Онлайн чтение книги Лгущий Ми и сломленная Маа Lying Mii-kun and Broken Maa-chan
1 - 3

— Холодает.

— И правда. Может, снаружи закончилось лето?

— Наступила зима?

— Скоро наступит. Наверное.

— Мы и на Рождество будем здесь?

— Да.

— А Санта в этом году к нам придёт?

— Думаю, ему будет трудно…

— Я хочу, чтобы пришёл.

— Что ты хочешь попросить у Санты?

— Много чего… Как ты думаешь, он мне всё это подарит?

С давних пор…

Столь давних, что моё осознание происходящего истончилось и едва не исчезло…

В обстоятельства вокруг меня постоянно вмешивалась… предустановленная гармония. Три недели прошли неплохо. Они стали прошлым, собранным из самой обычной повседневности, из которой можно вспомнить только отдельные эпизоды. Не было ни чудесных событий, какими можно гордиться, ни грустных происшествий, о которых стоило бы сожалеть.

Маю назвала меня лжецом и велела искупить вину: заставила меня целую неделю ходить на свидания с ней вместо школы. В те периоды времени, когда Маю предавалась безделию, я ходил на приём к сенсею и оживлённо обсуждал с ней мангу. Возвращался домой я очень поздно, чем раздражал Маю. Даже когда я попытался заставить ни за что не желающую выбираться утром из-под одеяла Маю переодеться и пойти в школу, то добился лишь недопонимания — она проснулась одетая в одну юбку, после чего события развивались настолько беспорядочно, что в итоге мы всё равно пропустили уроки.

Хоть я и красуюсь, рассказывая о редкости таких эпизодов, но на самом деле испытываю уныние от того, что помню все эти ничтожные события вплоть до мельчайших деталей. Впрочем, тут ничего не поделаешь. Такой уж у меня дотошный характер.

Ещё я заигрывал с Котой и его сестрой; клуб кендо во главе с Сугаварой так хорошо выступил на соревнованиях, что Сугавара плюнул на график выхода школьной газеты и напечатал крупный дополнительный выпуск; а ещё весь город обсуждал девятую жертву.

И вот в самом конце этой повседневности… в комнате, хозяйка которой как раз отсутствовала, призывно зазвучал телефон.

— Алло, говорит Мисоно.

— О, чудесно. Судя по голосу, это совсем не Мисоно Маю-тян, а долгожданный «Мии-сан»?

— Прошу прощения, но кто вы?

— Камиясиро Нацуки, мелкая шестерёнка в машине полиции. Лучший друг твоей любимой Койби-сенсей.

А, та знаменитая детектив? Понятно.

— Так что, это Мии-сан, я права?

— Таваба[1].

— И правда, великий лжец Мии-сан. Добрый день. Мне наконец удалось дозвониться.

— Чаво вы там талдычите? В нашенском домике-то завсегда сеть ловит…

— Нет-нет, прелестная девушка вот уже несколько дней просто бросала трубку.

— А-а, должно быть, жёнушка. Я учил её не разговаривать с незнакомцами.

— «Пожалуйста, сдохните» — её коронная фраза?

— Нет, коронная — «ты уже мёртв»[2].

— Какая вежливая жена. Заслуживает всяческого уважения. Итак, Мии-сан, как насчёт интрижки со мной?

— Мне хватает жены.

— То есть ты враг рода человеческого? Уровень куриного помёта. Ну, тогда я стану третьим номером.

— Этот номер недоступен навсегда, так что прошу воздержаться.

— А ты интересный человек. В кого же ты такой?

— Ходит слух, что я похож на соседского ребёнка.

— Просто восхитительная мыльная опера. Если сейчас же не признаешься, я арестую тебя за оскорбление Его величества.

— Не согласен, Камиясиро-сан. Я бы считал отца единственным папочкой, даже если в ДНК нашлись бы различия.

— Похоже, ты наконец-то меня разозлил.

— Однако же вы смеётесь без передышки.

— Я украду твою девушку.

— Мне страшно.

— Если конкретно, то я начну с шутки о доставке на дом. По результативности эта стратегия в высшей лиге.

— Тогда я скажу жене остерегаться всех посторонних.

— Как недружелюбно, Мии-сан. Значит, я вскоре навещу вас. Я давно искала возможности поговорить с Маю-тян, так что убью двух зайцев одним выстрелом, два дела разом.

— Понял вас... Пожалуй, я отвечу на ваш пыл и встречусь с вами. Но прошу держать это в секрете от жены.

— Как говорится, всё тайное становится явным.

— А кстати, Камиясиро-сан, мы с вами раньше не встречались?

— Весьма примитивный подкат.

— Нет-нет. Я хорошо помню, что недавно слышал ваш прекрасный голос.

— Ах да, я тоже об этом подумала. Я влюбилась сразу же, как услышала тебя!

— Влюблённость по голосу? Остерегайтесь торговцев по телефону.

— Где назначим встречу?

— В месте, которое нельзя изменить.

— Хорошо. Пока-пока.

Звонок оборвался.

Через две секунды телефон зазвонил снова.

— В кафе на третьем этаже универмага рядом с домом Маю-тян, на выходных, в одиннадцать часов.

— Тот, что у станции? Хорошо. Тогда на этом всё.

Я положил трубку.

— Ну вот…

Школьная поездка всего через неделю, но всё как всегда.

Ещё ни разу в жизни дела у меня не шли как надо.

Положив трубку, я открыл перегородку комнаты в японском стиле. Чувствовалось, что наступает зима — внутри понемногу становилось всё холоднее.

— С в-возвращением.

— С возвращением.

Двое детей, остающихся в этой комнате — как будто всё так и должно быть — оторвались от манги и поприветствовали меня. У стены возвышалась гора томиков, позаимствованных у сенсея. Поприветствовав детей в ответ, я задвинул перегородку и уселся перед ними.

Схватив попавшийся под руку томик, я открыл его на случайной странице. За то время, пока мои глаза проглядывали страницу, сам я предпочёл информации из внешнего мира внутренние мысли. Говоря точнее — погрузился в размышления.

Камиясиро Нацуки. Следователь полиции. Мечтала стать детективом с раннего детства. Характер неопределённый, вечно крутится между правдой и ложью. Одноклассница сенсея. Проще говоря, в этом году ей исполнится тридцать один. Больше никакой информации у меня нет. А ещё сенсей говорила, что она «чуть-чуть» похожа на меня.

Впрочем, смотря на Землю с Луны, людей разглядеть невозможно, так что определить, похожа она на меня на самом деле или нет, будет сложно. Но после разговора у меня сложилось впечатление, скорее даже убеждённость: она непростой человек.

И вот с такой замечательной персоной я встречаюсь в кафе на выходных. Ну и что же у меня должно застучать быстрее?

— Сестрица спит?

Я повернул голову на голос Коты-куна, захлопнул томик манги обеими руками, после чего ответил:

— Нет, она спорит с классным руководителем.

Андзу-тян тоже подняла взгляд и удивлённо склонила голову. В последнее время она всё чаще вела себя как ребёнок.

— Она требует, чтобы во время школьной поездки мы с ней оставались в одной комнате. Я предупредил, что это бесполезно, но доказывать ей — что об стенку горох, поэтому я оставил её там и вернулся домой.

Маю настолько погрузилась в собственный эгоизм — эту якобы «дискуссию» — что совсем не заметила моего исчезновения.

— А-а… Оставил, значит? — каким-то странным тоном спросил Кота-кун.

— Что-то не так?

— Ага. Вы ведь с ней всегда вместе, — ответила Андзу-тян.

— Пожалуй, да, но…

Кота-кун тоже кивнул.

— Думаю, не стоит слишком её баловать.

Маю было немного… нет, чересчур эгоистичной. За три недели совместной жизни это стало слишком заметно.

Она дулась, когда я с ней не соглашался, а если я разговаривал с кем-то кроме Маю, то как только мы с ней оставались наедине, она сразу же впадала в ярость.

Больше всего Маю желала, чтобы я во всём подчинялся ей.

— В любом случае… я не могу быть с ней вечно. Скоро меня арестует полиция.

Поскольку уже было решено, что я преступник и рано или поздно предстану перед правосудием, мне было нужно, чтобы Маю заново научилась жить, полагаясь лишь на себя саму.

И для этого требовалось воспитать в ней не навыки и знания, а просто желание жить и решимость.

— …

Хватит ли Маю на это силы воли?

Но отложим пока этот вопрос. При слове «полиция» Кота-кун несколько виновато опустил плечи. Андзу-тян старательно смотрела куда угодно, но только не на меня. Похоже, дети были так добры от природы, что чувствовали за собой какую-то незаслуженную вину.

— Вам не стоит об этом беспокоиться. Всё-таки… Маю была виновата с самого начала.

А кстати, какой вообще смысл в этом похищении? Этот вопрос уже стал для моего мозга привычным, но я до сих пор забывал задать его самой Маю. Он был просто смехотворным — ерунда по сравнению с другими темами для разговоров и поддержанием нашей с Маю жизни.

— Между прочим, вы…

Я понял, что не знаю, как продолжить. Я почесал затылок и взял себя в руки.

Прошло три недели. Проще говоря, пятнадцать дней, когда мы с Маю уходили из дома в школу, эти дети могли во весь голос звать на помощь. Судя по изученным мной планам жилого комплекса, его стены действительно были звукоизолированными. Однако в отличие от спальни, где кричала Маю, комната в японском стиле была отделена от соседней квартиры только одной стеной. Другими словами, дети могли выбраться, не пошевелив и пальцем. Оковы, прикрепляющие их ноги к колонне, были абсолютно бесполезны и служили лишь украшением. Интересно, для цепей это похвала или наоборот?.

Но дети до сих пор смиренно терпели своё нынешнее положение.

Впрочем, я и сам безо всяких на то оснований решил, что они не станут пытаться убежать, и не стал предпринимать никаких мер.

Необъяснимое похищение. Впрочем, смысла объяснять, что творится в голове похитителя, в любом случае нет, ведь так?

— Эм, а что насчёт нас?

В ответ я неопределенно махнул рукой и сказал, что ничего особенного.

— В любом случае преступление будет осуждено. Безусловно.

Правда, если оно будет признано преступлением.

Если не будет, то так даже и лучше. Для всех.

Если добиться этого не удастся, то я буду осуждён или публично, или в частном порядке.

Точно так же, как восемь лет назад.

— …

Хотя с того времени прошло, по грубым прикидкам, больше семидесяти тысяч часов, я помню жизнь в заключении в мельчайших деталях, ни одна не пропала.

Пусть даже существует множество событий куда более жестоких, чем произошедшее — даже наверняка, — но я уже никогда в жизни не почувствую себя более жалким, чем тогда.

О-ох, я хочу получить прибор для устранения душевных травм, даже если мне пришлось бы прыгнуть за ним в самый дальний уголок космоса. [3]

— Эй-эй, — по-дружески окликнула меня Андзу-тян.

Осознав, что рациональней будет забросить саму душевную травму в дальний уголок космоса, я посмотрел на Андзу-тян.

— А разве можно оставлять сестрицу одну?

С этими словами она указала на мою ладонь. Рана начинала зарастать.

— Мне трудно сказать, что можно.

Маю могла и напасть на Каминуму-сенсея, когда он ей откажет.

Я беспокоился о такой возможности ещё когда жал на кнопку этажа в лифте. Каминума-сенсей был ни на что не годным учителем, до конца придерживающимся принципа невмешательства и когда над кем-то издевались, и когда речь шла о будущем учеников, но если бы он сам получил какую-нибудь травму, то, скорее всего, поднял бы шум и пожаловался. Таким уж он был человеком. Хотя этот взрослый так действовал на нервы другим, что два или три удара могли бы сойти за самозащиту.

— Но всё будет в порядке. До определённой степени, конечно.

Даже если бы Маю обратилась к насилию, её психическая болезнь стала бы оружием. Пусть в худшем случае её бы госпитализировали — я не возражал бы и против такого исхода. Если рядом с Маю будут люди, которые её остановят, то пусть даже она не сможет жить сама, но как-нибудь справится.

Андзу-тян вскинула вверх указательный палец.

— А теперь ещё вопрос.

— О, чую великого детектива.

Андзу-тян, услышал это, недоуменно на меня посмотрела, но в итоге продолжила:

— Куда ты ходил прошлой ночью?

Я ощутил давление изнутри глаз. На мгновение взгляд заволокло плотной пеленой.

— А ещё Кота говорил, что несколько дней назад ты тоже выходил на улицу.

Я неловко покачал головой, словно разболтавшаяся от долгой службы камера наблюдения. Кота-кун нахмурился с таким видом, будто бы говорил: «Это очень загадочно».

— А, просто ходил в ближайший магазинчик.

В тот самый магазинчик, где для защиты от насекомых крутились электрические вентиляторы. В тридцати минутах пути отсюда.

— Там я купил себе бенто, чтобы перекусить поздней ночью. У меня период роста, так что мне надо питаться каждые полчаса.

Чтобы отвертеться от вопросов, я говорил всё, что только мог наимпровизировать:

— Говорят, что зовущий других дураком сам дурак. Предположим, что это верно. Однако это не значит, что тот, кого назвали дураком, дураком не является. Другими словами, если дурак, названный дураком, отвечает дураку, что тот дурак, то из этого получается целый фестиваль дурачества.

Я проговорил всё это без запинки, едва не прикусив язык. Своей дурацкой речью, лишённой всяких логических связей, я добился только ещё более озадаченных взглядов детских глаз — они расширились с размера желудя до неочищенного каштана. Ну и что мне делать, чтобы они не стали подозревать меня сильнее?

— Ох… мне нужно собираться в поездку.

Я торопливо попытался встать, однако Андзу-тян вытянулась, как в прыжке, и вцепилась в рукав школьной формы.

— Подозрительно, — заявила она и лукаво улыбнулась. Улыбалась она по-детски, но в изгибе губ чувствовалось что-то от Маю.

— Ничего подозрительного. Совсем ничего. И таинственного ничего нет. Я, знаете ли, друг одноклассника внука председателя районного совета, и поэтому каждую ночь выхожу на патруль, чтобы поймать убийцу. Я правда не лгу.

— …Твою ложь так легко распознать, брат, — заметил Кота-кун. Его чёлка отросла ещё сильнее, и из-под этой завесы он с радостным видом наблюдал, как его сестра играет с одним из похитителей.

Неужели он ни секунды не думал о том, что я могу причинить какое-то зло его драгоценной сестрёнке? Я чуть не растерял яд, скопившийся в моём сердце.

Невинное доверие способно мучить душу подобно прикосновению к обгоревшей на солнце коже.

— Эй, как тебя зовут? — с очень серьёзным видом, совершенно не подразумевающим огромного интереса, задала «В»опрос Андзу-тян.

— Эх… меня?

— Здесь есть кто-то ещё?

— А может, и есть…

Просто на всякий случай я уцепился за смутную надежду и осмотрелся вокруг. Судя по всему, никакой паразит-джентльмен не собирался вылезать из меня и, протягивая руку помощи, кричать: «Я назову вам своё имя!»

