Онлайн чтение книги Мама, я люблю тебя Mama I Love You
Хэлло, «Пьер»!

Из аэропорта Ла Гуардиа мы поехали на такси к «Пьеру» на Пятой авеню. В Нью-Йорке это один из самых лучших и дорогих отелей, только Мама Девочка снимает не огромный-преогромный номер за двадцать долларов в день, а малюсенький-премалюсенький за три, который богатые люди снимают для своих слуг или секретарей. Сами они спят в больших.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я бедная, – объяснила Мама Девочка. – Никого, кроме меня, не касается, сколько я плачу за жилье.

– А я где буду спать?

– Тут, глупышка.

– А ты?

– Тоже тут.

– Ой, Мама Девочка, как я рада, что мы приехали в Нью-Йорк!

Вся комната – не больше передней нашего дома в Пасифик Пэлисейдз, но только здесь она была на двадцать первом этаже и у нее был номер 2109. При ней была миленькая ванная, а в самой комнате стояла миленькая кроватка, ну и, конечно, телефон, но не розовый, а простой, черный, и с тихим звонком, а не оглушительным, как у нашего розового телефона дома.

Мама Девочка села на кровать и позвонила, чтобы ей принесли кофе, а мне – тосты и яйца всмятку. Брр! Терпеть не могу яйца всмятку и ужасно люблю кофе, но мне его пить не разрешают.

Мама Девочка напустила в ванну воды и позвала меня:

– Миссис Нижинская, идите отмокать!

– Не называй меня, пожалуйста, миссис Нижинской.

– Но ведь ты танцуешь?

– Ну и что? Так меня зовет Клара Кулбо, а она меня не переваривает, поэтому я ее не перевариваю, и я не хочу, чтобы ты звала меня так же, как она. Зови меня Маргарет Роза.

– Пусть будет Маргарет Роза, только раздевайся скорей. Я хочу, чтобы ты отмокла, позавтракала, растянулась на постели и отдохнула – ведь ты совсем не спала.

– Нет, спала!

– Ну если и спала, то плохо – так же, как и я. Почему ты хочешь, чтобы я звала тебя Маргарет Розой?

– Розой? Это значит – Розой Англии, маленькой сестренкой королевы.

– О!

– Ты королева Англии, а я твоя маленькая сестренка.

– Ох, если бы так было на самом деле!

– Но ведь так оно и есть! Мы просто притворяемся, будто мы бедные.

– В чем в чем, а уж в этом мы никак не притворяемся!

– Как стать королевой или ее сестрой?

– Становись в ванну и мойся, и – слушай, Кузнечик, тебе просто необходимо есть больше: ты вся из чурочек. С этого завтрака ты начинаешь есть – хорошо?

– Буду стараться изо всех сил.

Я залезла в ванну и стала петь и отмокать, а Мама Девочка тем временем обзванивала знакомых. С некоторыми она смеялась, вскрикивала, звала по имени, но с другими говорила так, будто это не она, а кто-то другой. Я услышала, как официант вкатил в комнату столик и ушел, а потом Мама Девочка вошла ко мне в ванную, я вылезла, она меня вытерла, и я надела халатик и села за стол. Оба яйца (одно коричневатое, а другое белое) Мама Девочка очистила от скорлупы, положила на них по кусочку масла, масло начало таять, и она мне сказала:

– Хочу, чтобы с сегодняшнего дня ты стала обжорой – съешь, пожалуйста, все, что только есть на столе, и побыстрее.

– Скорлупу, тарелки, ножи, ложки и вилки – тоже?

– Тоже.

– А салфетки?

– Тоже.

– А стаканы?

– Все значит все, и мне совсем не до шуток. На молодую мать очень косятся, если ее дочь не похожа на пряничную куклу.

– Не хочу быть похожей на пряничную куклу!

– На молодую мать, у которой нет на свете никого, кроме маленькой дочери, смотрят очень косо.

– У тебя есть Папа Мальчик.

– Нет, Лягушонок, это у тебя есть Папа Мальчик. У меня – нет. Мы с ним развелись.

– Но ведь Папа Мальчик не умер, и пока он не умер, он есть у меня и есть у тебя.

– Боюсь, что нет. А потом, он ведь в Париже и думает пожить там некоторое время.

– Он присылает деньги.

– Да, когда ему удается их заработать.

– И у тебя есть мой брат Пит.

– Нет, твой брат у твоего отца.

– Почему мой отец увез моего брата в Париж?

– Ты ведь прекрасно знаешь, что год тому назад мы все сошлись на том, что твой отец возьмет к себе Пита, если Пит захочет (и он захотел), а ты останешься со мной, если ты захочешь, – и ты захотела.

– Но я хочу быть и с моим отцом.

– Ешь яйца.

– Нет, правда, Мама Девочка, я хочу быть с ним и с моим братом Питером Боливия Сельское Хозяйство и хочу, чтобы и ты была с нами.

– Я здесь, ты здесь, а твой отец и Пит – в Париже, и на этом конец.

– Почему?

– Знаешь, у меня и так голова трещит от забот, и я не намерена объяснять тебе в сто первый раз, что твой отец и твоя мать разведены. Когда мужчина и женщина разведены… в общем, это значит, что вместе они больше не живут.

– Я знаю, что ты больше всех на свете любишь папу, и ты это тоже знаешь.

– Может быть – но и нет никого на свете, кого бы я так ненавидела.

– Неправда, ты его любишь!

– Ненавижу.

– И он тебя любит.

– И он меня ненавидит.

– Как можете вы сразу любить и ненавидеть друг друга?

– Для нас это просто.

– Я люблю моего отца и люблю тебя.

– А кого ты ненавидишь?

– Пита.

– Питера Боливия Сельское Хозяйство?

– Да, Питера Боливия Сельское Хозяйство.

– Сама ведь знаешь, что любишь его.

– Ненавижу.

– Тогда ты должна понимать меня и своего отца. Теперь так: этот тост – до последней крошки, а какао – до последней капли!

– Позвони моему отцу и скажи, чтобы они оба сюда приехали.

– Сюда?

– Да, прямо сюда. В эту комнату. В номер две тысячи сто девятый отеля «Пьер». Мы будем жить здесь все до самой смерти.

– Вчетвером в этой комнате? Нас уже через час в живых не будет. Когда ты была маленькой, мы вчетвером прожили шесть месяцев в доме из двадцати комнат в Ойстер-Бей, и это нас чуть не убило.

– Что нас чуть не убило?

– Жизнь в одном доме, одной семьей.

– Почему? Разве трудно жить одной семьей?

– Для меня и твоего отца – трудно. Думаю, что и для всех трудно – но, может, я ошибаюсь. Я сужу по тому, что вижу вокруг. Возьми, к примеру, мою лучшую подругу Клару Кулбо. Она прожила двадцать лет в одном доме с мужем и тремя детьми, и ты посмотри только, что с ними стало.

– А что?

– Неживые они, вот что. Встают по утрам, едят и двигаются, но они как мертвые. Вот тебе семья.

Вдруг зазвонил телефон, и из-за этого я не смогла попросить Маму Девочку, чтобы она толком объяснила мне про семью. Нужно было ждать.

– Глэдис! – завизжала в трубку Мама Девочка. – Слушай: теперь или никогда. Должна же я наконец когда-нибудь начать в театре! Вчера я чуть было не отправилась на очередное сборище, как вдруг решила: пропади они пропадом, эти сборища, раз и навсегда. Не хочу я всю жизнь быть хорошенькой девушкой на вечеринках. Это меня не греет – вот и все. Поэтому я прилетела сюда и через час встречаюсь с Майком Макклэтчи.

Мама Девочка говорила и говорила, и пила кофе, и курила сигарету за сигаретой, потому что Глэдис – это Глэдис Дюбарри, а вы ведь знаете, кто это: одна из самых богатых девушек в мире, вот кто, и лучший друг Мамы Девочки, лучший даже, чем Клара, потому что Глэдис и Мама Девочка дружили еще тогда, когда были маленькими девочками и обе были несчастные.

Они проговорили долго, а потом Мама Девочка быстро разделась и влезла в ванну, а потом вылезла и оделась. Она выкатила столик в коридор и уложила меня в постель, и дала мне книгу «Однажды рано утром», почти без картинок, про великих людей, когда они были маленькие, и сказала:

– Я иду на ланч с мистером Макклэтчи, а ты читай, отдыхай и спи. Я опаздываю, но к половине третьего, вероятно, буду там, а к половине пятого вернусь, и тогда мы решим, что делать вечером. Договорились?

– Договорились. Кто такой мистер Макклэтчи?

– Он ставит пьесы. Года два назад мы познакомились с ним на вечеринке, и подумай только, он меня не забыл!

– Разве можно тебя забыть, Мама Девочка?

– Я рассказала ему, что приехала в Нью-Йорк устроиться в театр, и он сказал: «Правильно сделали. Приходите на ланч, и мы потолкуем о ваших делах». Держи пальцы накрест, Лягушонок.

– Обязательно. Желаю удачи, Мама Девочка.

Мама Девочка облизала мне все лицо, а потом ушла, и я раскрыла книгу. Там была картинка: мальчик держит раковину около уха, и мне захотелось тоже достать такую раковину и послушать ее – прямо сейчас. Но взять ее было негде, а потом раздался телефонный звонок. Это был мистер Макклэтчи. Он сказал, что, к большому своему сожалению, не мог еще выехать с работы и поэтому запоздает на ланч. Я объяснила ему, что все в порядке, моя мама тоже опаздывает. Он спросил, сколько мне лет, а потом сказал:

– Знаете, молодая леди, мне нравится ваш голосок. Хотите быть актрисой?

– Нет, благодарю вас, – ответила я. – Но моя мама – хочет.

– Знаю, но мне нужна маленькая девочка с приятным голосом.

– У моей мамы очень приятный голос.

– Конечно, конечно, но твоей маме не девять лет, как тебе и девочке в пьесе. Подумай об этом, хорошо?

– Подумаю.

Ну уж нет! Разве мне с этим справиться?