Онлайн чтение книги
На Тихом океане
Глава первая. КВИМБО
Одним из выдающихся типажей, коих немало приходилось мне встречать во время путешествий, остается вне сомнений, кафр-басуто[66]Басуто (суто) — африканская народность; основное население государства Лесото (около 1,3 млн. человек). Квимбо, бывший, как и хаджи Халеф Омар, сопровождавший меня в странах Востока, спутником моим по Южной Африке. Было в этих людях, столь разных, что-то общее, и в душе моей не было иных чувств, к ним относящихся, кроме любви и радости, как, в свою очередь, у них по отношению ко мне.
Квимбо являл собою, особенно когда сопровождал меня верхом, крайне необычную, я бы даже сказал, необычную до фантасмагоричности, и вместе с тем забавную фигуру. Помимо ситцевого передника, обернутого вокруг чресел, никакой другой одежды у него не было; кроме того он смазывал свое темное мускулистое тело жиром, что предохраняло кожу от укусов насекомых, но и заставляло меня держаться от него на расстоянии не меньше, чем пятьдесят шагов.
Наиболее достойным внимания был вид его волос. Посредством ежедневного, годами длящегося втирания сока акаций он склеил волосы в некую компактную массу, которая придала его прическе сходство с двумя подошвами друг к другу склоненных домашних туфель, пятки которых образовывали угол, в то время как полости для ног были нацелены вверх и служили хранилищем важных для Квимбо мелочей. Растянутые на заре юности мочки ушей он по утрам сворачивал и в каждое из отверстий вставлял по одной из своих табакерок.
Помимо этого, в крыльях носа он носил массивные кольца, а изобретением его собственного эстетического гения являлся широкий ремень из подошвенной кожи, затянутый вокруг шеи, на коем была укреплена пара бубенцов; ежедневно Квимбо снимал их, чистил и водворял на место. Бубенцы при каждом движении хозяина издавали звуки, которые не только вызывали во мне крайнее отвращение, но и могли стать для нас опасными, поскольку мы находились под пристальным наблюдением недругов, которые могли угадывать наше приближение задолго до нашего появления. Я уговаривал Квимбо если не снять бубенцы вовсе, так хотя бы изъять из них языки, и то, что после длительной и упорной борьбы он уступил, говорит о его явном расположении ко мне.
Не менее своеобразной была и его речь. Он весьма сносно изъяснялся на ломаном голландском, но привитые с родным языком прищелкивания и причмокивания делали его речь похожей на стук дятла — столь дробные фразы сыпались у него изо рта. Да и рот его — сколь велик и широк был он! Увлекался ли Квимбо в разговоре, смеялся ли, улыбка, обнажая ряды белых зубов, пересекала его лицо, пролегая от уха до уха, а само лицо в эти минуты напоминало скорее физиономию некоего четвероногого, нежели человека.
Но вряд ли бы кто решился сказать ему об этом, поскольку он был чрезмерно тщеславен и тяготел не просто к красивому, но к красоте высшего ранга. Говоря о своей персоне, он именовал себя не иначе как «прекрасный», «добрый», «мужественный Квимбо». Несомненно, в суждениях своих о красоте он заблуждался, но душевной добротой природа его не обидела. В мужественность его, в коей, признаться, я сначала крайне сомневался, я уверовал чуть позже.
Квимбо был неустрашим, и если речь шла об опасности, которая могла мне угрожать, он, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью. Я любил его всем сердцем и желал ему лишь добра, но, к сожалению, не смог помочь в трудную для него минуту.
Образно говоря, Квимбо потерял сердце; оно принадлежало красивой простодушной девушке, которую нашел один бур в Калахари еще ребенком, взял с собою и назвал Митье. Как часто слышал я вылетающие из уст кафра блаженно звучащие слова:
— Митье должна стать женой прекрасного, доброго, мужественного Квимбо, потому что Квимбо женится на красивой, юной, прекрасной Митье!
Но ему предстояло познать, что даже прекрасному, доброму, мужественному человеку, если он — кафр, доступно далеко не все, чего бы он желал. Митье стала женой молодого бура, Квимбо вынужден был от нее отказаться.
Я не знал, как утешить беднягу, к тому же подошло время мне уезжать. При расставании со мной он плакал, а лучше сказать, был оскален больше обычного. Внезапно его осенило: вынув из правой мочки табакерку, он протянул ее мне со словами:
— Дорогой добрый минхер[67]Господин (гол.). едет домой; Квимбо плачет много больших слез, потому что Квимбо не может ехать с ним, но Квимбо дает ему коробку, чтобы минхер думал о бедном, добром, прекрасном, мужественном Квимбо!
Я, конечно же, принял подарок, чтобы не расстраивать беднягу. Я был уверен, что никогда больше мне не доведется увидеть мочку, из коей эта табакерка была извлечена. Несмотря на это, мне выпала честь увидеть, причем не только эту правую, но и левую мочку, а в качестве дополнения к ним еще и всего Квимбо, и притом не здесь, в стране буров, кафров и готтентотов, но где?..
Вернемся в то время, когда мы привели «Хай-ян це» в Галле и вместе со взятыми в плен пиратами передали мудали. Мы дождались приезда губернатора Коломбо и наконец побывали на свадьбе Калади и Моламы; на протяжении всех описанных ранее событий я умышленно обходил вниманием один эпизод, освещением которого и собираюсь занять внимание моих любезных читателей.
Само собой разумеется, команду «Хай-ян це» должно было наказать; вопрос состоял в том, по какому праву наказывать.
На Цейлоне действует один свод законов — равно как для европейцев, так и для коренного населения, однако существуют особые положения для тамилов[68]Тамилы — народ Южной Индии, вторая по численности этническая группа в Республике Шри-Ланка (2,8 млн. человек.)., которые, к слову сказать, называют свой кодекс «Савалами», и для канди[69]Канди (точнее: кандийцы) — «горные» сингалы, одна из двух этнических групп сингальского народа, основного этноса в Республике Шри-Ланка. Кандийцы живут во внутренних районах острова, преимущественно на территории бывшего Кандийского княжества.. Справедливости ради следует отметить, что основой для общего свода законов служат староголландские правовые источники. По английскому законодательству разбираться могут лишь вопросы судоходного и торгового, я бы даже сказал, коммерческого характера. Надо ли судить похитителей женщин по английским или по староголландским законам?
Этот вопрос был важен для чиновников, но не для Раффли и меня; нас он попросту не интересовал.
Мудали же не мог принять какого-либо решения; однако в ожидании губернатора он вынужден был заботиться о том, чтобы преступники не улизнули. Он разыскал нас в отеле «Мадрас» в надежде получить совет от Раффли. Единственное, на что мудали мог решиться, — это посадить преступников на джонку и приставить к ним усиленную охрану. Раффли ничего не сказал на этот счет, однако вел себя так, будто визит к нему мудали с просьбой о помощи — вещь сама собой разумеющаяся. Помедлив немного, он обернулся ко мне:
— Чарли!
— Сэр! — в тон ему откликнулся я.
— Что вы об этом думаете?
— Ничего.
— Гм! Но у вас должны же быть какие-то соображения.
— Сперва я должен выяснить, какие здесь тюрьмы.
— Они не годятся!
— В таком случае абсолютно ясно, что парней необходимо поместить на корабль, разумеется, под усиленной охраной.
— Well! Я тоже так думаю.
Мудали встал, низко поклонился и вышел, пригласив нас вечером навестить его. Англичанин, придя в одно из своих иронических расположений духа, спросил:
— Что вы скажете об этом человек, Чарли?
— Он считает вас персоной куда более значительной, нежели сам.
— Я хотел бы ему посоветовать именно это! Но у вас, видимо, мнение на этот счет несколько другое.
— Я думаю о вас абсолютно так же, как и вы обо мне.
— Хорошо сказано, очень хорошо! Надо полагать, вы будете рассуждать так же здраво и тогда, когда услышите то, что я сейчас предложу.
— Я весь внимание, сэр!
— Вы намерены отсюда следовать в Суэц, а потом домой?
— Нет, в Бомбей.
— Из этого ничего не выйдет!
— О?
— Абсолютно ничего! Я приехал оттуда и не желаю так быстро попасть обратно. Что вам искать там без меня?
— То же, что и везде. Мой план ведет меня туда!
— Ваш план! Превыше всего — план! Какой разумный человек составляет планы? И к тому же такие! Берите крепости, коль они на пути! Вы — исключительный товарищ, каких я еще не встречал. Вы впитываете в себя все нелепости и ошибки, вы полны ими, но вам необходимо быть хорошим, добрым, чтобы хотеть или не хотеть. Я вас пока от себя не отпускаю!
— Вы думаете, меня удастся удержать?
— Yes!
— Каким же образом?
— Гм! Не угодно ли пари?
— Нет. Я никогда не спорю.
— Немыслимо! Сперва дождитесь, когда я вам скажу, какое пари подразумеваю! Я ставлю сто фунтов на то, что вы останетесь со мной. Скажите же, что вы поставите против?
— Ничего.
— Невозможный человек! Это пари я непременно бы выиграл! Вы поедете, Чарли?
— Куда?
Он вскинул голову так, что даже пенсне подпрыгнуло у него на носу, посмотрел через стекла куда-то мимо меня и вымолвил лишь одно слово, но с какой-то необычайной интонацией:
— Ябадиу!
Это слово не оказало бы должного воздействия на кого-либо, но только не на меня; тем не менее я спросил, старясь придать голосу безразличный тон:
— И дальше?
— Что дальше? Каков вопрос! Неужели же вам не ведомо, что означает «Ябадиу»?
— Это старое название Явы. Еще во времена Птолемея остров называли так.
— Правильно! Итак, Ява! Ну и что вы теперь скажете?
— Вы хотите ехать туда, сэр?
— Хочу ли я? Не знаю, кто бы мне мог это запретить. А есть ли человек, который бы имел право запретить это вам?
— Нет.
— Итак, договорились: мы отправляемся на Яву!
— Тише едешь — дальше будешь, сэр Джон. Если никто и не вправе вмешиваться, все же есть один, кто должен дать согласие.
— Кто же это?
— Я сам!
— Pshaw! Ни о чем не спрашивайте! Хотел бы я знать, что вы имеете против! У вас нет желания?
— Желание есть, но время, время!
— Не говорите о времени! Такой путешественник, как вы, всегда располагает временем. А что касаемо остального, о чем вы думаете, то вплоть до самой малости, вплоть до булавки, вы будете моим гостем!