— Я же спрашиваю только о том, как тебя зовут, в чём дело? — Андзу-тян поторопила медлящего с «О»тветом человека.

Я подумал, что если отвечу чем-то вроде «Сек-рет», то она меня стукнет, поэтому сдался и решил побыть честным человеком.

— Мне не слишком нравится своё имя. Мне оно не идёт, поэтому я очень смущаюсь и когда представлюсь, и когда меня называют им. Поэтому я не слишком хочу его называть. Извини.

Я положил руку на её волосы, которые, видимо, благодаря ежедневному промыванию горячей водой, более-менее перестали быть скользкими. Кота-кун шикнул на сестру, и та с неловким видом ответила:

— Хорошо. Не особенно-то я и хотела знать.

После этого она без сожалений отступила назад, за что я был ей очень благодарен.

Вздохнув, я убрал руки за спину и посмотрел на потолок.

— …Надо достать сумку и начать собираться.

А кстати, что сделать с детьми на время путешествия? Наверное, надо убрать оковы? Если заранее накупить еды и сказать им не отвечать на звонки и не открывать дверь, то они и сами отлично проживут… Нет, постойте-ка. Я уже на это согласен? И правда можно так поступить?

Получается, это уже и не похищение, а просто проживание?

— Хм…

Всё шло совсем не так, как я думал.

Но это было по-своему приятно.

Через тридцать минут после этого раздались звуки, какими сопровождается возвращение хозяина домой.

Как раз в этот момент мы с Андзу-тян тянули друг друга за щёки, обдумывая самые глубокие философские принципы.

Вместе со звуком шагов, который передавал способную пробить даже пол силу духа, она появилась у меня за спиной.

— Ш вожвращением, Маа-чан.

Обернувшись, я увидел Маю, которая не улыбалась вообще, и мне хотелось, чтобы у неё хотя бы мелькнула улыбка.

Она не надувала щёки, как ребёнок, и всем видом напоминала статую, точно так же, как во время сна.

Так и не огласив комнату своим беззаботным голоском, Маю схватила меня за шею, а затем потащила за собой прямо вместе с цепляющейся за мои щёки Андзу-тян. Не успев отреагировать на столь внезапное действие, я больно ударился головой об порог. При этом Андзу-тян тоже упала прямо на меня. Её локоть впился в солнечное сплетение, выбив из моих лёгких весь воздух.

— Ой, т-ты в порядке? — отпустив мои щёки, взволнованно спросила Андзу-тян.

В ответ я попытался показать, что цел, подняв большой палец, но поднял указательный, чем явно продемонстрировал, что совсем не в порядке. В итоге я нехотя заявил вслух: «В порядке».

— Ух, я пойду сам, отпусти уже.

Моя шутливая просьба осталась проигнорированной, в наказание меня просто вытащили из комнаты. Я ударился задом об порог, а локтем врезался в перегородку. Когда я таким образом покидал комнату, я встретил до странности грустный из-за разлуки взгляд Андзу-тян, но в моём запасе не было подходящих слов.

Рядом со столиком в гостиной меня отпустили. Я поправил воротник и предложил кислой Маю сесть.

— Ты чего злишься?

Причина была очевидна, но я притворился дурачком. Маю, конечно же, сказала:

— Ну почему нельзя? Я совсем не понимаю!

Едва договорив, она бросила сумку в сторону. Сумка столкнулась с полкой, на которой стоял телефон. От удара лежавшее поблизости стеклянное украшение в форме сферы спрыгнуло, совершая самоубийство, и красочно раскололось.

— Ну, распределение по группам прошло месяц назад.

Я встретил разгневанную Маю лицом к лицу.

— Ты же не ударила классного руководителя?

— Месяц… И правда. Мии-кун должен был явиться ко мне побыстрее!

Не ответив на мой вопрос, она разбрызгала ещё больше нелепой ярости.

…У меня не возникло желания ей возражать.

— Прости.

Я опустил голову. Головы полезны только для того, чтобы опускать их, бить ими, думать и есть. Ими можно воспользоваться, только если возникает шанс.

Конечно же, Маю нельзя было этим удовлетворить, но…

Я просто впал бы в депрессию, если бы мы продолжили этот непродуктивный разговор, поэтому я попытался сменить тему, прекрасно понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет.

— Завтра я выйду по делу.

— Я с тобой.

Не спросив ни причины, ни места, ни цели, Маю просто решила сопровождать меня.

Ну и чего стоит такой поступок?

— Туда я должен пойти один, я не могу взять тебя с собой.

Маю пронзила меня острым, как иголка, взглядом. Но я не мог взять её с собой. Как не мог и рассказать ей детали — чтобы сохранить нашу мирную жизнь. Если бы я сказал, что встречусь с представителем полиции, то лишь раздул бы беспокойство Маю, а если бы она узнала, что я жду веселого свидания с женщиной постарше, то она обезглавила бы меня на месте.

— Я загляну к дяде. Я пообещал заходить к нему, чтобы он разрешил жить с тобой. К вечеру вернусь.

Одно из этого — ложь.

— И почему мне нельзя пойти с тобой?

Маю надула щёки. Это был признак того, что её гнев немного отступил.

— Потому что начнётся ссора. Тётя против того, чтобы я жил здесь. Дядя делает вид, что понимает меня, но на самом деле он тоже против.

А вот это правда. Всё было настолько очевидно, что мне не требовалась способность видеть будущее, чтобы предполагать такой исход. Я не хотел позволять им встретиться даже раз в жизни.

Я усадил Маю на колени и обнял её, она, не сопротивляясь, уместилась между моих рук. Я погладил её по волосам, нашёл коричневую прядь, ухватил её пальцами и стал играть с ней.

— Хоть мы и не будем жить в одной комнате во время поездки, но мы можем вместе веселиться.

К тому же других людей, с которыми я мог делать что-то вместе, нет. А-ха-ха-ха.

…Мне совсем не смешно.

— Мы уже живём вместе, так что… можешь немножко потерпеть, ладно?

Я легонько, будто успокаивая ребёнка, хлопнул Маю по спине. Сезон зимней формы наконец-то подошёл, и Маю перестала потеть даже в длинных рукавах. Я вдохнул её запах. Этим ароматом вполне можно было заменить ладан.

— …Хорошо. Я потерплю.

Для эгоистичной девушки это был предельно возможный компромисс.

Маю плотно уткнулась лицом мне в плечо и обхватила руками мои лопатки.

Некоторое время мы молча обнимали друг друга.

Так прошло примерно десять минут.

— …Ну что, давай приберёмся.

Совесть члена комитета по уборке настаивала на том, что надо убрать осколки стекла. Я попытался поставить Маю на пол и подняться.

— Я всё сделаю.

— Нет, это опасно, позволь мне!

— Всё нормально! Спи, Мии-кун!

Любящая чистоту, но ненавидящая уборку леди Маю в хорошем расположении духа ускакала на кухню. Похоже, по пути она упала и ударилась локтем об стену, поскольку мне послышался глухой звук, но спустя несколько секунд Маю вернулась.

В руках она держала тарелку и бамбуковые палочки, которыми и принялась собирать разбитое стекло.

Из-за отсутствия чувства расстояния ей приходилось прикладывать огромные усилия даже для крупных осколков.

— Мне помочь?

— Мряу!

После такой угрозы я решил ограничиться предупреждением: «не подбирай их руками».

А затем я растянулся прямо на полу.

Деревянный пол был жёстким, от него тянуло холодом.

Но мне было до странности приятно.

Разглядывая потолок со свисавшей с него дешёвенькой лампой, я прокручивал в голове разные мысли.

Я обдумывал сказанную ложь…

Я воображал встречу с Камиясиро Нацуки…

И когда я уже собрался поразмышлять о жертвах убийств…

То опустил веки, будто прогоняя все мысли вообще.

Чувство тепла от рук Маю растворилось в холоде пола.

И вот наступило воскресенье.

Шёл проливной дождь.

Чудесный ливень.

Несмотря на прогноз о том, что после полудня погода станет ясной, даже сам ведущий сомневался в таком заявлении.

— Эй, тебе же не обязательно идти сегодня, а? — бросив короткий взгляд на стену воды за окном, предложила Маю, проснувшаяся вопреки обыкновению раньше половины десятого.

— …Нет. Мне нужно сходить туда до школьной поездки, — мягко отказался я и оделся.

Маю со смиренным видом неподвижно стояла на месте.

Поскольку, по моим оценкам, до универмага, назначенного местом встречи, мне нужно было добираться сорок с чем-то минут, я должен был выйти из дома около десяти часов. Позаимствовав у Маю чёрный складной зонт, я пошёл к выходу.

— Ох, подожди секундочку, — остановила меня Маю, когда я собрался надеть заметно грязную обувь.

После этого она густо намазала губы помадой.

Я удивлённо склонил голову набок. Не обратив на это никакого внимания, она присосалась измазанными помадой губами к моей щеке.

Присосалась так плотно, что мне показалось, будто кожа вот-вот оторвётся.

— Эй, больно.

Маю отодвинула губы. Затем, взглянув на мою щёку, удовлетворённо улыбнулась.

— Стирать нельзя!

— …Даже слюну?

— Не-льзя!

Откинув мою руку в сторону, Маю поднесла мне зеркальце.

На моей щеке отпечатался след поцелуя, цвет которого был немного гуще, чем у губ Маю.

А ещё в зеркале отразилась стекавшая по щеке к подбородку струйка слюны.

— …Я пошёл.

— Пока-пока.

Я вышел из квартиры, принуждённый демонстрировать свой позор всему миру.

До универмага у станции я добрался в десять сорок пять. Дорога была настолько покрыта лужами, что можно было замерять уровень воды — при каждом шаге она проникала в обувь вплоть до носков.

Несмотря на название «универмаг», здание было пропитано душком захолустья. Его размеры были настолько малы, что если бы универмаг поставили в один ряд с городскими высотками, то он сжался бы как запуганный ребёнок.

И хотя это был просто универмаг, под его навесами от дождя собралась толпа мужчин и женщин всех возрастов, чему я был очень удивлен.

Я смахнул воду с зонта и сложил его, после чего прошёл сквозь автоматические двери. Меня встретили весёлая музыка, совсем не подходящий к погоде снаружи яркий свет и сладковатый запах.

Я убрал зонт в пластиковую сумку, встал перед информационным табло, потом огляделся по сторонам. Так я обнаружил источник сладкого запаха. Им оказалась лавка, в которой торговали продуктами, полученными путём замешивания пшеничной муки или другого источника крахмала в воде, брожения после добавления дрожжей, и, наконец, выпечки, короче говоря — пекарня. Судя по всему, на первом этаже была обустроена зона продажи продовольствия.

Затем мой взгляд остановился на одном странном посетителе этой самой пекарни.

Это была молча поедающая бесплатные образцы женщина, вид которой или заметно притягивал к ней внимание, или так же заметно отгонял его.

На ней была футболка с длинными рукавами и узором из пяти поперечных чёрно-белых полос. Дизайн юбки был точно таким же. Футболка была заметно велика ей, поэтому на открытом правом плече выглядывала тесёмка нижнего белья. Вдобавок ко всему перечисленному, внимание привлекали её бледные, почти кажущиеся почти белыми светлые волосы, скреплённые на затылке какой-то доисторической фигурной заколкой.

Похоже, этой женщине нравился зеленоватый хлеб со шпинатом. Она не собирала его в лоток и ни в коем случае не планировала тратить деньги на кассе, но уничтожала крошечные бесплатные образцы один за другим. Причём с такой энергией, что даже если бы она по ошибке перешла на настоящий товар, вряд ли кто-нибудь решился бы ей возразить.

Хоть я и сочувствовал продавцу, который отчаянно оглядывался по сторонам в мольбе о помощи от добрых людей, я всё же попытался отвернуться, но в этот момент…

Женщина резко повернулась в мою сторону.

Отправив содержимое набитого рта в безвозвратное путешествие до желудка, она привела себя в порядок.

Схватив прислонённый к стойке жёлтый зонт, женщина, размахивая сумочкой, лёгкой походкой приблизилась ко мне. Её синие кроссовки выглядели абсолютно сухими, и она ни разу не шаркнула по полу.

— О, привет. Я Камиясиро Нацуки.

Встав передо мной, оно поклонилась с мягкой улыбкой на лице. Видимо, она заранее поинтересовалась внешним видом «Мии-сана». Естественно, пожалуй.

— Привет, я Мии, — кое-как поприветствовал я следователя, одетую в подобие тюремной робы.

После чего принялся невоспитанно восхищаться её внешним видом.

Дожидавшаяся меня женщина выделялась не только одеждой, её лицо было ещё более необычными.

Но дело было не в тонком носе, узких глазах-щёлочках, в которых сиял тусклый блеск, и других подобных чертах.

Она была слишком молода.

Сколько я ни смотрел, она выглядела как человек одного со мной возраста. Или макияж был сравним с чёрной магией, или Койби-сенсей много раз оставалась на второй год, или же эта женщина омолаживала клетки особыми дыхательными техниками.[4]— Моему лицу чего-то не хватает? — испытующим тоном задала вопрос Нацуки-сан, поправляя упавшую на глаза чёлку.

— Ну… не хватает артистизма. Хотелось бы чего-то поавангарднее.

— Творческий взгляд. Как раз такого и ждёшь от человека, который дерзко разгуливает по улицам со следом поцелуя на щеке.

— А, вы об этом? Профессиональное заболевание.

Я приложил пальцы к щеке, как будто закрывая след поцелуя от взгляда Нацуки-сан. Я, третьесортный человек без чести и сочувствия, не решился стереть его. Даже если кто-то спросит меня о причинах, то их нет. Но если уж я буду вынужден ответить, то это потому что я горю тем самым чувством. Впрочем, это ложь.

— Да вы и сами хороши, госпожа следователь, нахально едите не только образцы на пробу, но и хлеб с полок безо всякой оплаты. Выглядит так, будто вы неправильно понимаете положенные вам права.

Улыбка Нацуки-сан не дрогнула, но её глаза грустно опустились вниз.

— Сегодня с утра я так волновалась о том, придёшь ли ты, что мне кусок в горло не лез.

— И поэтому вы съели хлеб? Логично.

— Ох, ты мне льстишь?

На этих словах Нацуки-сан залилась смехом домохозяйки из закрывающего ролика одного известного во всей стране аниме. Казалось, что она в любой момент плюнет на ход разговора и начнёт играть в камень-ножницы-бумагу.[5]

Прервав беседу, мы с Нацуки-сан проигнорировали укоризненный взгляд со стороны прилавка и направились к лифту. К своему стыду должен признаться, что в этом универмаге я находился впервые, поэтому позволил Нацуки-сан, уверенно шагающей вперёд, указывать путь.

Почти не разговаривая друг с другом, мы прибыли на третий этаж и бок о бок вошли в назначенное местом встречи кафе. Погода за окном в сочетании с интерьером кафе, основным цветом которого был белый, создавали ощущение монохромности мира.

— Так тут и в самом деле есть кафе.

Нацуки-сан, не стесняясь, показала отсутствие у себя способности к планированию. Действительно ли у неё был ветер в голове, или же она просто шутила, определить мне было трудно.

Воткнув зонты в стойку, мы прошли вглубь кафе, где я отодвинул тёмно-коричневый стул и уселся за стол.

— А ведь неплохой выходной день. Пока мой одноклассник тренируется до седьмого пота, теряя столько соли, что с ней можно провести обряд экзорцизма, да ещё и в компании бессмысленно надменного и горячего главы клуба, я иду на свидание с красивой женщиной.

Победа моя, Канэко! А впрочем, когда он вместе с Сугаварой набирал новичков в клуб, то приманивал их, говоря о возможности подглядывать за женской раздевалкой. Если это правда, то я уже не смогу назвать плюсов у свидания с вот этой красивой, но подозрительной дамочкой непонятного возраста, и наш с ним матч закончится вничью.

— Хо-хо, если ты будешь так ворковать со мной, то Койби рассердится.

— Сенсей рассердится?

До того, как мы с Нацуки-сан закончили перекидываться вопросами и ответами, к нам подошёл официант с водой и влажными полотенцами. Он бросил короткий, но полный подозрения взгляд на появившийся по работе след от помады в форме губ у меня на щеке, но к тому моменту, когда он приготовился принять заказ, на лице у него повисла вежливая улыбка. Его профессионализм произвёл на меня приятное впечатление.

— Мне горячий шоколад, а вам, Камиясиро-сан…

— Нет-нет, мне идеально подойдёт то фамильярное прозвище, каким ты пользуешься во внутренних монологах.

— Воспользуюсь вашим щедрым предложением. Что будете заказывать, Джеронимо-сан?

Джеронимо-сан изящно прикрыла рот рукой.

— Карри с котлетами, одну порцию, пожалуйста.

Что? Когда она успела поменяться местами с человеком, обжиравшим пекарню?

Официант, не снимая улыбки, принял заказ и ушёл на кухню.

— Ну так что там с сенсеем?..

Нацуки-сан сдержанно улыбнулась.

— А, я имела в виду, что она будет завидовать. Ты ведь её любимчик с очень давних пор. Если вспомнить, Койби впервые влюбилась в третьем классе старшей школы, а вот парень был из средней.

— Ну хоть не из начальной.

— Но самое поразительное в том, что он нравился ещё одной девушке из старшей школы, так что получилось нечто вроде любовного треугольника. Весёлая школьная жизнь была.

Скорее возмутительная, чем весёлая.

Нацуки-сан глотнула воды и утёрла губы полотенцем.

— Мы с тобой оба молоды, Мии-сан. А значит, есть всего одно дело, которым нам нужно заняться.

— Вы правы.

Я не мог понять японский тридцати с чем-то летней женщины, но сделал вид, что понимаю, и согласился.

— Какие у тебя хобби, Мии-сан?

— Немного люблю побыть скрытой камерой влюблённости.

— Ого, ты весьма утончённый, — с элегантной улыбкой заметила Нацуки-сан. — А ещё тебе нравится блуждать по ночам? — не убирая с лица улыбку, с абсолютным спокойствием заявила она.

Глаза должны говорить о человеке не меньше слов, но она опустила веки, помешав мне узнать хоть что-то.

— Ну, я же, в конце концов, деревенский жулик, — выдал я подходящий ответ.

В ту же секунду, словно бы заставив меня дать какое-то обещание, Нацуки-сан триумфально выставила вперёд указательный палец.

— Протестую! Мы не в суде, так что доказательства мне не нужны. Мии-сан, лгать запрещено.

Ну и как я должен это понимать? В широком смысле или только о том, что я сейчас сказал?

Словно бы требуя внимания от меня, желающего погрузиться в размышления, Нацуки-сан заявила:

— Ты деревенский хулиган.

— …Вы недаром следователь. Так хорошо осведомлены.

Я немного приподнял руки, признавая поражение.

— Тогда, может, в качестве наказания расскажешь мне настоящую причину для вечерних прогулок?

Настоящую причину, да?

Я ухватился за стакан с водой и сделал глоток, одновременно бросив короткий взгляд на вид за окном.

Не имело значения, сказал бы я правду или ложь, эта женщина не собиралась мне верить.

В любом случае её мозг подозревал во мне убийцу.

Она желала получить от меня не свидетельства о настоящем положении вещей, а поведение, рождённое изо лжи.

— Так и быть. Я расскажу об этом, но только вам, Нацуки-сан.

— А разве не Джеронимо? — заметила Нацуки-сан, а затем достала из сумочки трубку и закурила.

В воздухе поплыл неприятный, вызывающий у меня мурашки запах мяты.

— Ах да, тебе же не нравятся мята?

— Да, сильно.

— Тогда я уберу? — вежливо спросив у меня разрешения, спрятала трубку Нацуки-сан.

Наверно, таким косвенным способом она показала, что знает обо мне всё, вплоть до настолько незначительных деталей.

Дождавшись, пока запах рассеется, я начал говорить:

— У моих ночных прогулок ровно одна причина — я должен поймать убийцу.

— Хо-хо, так ты у нас сторонник правосудия, Мии-сан?

— Да, именно так. Я пять раз в неделю меняю местоположение, чем помогаю обществу, — продолжал безрезультатно отбиваться я.

Я не собирался совершать глупость вроде искреннего разговора с вот такой женщиной.

— Задача протагониста — развеять нависшее над ним подозрение своими собственными руками.

Правда, я не протагонист.

Веки Нацуки-сан едва заметно вздрогнули.

— Подозрение?

— То, которое вы, Нацуки-сан… прошу прощения, Джеронимо-сан, ощущаете по отношению ко мне.

Нацуки-сан нахмурила лоб, но всё же улыбнулась. Похоже, она не заготовила никаких других выражений лица, кроме улыбки. Мне кажется, если пытаться выразить весь спектр человеческих эмоций через улыбку, то мышцы лица будут болеть круглый год.

— Я?.. Ну, я тебя не ненавижу, так что давай остановимся на слове «сомнение».

— Спасибо на этом. Мои чувства к вам столь глубоки, что я готов принять вас своим номером ноль.

— Очень рада столь высоким чувствам. И все же сомнение, так? Что бы это могло значить?..

Закончив неясную фразу, Нацуки-сан приложила руку к щеке и невинно наклонила голову.

Значит, она настолько не доверяет мне, что может мысленно бормотать: «Это уже не сомнение, а убеждённость»?

— Не знаю. Может, оставим всё как есть?

Я сел поудобнее и откинулся на спинку стула. Сидящая ровно напротив Нацуки-сан внимательно наблюдала за мной. Мы уставились друг другу в глаза. Я смотрел на неё, думая: «Не могли бы вы обратиться в камень?»

— …Э-хе-хе, каким бы деревенским бездельником ты ни был, вот так разглядывать партнёра на свидании — это немного…

— Э, а… прошу прощения. Случайно загляделся на вашу чёлку…

— Ничего-ничего.

Нацуки-сан покачала головой, после чего продолжила:

— Пожалуй, с этим ничего не поделать… Я отлично знаю о твоей нелюбви к полиции. В конце концов, в том инциденте восемь лет назад полиция тоже зашла в тупик, а ты вроде бы положил ему конец.

Нечто взбурлило у меня в животе.

Смочив губы водой из стакана, я попытался подавить бунт.

Восемь лет назад, да?

Значит, она собирается копать оттуда?

— Это ведь ты позвонил в полицию, Мии-сан, верно?

— Да? Я помню только, как по ошибке набрал службу точного времени.

Обратив на мои слова не больше внимания, чем на шум дождя, Нацуки-сан продолжила:

— Ты был таким храбрым. Вокруг лежали трупы и раненые, но ты спокойно убежал и сообщил обо всём. И кстати, ты потом сказал, что твои воспоминания о тех события довольно размытые, но… может быть, ты сумел хоть немного их уложить?

— Я пытаюсь их уложить, но, похоже, некоторые страницы с воспоминаниями уже исчезли. Восстановлению не подлежат.

— Ты не можешь вспомнить, кто тогда был убийцей?

— Да, вообще не могу. Разве там было не самоубийство с таким чудесным мотивом, как раскаяние?

Впрочем, это ложь. Я прекрасно осознаю, что те люди были бесконечно далеки от столь достойных поступков.

— Вот как?.. Действительно, от попыток вспомнить через силу ничего хорошего не произойдёт. У нас есть плохой прецедент с Мисоно Маю-тян, — голосом подчёркивая трагичность, продолжила разыгрывать представление Нацуки-сан, при этом упомянув чрезмерно неприятное имя.

Однако я никак не отреагировал, поэтому она тоже перестала упоминать Маю и вдруг сказала:

— А кстати, насчёт недавних убийств…

Резко вернувшись к обычной улыбке, Нацуки сан заявила:

— Преступник — старшеклассник.

Не просто школьник, а именно старшеклассник?

— Какие у вас основания для такого утверждения?

— Ну… Для начала, на школьника указывает время совершения преступлений.

— Похоже на клише.

— Девять убийств совершены поздно вечером по будням и в разное время дня на выходных. Чаще всего они происходили на выходных, сразу после полудня… Даже слишком легко всё понять, не так ли?

— А как насчёт версии о том, что кто-то притворяется учеником?

Нацуки-сан приоткрыла глаза и слегка пожала плечами. Движения как у куклы.

— Действительно, такой вариант тоже следует рассмотреть. Однако на самом ли деле этот преступник настолько предусмотрительный? Он много раз подряд притворился школьником, и даже после того, как меры предосторожности были усилены, не изменил этому принципу… Если он подумал об отыгрыше роли, то должен был учесть и минусы от продолжения убийств в одной и той же манере.

— Тут вы правы.

Я и сам не до конца понимал, с чем сейчас соглашаюсь.

— Судя по многочисленным повреждениям тел, очевидно, что преступник имеет склонность к садизму. Однако есть и совершенно нетронутые жертвы. Видимо, у нашего убийцы довольно половинчатый характер, ты не находишь?

— Кто знает, мне такого не понять.

— Этот нонконформист совершает убийства без осторожности и размышлений, просто как часть повседневной жизни. Очевидно, что преступник не обдумывает убийства и, естественно, он не обращает внимания на время для их совершения. Он убивает просто когда позволяют обстоятельства, когда появляется свободное время, к примеру, когда идёт в магазин. Вот таким я представляю себе психологический профиль школьника, который является преступником, — проигнорировав мой ответ, устроила сольное выступление Нацуки-сан.

И к тому же в пример она привела поход в магазин?

Похоже, эта женщина раскопала обо мне всё от начала и до конца. Настоящие большие шишки принимают подобное с позитивным настроем, ведь у каждого мужчины найдётся один или два преследователя.

— Ты следишь за новостями? Хотя бы по газетам?

Слова предвещали смену темы. Я кивнул.

— Тогда ты, наверное, знаешь о последних двух случаях?

— Подробности мне неизвестны, но в целом да. Если мне не изменяет память, восьмой жертвой был председатель районного совета, а последней — ученик средней школы, у которого диагностировали нервный срыв.

Выслушав мой рассказ, Нацуки-сан легонько потянула себя за щёку, после чего на несколько секунд замолчала. Пока я ломал голову над причиной её молчания, она нагло разглядывала меня.

— …Что такое?

— Ты не устал всё время держать каменное лицо?

— Уверен, не спускать с лица улыбку намного тяжелее.

Я не помню, чтобы улыбнулся хоть раз за последние несколько лет.

Мы вернулись к главной теме.

— В этих двух жертвах внимание привлекает именно время преступления. Оба были убиты поздно вечером в выходной день. Однако семь предыдущих убийств произошли или вечером буднего дня, или в середине выходного, убийств в выходной вечером не было.

Ход мастера, королевская пешка на Е4.

Я настолько ощущал себя загнанным в угол, что буквально слышал стук от переставленной фигуры.

— Разумеется, если исходить из предположения, что преступник убивает в свободное время, то изменение очевидно… Проще говоря, за месяц, в течение которого произошли эти два убийства, обстоятельства его жизни изменились, верно?

— Пусть вы и сформулировали фразу как вопрос, но я затрудняюсь с ответом.

С лёгкой улыбкой на уголках губ моя собеседница извинилась.

— Чтобы поменять окружение в такой период времени, нужно быть весьма необычным человеком, не так ли? Вот такой он, наш преступник.

Она говорила так, будто слово «преступник» можно было заменить моим именем.

Нацуки-сан наконец дала отдых своему плетущему паутину из слов рту. Похоже, она замолчала из-за официанта, который принёс горячий шоколад. Хотя это был не её заказ, она слегка поклонилась.

Поднеся белую чашку ко рту, я отпил с краешка.

— Ты ведь любишь горячий шоколад? — убедившись, что официант ушёл, снова заговорила Нацуки-сан.

— Вы узнали об этом от сенсея?

— Нет, от твоей тёти.

Она ни с того ни с сего упомянула очень неожиданного человека.

— По правде говоря, я знакома с твоими дядей и тётей. Связи между людьми в захолустье бывают весьма забавными.

Я промолчал.

— Они часто о тебе рассказывают. Последний раз они жаловались, что в будни много ночных смен, а на выходных ты постоянно куда-то уходишь, и поэтому у них мало возможностей пообщаться с тобой.

— Пожалуй, мне тоже стоит об этом пожалеть…

Меня насильно заставляли испытывать чувства овцы, которую овчарка направляет в загон.

Но где-то в глубине души я чувствовал радость от этой хитрой, полной умелых уловок торговли.

— А ещё они говорили, что по вечерам их нет дома, поэтому им трудно помешать твоим ночным прогулкам.

Фразы Нацуки-сан собирали шестнадцать кусков дешёвого пазла один за другим.

Хотя узор был абсолютно очевиден, она, словно в насмешку, действовала аккуратно и добросовестно.

— Впрочем, больше всего они беспокоились о твоём сожительстве с подружкой. Похоже, ты сутки напролёт проводишь со своей Мисоно Маю-тян. Как незамужней женщине мне ужасно завидно.

Она выложила последний фрагмент.

— Мне бы очень-очень хотелось услышать о распорядке жизни вот этой самой Мисоно Маю.

А это шах и мат.

Намерения этой женщины полностью очевидны. Она постоянно держит их обнажёнными. Поистине неприятно.

Я смочил пересохший рот скользким, как будто вспотевшим языком и заговорил:

— Вам ведь и так уже достаточно?

Мой взгляд забегал. Другими словами, я постарался отвести глаза. Дождь снаружи превратился в изморось.

— И правда, давай закончим с этой темой до того, как принесут карри.

Глаза Нацуки-сан, теперь матово-чёрные, ухватили самую мою суть.

Так подошёл к концу разговор, который был менее важным, чем обед.

— Преступник — ученик. В последнее время у него возникли ограничения. Он любит гулять по ночам… И наконец, Мии-сан, ты учишься в старшей школе.

— …Понятно.

Понятно.

Преступник — это я, и поэтому он должен быть старшеклассником?

Весьма эффективно.

— Хи-хи…

— У-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи.

И вдруг, одновременно…

Мы с Нацуки-сан, не сдерживая голоса, зашлись неприятным смехом.

Мой смешок был длинным.

Её — коротким.

Когда наши щёки заболели от смеха, а люди из-за соседнего стола сбежали в укрытие, Нацуки-сан подвела итог:

— Забавно поиграли в детективов.

— Ага. Я вдруг оказался под подозрением и чуть не сознался в преступлении, которого совсем за собой не помню.

Чувствуя необходимость выпустить скопившееся внутри необыкновенное удовольствие, я размял плечи.

От разговора с этой женщиной меня мучило какое-то абсурдное чувство, будто мы вдвоём играем в старую деву, однако при этом число карт уменьшается только у неё.

Оно было раздражающим, двусмысленным, развивающим ум, и самую малость, для привкуса, весёлым.

И забавным настолько, что хотелось смеяться.

Возможно, из-за того, что я не привык к смеху, мне захотелось пить. Смочив горло чуть переслащённым горячим шоколадом, я погрузился в отзвук наших пустых застольных теорий.

Да, всё это было не более чем игрой в рассуждения.

В конце концов, никаких доказательств нет.

Будь у полиции доказательства, Нацуки-сан не встречалась бы со мной в частном порядке, а мне бы пришлось противостоять ей официально, в комнате для допросов. И на столе тогда точно стоял бы не горячий шоколад, а кацудон.[6]Ноздри Нацуки-сан вздрогнули, поэтому я тоже принюхался: издалека тёк не вызывающий желания идти на компромисс запах карри, совершенно игнорировавший внутреннее убранство кафе.

— Может, выйдем во двор, когда закончим с обедом?

Я вежливо принял предложение Нацуки-сан, которое походило на свадебное интервью.

Скучную фразу вроде «а колючая проволока вокруг вашего двора натянута?» я оставил при себе.

Когда мы вышли из кафе, проницательная (как она сама считала) и красивая (это я признаю) леди сопроводила меня во «двор».

— Местный дайфуку такой вкусный.

— Западные сладости вон там. Там есть лавочка, где продают вкусный фруктовый джем.

— О, тут есть бесплатные образцы акафуку, вперёд.

«Двором» Нацуки-сан оказался ресторанный дворик.

Мы сделали круг, закупая и японские, и западные сладости и полуфабрикаты. А потом…

— Вы жили вместе с Койби-сенсей?

С закупленными в качестве угощения обаняки в руках мы встали у ограждения крыши.

Я забыл зонт в кафе, но дождь уже закончился, поэтому мне было лень за ним возвращаться.

— Да, когда училась в институте. Мы обе поступили в местный институт, поэтому, подумав о расходах на жизнь и наших развратных отношениях, решили жить вместе. Да, «развратных» — это я в хорошем смысле.

А у этого слова вообще есть такой смысл?

Нацуки-сан вытащила из сумочки на руке второй обаняки и запихнула его за шёку.

И прикрыла глаза, будто пережёвывала само воплощение счастья.

— Я удивлена, что ты согласился встретиться со мной вне дома. Значит, это для тебя предпочтительнее, чем позволить мне увидеть Маю-тян, — быстро проглотив обаняки, безразличным голосом спросила Нацуки-сан.

— А… Ну, если вы начнёте драться за меня, то возникнут проблемы.

Мне пришла в голову только такая, совсем неоригинальная отговорка.

Зная характер Нацуки-сан, я предположил, что она вежливо поблагодарит меня за проявленное беспокойство, но она, ни говоря не слова, пристально смотрела на меня. Похоже, у неё проСало желание продолжать состязание в хитрости между лисой не красного цвета и тануки, который не прибыл из будущего. В таком случае мне тоже стоит сказать пару слов правды, чтобы достигнуть своей цели.

— Теперь, когда мы остались наедине, я бы хотел кое-что у вас спросить.

— Что такое?

— По поводу пропавших брата и сестры. Их исчезновение в итоге было классифицировано как убийство? — попробовал я добиться ответа от сотрудницы полиции.

По какой-то причине меня переполнило ощущение дежавю, как во время школьной поездки на фабрику в младшей школе.

— Кто знает, — задумчиво склонив голову, ответила Нацуки-сан.

Я уже было подумал, что такой ответ был вполне ожидаем, ведь никто не будет раскрывать информацию подозреваемому, но…

— Честно говоря, есть вероятность, что брат и сестра Икэда сбежали из дома.

— Сбежали…

— Похоже, семья у них была не из лучших. Родители чуть ли не каждую ночь ругались друг с другом, втягивали детей, злились на них и потом били. Из-за этого они уже несколько раз сбегали, так что, возможно, сбежали и сейчас. Правда, этот побег немного затянулся.

— Несколько раз…

Эта информация заставила мой ленивый мозг работать.

Побег. Зона поисков. Случайный убийца.

Побег-поиски-убийца… Я совместил их, и что теперь?

Оставим это в стороне. Сейчас дело в другом.

Нужен способ разрешить ситуацию.

Метод получить наилучший результат наихудшими средствами.

Важна тень от деревьев. Дерево лучше всего прятать в лесу.

Если только отказаться от приверженности морали и этике, то ответ лежит в конце прямой.

— Прошло уже больше месяца. Их безопасность под вопросом. И неважно, побег это, убийство или похищение.

— Прискорбно, — выдал я шаблонный ответ, мысленно пережёвывая придуманный способ. Скидывание ответственности, принуждение, отношение к людям как к фигурам, недостоин зваться человеком. Пожалуй, если провести многослойный анализ, то откроется ещё больше возможностей для критики.

— Тебя это так беспокоит из-за твоего положения?

Может, мне уточнить, что она имеет в виду?

— Йесу, зетсу райто.

— Ох?

Полностью игнорируя моё искусное владение английским, начала играть популярная лет пять назад песня из пронзительных электронных звуков. Нацуки-сан достала из сумочки синий мобильник-раскладушку, открыла его и посмотрела на экран блокировки.

— Уже так поздно?..

Её слова прозвучали многозначительно, поэтому я тоже достал телефон и посмотрел на экран. С тех пор, как мы вышли из кафе, прошёл почти час, время было уже за половину первого.

— Прошу прощения, мне пора на работу, — извинилась Нацуки-сан.

Работа? И где же разрешают работать в таком виде?

— Вот как? Очень жаль, но тут уж ничего не поделать.

— Раз ты так рад, значит, наша встреча того стоила.

— Берегитесь полицейских машин, чтобы вас случайно не арестовали, — я выдал ей самый лучший совет, на какой был способен.

Нацуки-сан приняла его с улыбкой. Ух, какая чудесная атмосфера.

— Не дашь ли мне свой номер телефона?

Я с готовностью согласился и назвал одиннадцать цифр.

— Отлично, вот мой… Ну что, когда решишь сдаться, пожалуйста, сначала сознайся во всём мне. Буду ждать.

Нацуки-сан изящно поклонилась и быстро ушла.

Но вдруг развернулась, как если бы сидела во вращающемся кресле, и точно так же быстро, наступая ровно туда же, куда и в первый раз, вернулась ко мне.

— А это в частном порядке.

— Э?..

В одно мгновение она подошла вплотную ко мне и обняла мою голову. От неожиданности мои колени ослабли.

Моё лицо оказалось прижато к её груди, которую трудно было назвать пышной.

Этого ничто не предвещало, и теперь я не мог даже пошевелиться из-за неритмичных движений Нацуки-сан.

— Хм. Приятно пахнешь…

— Эм… разве можно делать такое с убийцей?

— Я задержала подозреваемого.

По её голосу было ясно, что она всей душой наслаждается происходящим.

По мне побежали мурашки.

Вопреки реакции отторжения моего тела, мои руки протянулись к спине Нацуки-сан, причём аккуратно, чтобы недоеденный обаняки не коснулся её одежды.

— …Хо?

— Ну правда же, не могу ведь я позволить, чтобы вас проткнули со спины…

Оправдание было совсем уж нескладным.

— Большое спасибо.

Не слишком крепко обнимая Нацуки-сан, я особенно ясно ощущал на её спине кости. Это ощущение совершенно не вязалось с телом человека, который в течение часа проглотил хлеб, карри с котлетами, фруктовый джем, акафуку, крекеры с креветками, пудинг из яиц курицы-силки[7], мацумаэдзукэ[8] и обаняки.

Нацуки-сан положила руку на мою голову. Проводя пальцами по волосам, она легонько чесала ногтями кожу. Мне казалось, что мурашки буквально выскакивают из меня наружу.

— …А сколько вы ещё будете меня задерживать?

— Ты под следствием. Да и ты сам не отпускаешь меня, Мии-сан.

— Ну, это потому… э-э…

Нацуки-сан рассмеялась. А потом…

— Навевает воспоминания.

— А?

Она убрала руки с моей головы, легко выскользнула из моих объятий и отступила на шаг.

Взглянув на то, как мне не удаётся скрыть смятение, она сжала губы и хитро встряхнула плечами.

— Такие, как ты, нравятся девушкам, — бросила напоследок Нацуки-сан и очень лёгкой походкой ушла с крыши, в этот раз окончательно.

— …У-у-у.

Я, постанывая, выпрямился, повернулся к ограждению, после чего некоторое время смотрел на в основном зелёные виды внизу.

Спустя примерно минуту я запоздало засмущался.

Я почесал шею пальцем.

Что это было? Она повесила на меня жучок? Или какое-то передающее устройство? А может, это был медосмотр?

В любом случае после возвращения надо бросить одежду в стирку, а самому принять ванну.

Ага, звучит неплохо.

Хватит прятать смущение.

Проглотив остатки обаняки, я обернулся.

Там стояла Маю.

Всё во мне полностью замерло.

Чёрный зонт, чёрный свитер, чёрная юбка, чёрные ботинки на высокой платформе, чёрная шляпа, чёрные волосы.

И так привлекающий к себе внимание вид, а вдобавок ко всему бледная кожа.

Там стояла Мисоно Маю.

То ли я, то ли Маю — кто-то из нас двинулся вперёд и приблизился на расстояние тридцати сантиметров.

То ли я, то ли Маю — кто-то из нас открыл рот и оттуда вылетели слова.

«Лжец» — произнёс кто-то.

Да, я лжец.

Щёлкнул переключатель.

В противоположную сторону, через силу.

— Ты следила?

Нечто внутри восстановилось. Это мои слова.

Маю молча занесла руку. Не ладонь, а сжатый кулак. Настолько медленно, что я мог понять — она собирается ударить. Она что, думает, что я не захочу уклоняться? Я, не сжимая зубов, хрипло сглотнул всё, что было во рту.

— Ты лгунья, Маа-тян.

Меня ударили. Сжатый кулак попал по щеке, задел передние зубы, разорвал кожу.

Ещё одна рана от рук Мисоно Маю.

— Весело было играть в детектива?

Меня снова ударили. Выглядывающие из-под низко надвинутой шляпы глаза казались каменными.

Кулак Маю был в красной крови и красной помаде. То, что нельзя было стирать, уничтожил тот же самый человек, кто нарисовал знак и приказал не стирать.

— ЧТО ЭТО?

— Не называй её «что». Она старше тебя.

Меня ударили в висок зонтом.

Всё не так, Маа-тян. Она собиралась раскопать твои грехи.

Так что тут нет и следа какой-то там неверности.

— Почему ты улыбаешься?

Не задавай такие вопросы.

— Ты никогда не улыбаешься, когда ты со мной.

— …

А, ясно.

Она… ревнует?

Да, это ревность. Чувство, которое я ненавижу.

Навевает воспоминания.

А-ха-ха-ха-ха-ха.

Я попытался рассмеяться.

Меня ударили.

Я обнял Маю.

Она толчком отбросила мои руки и отступила от меня.

— Ты пахнешь этой женщиной.

То есть она уже ощущала запах Камиясиро Нацуки?

Да, вполне может быть.

— Ты не Мии-кун.

— …Ясно.

Вот и всё.

Я… не Мии-кун?

Если я не добрый — я не Мии-кун.

Если я не провожу всё время с Маа-тян — я не Мии-кун.

Если я общаюсь с кем-то ещё — я не Мии-кун.

Значит, если я не Мии-кун — я не я?

— Понятно.

Я огляделся по сторонам.

Проволочная сетка.

Проволочная сетка?

Низковата.

Наверняка прецедентов не было, поэтому никто и не принимал специальных мер.

Я развернулся, склонил голову набок и посмотрел на Маю.

— Всё это было ради тебя. Я не смог остановиться, потому что ***лю тебя.

Впрочем, это ложь.

ВпрочемЭтоЛожьВПпроЧемэтоЛошьЛожлОжЬLozhЛöжжI()zh. ***кара-караЛ0жьЛёжьЛошЛожьЛожьЛожьЛожьУдалить.

Удалить-удалить-удалить.

Пробел-пробел, вернуть. Вернуть, вернуть, вернуть.

Впрочем, это ложь. Впрочем это ложь впрочем это ложь впрочем это ложь.

Вот оно. Да-да-да-да!

Впрочем, это ложь.

— Идиот.

Верно.

— Лжец.

Верно.

— Сдохни.

Верно.

— А?..

Поставив ногу и зацепившись руками за сетку, я подпрыгнул. Схватившись за самый верх ограждения, я подтянулся.

Поставив ноги на ограждение, я отбросил всё, за что держался в этом мире.

Не держась ни за что, я обернулся.

***мая

***мая

***мая

***мая

***мая

***мая Маа-тян непонимающе распахнула глаза.

Как ты думаешь, что сейчас произойдёт?

Ты скоро всё поймёшь, так что можешь не думать ни о чём.

Однако ты должна наблюдать.

Пожалуйста, побудь свидетелем и живи счастливо.

Здоровья, долгих лет и потом упокоиться с миром.

Чао.

— Пока-пока.

Прежде чем кто-либо успел хоть что-то сказать, я спрыгнул с пограничья.

Так началось время, когда я был свободен от оков — больше, чем когда-либо в жизни.

Я падал головой вниз.

Я бледнел.

Я слышал звуки неба.

А затем…

Ах да, я же забыл страховочный трос.

Я умер.

Десятая жертва: Вопрошающее убийство.

В этот раз по личным обстоятельствам преступник отдыхает.

Примечания переводчика:

1. Отсылка к манге "Кулак полярной звезды".

2. Отсылка к "Omae Wa Mou Shindeiru" из всё того же Кулака полярной звезды.

3. Отсылка. Космический крейсер Ямато из одноимённого аниме отправился в дальний уголок космоса за прибором для устранения радиации.

4. Отсылка к Jojo. Мастера особых дыхательных техник почти не стареют.

5. Отсылка к старому аниме "Садзаэ-сан", где домохозяйка из названия играет с аудиторией в камень-ножницы бумагу.

6. В Японии есть поверие, что если преступник съест перед допросом миску кацудона, то обязательно раскается.

7. Особая порода кур, названная по пушистому оперению, похожему на шёлк

8. Маринованное блюдо с Хоккайдо из района Мацумаэ