Онлайн чтение книги Влюбленные в Лондоне Lovers in London
Глава XI

1

– Лучше тебе прямо сразу называть ее тетя Эсси, – сказал Перси. – Незачем ждать, пока она сама предложит, потому что она не предложит.

– Понимаю, – отозвалась Мейзи. – И наверное, его лучше называть дядя Альфред, верно?

Перси внезапно вильнул, когда его подрезал какой-то из проклятых большевиков, наводнивших Ромфорд.

– Прости, старушка, напугал?

Подождав, пока сердце вернется на положенное ему место, Мейзи прозаикалась:

– С тобой мне никогда не страшно, милый. Вот с другими, наверное, ужасно страшно было бы.

– Умница. – Перси любовно сжал ей коленку.

И снова Перси Уолш собирался совершить традиционный ритуал представления «маленькой женщины» «своим», но на сей раз «маленькая» было не просто ласкательным эпитетом. Мейзи Гуд была крошечной блондинкой с кудряшками на головке, которая казалась слишком большой для щуплого тельца. С круглого личика огромные глаза с обожанием смотрели на Перси, и на третьем пальце левой руки мисс Мейзи Гуд красовался предмет, воплощавший представление Перси об обручальном кольце, – дорожка из перемежающихся жемчужин и бриллиантов, которую мисс Гуд тоже обожала, но скорее за то, что она символизировала, чем за то, чем являлась. Ведь ей казалось просто чудесным, что большой и прекрасный Перси вдруг полюбил такую глупую девочку, как она… и чудесно было знать, что, согласно одному авторитетному источнику (ее брату в Сити), этот большой и прекрасный человек делает около 4 тысяч фунтов в год, каждый, заметьте, год.

Они познакомились в Уэльсе, где гостили у общих друзей, и сразу прониклись друг к другу симпатией. Однажды дождливый день, первый из многих, застал их и задержал надолго в бильярдной. Мейзи расспрашивала о его жизни, и, подобно Отелло, он изложил ее с мальчишеских дней до того самого момента, в который она просила ее рассказать. Он рассказывал ей не об антропофагах или людях, чьи головы растут пониже плеч (ибо таких он никогда не встречал), а о Джордже Чейтере и том типе, который производит картофельные чипсы. А еще рассказывал об убийственных шансах на скачках в Ньюмаркете, о катастрофах на воде и на суше, когда вся Риджент-стрит как малиновое мороженое, и как его мяч взял бы в лунку, если бы треклятый малый не дал бы рикошетом мимо, как раз когда был его черед, о чудесном спасении из выбоины среди дороги и том, как (под конец) его сцапал наглый враг и выписал штраф на сорок шиллингов. Она его поблагодарила и попросила (на случай если у него есть друг, который в нее влюблен) научить друзей рассказывать эту историю, ведь именно так наверняка можно завоевать ее сердце. После такого намека (если это не слишком сильное для него слово) все пошло как по маслу. Она любила его за шестерку червей, которую он придержал, а он ее – за то, что она удвоила.

– Вот так все и было. Они подняли до шестерки, а я придержал червей с королем, валетом и тремя мелкими картами, не говоря уже о тузе треф. Что скажете, мисс Гуд, что бы вы сделали?

– Удвоила бы, – сказала Мейзи, надеясь, что это правильный ответ.

Перси просиял.

– В точности как старина Джордж. Он сказал: «Какого черта ты не удвоил, старик?», поэтому я сказал Биллу Эндекотту, что есть отличная история про Билла и консервный нож, ну, про штуковину, которой открывают консервные банки, – напомните, чтобы я вам как-нибудь рассказал, – и я сказал Биллу: «Что бы ты сделал, Билл, если бы я удвоил?» А он мне: «Переключился бы на пики». И вот видите, нас совершенно бы перевернули. Игра, роббер и пять фунтов разом псу под хвост. А так мы сыграли следующую сдачу и вышли с парой фунтов прибыли. И все оттого, что я придержал.

Мейзи кивнула.

– Я всегда говорю, – сказала она, – как раз вот такое и отличает по-настоящему хорошего игрока… вы знаете, о чем я… первоклассного игрока… ну, от средненьких вроде меня. А Джордж… мистер Чейтер… был ужасно доволен?

– Ну конечно, одно скажу про Джорджа: он никогда не против признать, если был не прав. Помнится, однажды, когда мы были в Довиле, думаю, это был Довиль, но, возможно, Ле Тук, но суть не в этом, так вот, мы сидели на террасе и приняли чуток…

Это было единственное средство обольщения, к которому прибег Перси.

2

Немного неловко, думала мисс Уолш, что для визита мисс Гуд он выбрал как раз уик-энд, на который пришелся Праздник урожая. Нет, возможно, нечестно говорить, что он его выбрал. Не Перси выбирал неловкие ситуации, это они его выбирали. Вполне естественно, что, едва обручившись с мисс Гуд, он пожелал привезти ее в Бриджлендс, и неизбежно, что это окажется как раз тот день, когда приезжает Хлоя. Но разве это не будет немного всех смущать?

Мистер Альфред Уингхэмптон считал, что нет.

– Шарм, если это слово тут подходит, Перси в том, – сказал пастор, – что львиную долю смущения за любые неловкости, какие распространяются вокруг него, испытывает не он сам, а те, кто его окружает. Сомневаюсь, что наш Перси вообще способен смущаться.

– Я не о Перси думала, – отозвалась мисс Уолш.

– Равно как я не могу себе представить, чтобы Хлоя смутилась или создала неловкую ситуацию. Что за выражение! Даже произнося его, я испытываю неловкость, а ведь то и дело повторяю!

– Я думала не о Хлое.

– Вам кажется, что мисс Гуд… А ей обязательно знать, что ее жених был некогда так глуп, чтобы предполагать, будто Хлоя его любит?

– Какой вы нелепый, Альфред!

– И глубоко это сознаю, моя дорогая. И неустанно прилагаю усилия – временами хочется думать, что они удостаиваются награды, – чтобы скрыть это от моих прихожан. По счастью, я никогда не был так глуп, чтобы предположить, что могу скрыть это от вас.

– Глупый, но очень милый.

– К лести я так же невосприимчив, как к оскорблениям, – с важным видом отозвался пастор. – Ничто не отвлечет меня от неукротимой цели узнать, что втемяшилось в вашу пустую женскую головку. Выкладывайте, Эсси.

– Я отдала мисс Гуд Голубую комнату. Разумеется. Это ее первый визит, и она будущая жена Перси. Хлоя поймет. Но…

– Я тоже понимаю. Мой интеллект обычно существенно недооценивают. Будет ли мисс Гуд, метафорически выражаясь, находиться все время в Голубой комнате? Сможет ли мисс Гуд, учитывая присутствие Хлои, оставаться в центре внимания, на что вправе рассчитывать? Ответ… – Он потянул себя за подбородок и закончил довольно неуверенно: – Ну, зависит от… от многого.

– Главным образом от вас, юный Альфред, – строго отозвалась мисс Уолш.

– Глаз от мисс Гуд не отведу, – пообещал пастор Мач-Хейдингхэма.

Милый Альфред, улыбнулась про себя мисс Уолш. Как же он не понял и теперь никогда не узнает, что блистать на этой неделе должна была не Хлоя и не Мейзи, а Эсмеральда. Та Эсмеральда, которой он никогда по-настоящему не видел, та, которую, видя сейчас, он упорно не замечал. Что ж, над этим они посмеются вместе с Хлоей, над шуткой, обращенной против них обеих. «Надеюсь, – подумала она, – Хлоя приедет раньше остальных, и можно будет все обсудить. Похоже, Эсмеральде лучше вернуться назад в коробки. И там остаться».

Но Хлоя такой вздор и слушать не пожелала.

Это она была тем самым большевиком, который, подрезав Перси в Ромфорде, насмешливо погудел, когда проносился мимо. Когда Эсси и Альфред вышли на крыльцо встречать первую машину, именно Хлоя обрадовала их своим появлением. Она обняла Эсси и, разжав руки, подставила щеку для поцелуя Альфреду со словами:

– Ну же, никто не смотрит.

Он поцеловал ее – как очень надеялся – на отеческий манер.

– Им еще полчаса ехать, – продолжала Хлоя. – Как раз хватит времени, чтобы вы успели все мне про мисс Гуд рассказать. Вы полны предвкушения? Я очень даже. – И с заговорщицкой улыбкой Эсмеральде добавила: – По множеству причин.

От одного только ее вида молодеешь, подумала Эсси. Она наделена магией первого весеннего дня: бурлящая жизнью красота, которая не задает вопросов и не дает ответов, которая не является ничем иным, помимо себя самой, – красотой. А еще, наверное, дело в ее голосе, в ее энергичном, задорном, прекрасном голосе.

Когда чемоданы внесли, а машину отогнали, Хлоя сказала:

– Я освежусь позже, если вы не против. Хочу все до последней мелочи от вас услышать, пока они не приехали.

– Тогда пусть Хлоя выскажет сейчас свое мнение о коктейле, Альфред.

Они вошли в уютную квадратную зальцу, которую мисс Уолш называла своей утренней гостиной.

– Я думала не разжигать камин до вечера. Погода держится теплая.

– Что называется бабье лето, – вставил Альфред, – хотя ума не приложу, почему оно именно так называется. – Наполнив взятый с подноса бокал, он поднес его Хлое. – Прошу вас.

– Миссис Гослинг вычитала этот рецепт в какой-то книжке. Она говорит, это называется «Синий вагон». Такое взаправду существует?

– Теперь да, – улыбнулась Хлоя.

– Я думал, что мисс Гуд… Мейзи… наверное, предпочтет не шерри, а коктейль. Эти молоденькие девушки…

– Дорогой Альфред, Перси ни разу не упоминал ее возраста.

Глаза Эсси встретили взгляд Хлои, последовал обмен улыбками, полными искренней уверенности… и нежной жалости к Альфреду. Ну конечно же, она очень молоденькая.

– И вам обоим тоже надо выпить, – сказала Хлоя. – Выстоим или падем вместе.

– Сначала эксперт.

Хлоя произнесла пространный тост за мисс Гослинг, за Счастливую Пару, за Эсси и Альфреда, за Отсутствующих Друзей и за разлад среди врагов короля. Потом выпила и в экстазе закрыла глаза.

– Божественно. Мейзи очутится под столом, не успев снять перчатки.

– Не слишком крепко, дорогая?

– Само совершенство, дорогой. А теперь расскажите про Мейзи.

Как она все повторяет: Мейзи, Мейзи! Но как могла бы она еще это произнести? Мейзи! Может быть, она чуть-чуть… не совсем ревнует, но обижена, что Перси так легко высвободился? Мисс Уолш мучила себя вопросами и надеялась, что она не станет мстить.

– Вы, конечно же, прочли в «Таймс»?

Хлоя кивнула:

– Но он еще и написал мне.

– О!

Это «О!» Эсси и Альфред произнесли хором. Было видно, как они стараются облечь в один звук все слова – слова Перси девушке, которую он привез к ним три месяца назад.

Хлоя рассмеялась, увидев их искренние мины.

– Милое письмо. Он сам не знал, что пытается сказать, но пытался.

– Извинялся? – предположил пастор.

– Очень.

– А за что ему было извиняться? – вопросила мисс Уолш, сама не уверенная, защищает она Перси или Хлою.

– Не за что, – согласилась Хлоя. – Вот почему ему было так трудно.

– Что ж, всем нам надо оказать мисс Гуд теплый прием и дать понять Перси, что мы одобряем его выбор.

– Уверена, мы так и сделаем. Что он вам про нее рассказывал?

Шорох колес по гравию. Все вскочили. Мисс Уолш как доблестная хозяйка дома первой направилась к двери, Хлоя и пастор на полшага отстали. Хлоя поймала его взгляд и скорчила притворно торжественную мину, а пастор затряс головой, стараясь не улыбаться: Хлоя член семьи, одна из хозяек.

– Привет, привет, привет! – крикнул Перси. – Выбирайся, старушка, и познакомься с моими.

Он с трудом выкарабкался со своей стороны и обошел капот, чтобы открыть дверцу.

– Господи помилуй!

– Привет, Перси, – улыбнулась Хлоя.

Он уставился на нее.

– Да будь я проклят!

Тетя Эсси тем временем пожимала руку Мейзи.

– Мы так рады вас видеть, дорогая. Хорошо доехали? Это мистер Уингхэмптон, опекун Перси, когда Перси был маленьким мальчиком. И мисс Марр.

Мейзи трижды произнесла «Как поживаете?», а Перси поцеловал тетушку, сказал «Привет, Уинг, старина» пастору, «Надо же, какая встреча, старушка» – Хлое и «Как насчет коктейля?» – обращаясь ко всем разом. Они вошли в дом.

– Выпьете коктейль, дорогая, или хотели бы сперва подняться наверх?

– Если у тебя есть голова на плечах, соглашайся сейчас, старушка. Пока еще есть.

– У него нелепое название, но мисс Марр говорит, так и полагается. Альфред?

– Уже несу, дорогая. Прошу вас, мисс Гуд.

– Большое спасибо, – отозвалась Мейзи. – Очень большое. Уверена, он очень вкусный. Но вы ведь будете называть меня Мейзи, правда?

– Если позволите. – Пастор поклонился. – Спасибо.

– Ну как, старушка, рекомендуешь? – спросил у Хлои Перси.

А Мейзи, не подозревая, что в комнате две «старушки», отпила и сказала:

– О да! Прекрасно. Тебе надо попробовать, дорогой.

– Никогда бы не подумал, что тетя Эсси станет пить коктейли, – сказал Перси. Проглотив, он одобрительно кивнул Хлое: – Твоя работа, старушка?

Теперь Мейзи стало ясно, что среди присутствующих есть еще одна «старушка». Оглядев Хлою с головы до ног, она постановила расспросить о ней Перси, едва они останутся наедине. Одна из тех длинных дылд – даже смешно, что раньше она им завидовала. Без сомнения, скорее всего давний друг семьи. Странно, что Перси никогда о ней не упоминал.

– Миссис Гослинг нашла его в какой-то книге, – объяснила тетя Эсси, – а Хлоя выступила у нас дегустатором. – Она повернулась к Мейзи: – Понимаете, у нас с мистером Уингхэмптоном небольшой опыт по части коктейлей, рискну сказать, мы довольно старомодны.

– Только не ты, тетя Эсси, – возразил, обнимая ее за плечи, Перси. – Она у нас развеселая, дорогая. Вот увидишь. – Он протянул свой бокал. – Я выпью еще, Уинг, старина.

Когда Мейзи заявила, мол, уверена, нет, совершенно уверена, что больше не будет, ее отвели наверх в Голубую комнату, а Перси пошел отгонять машину. Хлоя отправилась с ним на случай, если ее собственную придется подвинуть.

– Мои поздравления, дорогой, – сказала она, едва они остались одни. – Она просто прелесть.

– Она хорошая девочка, – холодно отозвался Перси. – А ты когда приехала?

– Полчаса назад. Я теперь совсем уже давний друг семьи.

– Ты бывала тут с тех пор, как мы… с тех пор…

– Нет, но раз или два виделась с ними в Лондоне.

– Да, но, черт побери, старушка… Я хочу сказать, спроси кого угодно… Спроси человека бывалого, вроде старины Джорджа… ну, я хочу сказать, его не обязательно спрашивать…

– Я и не собиралась, дорогой.

– И как тебе в голову пришло вот так сюда приехать?

– Разумеется, мне хотелось посмотреть на твою будущую жену. На мой взгляд, она просто прелесть. В точности такая, как я себе представляла.

Перси глянул на нее подозрительно. Он был не вполне уверен, комплимент это его избраннице или нет. И решил, что в целом нет.

– Мне плевать, какой ты ее себе представляла, – угрюмо сказал он. – Никуда не денешься от того ключевого факта, что когда малый привозит к своей семье невинную молодую девушку, девушку, заметьте, которой он предложил руку и сердце, он не ждет, что застанет… ну, я хочу сказать, он, конечно, немного огорошен… он, конечно, повидал свет и много всякого, но не ожидает застать… ну и вообще, я думаю, с ним надо было сперва посоветоваться.

Закончив это бормотать, он поднял взгляд на Хлою и с удивлением обнаружил, что она словно бы выросла на два дюйма, да и день отнюдь не такой теплый, как ему представлялось.

– Расскажи-ка мне про эту невинную молодую девушку, – сказала она тоном, который он едва узнал. – Так много воды с тех пор утекло, когда я сама была такой, что я позабыла, что они знают, а что нет. Полагаю, она знает, сколько тебе лет. Она знает, что ты вот уже двадцать лет «человек бывалый»? Она, полагаю, догадывается, что за эти двадцать лет ты знакомился с женщинами, водил их ужинать и, возможно, целовал? Или она просто в душе сомневается, вдруг ты из братьев-миноритов Франциска Ассизского или двойной бенедиктинец?

Перси питал слабость к бенедиктинцам, а еще большую к «бенедиктину», и потому нечестно было их сюда приплетать.

– Конечно, она знает, что я… э… многое повидал.

– Иными словами, что раз или два в жизни ты укладывал женщину в постель?

Громко высморкавшись, Перси сказал сквозь носовой платок:

– Ну, типа… малый не… я хочу сказать, черт побери…

– Ты со мной в постель когда-нибудь ложился?

Ему пришлось посмотреть ей в глаза – они настаивали. И, заглянув, он вновь почувствовал, что она самая желанная из женщин и что для него она всегда была совершенно недоступна.

– Боже ты мой, конечно, нет.

– Ты когда-нибудь предлагал мне выйти за тебя?

Он не мог вспомнить. Он предположил, что, наверное, да, но как будто прочел ответ в ее глазах и произнес его вслух:

– Конечно, нет.

– Ты хотя бы минуту думал, что я этого хочу?

Он и на это знал ответ, единственный ответ, какой может дать малый.

– Конечно, нет, – повторил он.

Она чуть пожала плечами, словно говоря: «Вот видишь». И вдруг снова стала своего роста. Словно бы до того она стояла на мысочках, готовая поразить его молнией. И обычным своим тоном произнесла:

– Ты скорее всего не знаешь, но завтра Праздник урожая. Мы с Эсси виделись и писали друг другу, и она довольно давно пригласила меня приехать в воскресенье Праздника урожая. Еще до того, как ты познакомился с мисс Гуд. Вот почему я здесь.

С видом покаянным и чуточку глупым Перси бормотал, мол, прости, старушка, я чертов дурак.

– Ты по-дурацки себя вел, – улыбнулась Хлоя, и ему вдруг снова стало тепло. – А теперь сделаете с мисс Гуд кое-что очень для меня приятное, чтобы мы все снова стали друзьями?

– Конечно, старушка, что угодно.

И когда Хлоя объяснила про Эсмеральду и Большой Сюрприз, и про то, как важно, чтобы она чувствовала уверенность в себе, потому что в уверенности – половина секрета умения носить одежду, и как полезно было бы, если бы он и мисс Гуд… Он мог только повторить:

– Конечно, старушка.

– Знаю, для вас это неудачный поворот, особенно для мисс Гуд с ее красивыми платьями, но отчасти это поможет ей стать членом семьи, как по-твоему, дорогой? Я про то, чтобы сразу поучаствовать в семейной шараде, которую мы с Эсси готовим.

– Ну конечно, Мейзи будет руками и ногами за. Должен сказать, старушка, чертовски любезно с твоей стороны, что ты столько сил тратишь на тетю Эсси.

– Я получила массу удовольствия. Я всегда буду тебе благодарна, Перси, за то, что познакомил меня с такими милыми людьми.

– Я бы сказал, они тоже к тебе привязались. Да, и зови ее Мейзи, ладно? Как давний друг семьи и все такое…

– Непременно. – Улыбка тронула уголки рта Хлои.

Как догадалась Мейзи, ею мисс Марр и была. Давним другом семьи.

3

На этой неделе Перси ждала замысловатая работенка: под одним из чердачных окон отвалилась водосточная труба, да и за водонапорным баком в углу странно пахло. Обычно подобный запах не оставили бы до приезда Перси, как раз такие (если диагноз был поставлен верно, он исходил от дохлой крысы под половицами) течение времени не лечит, а только усиливает, но мисс Уолш ощутила его только сегодня утром, когда поднялась на чердак посмотреть, нельзя ли дотянуться до трубы из окна. Ведь если нельзя, то с фасада дома надо приставлять лестницу, а это может повредить ее любимой и еще цветущей розе сорта «мермейд».

Первые ночи осени выдались мягче обычного. Розы пока держались, даже георгины еще полыхали красками, настурции падали каскадами, а мальвы, бархатцы и астры сомкнули пестрые ряды – последний редут на пути нового времени года. Возможно, это была последняя неделя прощального великолепия сада. На протяжении следующего полугода ему нечего будет предъявить, помимо обещания лучшего будущего.

Наконец Перси сказал:

– Все в порядке, тетя Эсси. – И повернулся к Мейзи: – Мы все уладим, верно, старушка?

Для мисс Уолш совершенно естественным было счесть, что, пока он еще жив, сад имеет право первенства в борьбе за внимание Мейзи.

– Решайте сами, милые. Но, Перси, мне кажется, то, что ты найдешь под половицами, тебе лучше найти одному. Я подумала, может быть, Мейзи захочется погулять по саду, а потом она сможет присоединиться к тебе, когда будешь разбираться с трубой.

Мейзи по мере сил выразила огромное желание прогуляться по чудесному саду и одновременно абсолютную уверенность, что в обществе Перси ничто отвратительное ей встретиться не может, что вернуло бы разговор на круги своя, если бы Перси не увидел в ней вдруг маленькую женщину, которая ждет от него защиты от уродливой реальности жизни. Сочтя, что дохлая крыса относится как раз к последней и что старина Джордж в сходном кризисе не медлил бы и минуты, он сказал твердо:

– Иди с тетей Эсси, старушка. Я тебе покричу, когда буду готов.

Она прекрасно подходит для Перси, решила тетя Эсси, пока они прогуливались вместе по саду. Глупенькая, но обеими ногами стоит на земле. Ее «глупость» – как платье, которое она надевает, чтобы очаровать склонного защищать мужчину, и это «платье» очень даже идет большим круглым глазищам и худенькой фигурке, и как раз оно, очевидно, завлекло крепкую правую руку и ограниченный интеллект жениха. Перси будет защищать свою Мейзи от жестокого мира, а Мейзи позаботится о том, чтобы он при этом не пострадал.

– Я склонен забывать, – говорил пастор Хлое, пока они другой тропинкой неспешно шли в розовый сад, – что Перси не просто обручен с какой-то леди, но прямо-таки женат на любимом деле. В данном случае – чердачном, и если рискнуть поиграть словами, я бы сказал, пять сегодня оказалось совершенным числом, поскольку его, вероятно, впервые можно безболезненно разделить на три пары.

– У моего мужа по жене на каждом чердаке, – пробормотала себе под нос Хлоя, точно проверяя шутку на вкус.

– Он починил органные мехи в церкви. Замечательный, чудесный дар. Жаль, что у меня его нет.

– Кто ведет хозяйство в доме пастора?

– Вы про работу по дому?

– Да.

– У меня есть экономка. Очень дряхлая, как и сам дом. Я… я… лишь малой частью дома сейчас пользуюсь.

– Живете один в трех комнатах, а остальные используете для собирания пыли?

– Ну, наверное…

– Альфред, вы сошли с ума.

– А что мне делать?

– Одуматься. Выздороветь.

– Сегодня утром Эсси мне сказала, что я очень глупый.

– Она хотела сказать – сумасшедший.

– Принимаю ваш приговор, дорогая. Я тем более склонен с ним согласиться, поскольку вы очень умная молодая женщина, однако ни малейшего понятия не имею, о чем вы говорите.

– Хотите, чтобы вам все поднесли на блюдечке?

– Сдается, что так.

Хлоя посмотрела на него так, словно обдумывала целую речь, но потом только вздохнула и покачала головой:

– Блюдечко только одно. И что же с этим делать?

– Рискнуть, – улыбнулся пастор.

– Хорошо. Готовы?

– Да.

– Почему вы не попросите Эсси стать вашей женой?

Необычайный покой накатил на пастора, накрыв его с головой. Полнейшая неподвижность. У него словно бы дыхание перехватило от благоговения, лишив способности двигаться при виде картин прошлого, каким оно могло бы быть, и будущего, каким оно еще могло стать. Хлоя, равно неподвижная, равно безмолвная, ждала. Весь мир ждал… Со слабым вздохом он вернулся к жизни.

– Вы совершенно правы, моя дорогая девочка, – мягко сказал он, – дорогая, дорогая девочка. Я был сумасшедшим.

Хлоя похлопала его по руке, но промолчала.

– Сумасшедшим и глупым, что уже давно не попросил ее руки, что не умолял выйти за меня. Но я был бы равно сумасшедшим, если бы надеялся, что она выйдет за меня сейчас, если бы предположил, что у меня еще осталось что ей предложить.

– Огромное число мужчин просило меня выйти за них, – сказала Хлоя. – Они всегда создавали впечатление, что им что-то нужно, а вовсе не собираются что-то предлагать. На самом деле так гораздо более лестно.

– Будь у меня чуточку больше средств! Эсси очень состоятельная женщина…

– Ну а вы, конечно, очень корыстный мужчина, – насмешливо отозвалась Хлоя. – Тогда вам надо сделать вид, будто вы не охотитесь за ее деньгами. Вздрогните от удивления, когда услышите, что у нее есть собственный счет в банке. Скажите, что думали, будто Перси раз в неделю посылает ей чек по почте. Что-нибудь да придумаете.

Пастор улыбнулся:

– По-вашему, деньги не важны?

– Только для мирских созданий вроде меня. Не для святых, как вы с Эсси.

– Эсси – да. – Он посмотрел на чудесный старый, увитый розами дом за лужайкой и сказал: – Честно ли просить ее все это бросить?

– А пасторский дом она не может так же украсить?

– Ну…

– В созидании больше радости, вы же сами знаете. Женщина получает удовольствие от перестановки стула от одного камина к другому и рассуждений, стало ли так лучше. Какое счастье это принесет Эсси.

– Вы очень убедительны, моя милая. – Похлопав ее по руке, он встал. – Мне надо домой. Надо заглянуть к кое-кому в деревне.

Хлоя тоже встала, почти такая же высокая, как он сам.

– Вы очень на меня сердитесь?

– Сержусь? Будь у нас такое в обычае, я устроил бы большой праздник и просил бы вас стать моей дочерью.

Хлоя счастливо рассмеялась, и они вместе пошли к калитке. Где-то Перси криком звал свою Мейзи. Любовь требует странных обязательств от своих данников, и совсем немного погодя Мейзи будет сидеть на корточках на полу чердака, прильнув к ногам Перси, тогда как верхняя его часть будет качаться за окном и проклинать сломанную трубу. Но сеньора Эсмеральда и ее горничная станут совещаться в спальне мисс Уолш.

4

В золотые послеполуденные часы (если на минутку приписать Перси способность к романтике) жених с невестой где-то чем-то развлекались, Хлоя удалилась к себе в спальню, а немолодая пара сидела под кедром.

– Как вы знаете, я очень привязан к Хлое, – сказал пастор Мач-Хейдингхэма. – Мейзи как будто милая девочка, а Перси… я привык к Перси.

Сняв шляпу, он запустил ее через лужайку. Мисс Уолш ждала сути речи, к которой предыдущие фразы, очевидно, были вступлением, но тщетно.

– И это все? – спросила Эсси.

Пастор внезапно очнулся.

– Что – все? – спросил он.

– Вы только что рассказали, что, кажется, где-то встречали Перси.

– А! – Он постарался припомнить. – Просто я очень счастлив рядом с вами, Эсси. И только с вами.

– Спасибо, Альфред.

– Остальные приходят и уходят. Приходят и уходят. – Он вздохнул.

Мисс Уолш посмотрела на него подозрительно.

– Вы ведь не собираетесь свалять дурака, а, молодой Альфред?

– Нет, моя дорогая. Решительно нет. Я был дураком в прошлом, но это прошло. То есть, – добавил он, – если мы говорим об одном и том же.

– Я говорю про Хлою.

– Про Хлою? – беспокойно переспросил он.

– Вы ведь не влюблены в Хлою? – спросила мисс Уолш.

Мгновение он смотрел на нее недоуменно, потом расхохотался. И в этом смехе не было ни беспокойства, ни неловкости. Одна только радость.

– Нет ничего, – защищаясь, начала мисс Уолш, – что не сделали бы мужчины в любом возрасте. И ничего, что женщина вроде Хлои не могла бы заставить их сделать.

Кивнув, пастор серьезно сказал:

– Вчера я предложил ей стать моей дочерью.

– Начало положено. И полагаю, она ответила, что может быть вам только сестрой?

– Дорогая Эсси, – снова рассмеялся он. – Я семидесятилетний старик.

– Вам, возможно, семьдесят, но вы не старик, Альфред.

– Вы правда так думаете?

Пыл в его голосе от нее не ускользнул.

– Думаю, если Хлоя когда-нибудь выйдет замуж, то за человека много старше себя.

– Возможно, моя дорогая. Но это будет не семидесятилетний пастор из деревушки в Эссексе.

– Полагаю, что нет. Надо думать, ему достанет самоуважения не предлагать такое.

Повернувшись к ней, пастор подождал, пока она встретится с ним взглядом, и этот взгляд удержал.

– А какой вред самоуважению, если просишь прекрасную женщину стать твоей женой?

Чуть зардевшись, сама не зная почему, чуть смешавшись, сама не зная почему, Эсси сказала:

– Если совершенно очевидно, что она над ним посмеется?

– А она над ним посмеется? Она над ним посмеется, когда он скажет, что вот уже пятнадцать лет он ищет ее общества и счастлив только в ее обществе, всегда счастлив в ее обществе, однако такой дурак, что ему ни разу не пришло в голову сказать: «Будь со мной всегда, потому что ты всегда нужна мне»? Она слишком добра, чтобы посмеяться, Эсси, но, испытывая жалость к нему, все же может сказать: «Уже слишком поздно, я жизнь прожила без тебя». Она может сказать: «Всегда было слишком поздно. Я никогда не испытывала нужды в тебе». Но смеяться над ним она не станет… – Он взял ее руку в свои. – Правда ведь, Эсси?

– Альфред, вы ума лишились?

– Лишился, дорогая Эсси. Совершенно и окончательно. То есть я был без ума. А теперь наконец окончательно и бесповоротно его обрел.

– В мои годы! После стольких лет! Нелепость какая!

– Только что, дорогая Эсси, нелепым был возраст Хлои. Ты чуточку капризничаешь с возрастом, дитя мое.

Эсси молчала, стараясь – но как же это трудно! – сосредоточиться на внезапном новом мире, о котором и не мечталось.

– Я долго тут жила, – сказала она наконец. – Я старая дева со своими привычками и причудами. Хочу ли я перебираться в новый дом и начинать жизнь сызнова?

– Да! – тут же отозвался пастор. – Очень хочешь. Ты хочешь забрать из старого дома все любимые вещи и перевезти их в мой, и от души позабавиться, обустраивая целый дом, и вдохнуть новую жизнь в запущенный сад, а под твоей опекой, Эсси, он станет самым прекрасным на свете. И ты хочешь сказать потом Перси и Мейзи, что они могут поселиться тут, как только поженятся. Сама видишь, как замечательно все складывается. – Он взял обе ее руки в свои и подался к ней. – Разве нет, любимая?

– Ну… – протянула с внезапной улыбкой самооправдания мисс Уолш, – я бы сказала, кое-какой резон в этом есть…

Полчаса спустя, когда они возвращались в дом, пастор сказал:

– Ты сегодня необычайно хорошенькая, моя Эсси. У тебя новое платье или шаль? Кажется, я их раньше не видел.

Вот вам и Эсмеральда Уолш, подумала Эсси. Она не знала, радоваться ей или сожалеть. Но она радовалась, что у нее гостит Хлоя. Ей, пожалуй, надо выплакаться на чьем-нибудь плече, пусть и неизвестно, от горя или от счастья. Возможно, Хлоя разберет.