть, именно в том, мог ли он, не проявляя дерзости, поставить под сомнение принадлежность Янсению указанных положений, после того, как эту принадлежность признали епископы.

Дело это предлагают на рассмотрение Сорбонны. Семьдесят один доктор богословия берутся защищать г — на Арно и утверждают, что он и не мог ничего другого ответить авторам, которые в стольких писаниях спрашивали его, признает ли он, что положения эти находятся в Янсениевой книге, раз он не нашел их там, и что он все же осуждает их, если они там есть.

Некоторые пошли дальше и заявили даже, что так и не нашли в произведениях Янсения опальных постулатов, сколько ни искали, более того, встретили там прямо противоположные. Затем они настоятельно потребовали, чтобы ученый, видевший пресловутые положения где — либо в Янсениевых трудах — если таковой присутствует в собрании — показал то же самое и остальным, подобный шаг сопряжен ведь со столь малыми усилиями, что в нем нельзя отказать, в результате же можно наверняка заставить замолчать всех и даже г — на Арно; но в этом им всегда отказывали[61]Паскаль, вероятно, не знал еще, что как раз в это время янсенисты старались опровергнуть сочинения, в которых доказано было, что эти 5 положений содержатся у Яисения, если не в тех же, то в равнозначащих выражениях.. Вот что происходило с одной стороны.

На другой стороне оказалось восемьдесят докторов богословия из белого духовенства и около сорока[62]По обычаю полагалось каждому из этих 4 Орденов только по 2 голоса; это было намеренное нарушение, вызвавшее протест друзей Лрио. монахов нищенствующих Орденов, которые осудили положение г — на Арно, не желая вовсе расследовать, истинно ли сказанное им или ложно; они заявили даже, что дело идет не об истинности, а только о дерзости его положения.

Кроме того, осталось еще пятнадцать человек, которые не стояли за цензуру, и которых называют безразличными.

Вот чем окончился вопрос о факте, который меня нисколько не беспокоил; ведь дерзок ли г — н Арно, нет ли» моя совесть тут ни при чем. А если бы меня разобрало любопытство узнать, находятся ли у Янсения эти положения, то книга его не так редка и не так объемиста, чтобы я не мог прочесть ее всю целиком и выяснить себе это, не спрашивая совета Сорбонны.

Но если бы я не боялся оказаться столь же дерзким, то, мне думается, я последовал бы мнению большинства людей, с которыми вижусь; считая достоверным обнародованное, они верили до сих пор, что положения эти находятся у Янсения, а теперь начинают подозревать обратное, вследствие странного отказа показать их, который доходит до того, что я не видел еще ни одного человека, который сказал бы мне, что их там видел. Я опасаюсь поэтому, как бы в данном случае цензура не наделала больше зла, чем добра, и как бы на лиц, которые узнают ее историю, она не произвела впечатления, прямо противоположного тому, которого добивались подобным заключением прений. Ведь люди в самом деле становятся недоверчивыми и верят только тогда, когда видят. Но, как я уже сказал, вопрос этот маловажен, потому что не касается веры.

Вопрос же о праве, по — видимому, гораздо важнее тем именно, что в нем дело вдет о вере. Поэтому я приложил особое старание к изучению его. Но Вы останетесь очень довольны, когда увидите, что и он так же маловажен, как и первый.

Дело здесь состоит в разборе следующего положения из того же письма г — на Арно: «Благодать, без которой ничто в мире невозможно, отсутствовала у св. ап. Петра во время его падения»[63]См. напр. Мф. 26: 34 и 26: 69–75.. Мы—το с Вами думали, что в данном случае задачей является исследование глубочайших основ Учения о благодати, как, например: не дана ли она всем людям, действенна ли она. Но мы глубоко ошибались. Я в малое время стал великим теологом, и доказательства тому Вы сейчас увидите.

Чтобы узнать доподлинную правду, я отправился к г — ну N, теологу из Наваррской коллегии[64]Одна из четырех коллегий Сорбонны., который живет недалеко от меня и, как Вы знаете, является одним из самых ярых противников янсенистов. А так как любопытство делало меня почти столь же ревностным, как и он, то я и спросил его, не решат ли они формально, что «благодать дана всем», дабы никаких сомнений более не возбуждалось. Но он резко оборвал меня и сказал, что вопрос не в том, что и среди его сторонников есть такие, которые полагают благодать данной не всем, что самими членами следственной комиссии прямо в Сорбонне было заявлено о проблематичности подобного взгляда и что сам он того же мнения; в подтверждение он привел мне знаменитое, по его словам, место из св. Августина: «Мы знаем, что благодать не дана всем людям»[65]Согласно учению Августина, человек по своей воле избирает грех, уподобляясь в этом прародителям человечества, первым нарушителям божественного закона. С историей человечества сумма гpexoв накапливается и человек постепенно становится всецело греховным созданием. Выйти из этого состояния самостоятельно ему не под силу, здесь нужна помощь со стороны божественной благодати. Но поскольку очиститься от греха дано не всем, то, стало быть, и благодати удостаиваются не все люди. Человек без Божьей помощи способен лишь к греху, но не к праведности, даже апостолы и святые не составляют здесь исключения. Мотивы, согласно которым Бог наделяет благодатью одних и не наделяет других, остаются неведомыми, поэтому человеку остается лишь безропотно уповать, что он попадет в число избранных, что ои предопределен к спасению. Грешны все, но одним удастся спастись в деиь последний, а другим нет. Иезуиты попытались избавиться от суровости августиновской этики, фактически возродив различные варианты пелагианства и полупелагианства (см. прим. 5 к статье Ф.Брюнетьера). Учения иезуитских отцов больше согласовывались с обычным человеческим рассудком, поскольку, если благодать дана всем, то стоит лишь добровольно обратиться к ней и можно обрести спасение. По Августину же, никакие заслуги и добрые дела сами по себе ничего еще не значат: в принципе возможна ситуация, когда на грешника снизойдет благодать, а праведник будет отвергнут, так как Бог лишь по Своему неисповедимому выбору определяет, кто будет предопределен к спасению: ведь — как и все человеческое — человеческие представления о праведности, наша самооценка, уважение окружающих и т. п. — вещи весьма несовершенные. Разобраться же в душе может только Тот, Кто ее создал и чей взор проницает ее до самых глубин. Можно сказать, что неразрешимые для разума проблемы соотношения свободной воли и предопределения, божественной справедливости и божественного всемогущества, породившие борьбу Августина и Пелагия, в XVII в. воплотились в борьбе янсенизма и молинизма (если вести речь о католическом мире)..

Извинившись за свое непонимание, я попросил его сказать мне, не осудят ли они, по крайней мере, другого мнения янсенистов, наделавшего столько шуму: «благодать действенна и определяет нашу волю творить добро»[66]Согласно учению незуита Л.Молины, благодать наличествует как простая возможность, которую можно но собственному желанию либо использовать, либо нет. По Августину, благодать действенна, т е. она властно захватывает существо тех, кто предопределен к спасению и побуждает этих людей к добрым поступкам.. Но мне не больше посчастливилось и с этим вторым вопросом. «Вы тут ничего не понимаете, — ответил мне он, — это вовсе не ересь, мнение это ортодоксальное: все томисты держатся его, и Сам я защищал его в своей сорбоннской диссертации».

Более я не решался предлагать ему свои сомнения и даже перестал понимать саму суть проблемы, а потому, стремясь к установлению ясности, принялся упрашивать моего собеседника рассказать, в чем же состоит ересь положения г — на Арно.

— В том, — сказал он мне, — что г — н Арно не признает за праведниками способности исполнять заповеди Божии именно так, как мы это понимаем.

После этого наставления я простился с ним и, гордясь тем, что знаком теперь с сутью дела, отправился к г — ну N; он поправляется с каждым днем и чувствует себя настолько здоровым, что сам проводил меня к своему шурину; это — янсенист, каких поискать, и, тем не менее, очень хороший человек. Чтобы он меня лучше принял, я притворился, что сильно склоняюсь на их сторону, и сказал ему:

— Возможно ли, чтобы Сорбонна ввела в церковь такое заблуждение, что «все праведные всегда имеют способность исполнять заповеди?»

— Как вы сказали? — спросил меня мой ученый. — Разве вы называете заблуждением мнение столь католическое, что одни лютеране и кальвинисты оспаривают его?

— А как же, — спросил я, — разве это не ваше мнение?

— Нет, — сказал он, — мы предаем его анафеме как еретическое и нечестивое.

Пораженный этим ответом, я понял, что зашел чересчур далеко в своем янсенизме, как перед тем в молинизме. Ho, не будучи вполне уверен в смысле его ответа, попросил его ответить мне искренне, верует ли он[67]Намек на распространявшееся иезуитами мнение, что янсенисты — скрытые еретики и лишь внешне признают католическую ортодоксию., что «праведные всегда имеют способность соблюдать заповеди». Тут мой собеседник разгорячился, но от благочестивого рвения, и стал говорить, что никогда он не будет скрывать своих убеждений ради чего бы то ни было: что это — его вера, и что он и единомышленники его готовы до смерти постоять за это, как за чистое учение св. Фомы и св. Августина, их учителя.

Он говорил так решительно, что я не мог более сомневаться. Утвердившись в подобном мнении, я вернулся опять к моему первому ученому и с немалым удовольствием заявил ему о своей уверенности относительно скорого воцарения мира в Сорбонне, поскольку янсенисты согласны с наличием у праведных способности исполнять заповеди, а также о том, что я ручаюсь за упомянутое согласие и заставлю их подписаться кровью под данным тезисом.

— Потише! — сказал он мне, — надо быть теологом, чтобы понять, в чем тут суть. Различие между нами так тонко, что сами мы едва замечаем его, поэтому для вас постичь предмет такого рода было бы слишком трудно. Итак, довольствуйтесь тем, что янсенисты вам, разумеется, подтвердят способность всех праведных всегда исполнять заповеди: мы не об этом спорим; но они вам не скажут, что способность эта ближайшая . Вот в чем суть.

Такое слово было ново для меня и неизвестно. До сих пор я понимал дело, но этот термин поверг меня во мрак, и, думается, что и изобретен он был только для того, чтобы сеять раздоры. Я было попросил объяснить мне его суть, но г — н N сказал, что это тайна, и, не дав никакого другого разъяснения, послал меня к янсенистам спросить, допускают ли они эту ближайшую способность. Я нагрузил свою память этим термином, потому что разум мой не принимал тут никакого участия. Из страха позабыть его, я поспешил вернуться к моему янсенисту, и после первых же приветствий спросил:

— Скажите, пожалуйста, допускаете ли вы ближайшую способность?

Он рассмеялся и ответил холодно:

— Скажите сами, в каком смысле вы это понимаете, и тогда я скажу вам, что я об этом думаю.

Так как познания мои не простирались столь далеко, то я оказался в затруднительном положении, но, чтобы визит не пропал даром, сказал наудачу:

— Я имею в виду смысл, предлагаемый молинистами.

Тогда мой собеседник заметил с невозмутимостью:

— На кого же из молинистов вы указываете?

Я указал на них всех вместе, так как они составляют одно тело, движимое единым духом.

— Вы чрезвычайно малосведущи, — был мне ответ. — Они не только не одного мнения, а даже совсем противоположных. Соединившись в намерении погубить г — на Арно, они придумали согласиться с целью выработки единого языка, что и те, и другие будут сообща употреблять термин ближайшая , хотя понимать его они будут различно, дабы благодаря этому кажущемуся единомыслию появилась возможность образовать внушительную партию, составить большинство и таким образом подавить наверняка своего оппонента.

Ответ изумил меня. Но, не обращая внимания на внушения насчет злых умыслов молинистов, в которые я не хочу верить на слово, да и нисколько это не интересно для меня, я старался только узнать различные значения, которые они дают этому таинственному слову ближайшая Мой янсенист сказал:

— Я охотно объяснил бы вам данный вопрос, но вы тут увидите такую несообразность и такое грубое противоречие, что едва ли поверите мне: я покажусь вам подозрительным. Гораздо надежнее для вас, если вы это узнаете от них самих; я дам вам их адреса. Вам стоит только повидаться порознь с неким г — ном Лемуаном и с о. Николаи.

В ответ я заметил, что не знаком ни с тем, ни с другим.

— Постойте, — сказал он, — может быть, вы знаете кого — нибудь из тех, кого я назову вам сейчас, это последователи г — на Лемуана.

Действительно, некоторых из них я знал. Затем он сказал мне:

— Посмотрите, не знакомы ли вы с кем — нибудь из тех доминиканцев, которых называют новыми томистами, ведь их взгляды — все равно что взгляды о. Николая.

И между теми, кого он назвал, у меня также оказались знакомые. Решившись воспользоваться его советом и выпутаться из затруднения, я попрощался и отправился сначала к одному из последователей г — на Лемуана.

Я стал его упрашивать объяснить мне, что значит иметь ближайшую способность сделать что — нибудь .

— Понять это нетрудно, — сказал он, — речь идет о наличии всего необходимого для действия, так, чтобы последнее не испытывало ни в чем недостатка.

— Стало быть, — сказал я ему, — иметь ближайшую способность переправиться через реку — значит иметь судно, гребцов, весла и все остальное, так что ни в чем нет недостатка.

— Очень хорошо, — сказал он.

— А иметь ближайшую способность видеть, — сказал я ему, — значит иметь хорошее зрение и быть при полном освещении. Потому что в темноте человек и с хорошим зрением не имел бы, по — вашему, ближайшей способности видеть, так как ему недоставало бы света, без которого нельзя видеть.

— Совсем по — ученому, — сказал он.

— И следовательно. — продолжал я. — когда вы говорите, что все праведные всегда имеют ближайшую способность соблюдать заповеди, вы хотите этим сказать, что они всегда имеют всю благодать, необходимую для исполнения их. так что, поскольку это касается Бога, у них нет ни в чем недостатка.

— Подождите, — сказал он, — они всегда имеют все необходимое для того, чтобы исполнять их, или. по крайней мере, чтобы просить об этом Бога.

— Я понимаю, — сказал я, — они имеют все необходимое для того, чтобы просить Бога о помощи, и им не нужно никакой новой благодати для того, чтобы молиться Богу.

— Да, — сказал он, — по мнению г — на Лемуана.

Чтобы не терять времени, я отправился к якобинцам[68]Якобинцами называли во Франции доминиканцев, потому что им отдана была в Париже церковь св. Иакова, рядом с которой они построили свой монастырь. и вызвал тех, о которых я знал, что они — новые томисты. Я попросил их сказать мне, что это такое ближайшая способность . Не та ли это способность, которая не испытывает ни малейшего недостатка в средствах для деиствования?

— Нет, — ответили они.

— Но как же, отцы мои. если этой способности чего — нибудь не хватает, разве вы назовете ее ближайшей и разве скажете вы, например, что человек ночью и безо всякого света имеет ближайшую способность видеть?

— Да, разумеется, он имеет ее, по нашему мнению, если он не слеп.

— Пусть будет так, — сказал я им, — но г — н Лемуан понимает это совсем наоборот.

— Действительно, — сказали они, — но мы понимаем это так.

— Я с этим согласен, — сказал я им, — потому что никогда не спорю из — за слова, лишь бы меня предупредили, какой смысл ему придают[69]Ср. с мыслью из трактата О геометрическом уме (Opusc., р. 166).. Но, отсюда, я вижу, что когда вы говорите, что все праведные имеют всегда ближайшую способность молиться Богу, вы подразумеваете, что им нужна еще и новая помощь, без которой они никогда не станут молиться.

— Вот это отлично, вот это отлично, — ответили мне отцы, обнимая меня, потому что им нужна, кроме того, действенная благодать, которая дана не всем и которая определяет их волю к молитве, и отрицать необходимость этой действенной благодати для возможности молиться — ересь.

— Вот это отлично, — сказал я в свою очередь, — но, по — вашему, янсенисты — католики, а г — н Лемуан — еретик: янсенисты ведь говорят, что праведные имеют способность молиться, но что действенная благодать все — таки необходима, и это вы одобряете, а г — н Лемуан считает, что праведные молятся без действенной благодати, и это вы осуждаете.

— Да, — сказали они, — но г — н Лемуан называет эту способность ближайшею способностью.

— Как, отцы мои, — сказал я, — да ведь это значит играть словами: сказать, что вы согласны, потому что употребляете одни и те же слова, когда вы понимаете их в противоположном смысле.

Мои отцы ничего не ответили, и как раз в это время прибыл мой последователь г — на Лемуана; это показалось мне' чрезвычайно счастливым стечением обстоятельств, но потом я узнал, что встречи их не редкость и что они находятся в беспрерывных сношениях друг с другом.

Итак, я сказал последователю г — на Лемуана:

— Я знаю Человека, который говорит, что все праведники всегда имеют способность молиться Богу, но тем не менее никогда не станут молиться без действенной благодати, которая определяет их волю и которую Бог не всегда дает всем праведным. Еретик ли он?

— Подождите, — сказал мне мой ученый, — вы можете меня поймать врасплох. Пойдем потихоньку, distinguo [70]Различаю (лапг.). если он называет это ближайшей способностью , он — томист и, следовательно, католик; если нет, он — янсенист и, следовательно, еретик.

— Он не называет ее ни ближайшей, ни не ближайшей, — сказал я.

— Следовательно, он еретик, — ответил он, — спросите вот хоть этих отцов.

Я не стал спрашивать их решения, потому что они выражали уже свое согласие движением головы, но сказал им:

— Он отказывается допустить это слово ближайшая , потому что его не хотят объяснить.

На это один из отцов хотел привести свое определение, но последователь Лемуана прервал его, сказав:

— Вы что же, хотите снова начать наши препирательства? Разве не уговорились мы не объяснять этого слова ближайшая и употреблять его. не говоря, что оно значит?

Якобинец согласился. Благодаря этому я проник в их замысел и, вставая, чтобы уйти, сказал им:

— По правде говоря, отцы мои, я сильно опасаюсь, что все это — чистое крючкотворство, и. что бы там ни вышло из ваших заседаний, я смело могу вам предсказать, что, когда цензура будет постановлена, мир в Сорбонне не наступит. Ведь когда постановят, что должно произносить слоги бли — жай — ша — я, то для всех очевидно, что, если их не объяснять, каждый из вас будет приписывать победу себе. Якобинцы скажут, что это слово понимается в их смысле, г — н Лемуан скажет — в его. и таким образом выйдет еще гораздо больше споров при его истолковании, чем было при введении; в конце концов ведь не было бы большей опасности принять его безо всякого смысла, так как вредить оно может только своим смыслом. Но ведь это же недостойно ни Сорбонны, ни теологии — употреблять двусмысленные и обманчивые слова, не объясняя их. Скажите же наконец, пожалуйста, в последний раз, во что я должен веровать, чтобы быть католиком.

— Нужно говорить, — ответили они мне все разом, — что все праведные имеют ближайшую способность , отвлекаясь от всякого смысла: absirahendo a semu ihomistarum et а sensu aliorum Lheologorum.

— Это значит, — сказал я, расставаясь с ними, — что нужно произносить это слово губами[71]Ср. Ис. 29: 13–14 — «И сказал Господь: так как этот народ приближается ко мне устами своими, и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня, и благоговение их предо Мною есть изучение заповедей человеческих, то вот, <…> мудрость мудрецов его погибнет, и разума у разумных его не станет»., под страхом прослыть еретиком. Ведь разве это слово Писания?

— Нет, — сказали они.

— Значит, оно взято из отцов церкви, соборных или папских постановлений?

— Нет.

— Из св. Фомы?

— Нет.

— Какая же тогда необходимость говорить его, раз оно не располагает ни источником, к авторитету которого могло бы апеллировать, ни каким — либо самостоятельным смыслом.

— Вы упрямы — ответили они, — вы станете его произносить или будете еретиком, и г — н Арно также, потому что мы — большинство; а если понадобится, мы приведем столько францисканцев, что поставим на своем.

Я только что расстался с ними на этом последнем доводе и пишу Вам, чтобы Вы знали, что ни об одном из нижеследующих пунктов и речи нет, и что ни та, ни другая сторона не осуждает их. 1. Благодать дана не всем людям. 2. Все праведные имеют способность исполнять заповеди Божии. 3. Им необходимо, тем не менее, для совершения их и даже для молитвы иметь действенную благодать, которая определяет их волю. 4. Эта действенная благодать не всегда дается всем праведным и зависит только от милосердия Божьего. Так что опасность грозит только бессмысленному слову ближайшая.

Блаженны народы, не ведающие его! Блаженны те, кто предшествовал его появлению. Я ведь не вижу никакого средства против него, если члены Французской Академии[72]Образованное кардиналом Ришелье в 1634 г. учреждение, которое было призвано разработать словарь французского языка и следить за соблюдением языковых норм. Члены Академии, видя в Ришелье покровителя наук и своего благодетеля, относились к нему весьма почтительно. своим властным словом не изгонят из Сорбонны этого варварского слова, которое вызывает столько раздоров. Иначе цензура, по — видимому, неизбежна; но я вижу, что единственное зло, которое она причинит — это то, что такие приемы внушают презрение к Сорбонне, которое лишит ее авторитета, столь ей необходимого в других случаях.

Между тем я предоставляю Вам свободу держаться или не держаться этого слова ближайшая , потому что я слишком люблю Вас, чтобы преследовать под этим предлогом. Если рассказ этот Вам понравится, я буду продолжать сообщения о том, что произойдет.