— Не об этом я сейчас думаю.
— О чем же?
— О том, что поездка на Яву отдалит меня от родины вне всякой меры.
— Этой мыслью вы не можете гордиться, Чарли; все пути ведут в Рим, а для вас должно быть очевидным, что с запада ли, с востока ли, через Африку либо через Америку, но вы попадете в свое гнездо. Я крайне удивляюсь, что… — Он не договорил.
Снаружи раздались музыка и песни, и к нам вошел старший из слуг, который сообщил, что нам необходимо спуститься на веранду, поскольку нас хотят видеть.
— Кто хочет нас видеть? — удивленно спросил Раффли.
— Люди, пришедшие ради вас, чтобы вас чествовать и благодарить.
— За что?
— Девушки, которых вы спасли, шествуют по городу.
Раффли, лицо которого приняло несколько загадочное выражение, поправил пенсне и спросил:
— Мы тоже должны пройти со всеми по городу?
— Ваша светлость, кто должен был об этом думать? — с этими словами испуганный служащий выскочил за дверь.
Раффли, смеясь, кивнул мне:
— Well, что ж, посмотрим! Но прежде я скажу вам, что твердо решил рассчитывать на ваше участие в поездке. Для подготовки мне нужно три дня; именно столько я даю вам, чтобы вы наконец решили. Но берегитесь, если не захотите участвовать!
Снаружи в свете факелов стояли девушки, богато украшенные цветами. При виде нас раздались крики приветствий, гремела музыка. Так продолжалось долгое время.
Вскоре мы нанесли визит мудали. Там узнали, что лейтенант из местных с десятью солдатами отправился на джонку охранять злоумышленников. Я спросил, достаточно ли солдат. Но мудали успокоил, сказав, что преступники крепко связаны. Поскольку предыдущая ночь выдалась бессонной, мы оставались в гостях, насколько это позволяли приличия, а затем отправились спать.
Встали мы на следующее утро лишь тогда, когда нас разбудили. Мудали вновь выразил желание говорить с нами. Это могло оказаться чем-то важным. И все же, стоило мне подумать, насколько почтительно этот человек относится к нам, я сразу же говорил себе, что подобный прием не мог быть таким, не будь Раффли родственником губернатора.
Мудали выглядел крайне серьезным и торжественным, и тем более неожиданным прозвучал его вопрос, обращенный к англичанину:
— Сэр, где живут духи?
Раффли, чье лицо от удивления вытянулось и пенсне привычно запрыгало на носу, посмотрел на вопрошающего, почесал затылок, а затем ответил:
— Духи?.. Гм! Духи?..
— Да, духи, — кивнул мудали.
— А какие? Ведь духи бывают разные.
— Разные?
— Да. К примеру, духи жизни, духи вина, ну и так далее…
— Сэр, я не шучу. Я имею в виду настоящих духов.
— Настоящих? Гм! Вроде привидений?
— Это абсолютно безразлично, дух это или привидение.
На этот раз я опять явился свидетелем того, как на лице сэра Джона появилось более ироническое, нежели просто шутливое, выражение:
— Это не безразлично. Человек может отогнать духа, но с привидением уже, увы, ничего сделать нельзя. Неужели в прошлую ночь нас посетило привидение?
— Да!
— Где?
— На джонке!
— На китайском судне?
— Да.
— И вы в это верите?
— Да, я верю в это.
— А я — нет. Привидений, в основном, не бывает, а если какому-то вашему солдату очень захотелось увидеть что-то подобное, то либо он действительно видел это, либо у этого привидения есть и мясо и кости, — готов спорить на тысячу, на пять тысяч фунтов! Не может ли идти речь о попытке пленников освободиться?
— Нет.
— Нет? Но это мог быть лишь кто-то из заключенных, поскольку, кроме них и солдат, на корабле больше никого не было.
— Это не был ни один из них. Преступники крепко связаны и не могут освободиться; это было нечто другое, это был дух.
Он сказал это так убедительно, что Раффли перестал чесать затылок и повернулся ко мне:
— Чарли!
— Сэр?
— Существуют ли духи?
— Да.
— А привидения?
— Нет. А был ли кто-нибудь, кто это видел? — Последний мой вопрос был обращен уже к мудали.
— Часовые.
— Один из них или их было несколько?
— Все. Лейтенанта я вызвал сюда, если вам угодно, он расскажет все сам.
Я встал и впустил этого человека. Он не был похож на труса, но все его предки воспитывались в подобных суевериях. Он должен был все рассказать.
Полночь, как известно, во всех частях света и у всех народов является часом духов, а в эту полночь на джонке поднялся сильный ветер и появился дух.
— Откуда он пришел? — спросил я.
— Этого никто не знает, он был там.
— Как долго вы его наблюдали?
— Всею лишь несколько минут.
— Куда он направился после этого?
— Мы не видели, он пропал!
— Как он выглядел?
— Ужасно! Наши сердца дрогнули.
— Ужасно? Что ты имеешь в виду? Опиши его подробнее.
— Этого я не могу. Кто может описать духа?
— Он выглядел как зверь?
— Нет.
— Как человек?
— Нет.
— В обличье кого он явился вам?
— Ни в одном из тех, что мне известны.
Предосторожности ради я задал еще несколько вопросов.
— Сегодня никто из заключенных не отсутствовал?
— Нет, сэр.
— Все привязаны крепко?
— Да.
— Стало быть, ни один не убежал и все привязаны крепко?
— Да, сэр.
Я посмотрел на Раффли, а он — на меня; мы громко захохотали.
— Не смейтесь, милорды! — боязливо вскричал мудали.
— Духи, с которыми мы имеем дело, не будут мстить, поскольку они сами весьма рады, если с ними ничего не случится, — отвечал Раффли. — Впрочем, мы с вами прогуляемся туда и обследуем все более тщательно. Чарли, пойдете со мною?
— С удовольствием! — откликнулся я.
— У вас есть соображения, кто может быть этим духом?
— Пока еще нет.
— Может быть, все-таки пари?
— Нет, увольте.
— Но вы же можете выиграть! Я став…
— Не ставьте ничего, сэр, — прервал я его, — я никогда не спорю.
— Да, это беда, это ваша настоящая беда… Несомненно, вы избегаете сегодняшней ставки именно потому, что речь идет о духе!
Позавтракав, мы отправились в гавань, а оттуда на джонку. Вчерашнюю охрану к тому времени еще не сменили; поэтому мы увидели всех участников ночных событий. К сожалению, некоторые из них знали не больше, чем мы сами. Мы поняли, что о призраке они больше слышали… Естественно, в первую очередь мы спустились в трюм, чтобы увидеть преступников. Их путы оказались в полном порядке; ни один, будь у него такое желание, не смог бы освободиться сам, без посторонней помощи.
Однако на следующее утро мудали оповестил нас, что в полночь духа видели еще раз. На этот раз он был замечен офицером новой смены караула, и теперь очевидец ожидал нас. Хронология событий в точности совпадала со вчерашней. Вначале поднялся ветер, а потом появился дух, чью внешность так и не удалось рассмотреть, а потому, как и вчера, описание не состоялось.
— Это действительно был ветер? — спросил я.
— О, очень внезапный, — отвечал лейтенант.
— Вы его чувствовали?
— Очень хорошо.
— Откуда появился дух?
— Я не знаю, он там был.
— А куда он ушел?
— Не могу сказать, он пропал.
— Вы видели, что он двигался?
— Да, сэр!
— В таком случае вы должны знать, в каком месте судна он находился.
— Он дошел до грот-мачты.
— С какой стороны?
— Этого я не видел.
— Вы либо не открывали глаз, либо страх затмил их. Мы пойдем, чтобы еще раз проследить всю эту историю с привидением.
Так мы и поступили, но нашли все то же, что и вчера. Перебирая корзины с провизией, наваленные возле грот-мачты, и пытаясь каким-то, мне самому неведомым, образом связать их с привидением, и не видя ровно никакой связи, я распалялся все более и более. Гнев мой не был направлен ни на это злосчастное привидение, ни тем более на злосчастных сингальцев, а на самого себя: ранее я решал и более сложные, запутанные вопросы, а в этой ситуации чувствовал себя совершенно беспомощным. Не было ни единой сколь-нибудь здравой мысли по этому поводу.
Придя вечером домой, Раффли, всю обратную дорогу насвистывавший что-то весьма насмешливое, обратился ко мне:
— Мне вас крайне жаль, Чарли. Призрак с корабля переместился прямиком в вашу голову. Я, к примеру, отнюдь не удивлюсь, если вы внезапно начнете чувствовать сильный ветер!
— Вольно вам смеяться! А меня крайне сердит то, что я до сих пор не могу найти никаких следов.
— Неужели же никаких?
— Можно предположить, что у вас есть какие-либо мысли по этому поводу?
— Всего лишь одна, но какая! Привидение приходит с берега.
— А я полагаю, что оно находится внутри джонки.
— Хотите пари? Я ставлю сто гиней[70]Гинея — английская золотая монета, чеканившаяся в 1663–1813 гг.; в XVIII в. равнялась 21 шиллингу и весила около 8,5 г (примерно 7,7 г чистого золота); заменена золотым совереном (см. прим. 30). на то, что я прав. А вы поставьте десять золотых.
— Для споров и пари у меня нет денег. К тому же сегодня вечером привидение будет поймано!
— И кто же его схватит?
— Я.
— Вы? И вы пойдете на джонку один?
— Вы желаете составить мне компанию, сэр?
— Конечно, конечно! Сознайтесь, что вы — необыкновенный человек. Вы должны были родиться в Раффли-Касл!
— Вашим старшим братом? А как же ваши титул и герб?
— Они мне не нужны! Вот охота на привидение — это да!
— Кстати, на грот-мачте я обнаружил следы. Это был зверь или…
— Или, — перебил он меня, — человек, который вознамерился освободить пленных. Впрочем, Чарли, мне пришла одна мысль: а что, если вся эта история лишь шутка, причем шутка одного из солдат?
— Ни один из них не заступал в караул дважды.
— Значит, в каждой смене свой шутник.
— Сингальцы для этого слишком набожны и почитают духов. Привидение — это не шутка, и поэтому стоит отнестись к нему так же серьезно.
— Будем ли говорить об этом мудали?
— Безусловно. Без его разрешения нам на джонку не попасть.
— Признаться, когда мне чего-то хочется, я это делаю и без каких-то там разрешений. Впрочем, как вам будет угодно.
Мудали, услыхав о нашей затее, дал моментальное согласие, объявив нам, правда, под большим секретом, что новая смена караула откровенно напугана.
— Если бы они знали, что вы собираетесь туда, они бы вздохнули свободнее, — сказал он.
На часах было около двенадцати вечера, когда мы взошли на палубу джонки.
На юте уже было сооружено некое подобие шкафа, кое предназначалось для лейтенанта; лишь там он чувствовал себя в безопасности. Для нас с Раффли встал вопрос, где же нам располагаться для наблюдения. Сэр Джон придерживался мысли, что привидение приходит с берега, а следовательно, взбирается по якорной цепи, поэтому там он и обосновался. Мне же необходимо было одновременно обозревать трюмные люки и грот-мачту. Посему после недолгих размышлений я устроился в рубке.
Ночь выдалась светлая. Несмотря на то, что луны не было, то тут, то там в просветы между белыми завесами облаков проглядывали звезды.
С церкви, укрытой туманом, пробило двенадцать — час духов настал; я весь обратился в слух. Прошло пять минут, затем еще пять. Неужели не придет? Вдруг — что это? Легкий хлопок у переднего люка. Я был прав — парень попался!
В два прыжка достигнув люка и даже не успев как следует разглядеть «привидение», я повалил его и заломил ему руки за спину, приговаривая:
— В последний раз ты появляешься на этом корабле! Где же твой ветер, с которым ты приходишь?
Внезапно из-под меня прозвучал приглушенный, но такой знакомый голос:
— Хай-хо! В вас вселился дьявол? Дайте мне воздуха!
Гром и молния, это был мой англичанин! Я помог ему подняться, после чего спросил:
— Что вы там искали?
— Мне в голову пришла мысль, верно ли я выбрал место для наблюдения. Затем я обнаружил здесь эту коробку, под которую и пытался… — он не договорил.
Внезапно со стороны заднего люка раздался пронзительный и вместе с тем глухой свист. При всей суеверности сингальцев неудивительно, что они его принимали за ветер.
— Это призрак, Чарли, быстрее! — закричал Раффли и бросился вперед, но, споткнувшись об опрокинутую корзину, растянулся на палубе. Не дав себе ни малейшей передышки, он тут же вскочил и почти нырнул в люк. Будучи от него на приличном расстоянии, я мог только крикнуть:
— Держи его!
— Уже поймал! — отвечал англичанин. — All devils[71]Тысяча чертей (англ.). , держи его! Он ушел.
В неверном свете звезд я увидел, как «дух» поспешил к переднему люку, и вдруг услышал ломаную голландскую речь:
— Лови прекрасного, доброго, мужественного Квимбо, если сможешь!
«Прекрасный, добрый, мужественный Квимбо» — я стоял как громом пораженный! Ужели я в бурском поселении на Виттерумберге в Южной Африке? Или на китайском судне в Галле? Я узнал голос моего бравого кафра-басуто, несмотря на вереницу лет, прошедших с момента нашей последней встречи.
Квимбо скрылся; тут я заметил лорда, закрывающего лицо руками.
— Что с вами, сэр? — спросил я его.
— Он громыхнул, как в литавры!
— А вы слышали то, что он кричал?
— Слышал? Да у меня голова раскалывается!
— Сегодня у вас неудача, сэр, большая неудача!
— Но, во всяком случае, мы теперь знаем, что имеем дело не с духом, а с живым человеком. А не угодно ли пари? — спросил он, поднимая с палубы какой-то предмет.
Это была дыня, фунтов на восемь.
— О чем?
— Что я надену ее на голову этому духу.
— Я не буду спорить.
— Почему?
— Вы можете проиграть.
— Я, вот увидите, встречу его вновь и надену ему эту дыню прямо на голову.
— Вы не сделаете этого! Вы ведь не захотите портить голову одному из моих друзей?
— Что вы говорите?!
— Да, он — мой верный слуга, кафр-басуто, сопровождавший меня по стране буров. К тому же он не способен стать разбойником.
— Но, Чарли, коим образом кафр из Южной Африки попал в компанию с восточноазиатскими разбойниками?
— Это мы узнаем от него. А теперь нам необходимо его найти.
— Нам нужен свет.
— Его мы найдем в каюте капитана. Кстати, мне кажется, нам стоит пойти и навестить нашу охрану.
Когда мы подошли, лейтенант спросил:
— Милорды, дух исчез?
— Нет, он еще здесь.
— Он не растворился в воздухе?
— Он и не растворится, поскольку это живой человек, несчастный человек, которого похитители женщин принуждали жить у них на судне.
После того, как, позаимствовав огня в капитанской каюте, мы спустились в трюм, то, кроме арестантов, никого не обнаружили. Мы отправились в балластовый отсек — там тоже никого не было, но я увидел, что балласт состоит из песка. Пока я обдумывал про себя это открытие, ко мне подошел Раффли:
— Чарли, вы знаете, кто ваш друг? Он призрак! Этот Квимбо, как вы его называете, исчез бесследно… Предлагаю пари!
— Нет, я не буду спорить. И, кроме всего, мне будет крайне неприятно брать у вас деньги, сэр Джон.
— И как же, хотел бы я знать, вы собираетесь выиграть?
— Я просто знаю, где он.
— Где же?
— Скажите, вы ничего не замечаете?
— Нет, песок ровный.
— Да, ровный, но справа; слева же, смотрите, — некое возвышение с отверстием. Кроме того, что вы видите в углу?
— Дыни.
— Правильно! Квимбо необходимо было есть и пить, и по ночам он выходил на палубу, чтобы запастись провизией. И для маскировки он выбрал образ духа.
Я позвал:
— Квимбо, выходи!
Никакого ответа.
— Квимбо, тебе ничего не сделают!
Вновь тишина. Прошло столько лет, возможно, Квимбо успел забыть мой голос…
— Это я, добрый дорогой Германия, с которым ты был у бура Ван хет Рура.
Квимбо, как правило, не различал национальной принадлежности человека и называл англичанина Англией, немца — Германией, а француза — Францией.
Но вот песок пришел в движение, и из глубин раздался голос, приглушенный толщей балласта:
— Дорогой добрый Германия, получивший коробку от красивого, доброго, мужественного Квимбо?
— Да.
— Mijn tijd, mijn tijd![72]Мое время (гол.). Красивый, добрый, смелый Квимбо сейчас же выйдет из песка!
Его явление сопровождалось неимоверным количеством прыжков, криков, верчений на месте, лобызаний, так что в скором времени мне пришлось призвать Квимбо к благоразумию, поскольку я опасался, и скорее всего небезосновательно, оказаться задушенным.
— Квимбо, я тоже рад нашей встрече! Но я крайне изумлен, что вижу тебя здесь, на пиратском корабле!
— О, Квимбо не вор, он просто был в услужении у похитителей женщин. Квимбо был пойман пиратами и должен был чистить корабль и прислуживать капитану.
— Что ж, все это ты мне расскажешь наверху.
— Наверху? Но там солдаты! Они схватят доброго, мужественного Квимбо!
— Ты под моей защитой.
— Значит, Квимбо свободен?
— Да.
— И может идти в Басутоленд?
— Да.
— Или идти или ехать в Чилачап?
— А что это?
— Красивый город, где живет минхер Бонтвернер.
— А где находится этот город?
— На далеком-далеком прекрасном острове Сераю.
— Сераю? Сэр Джон, может быть, вам знакомо это название?
— Нет, — отвечал англичанин, почесывая затылок.
— И мне не знакомо… Впрочем, стойте! Сераю — это река.
— Да, Сераю — река, много воды, — подтвердил Квимбо.
— Вот именно, Сераю — река на острове Ява. А Чилачап — портовый город на южном побережье. Вы только подумайте, сэр Джон! Этот кафр успел побывать даже на Яве! Квимбо, ты непременно должен обо всем рассказать нам наверху.
— Не лучше ли будет пойти в отель? — спросил Раффли.
— Нет, возможно, мы получим какие-либо сведения о пиратах, и мне не хотелось бы уходить с корабля.
Когда мы проходили мимо связанных пиратов, капитан прошипел какое-то проклятие; относилось ли оно к Квимбо либо к тому, что мы его нашли, не знаю.
Войдя в каюту капитана, которую мы избрали как наиболее удобную, Квимбо сразу же попросил накормить его. Насытившись, он начал рассказывать — но как! Не делая пауз, смысловых и интонационных выделений, употребляя за пять минут столько выражений из родного языка да еще из голландского, сколько другой не вспомнил бы и за день. Несколько наших попыток заставить говорить его медленнее ни к чему не привели, поскольку Квимбо никак не мог понять, почему «добрые, дорогие господа» не понимают то, что он говорит.
Внезапно меня осенило:
— Послушай, мы действительно не понимаем, что ты говоришь. Лучше я буду задавать вопросы, а ты — отвечать на них.
— Да! — кивнул он, полностью со мною согласный.
— Тогда расскажи, что ты делал после того, как мы с тобой расстались.
— Несчастный Квимбо не хотел жить с людьми, которые отняли у него Митье, и ушел в Кейптаун, где минхер Бонтвернер нашел умного, мужественного Квимбо и Квимбо стал его слугой.
— Он нанял тебя как слугу? В таком случае ты должен знать, кем был твой минхер?
Не успел Квимбо ответить, как Раффли сказал:
— Когда-то в Кейптауне знавал я одного Бонтвернера, холостого торговца алмазами; у него еще был старший брат… Может быть, его имеет в виду Квимбо?
— Квимбо, чем занимался минхер Бонтвернер?
— Торговал алмазами и другими драгоценными камнями.
— А была ли у него жена?
— Нет, жены не было; и у старшего брата не было жены. А потом минхер узнал, что в Чилачапе умер его брат, и поехал туда. Он взял деньги брата, сел вместе с Квимбо на корабль и поехал обратно в Кейптаун. Но по дороге корабль окружили лодки, разбойники убили капитана и матросов, а минхера Бонтвернера и Квимбо увезли на остров, где они были пленниками разбойников.
— Как называется это место?
— Ху-Няо.
— Ху-Няо? Гм! Это китайское название и означает «птица-тигр». Это остров?
— Нет.
— Материк?
— Нет.
— Может быть, полуостров?
— Да, это полуостров. И там сейчас находится минхер Бонтвернер. Он пишет письма, потому что разбойники хотят еще больше денег.
— А куда он пишет?
— В Чилачап.
— А кому?
— Минхер не говорил это Квимбо.
У меня было к Квимбо еще много вопросов, но меня перебил Раффли:
— Оставьте пока вашего Квимбо в покое, Чарли! Он все равно не даст точных сведений. Он, как бы это лучше сказать, настоящий «Квимбо».
— Но, сэр, я хотел бы знать, где…
— Где держат минхера Бонтвернера?
— Да.
— Это нужно узнать не у Квимбо.
— У кого же в таком случае? Может, вам известен кто-либо, к кому можно обратиться?
— Да.
— И кто же?
— Похитители женщин.
— Pshaw! Они ничего не скажут!
— Уверяю вас, что если подойти к этому с должным вниманием, то в течение одного допроса все станет известно. Единственно, о чем бы я хотел просить вас, предоставить это дело мне.
— С удовольствием, хотя, признаться честно, я в этом сомневаюсь.
— И почему же? Неужели вы полагаете, что страх смерти не способен развязать этим людям языки?
— Христианам — возможно. Но мы имеем дело с людьми, для которых вера, совесть, надежда и страх не имеют значения.
— Что ж, увидим.
Мы вошли к арестованным; Квимбо оставили в капитанской каюте. Но какие бы вопросы ни задавал Раффли пиратам, ответов не последовало. Раффли начал выходить из себя:
— О, варвары!
— Мне кажется, сэр Джон, нам надо действовать по-другому.
— Как же?
— Нужно узнать, куда приходят ответы на письма Бонтвернера.
— Как же вы это узнаете?
— Следите за глазами капитана, пока я буду с ним разговаривать.
Я подсел к капитану и начал говорить по-китайски:
— Ты не хотел бы сказать свое имя?
Он не ответил.
— А также я бы хотел узнать, где вы прячете минхера Бонтвернера.
Снова тишина.
— Твое молчание ничего не значит, — продолжал меж тем я. — Мы и так освободим его, когда приплывем в Ху-Няо.
Я умышленно выделил это китайское название. Капитан ничего не ответил, но в глазах его мелькнули искорки злорадного смеха.
— А, впрочем, я оговорился, я хотел сказать «Ху-Цяо».
Сознательно поменяв в названии одну букву, я добился того, что во взгляде капитана, все еще хранившего молчание, просквозил испуг.
Выйдя от арестованных, Раффли спросил меня:
— И чего вы добились этими вопросами?
— А смотрели ли вы на выражение лица капитана?
— Да. Вначале он улыбался, как бы сознавая свое превосходство над вами, но потом испугался.
— Абсолютно верно! Дело в том, что я сомневался, что слово, сказанное Квимбо и означающее буквально «птица-тигр», истинное название этого места. Так оно и вышло: Квимбо неправильно запомнил слово «Ху-Цяо», которое означает «Мост Тигра».
— Допустим. Но где в таком случае лежит этот полуостров?
— Где-то на побережье Суматры. Необходимо его найти.
— Каким же образом, смею вас спросить? Объехать всю Суматру и у жителей каждого полуострова спрашивать его название?
— Я полагаю, мы могли бы воспользоваться картами пиратов.
— Well, но я думаю, что этим можно заняться завтра.
Квимбо был переселен в отель, где ему, без сомнения, было гораздо приятнее, чем в трюме.
На следующее утро мы едва успели приступить к первому завтраку, как появился мудали, горя нетерпением узнать развязку всей этой истории. Раффли, поведав ему обстоятельства «дела о привидении», не удержался, чтобы не отпустить пару едких замечаний в адрес охраны и его, мудали, персоны. Последний, приняв крайне важное выражение лица, потребовал немедленно выдать ему Квимбо ввиду того, что он должен быть наказан дважды. Я просто рассмеялся, а Раффли посмотрел на чиновника весьма удивленно:
— Наказан дважды? Вот как?
— Он напугал солдат; кроме того, он обнаружен на пиратском судне и, следовательно, тоже является разбойником.
Сэр Джон перебил сингальца:
— Что с вами? Вы помните, кто я?
— Вы — родственник генерал-губернатора.
— Чудесно. А этот джентльмен, сидящий рядом?
— Ваш друг.
— Прекрасно. Ну а Квимбо?
— Он… Он… — Он запнулся.
Раффли договорил за него:
— Квимбо — слуга этого джентльмена. Что из этого следует? Можете вы это сказать?
— Нет, — признался сингалец, явно обескураженный начальственным тоном Раффли.
— Это же и ребенку ясно! Здесь сидят родственник генерал-губернатора, и его друг, и слуга его друга. А из этого следует, что Квимбо — слуга генерал-губернатора.
Мудали не отвечал, покачивая недоверчиво головою.
— Как? Вы не верите? Я полагаю, что вы считаете себя джентльменом, и именно как с джентльменом буду с вами разговаривать. Чарли, принесите мои пистолеты!
Тут сингалец вскричал:
— Подождите, я верю вам!
— И в то, что Квимбо не разбойник, а честный человек?
— Да!
— В таком случае я бы посоветовал вам сделать вид, будто на корабле не было обнаружено никакого кафра по имени Квимбо.
— Почему?
— Потому что вы же сами считали его привидением. Если, конечно же, вам угодно, я могу рассказать обо всем генерал-губернатору, когда он приедет, либо можете рассказать ему сами.
— Мы ничего ему не скажем. Кстати, губернатор прибудет сегодня. Он приедет, чтобы вершить суд.
Приехавши, губернатор выслушал рассказ Раффли о Бонтвернере и распорядился объявить пиратам, что тот, кто сообщит необходимые сведения о Мосте Тигра, избегнет смертного приговора. Ни один из них не выдал секрет, и вечером все они висели на рее.
Мы же, полагаясь теперь на самих себя, обратились к картам. Труды оказались напрасными, поскольку ни на одной карте мы не нашли названия Ху-Цяо.
Я пробовал экзаменовать Квимбо — может быть, он запомнил направление, но Квимбо сказал, что ничего не знает, поскольку все время сидел, запертый в трюме.
В то же время мы вспомнили, что видели в капитанской каюте еще какие-то карты, не принятые нами во внимание. Ими оказались штурманские карты Никобарских островов; тщательность, с которой эти карты были нарисованы, натолкнула меня на мысль о кроющемся в них тайном смысле.
На следующий день, упомянув в разговоре Никобарские острова, я услышал в ответ:
— Никобар? Квимбо знает Никобар!
Тут мне пришло в голову, что на Никобарских островах проживают малайцы, и я решил выяснить, знакомы ли Квимбо малайские названия:
— Не видел ли ты остров, который называют Пуло-Сембилан?[73]Пуло-Сембилан (буквально: девять островов;
На лице его отразились проблески воспоминания, и он ответил, радостно кивая:
— Билан… Билан… Квимбо уже видел; Билан — много островов в большой воде. Корабль стоял возле островов… Билан…
— А у какого из островов?
— Квимбо не знает.
Тут я принялся медленно, делая паузы, перечислять ему все острова. Он слушал меня с напряженным вниманием. Лишь, когда я дошел до названия Теланджанг[74]Теланджанг (или Энгано) — остров в Индийском океане, поблизости от юго-западной оконечности Суматры., лицо его прояснилось:
— Тел… Тел… Ланджанг… Ланджанг… О, этот остров Квимбо видел!
— А можешь ты вспомнить, почему корабль стоял там? Та Ци там живет.
— А кто он?
— Та Ци разбойник, большой, сильный великан.
— Та Ци был в джонке, когда на вас с минхером Бонтвернером напали и пересадили на пиратский корабль?
— Да, Та Ци был там.
— А почему ты решил, что Та Ци живет на Теланджанге?
— Он там сошел.
— Он брал с собою какие-нибудь вещи?
— Взял с собой бочку… две бочки… много бочек.
— А с берега на корабль что-нибудь передавали?
— Дыни, кокосы, фрукты, все, что на корабле едят.
— А теперь я задам тебе вопрос, который для меня крайне важен. Этот Та Ци был на корабле, когда тебя приняли на Мосту Тигра. Значит, он знает, где находится остров с таким названием?
— Та Ци стоял там, он все знает.
— Хорошо, а какую роль он играл на корабле? У него есть звание?
— Когда капитан его звал, он говорил «теу».
— Теу? В таком случае, он — офицер. Можешь ты сказать, сопровождал ли он вас на Мост Тигра?
— Он сошел с корабля и шел на Мост Тигра.
— Он видел твоего господина Бонтвернера?
— Он видел его и даже говорил с ним.
— О чем?
— Квимбо не слышал, далеко стоял.
— Жаль! А теперь скажи-ка, является ли капитан командующим всем на полуострове?
— Нет, командующий — Линь Дао.
— Его имя означает «Повелевающий Меч», в то время как Та Ци переводится как «Великое Мужество». Поскольку все имена подобного толка обычно связываются с личными качествами их обладателей, не лишне было бы отнестись к нему с особой осторожностью.
Последние слова были обращены к лорду, который, хотя и сохранял молчание, принимал тем не менее в нашем разговоре самое деятельное участие. Сделав пренебрежительный жест, он заметил:
— Мне нечего опасаться. Может быть, вы, Чарли?
— Излишний вопрос!
Я попытался выяснить у Квимбо еще некоторые детали, но, к сожалению, запас знаний этого достойного представителя африканской братии был исчерпан. Потерпев фиаско, я обратился к Раффли:
— По крайней мере, мы теперь располагаем кое-какими сведениями, которые возможно принять в качестве отправной точки. Этот Линь Дао — несомненно, верховнокомандующий этой шайки и проживает он на Мосту Тигра. Та Ци, если можно так выразиться, является кастеляном на Теланджанге, куда в первую очередь нам и следует отправиться, чтобы выяснить, где же находится этот полуостров.
— Гм! Заключим пари?
— Нет.
— Сперва послушайте. Я готов поставить пятьдесят, даже сто фунтов на то, что он нам ничего не расскажет.
— Спорьте лучше с Квимбо, сэр!
— Вы что же, вправду считаете, что мне пристало спорить с кафром? Нет, вы действительно хотите ехать со мной и освободить минхера Бонтвернера?
— Да, и я верю в удачу!
— Прекрасно! Когда же мы выступаем?
— Завтра поутру, с отливом.
— Яхта готова уже сейчас.
— Подобное предприятие не терпит спешки, необходимо подготовиться.
— Ну, что ж… А ваш Квимбо едет тоже?
Квимбо ответил за меня:
— О, прекрасный, добрый, мужественный Квимбо едет с вами! Он освободит минхера Бонтвернер и убьет всех Китай, Малай и всех пиратов.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления