Онлайн чтение книги Немцы
18

Осенью Татьяна Герасимовна и Лаптев, чтобы не остаться в долгу у соседей, праздновали свадьбу. Народу набралось — полный дом. Лаптевская теща с ног сбилась, чтобы всем угодить. Гуляли два дня; закуска, брага и водка не сходили со стола. Но все же соседки судачили:

— Это что же за свадьба, когда молодые уже нажились вдоволь, вместе наспались? Того интереса уже нету.

Татьяна Герасимовна, когда узнала об этих пересудах, рассердилась, а Лаптев захохотал.

— Знаешь одну восточную сказку, как дед с внуком вели осла с базара? Сперва внук ехал, потом дед ехал, потом оба сели, потом осла на себе потащили, и все никак не могли на людей угодить. Вот и нам, видно, придется развестись, а потом снова свадьбу справить и тогда уже со всеобщего благословения лечь вместе.

— Верно, на каждое апчхи не наздравствуешься, — согласилась она и махнула рукой.

Как и прежде, Татьяна Герасимовна вставала чуть свет и иногда, не дождавшись, пока проснется муж, уходила к себе в контору. Ее место на постели тут же занимала Нюрочка.

— Папка, пусти меня к себе, — просила она, моргая заспанными глазами.

— Ползи, — соглашался Лаптев.

Он очень привязался к девочке. Была она смешная, живая, ласковая. У нее уже выпали молочные зубы, коренные не росли, и щербатый рот очень смешил и умилял Лаптева. Он выучился заплетать ее белобрысые волосенки в маленькую косичку-хвостик и причесывал Нюрочку, когда матери и бабки не было дома.

— Пап, правда мы с тобой, как рыба с водой? — спрашивала Нюрочка.

— Правда. Ты рыба, а я вода. Нет, пожалуй, ты вода, потому что у тебя всегда нос мокрый.

Когда вечером Лаптев возвращался домой, она вертелась и терлась около него, как котенок. Он приносил ей с базара леденцового петуха на палочке или конфеты, сваренные из сахара и уксусной эссенции. То и другое было довольно противным, но Нюрочка сосала с удовольствием. «Какой все-таки умный ребенок», — думал Лаптев, наблюдая за Нюрочкой, которая с несвойственным детям тактом понимала, когда можно лезть к отчиму, а когда нет. Если он читал или писал, она подолгу сидела около него и делала вид, что играет с куклой, но как только Лаптев окликал ее, кукла летела в угол.

Он всегда питал слабость к детям и опасался, что Татьяна, может быть, и не захочет иметь больше детей, но она сказала простодушно:

— Смотри, тебе кормить-то. Давай, хоть штук до пяти догоним, потом остановимся.

Пока Лаптев ждал своих детей, он баловал Нюрочку. А вот отношения с Аркашкой никак не налаживались. Любимец матери, озорник и своевольник, смазливенькии Аркашка долго дичился и исподлобья поглядывал на отчима. Лаптев старался не подавать вида, что замечает это, и выжидал, когда Аркашка сдастся и заговорит по-хорошему. Татьяна пыталась потихоньку внушить сыну, что тот должен уважать и слушаться отчима, но Аркашка только буркнул ей:

— Ты с ним женилась, ты и слушайся!

Но однажды, когда мать собралась отлупить его за какую-то проделку, а Лаптев заступился и выгородил Аркашку, тот помягчел.

— Ишь какая! — шепнул он Лаптеву. — Привыкла командовать. Ты тоже, смотри, ей не поддавайся.

— За меня не беспокойся, — засмеялся Лаптев. После этого он несколько раз брал с собой мальчика в поездки по участкам и в лес.

— Я бы с тобой вовсе подружил, да ты курить не даешь, — признался Аркашка. — Немцам своим даешь, а мне жалеешь.

— И не дам. Тоже мне курильщик! Ты, может быть, еще и жениться хочешь?

— Нет, я с девками не знаюсь. Нужны они мне! — сплевывая через губу, отозвался Аркашка.

Когда начались занятия в школе, Лаптеву досталось нелегкое дело: заставить мальчишку, с трудом переползшего в пятый класс, делать уроки, было невозможно.

— Сиди ты спокойно, — старясь подавить раздражение, говорил Лаптев пасынку. — Что ты вертишься, словно шилом тебя тычут?

— Да съезди ты ему по затылку! — окликала из соседней комнаты Татьяна.

— Бить не стану, а в кино ты у меня больше не пойдешь, понял? Решай задачу, пока от матери не влетело. Давай, я тебе умножение сделаю, а дальше ты сам.

— Ну и терпение у тебя! — удивлялась жена. — Я бы давно из него лучины нащепала.

Но если не считать постоянных столкновений во время приготовления уроков, Лаптев с Аркашкой все же подружились.

— Шалые вы оба! — делая вид, что сердится, говорила Татьяна Герасимовна, когда они затевали возню, вовлекая в нее и Нюрочку, катались по постелям и мяли одеяла.

Аркашка входил в азарт, весь красный, растрепанный, петухом налетал на Лаптева; тот, улыбаясь, в два приема клал его на лопатки, а Нюрочка радостно визжала. Лаптев теперь частенько ловил себя на мысли, что ему уже не хочется, как прежде, допоздна задерживаться в лагере, что его тянет домой, к Татьяне и ребятам. Он очень огорчался, когда не заставал жену дома, но всячески пытался скрыть это от тещи. Но та все замечала.

— Хоть бы ты, Петя, разок проучил ее, дуру. Подумай, опять с ночевкой в лес укатила. Ну ладное ли дело замужней бабе дома не ночевать?

— Что же сделаешь, если у нее такая работа? — немного сконфузившись, отвечал Лаптев.

— Скажи, пожалуйста, работа! Да разве другие-то не работают? Тоже начальством оба называетесь, а только и знаете, что день-деньской не жравши где-то рыщете. Ну, ты уж ладно, все-таки мужик. А она что? Какому мужу понравится, если баба по трое суток дома не бывает?

— Если бы она мне не нравилась, я бы и не женился, — шутливо отмахивался от тещи Лаптев. — Она, мама, современная женщина.

— То-то современная, а ко времени никогда домой не поспеет. Гляжу я на вас: непутевые вы, все у вас не как у людей!

Теща распекала Лаптева, а соседкам потихоньку хвасталась:

— Зятек у меня — чистое золото! Не пьет, курит самую малость, а чтобы матом или еще как обругаться — Боже упаси! Покойник Танин, Федор, бывало, как напьется, и Татьяну, и меня матом распушит, а этот улыбается все. А уж Нюрку избаловал начисто, закормил конфетами.

— Счастье, счастье твоей Татьяне, — поддакивали соседки. — Сейчас бабы рады хоть какого-нибудь завалященького мужика найти, а она, гляди, какого отхватила: и моложе себя, и морда у него такая симпатичная! Пущай держится за него обоими руками, а то по нонешнему времени, того и гляди, отобьют.

— Не, не отобьют, он у нас самостоятельный, — солидно говорила лаптевская теща.