Внутренность церкви.
Входят дон Педро, дон Хуан, Леонато, монах, Клавдио, Бенедикт, Геро, Беатриче и другие.
Покороче, отец Франциск. Совершите только свадебный обряд, а наставление об их обязанностях вы прочтете потом.
(к Клавдио)
Вы пришли сюда, синьор, затем, чтобы заключить брачный союз с этой девушкой?
Нет.
Он пришел, чтобы вступить в брачный союз, а уж заключите его вы, отец Франциск.
(к Геро)
Вы пришли сюда, синьора, затем, чтобы вступить в брачный союз с графом?
Да.
Если кому-либо из вас известны тайные препятствия к заключению этого союза, ради спасения ваших душ предписываю вам открыть их.
Известно вам какое-нибудь препятствие, Геро?
Нет, мой супруг.
А вам, граф?
Решусь ответить за него: нет.
О, на что только не решаются люди! На что только они не дерзают! Чего только они не делают каждодневно, сами не зная, что они делают!
Это еще что за междометия? Можно бы найти и повеселее, например: xa-xa-xa!
Постой, монах. — Отец, прошу ответить:
Вы с легкою душой и добровольно
Мне отдаете в жены вашу дочь?
Да, сын мой, как ее господь мне дал.
А чем вам отплачу? Какой ценою -
За этот щедрый, драгоценный дар?
Ничем. Вернув ее обратно разве.
Принц! Благодарности учусь у вас. —
Возьмите ж дочь обратно, Леонато.
Гнилым плодом не угощайте друга:
Ее невинность — видимость, обман.
Смотрите: покраснела, как девица!
О, как искусно, как правдоподобно
Скрывать себя умеет хитрый грех!
Не знак ли добродетели чистейшей
Румянец этот? Кто бы не поклялся
Из всех вас здесь, что девушка она,
Судя по виду? Но она не дева.
Она познала ложа страстный жар.
Здесь краска не стыдливости — греха.
Что это значит, граф?
Что не женюсь я
И душу не свяжу с развратной тварью.
О, дорогой мой граф, когда вы сами
Над юностью победу одержали
И погубили девственность ее…
Я знаю, вы сказать хотите: если
Я ею овладел, то потому лишь,
Что видела она во мне супруга,
Грех предвосхищенный смягчая тем…
Нет, Леонато:
Ее не соблазнял я даже словом,
Но ей выказывал, как брат сестре,
Любви безгрешной искренность и робость.
Когда-либо иной я вам казалась?
"Казалась"? Постыдись! Я так сказал бы:
Ты кажешься Дианою небесной
И чище нерасцветшего цветка;
Но в страсти ты несдержанней Венеры
И хуже, чем пресытившийся зверь,
Что бесится в животном сладострастье.
Здоров ли граф? Он говорит так странно.
Что ж вы молчите, принц?
Что я скажу?
Я честь свою тем запятнал, что друга
Хотел связать с развратницей публичной.
Что слышу я? Иль это снится мне?
Нет, это явь, и слышите вы правду.
(в сторону)
Здесь свадьбою не пахнет!
Правду? Боже!
Я ль это, Леонато?
А это принц? А это — брат его?
А это — Геро? Не обман ли зренья?
Все это так; но что же из того?
Один вопрос задать хочу я Геро;
А вы священною отцовской властью
Ей прикажите нам ответить правду.
Дитя мое, я требую всей правды.
О господи, спаси! Какая мука!
Что надо вам? Зачем такой допрос?
Чтоб честно вы назвали ваше имя.
Или оно не Геро? Это имя
Кто может очернить?
Сама же Геро
Невинность Геро может очернить.
Какой мужчина с вами говорил
У вашего окна вчера за полночь?
Когда вы девушка, ответьте мне.
Я в этот час ни с кем не говорила.
Так вы не девушка! — О Леонато,
Мне жаль вас, но, клянусь моею честью,
Я сам, мой брат и бедный граф видали
И слышали средь ночи, как она
С каким-то проходимцем говорила,
Который, как завзятый негодяй,
Припоминал позорную их связь
И тайные свиданья.
Стыд! Их речи
Нельзя ни повторить, ни передать;
Чтоб выразить их, слух не оскорбляя,
Нет слов хоть сколько-нибудь скромных. — Грустно,
Красавица, что так порочна ты.
О Геро! Что за Геро ты была бы,
Когда бы вполовину так прекрасна
Была душой и сердцем, как лицом!
Прощай! Ты хуже всех — и всех прекрасней
Невинный грех и грешная невинность!
Из-за тебя замкну врата любви,
Завешу взоры черным подозреньем,
Чтоб в красоте лишь зло предполагать
И никогда в ней прелести не видеть.
Кто даст кинжал мне, чтоб с собой покончить?
Геро лишается чувств.
Ты падаешь, кузина? Что с тобой?
Уйдем! Разоблаченье этих дел
Сразило дух ее.
Дон Педро, дон Хуан и Клавдио уходят.
Что с Геро?
Умерла? На помощь, дядя!
О Геро! — Дядя! — Бенедикт! — Отец!
О рок, не отклоняй десницы тяжкой!
Смерть — лучший для стыда ее покров,
Какой желать возможно.
Геро! Геро!
Утешься, Беатриче.
Что? Очнулась?
А почему же не очнуться ей?
Как почему? Да разве все живое
Ей не кричит: "позор"? Ей не отвергнуть
Того, в чем обличил ее румянец. —
Не открывай глаза для жизни, Геро!
О, если бы я знал, что не умрешь ты,
Что дух твой может пережить позор, —
Тебя убил бы я своей рукою!
А я жалел, что дочь одну имею!
Я сетовал на скупость сил природы!
О, слишком много и тебя одной!
Зачем ты мне прекрасною казалась?
Зачем я милосердною рукой
Не подобрал подкидыша у двери?
Пусть запятнал бы он себя позором, —
Я б мог сказать: "Здесь нет моей вины.
Позор его — позор безвестной крови".
Но ты — моя, моя любовь, и радость,
И гордость. Ты моя, моя настолько,
Что сам я не себе принадлежал,
Скорей тебе, — и вот свалилась в яму
Столь черной грязи, что в безбрежном море
Не хватит капель, чтоб тебя омыть,
Ни соли, чтоб от порчи уберечь
Гнилую плоть!
Прошу вас, успокойтесь.
Что до меня, я так всем поражен…
Не знаю, что сказать.
Клянусь душой, сестру оклеветали.
Вы прошлой ночью спали вместе с ней?
Не с нею, нет. Но до последней ночи
Я вместе с нею целый год спала.
Так-так! Еще сильнее подтвердилось
То, что и без железа тверже.
Солгут ли принцы? И солжет ли граф,
Любивший так, что омывал слезами
Ее позор. Уйдите! Пусть умрет.
Послушайте меня.
Недаром я молчал, предоставляя
Всему своим свершиться чередом.
Я наблюдал за ней, и я заметил,
Как часто краска ей в лицо кидалась,
Как часто ангельскою белизной
Невинный стыд сменял в лице румянец.
Огонь, в глазах ее сверкавший, мог бы
Сжечь дерзкие наветы на ее
Девичью честь. Глупцом меня зовите,
Не верьте наблюдениям моим,
Что опыта печатью подтверждают
Мою ученость книжную; не верьте
Моим летам, ни званию, ни сану —
Когда не злостной сражена ошибкой
Девица милая.
Не может быть!
Ты видишь сам: лишь тем свой грех смягчая,
Она его не хочет ложной клятвой
Отягощать. Она не отрицает!
Зачем прикрыть ты хочешь извиненьем
То, что предстало в полной наготе?
Кто тот, с кем вас в сношеньях обвинили?
Кто обвинял, тот знает; я не знаю.
И если с кем-нибудь была я ближе,
Чем допускает девичья стыдливость,
Пускай господь мне не простит грехов!
Отец мой, докажи, что я с мужчиной
Вела беседу в неурочный час,
Что этой ночью тайно с ним встречалась, —
Гони меня, кляни, пытай до смерти!
В каком-то странном заблужденье принцы.
Двоим из них присуще чувство чести.
И если кто-нибудь их ввел в обман —
Тут происки проклятого бастарда:
Ему бы только подлости творить.
Не знаю. Если есть в словах их правда,
Убью ее своей рукой; но если
Ее оклеветали, то, поверьте,
Я проучу наглейшего из них.
Года во мне не иссушили крови,
Не выела во мне рассудка старость,
Судьба меня богатства не лишила,
Превратности не отняли друзей.
В злой час для наших недругов найдутся
И руки сильные, и разум ясный,
И средства, и подмога от друзей,
Чтоб рассчитаться с ними.
Подождите;
Я в этом деле вам подам совет.
Ведь принцы вашу дочь сочли умершей:
Так вот, ее от всех на время скройте
И объявите, что она скончалась,
И, соблюдая траур показной,
На родовом старинном вашем склепе
Повесьте эпитафии, свершив
Пред этим похоронные обряды.
Зачем? К чему все это поведет?
К тому, что клеветавшие на Геро
Раскаются тогда: и то уж благо.
Но не о том мечтал я, замышляя
Свой необычный план: чреват он большим.
Узнавши с ваших слов, что умерла
Она под гнетом тяжких обвинений,
Жалеть ее, оплакивать все станут,
Оправдывать. Ведь так всегда бывает;
Не ценим мы того, что мы имеем,
Но стоит только это потерять —
Цены ему не знаем и находим
В нем качества, которых не видали
Мы прежде. Вот и с Клавдио так будет:
Узнав, что он своим жестоким словом
Убил ее, в своем воображенье
Он в ней увидит прежний идеал.
Все, что в ней было милого, живого,
Каким-то новым светом облечется,
Прелестнее, нежней, полнее жизни
В глазах его души, чем это было
При жизни Геро. Если он любил,
Оплакивать ее тогда он станет,
Жалеть о том, что обвинил ее, —
Хотя б еще в ее виновность верил.
Устроим так, и верьте мне: успех
Прекрасней увенчает наше дело,
Чем я могу представить вам сейчас.
Но если бы я даже ошибался,
То слух о смерти Геро заглушит
Молву о девичьем ее бесчестье;
А в худшем случае он нам поможет
Укрыть ее поруганную честь
В каком-нибудь монастыре, подальше
От глаз, от языков и от обид.
Послушайтесь монаха, Леонато.
Хотя, как вам известно, близок я
И Клавдио и принцу и люблю их,
Но я клянусь быть с вами заодно,
Как заодно ваш дух и ваше тело.
Я так сейчас тону в потоке горя,
Что за соломинку готов схватиться.
Я рад согласью вашему. Итак,
Каков недуг, такое и леченье.
(К Геро.)
Умри, чтоб жить! И, может быть, твой брак
Отсрочен лишь. Мужайся и — терпенье.
Все, кроме Бенедикта и Беатриче, уходят.
Синьора Беатриче, вы все это время плакали?
Да, и еще долго буду плакать.
Я не желал бы этого.
И не к чему желать; я и так плачу.
Я вполне уверен, что вашу прекрасную кузину оклеветали.
Ах, что бы я дала тому человеку, который доказал бы ее невинность!
А есть способ оказать вам эту дружескую услугу?
Способ есть, да друга нет.
Может за это дело взяться мужчина?
Это мужское дело, да только не ваше.
Я люблю вас больше всего на свете. Не странно ли это?
Странно, как вещь, о существовании которой мне неизвестно. Точно так же и я могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете. Но мне вы не верьте, хотя я и не лгу. Я ни в чем не признаюсь, но и ничего не отрицаю. Я горюю о своей кузине.
Клянусь моей шпагой, Беатриче, ты любишь меня!
Не клянитесь шпагой, лучше проглотите ее.
Буду клясться ею, что вы меня любите, и заставлю проглотить ее того, кто осмелится сказать, что я вас не люблю.
Не пришлось бы вам проглотить эти слова.
Ни под каким соусом! Клянусь, что я люблю тебя.
Да простит мне господь!
Какой грех, прелестная Беатриче?
Вы вовремя перебили меня: я уж готова была поклясться, что люблю вас.
Сделай же это от всего сердца.
Сердце все отдано вам: мне даже не осталось чем поклясться.
Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя.
Убейте Клавдио!
Ни за что на свете!
Вы убиваете меня вашим отказом. Прощайте.
Постойте, милая Беатриче…
Я уже ушла, хоть я и здесь. В вас нет ни капли любви. Прошу вас, пустите меня!
Беатриче!
Нет-нет, я ухожу.
Будем друзьями.
Конечно, безопаснее быть моим другом, чем сражаться с моим врагом.
Но разве Клавдио твой враг?
Разве он не доказал, что он величайший негодяй, тем, что оклеветал, отвергнул и опозорил мою родственницу? О, будь я мужчиной! Как! Носить ее на руках, пока не добился ее руки, и затем публично обвинить, явно оклеветать с неудержимой злобой! О боже, будь я мужчиной! Я бы съела его сердце на рыночной площади!
Выслушайте меня, Беатриче…
Разговаривала из окна с мужчиной! Славная выдумка!
Но, Беатриче…
Милая Геро! Ее оскорбили, оклеветали, погубили!
Беат…
Принцы и графы! Поистине рыцарский поступок! Настоящий граф! Сахарный графчик! Уж именно, сладкий любовник! О, будь я мужчиной, чтобы проучить его! Или имей я друга, который выказал бы себя мужчиной вместо меня! Но мужество растаяло в любезностях, доблесть — в комплиментах, и мужчины превратились в сплошное пустословие и краснобайство. Теперь Геркулес тот, кто лучше лжет и клянется. Но раз по желанию я не могу стать мужчиной, мне остается лишь с горя умереть женщиной.
Постой, дорогая Беатриче. Клянусь моей рукой, я люблю тебя.
Найдите вашей руке, из любви ко мне, лучшее применение, чем клятвы.
Убеждены ли вы в том, что граф Клавдио оклеветал Геро?
Убеждена, как в том, что у меня есть душа и убеждение.
Довольно; обещаю вам, что пошлю ему вызов. Целую вашу руку и покидаю вас. Клянусь моей рукой, Клавдио дорого мне заплатит. Судите обо мне по тому, что обо мне услышите. Идите утешьте вашу кузину. Я буду всем говорить, что она умерла. Итак, до свиданья.
Уходят.
Тюрьма.
Входят Кизил, Булава и протоколист в судейских мантиях; стража вводит Конрада и Борачио.
Вся диссамблея в сборе?
Эй, табурет и подушку для писца.
Где тут злоумышленники?
Так что я и мой приятель.
Так-так, правильно: мы должны провести экзаменацию .
Да нет, где обвиняемые, с которых будут снимать показание? Пусть они подойдут к старшему из вас.
Да, понятно, пусть они ко мне подойдут. — Как тебя зовут, приятель?
Борачио.
Запишите, пожалуйста: Борачио. — А тебя как звать, малый?
Я дворянин, сударь, и мое имя — Конрад.
Запишите: дворянин Конрад. — Веруете ли вы в бога, господа?
Да, сударь, надеемся, что так.
Запишите: надеются, что веруют в бога. Да поставьте бога на первом месте: упаси боже поставить бога после таких мерзавцев! — Ну, судари мои, уже доказано, что вы немногим лучше мошенников, и вскорости все в этом убедятся. Что вы о себе скажете?
Что мы вовсе не мошенники, сударь.
Удивительно хитрый малый, честное слово! Но я с ним справлюсь. — Подойдите-ка вы поближе. Словечко вам на ушко, сударь: говорю вам — утверждают, что вы мошенники.
А я утверждаю, что мы не мошенники.
Ладно, отойдите в сторонку. — Ей-богу, они сговорились. Записали вы, что они не мошенники?
Господин пристав, вы неправильно ведете допрос: вы должны вызвать сторожей, которые являются обвинителями.
Ну, конечно, это самый лучший способ. Пусть подойдет стража. — Ребята, именем принца приказываю вам: обвиняйте этих людей.
Вот этот человек, сударь, говорил, что дон Хуан, принцев брат, подлец.
Запишите: принц дон Хуан — подлец. Да ведь это подлинное клятвопреступление — принцева брата назвать подлецом!
Господин пристав…
Сделай милость, помолчи, милейший; право, мне твоя физиономия не нравится.
Что он еще говорил?
Что он получил от дона Хуана тысячу дукатов, чтобы ложно обвинить синьору Геро.
Чистейший грабеж, какой только можно себе представить!
Клянусь обедней, верно!
Еще что?
Что граф Клавдио, поверив его словам, решил осрамить Геро при всем честном народе и отказаться от женитьбы на ней.
Ах, мерзавец! Ты будешь за это осужден на вечное искупление .
Еще что?
Это все.
Всего этого более чем достаточно, и никакие отпирательства, братцы, вам уже не помогут. Дон Хуан сегодня утром тайно бежал. Геро была по указанной причине обвинена, отвергнута и скоропостижно умерла от потрясения. Господин пристав, велите связать этих молодцов и отвести их к синьору Леонато. Я пойду вперед и ознакомлю его с протоколом допроса. (Уходит.)
Мы с ними живо управимся.
Связать их!
Прочь, болван!
Господи боже мой! Где протоколист? Пусть запишет: принцев слуга — болван! Вяжите их! Ах ты, жалкий мошенник!
Убирайся прочь, осел! Осел!
Как! Никакого подозрения к моему чину! Никакого подозрения к моему возрасту! Ах, будь здесь протоколист, чтобы записать, что я осел! — Ты, негодяй, хоть и полон почтения, а свидетели на тебя найдутся. Я парень не дурак, да подымай выше — принцев слуга, да подымай выше — отец семейства, да подымай выше — не хуже кого другого во всей Мессине. И законы я знаю — вот как! И денег у меня довольно — вот как! И дефектов у меня сколько хочешь — вот как! Да у меня два мундира, да и все у меня в порядке — вот как! — Ведите его! Экая досада: не успели записать, что я осел!
Уходят.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления