Несколько лет назад, в Австрии, одна престарелая дама задала мне такой вопрос:
— Верно ли, что в вашей стране дело идет к отмиранию семейных устоев?
Сейчас вместо ответа я могла бы выложить перед ней груды писем с именами и фамилиями. Они свидетельствуют, что семья не только не отмирает, а как раз наоборот, — даже там, где она была разрушена войной, родители, дети, братья, сестры стремятся вновь собрать ее. Родственные чувства так живы, так сильны! Люди ищут не только близких, но и дальних, самых дальних родных. И если бы я взялась объявлять розыск всех тетей, дядей и внучатых племянников, то я бы окончательно утонула в бурном потоке родственных чувств.
Получила открытку от десятилетнего школьника Бори Ткаченко. «…Вы говорили в передаче, что одну женщину мучает совесть… Что это означает? Не можете ли дать точное определение?»
Стала я искать «точное определение». Нравственные страдания? — не слишком понятно для мальчика. Пушкинский «когтистый зверь, скребущий сердце» в данном случае тоже не подходит. Написала то, что мне. показалось более понятным для современного советского мальчика: муки совести — это самокритика.
Весны еще нет, но солнце светит вовсю. Тени на снегу стали четкими и синими, отражают синеву неба. Начало марта. Всегда было так: Восьмое марта — это первые цикламены за стеклами цветочного магазина, это желтые ветки мимозы, привезенные с Кавказа для женщин. Мамин праздник — день, когда даже мальчишке не стыдно приласкаться к матери.
Но в нынешнем году праздник для меня окрашен печалью. Обступили меня горестные письма:
«…Мама сидела на полу убитая. Дом горел».
«.. Мама была тяжело ранена и умерла. Могилу ей мы выкопали в сарае».
«…Мать лежала возле крыльца, с разбитой головой… примерзла к земле, откололи вокруг нее лед, завернули в белую материю, за домом выкопали яму, без гроба закопали».
В памяти тех, кто вырос без семьи, образ матери остается живым и прекрасным:
«Мама у меня была красивая, с длинными, толстыми косами».
«Мама у меня молодая, очень ласковая. Я однажды ударилась об дверь, и она плакала, что мне больно».
Сколько нерастраченной нежности в словах:
«Так хотелось бы иметь свою мать, чтобы за ней ухаживать и уважать ее».
«Была бы у меня мать, пусть старенькая, седенькая..»
Многие дочери начинают особенно настойчиво искать мать после того, как у них появляются собственные дети.
«Теперь у меня дочка есть, и я понимаю, как моей маме тяжело было потерять меня».
«Хотя я сама стала мамой, но мне мама все равно нужна».
С болью пишет о том, что не знал материнского тепла, и сорокалетний мужчина, просит найти мать, которой сейчас, если она жива, около семидесяти лет.
На Новодевичьем ухаживает за могилами тетя Шура, пожилая уборщица. Она так нагляделась на человеческое горе, что с первого взгляда словно измеряет его глубину:
— Ну, та вдова недолго к нам будет ходить. Слишком кричит. Откричится и успокоится.
Мельком взглянув на женщину, идущую за гробом, тетя Шура сказала:
— Еще одна мать хоронит… Сегодня вторая.
— Как вы узнали, что это мать? — спросила я.
— Ну что вы? Материнское горе сразу отличишь. Оно особенное — материнское.
И я теперь, как тетя Шура, с первых слов письма узнаю, когда пишет мать. Потому что и слова у нее особенные — материнские.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления