В ту ночь мне приснился сон. Темный, чужой лес, маленький мостик и раненый мужчина, издававший глухие стоны. Я пыталась восстановить в расплывшейся памяти его лицо и никак не могла это сделать. Но я была уверена, что узнала бы его среди тысячи. Я знала, что с этим чужим, но уже ставшим таким родным человеком у меня никогда не будет проблем. Нам будет хорошо вместе, с этим Александром, моим будущим мужем и названным отцом моего ребенка. Ничто не заменит его теплоту: ни шикарная квартира, ни самая дорогая машина, ни рестораны с отменной кухней, ни дорогие бутики с ультрамодной одеждой. Все потеряет свою ценность, если рядом не будет его. Он обязательно поймет, простит и пожалеет. А я положу свою голову на его колени и разревусь, потому что устала бороться с постоянной несправедливостью, бегать по замкнутому кругу. Я обрету настоящий покой. Он никогда не напомнит мне о моем прошлом. Он будет вести себя так, будто и не было этого прошлого, что оно его совершенно не беспокоит. Как и каждый мужчина, любящий женщину, он, конечно же, будет меня ревновать. Ревновать к тем, кто смотрит мне вслед и провожает восхищенным взглядом, но никогда, ни разу он не приревнует меня к моему прошлому. Ведь ни я, ни он не виноваты в том, что оно у меня было далеко не безоблачное. Он приложит все усилия для того, чтобы у меня было счастливое настоящее и, конечно же, будущее. А я сделаю все возможное, чтобы он никогда об этом не пожалел. Я всегда буду с ним, а не с прошлым.
Я проснулась и потерла глаза. На стуле, облокотившись о подоконник, мирно посапывала Галина. Она была похожа на маленькую спящую девочку. Нет, я ошибаюсь. Скорее, она мыла похожа на мальчика. Точно, на мальчика. И как же я сразу не поняла! Встав с кровати, я ощутила необычайную легкость оттого, что у меня больше не было живота. Я подошла к зеркалу. Странные противоречивые чувства охватили меня. Я смотрела и смотрела на свое лицо и не могла оторвать от него глаз. Я была другая, обновленная, будто рожденная заново. Только вот что-то случилось с глазами. Они погрустнели и заметно потускнели. Но ничего, это пройдет.
Я простила себя, откинула все плохое и улыбнулась своему отражению. В моей жизни появилась маленькая доченька. Все изменилось, а мое страшное заболевание с таким ужасным диагнозом, как отсутствие радости жизни, прошло. Теперь с появлением этого маленького чуда я смогу любить и быть любимой еще таким крохотным, но уже таким прекрасным человечком. Значит, я смогу радоваться каждому лучику солнца, каждой росинке, каждому цветочку и каждой капельке дождя. Теперь я не одна. Теперь нас двое. А если я когда-нибудь доеду до улицы Академика Скрябина, нас будет трое. Получается, что и мои силы увеличатся ровно в три раза. Я смогу справиться со всеми своими проблемами, а с теми, с которыми не смогу, просто научусь жить. Я прощу всех. И тех, кто причинил мне боль и страдание, и тех, кто отказался оказать помощь, принять участие в моей судьбе. Самое главное, что с сегодняшнего дня в моей душе не останется груза тяжкой вины: я обязательно приду к Богу, потому что уже давно чувствую в сердце его свет. Я обязательно научусь жить в гармонии с миром, я пущу в свою душу любовь и добро. А еще, я пожелаю себе честности. Именно честности по отношению к себе и к тем, кто будет находиться рядом со мной. Я никогда не обвиню того человека, от которого родила ребенка. Никогда. В этой жизни нужно уметь расставаться… Это целое искусство, которому необходимо учиться. Расставаться красиво, тихо, с благодарностью за проведенные вместе дни или годы.» Я только теперь, только сегодня поняла, что я НЕ БРОШЕНА. Я СВОБОДНА.
Наутро мы забрали мою дочку и поехали к Галине. Малышка спала все время, пока мы ехали в такси.
— Курносая, — улыбнулась Галина и поправила детское одеяльце.
— Вся в папку, — тихонечко засмеялась я, вспомнив, что у нашего папки с улицы Академика Скрябина и в самом деле курносый нос.
— Я тут немножко подготовилась к вашему приезду, — сказала Галина, впуская меня в квартиру, которую она снимала, и закурила. — Ой, извини. — Она тут же затушила сигарету. — Все мои холостяцкие замашки. Теперь придется курить на балконе. — Галина заметно нервничала. — Вот ванночка для купания малышки. Вот кое-что из одежды. Вот различные смеси. В клинике ее стали подкармливать.
— Зачем?
— У тебя же молока совсем мало. Практически нет. Оно и понятно, столько нервничать. Тут смеси хорошие, ты не переживай. Они по составу ничем не уступают материнскому молоку.
— Спасибо тебе за все.
Я положила спящую малышку на диван и придвинула к нему стул, чтобы она не упала.
— Теперь самое главное — переправить вас на родину. Завтра я поеду по всем своим знакомым.
— Ты уже успела здесь обзавестись связями? — удивилась я.
— Успела. Я посещаю различные сборища сексменьшинств. Там бывает очень много нужных, влиятельных людей.
Галина немного помолчала и продолжила:
— Ольга, я, конечно, понимаю, что тебе это будет неприятно…
— Говори.
— Я даже не знаю, как тебе сказать…
— Говори, не тяни резину! — не удержалась я.
— Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя, как в мотеле… Я постараюсь переправить тебя на родину в самые кратчайшие сроки. Обещаю.
— Но в чем же дело?
— Дело в том, что тебе вместе с малышкой нельзя выходить на улицу.
— Я понимаю. Нельзя, чтобы меня видели соседи.
— Вот именно. Они донесут в полицейский участок, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
— Я же все понимаю.
Галя чувствовала себя неловко и переминалась с ноги на ногу.
— На балкон тоже нежелательно выходить.
— Хорошо. Я не буду.
— Мы можем выносить ребенка на балкон ночью, чтобы он подышал свежим воздухом.
— Галя, не нужно оправдываться. Я же все понимаю. Лучше вообще не рисковать. Малышка может заплакать, соседи услышат.»
Галина уехала, чтобы встретиться с нужными людьми, а я искупала, покормила малышку и спела ей колыбельную песенку, которую придумала сама:
Дремлет папа на диване,
Дремлет мама у стола,
Дремлют наволочки в ванне,
Дина тоже спать легла.
Дочурке понравилась моя песенка, она уснула и засопела. Я всматривалась в милое личико и сгорала от счастья. Я вспомнила девушку, которая опаздывала в, ночной клуб. Она сдержала свое слово, не рассказала о моем местонахождении. Значит, женская солидарность, о которой так много пишут и говорят, существует не только на бумаге, но и в действительности.
Я не заметила, как вернулась Галина. Она вошла тихо, на цыпочках, села напротив меня и обхватила голову.
Я почувствовала неладное и присела рядом.
— Как Дина? — спросила она.
— Спит.
— Ты ее кормила?
— Конечно. И кормила, и купала. Ты знаешь, она совсем не испугалась воды. Мне кажется, ей даже понравилось.
— А ты в воду добавляла марганцовки?
— Добавляла.
— А успокоительные травки?
— Тоже.
— А пупок зеленкой обрабатывала?
— Обрабатывала.
— Сначала перекисью водорода, а затем зеленкой?
— Да.
— Она плакала?
Вдохнув побольше воздуха, выпрямилась и тихо произнесла:
— А никто и не слышал.
Галина подняла голову и опустила руки на колени.
— Ты меня неправильно поняла. Я просто хотела узнать, было ли ей больно.
— Она потерпела.
Галина обладала скверной привычкой отмалчиваться и испытывать нервы. Я больше не могла терпеть и спросила:
— Галя, что случилось на этот раз?
— Ничего. Чтобы отправить тебя в Россию, нужно срочно раздобыть деньги.
— А двадцати тысяч долларов хватит?
— Конечно.
Я не сомневалась, что Галина поняла мой намек. Она долго молчала, а потом решительно сказала:
— Есть смысл рискнуть!..
Мы вышли на балкон. Галя курила, а я любовалась жизнью незнакомого города.
Спустя какое-то время Галина взяла мою руку в свою и прошептала:
— Знаешь, о чем я жалею больше всего на свете?
— О чем?
— О том, что я стала женщиной.
Я была потрясена.
— Что такое ты городишь? Ты же мечтала об этом годами…
— Мечтала, пока не встретила тебя.
— Ты это серьезно?
— Серьезнее не бывает.
Я услышала, как бьется сердце моей подруги — часто, громко, словно было готово вырваться из груди в любую минуту. Галина кусала ногти, ерзала на стуле и напоминала нерешительного ребенка, попавшего в тупиковую ситуацию и не знающего, как из нее выбраться.
— Даже не верится, что еще совсем недавно я просто бредила тем, чтобы превратиться в женщину, — заговорила она. — Мечтала ходить в коротеньких юбках, тоненьких ажурных чулках, облегающих кофтах с очень глубоким вырезом и молила Бога, чтобы пришло такое время, когда никто не смог бы догадаться о моем прошлом… Мне хотелось казаться тонкой, ранимой, нежной. Наконец, у меня появилось то, что может быть только у женщины. Каждый день я искала мужчину. Сильного, крепкого, надежного. На которого можно положиться и который защитил бы меня и оградил от всех жизненных неурядиц. У меня был контакт только с одним мужчиной. Здесь, в Америке. Этот мужчина — американец. Мы познакомились на вечеринке, немного выпили и завалились в постель. Самое страшное, что я не получила ни малейшего удовольствия, хотя просто лезла из кожи для того, чтобы его получить. Я пыталась быть страстной и ненасытной, но все это было притворством. Обыкновенной игрой. Мой партнер пришел в замешательство, когда увидел меня раздетой: слишком много шрамов для нормальной женщины. Не помогло даже то, что он был сильно пьян. Я выкрутилась, сказала, что попала в аварию, долгое время лежала в больнице, прошла через массу операций и чудом осталась жива. Он поверил. Он даже представить себе не мог, что спит с бывшим мужиком.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросила я.
— Затем, что больше некому. Ты единственный близкий человек, и я хочу, чтобы ты знала все.
— Ты считаешь, что, если выговоришься, тебе будет легче?
— Мне будет намного легче.
— Тогда я готова слушать твой рассказ до конца.
— А тут и слушать больше нечего. Наверно, самое страшное в этой жизни чего-то хотеть, а затем, после долгих мучений это получить, а когда получишь, понять, что это совсем не нужно. Понимаешь, о чем я говорю?
— Догадываюсь.
— Я когда тебя увидела, подумала, что никогда нельзя спорить с природой. Она лучше нас знает, кем нам быть в этой жизни — женщиной или мужчиной. Против природы-матушки не попрешь. Откровенно говоря, меня не очень-то устраивает роль лесбиянки. Я хочу быть настоящим мужчиной.
Я присвистнула и замотала головой.
— У тебя просто небольшой шок. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты столько вытерпела, столько пережила, потратила столько денег…
— Потраченные деньги меня заботят меньше всего.
— А здоровье?!
— За потраченное здоровье мне обидно. Ты даже не представляешь, как мне его жаль.
Галина с трудом сдерживала слезы.
— Если бы я только знала, что ты есть. Если бы я могла предположить о твоем существовании!.. Все было бы совсем по-другому. Совсем… Не было бы этих операций, больниц, закрытых клиник. Этих унижений, оскорблений и насмешек. Если бы я только знала… Если бы.. Я погладила Галину по щеке и вдруг подумала о том, что когда-то на этом месте была мужская щетина.
— Кабы знать, где упадешь, подстелил бы соломку. Хорошая поговорка.
— Самое главное, что актуальная, — согласилась со мной Галина. — Знаешь, я только с тобой получила настоящее возбуждение. Это же нужно такое придумать! Через такое прошла. Смогла поменять пол, а влюбилась в тебя, как самый настоящий мужик. Понимаешь, мужик?! Я больше не хочу и не желаю быть женщиной.
Я пришла в замешательство.
— Мужиком, только мужиком! Я хочу о тебе заботиться, оберегать, любить, доставлять удовольствие в постели и… хвастаться своим членом, которого, к моему великому стыду, у меня уже нет. Я хочу на тебе жениться. Хочу быть твоим мужем, отцом твоего ребенка. Я смогу пойти на достойную работу в фирму своего отца. Он мечтал о наследнике, который бы продолжил его дело. Тебе не нужно будет работать. Зарабатывать деньги буду я. В конце концов, эта обязанность мужика. А ты будешь сидеть дома, заниматься собой и ребенком. У нас все получится. Ты увидишь, получится. Мы будем нормальной семьей, не хуже других. Как только вернусь на родину, приду к отцу и попрошу денег на операцию, чтобы сменить пол. Он обрадуется и поймет, что его сын далеко не педик. Он даст мне эти деньги. Только мне придется еще побыть в Америке, чтобы завершить этот курс лечения.
— Галя, ты понимаешь, что говоришь?!
— Конечно. Я все понимаю. Даже больше, чем хотелось бы… Я уже приняла решение. С сегодняшнего дня я заканчиваю принимать женские гормоны. Хватит, напринималась.
— А какие ты будешь принимать, мужские, что ли?
— Никаких. Мужские пока нельзя. Иначе произойдет страшная ломка, и я просто загнусь. Я не хочу быть ни лесбиянкой, ни транссексуалом, и никаким другим хреном моржовым. Я хочу быть нормальным мужиком. Обыкновенным мужиком, каких тысячи.
Галина нежно притянула меня к себе и поцеловала в губы. Я томно вздохнула и, не удержавшись, ответила ей.
— Я люблю тебя, — донеслось до моего сознания. — Господи, ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
В этот момент заплакала малышка, и я бросилась к ней, чтобы покормить. Галя сидела рядом и не сводила с меня глаз.
— Ты очень красивая, — прошептала она.
— Да какая я сейчас красивая, после родов.
— Ты будешь самой красивой любой, потому что любимая женщина всегда самая красивая и самая желанная.
Дочурка уснула, я положила ее на диван и посмотрела на часы. Полночь. Самое время заняться тем, что не должно привлекать внимание людей. Галина словно прочитала мои мысли, встала.
— Ты отдыхай. Тебе нужно набираться сил, а я поехала к мотелю. Попробую найти труп и позаимствовать у него двадцать тысяч долларов.
— Я поеду с тобой.
— Как это?
— Так это.
— А ребенок?
— Ты же видела, что я только что накормила малышку. Она будет спать до следующего кормления.
— Нет. Так не пойдет, — Галина замотала головой. — Ты останешься. Сейчас ты больше нужна своему ребенку, чем мне в этом грязном деле. Сиди дома и жди моего возвращения. В конце концов — ты женщина. Не женское это дело, по ночам трупы выкапывать.
— Можно подумать, что ты мужчина, — я замолчала, поняв, что невольно позволила себе чудовищную бестактность.
Я не сомневалась, что Галине мои слова были очень неприятны, но она смогла это скрыть.
— Ты никуда не пойдешь, — повторила она. — Я справлюсь сама.
— А если ты не вернешься, что я буду делать?
— Вернусь.
— Ты не ответила на мой вопрос. Если ты не вернешься, что мне делать одной в чужой стране? Без документов, без денег, без языка, с грудным ребенком на руках?
— Я вернусь, — по-прежнему упиралась Галина.
— Я должна быть с тобой. Динуля накормлена, она будет спать. Ты же знаешь, она просыпается только тогда, когда хочет есть. Сейчас она сыта. Можно взять ее с собой.
— Ты что, совсем чокнутая?
— Пока нет. Но я ею непременно стану, как только останусь одна и пойму, что ты больше никогда не сможешь мне помочь…
Я замолчала и всмотрелась в Галино лица Оно было очень усталое, ее волосы были растрепаны, а красные прожилки в глазах говорили о том, что она уже давно не высыпалась по-человечески. Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня в упор, но словно меня не видели. В них читалась осуждение за то, что я не иду на уступки. Я подошла к ней вплотную и взяла ее за плечи.
— Галя, ну пожалуйста. Вдвоем мы быстрее справимся. У меня больше нет живота, значит, теперь я могу прекрасно орудовать лопатой.
— Для меня слово женщины — закон, — грустно улыбнулась моя подруга, а быть может, уже и друг. Признаться честно, я уже сама ничего в этом не понимала. Это стало не важно. Самое главное, что это очень близкий человек, которому можно довериться.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления